Ну что же вы, Рошфор?..

      Когда он добрался до Ангулема, солнце перевалило далеко за полдень.       Рассудив, что его преосвященство сейчас наверняка у вдовствующей королевы – Мария Медичи блюла приличия и не оставляла Армана на ночь – Рошфор поскакал прямо к резиденции ее величества, словно все черти преисподней палили ему пятки. Тревога не отпускала, тратить драгоценное время, чтобы заехать на постоялый двор, где Армана, скорее всего, уже нет, Рошфор счел непозволительным.       Резиденцией ее величества служил дворец герцогов Ангулемских, чьи белые зубчатые башни, усиленные контрфорсами, виднелись чуть ли не с опушки Лимузенского леса.       Вблизи бутовый камень, из которого был построен замок, уже не казался белым – скорее, серо-коричневым, как будто круглый кусок мела кто-то основательно пошоркал о глину. Хотя чистота стен Рошфора не волновала – гораздо больше его заботило отсутствие плюща или иной растительности на круглом боку широкой и приземистой башни, где обитала Мария Медичи. Впрочем, приземистой башня выглядела по сравнению с другой – фланкированной башенками с пинаклями*, ныне несущими флаги вдовствующей королевы, – в два раза превосходя высотой дом, где квартировал покойный маркиз дю Боск.       Зато башня королевы была угловой – меньше глаз, могущих проследить, как граф, в какой уже раз за последние дни, лезет на стену.       Объясняться со стражей, придворными и секретарями королевы, доказывая необходимость немедленной аудиенции, Рошфор не хотел – время дорого.       Выщербленные швы меж громадных каменных блоков служили отличной лестницей – он быстро одолел высоту в два этажа. Наградой ему послужил возглас «Арман!», произнесенный высоким женским голосом. Рассудив, что он на верном пути, Рошфор удвоил усилия, и вскоре до окна спальни Марии Медичи осталось не более десяти футов.       – Арман, я подписываю приказ о наступлении! Если этот мерзавец – мой сын – хочет нас разлучить, я просто так не сдамся! Если он хочет войны – будет ему гражданская война! – от этих слов Рошфор похолодел, а руки взмокли.       – Хочет вторую Варфоломеевскую ночь – получит! Не будь я Медичи! – никогда бы Рошфор не заподозрил в добродушной королеве таких запасов свирепости.       – Ваше величество… – робко и умоляюще – тоже открытие для графа – произнес епископ Люсонский. – Ваше величество, я умоляю вас повременить.       – Арман, вы так спешите на виселицу?       – Но ваше величество…       Рошфор перевел дух и полез дальше. Вытерев руку о камзол, он потянулся к следующей щели, как вдруг камень под пальцами треснул и раскрошился – не рухнуть вниз стало той еще задачей. Удержавшись на двух точках опоры, граф оглядел стену внимательней и заметил, что поверхность здесь более гладкая – разницу между швами и камнем съел ветер, выглаживающий кладку там, где ее не защищает крепостная стена.       Пока он лез, небо заиграло вечерним багрянцем. Стены Ангулемского замка тоже окрасились в закатные тона.       Извилистая лента Шаранты пересекала панораму наискось, сверху вниз, теряясь в темном массиве Лимузенского леса.       Рошфор прекратил любоваться окрестностями и повернулся к стене.       Зацепиться было не за что, верхний слой камня крошился под пальцами. Вздохнув, Рошфор вытянул из-за голенища наваху и с размаху всадил в стык меж камнями. Подтянувшись, он долго выбирал упоры для ног, внимая разговору наверху:       – Арман, я пекусь прежде всего о вас! Мне, благодарение Всевышнему, петля не грозит!       – Ваше величество, мир в королевстве – долг его величества, я надеюсь, что ваш сын выше мелкой мести…       – Арман, вы не знаете моего сына так, как знаю его я! Вам мало ссылки в Авиньон? Может быть, вы не рады, что она наконец окончилась? Может быть, вам было лучше там одному, без меня? – в голосе королевы зазвучала обида.       – Ваше величество… Моя дорогая… – голос Армана зазвенел и прервался. – Я думал о вас каждую минуту нашей разлуки! И каждая минута казалась мне вечностью!       «Так-то лучше, – подумал Рошфор, нащупав опору для правой ноги. – Вечность лучше петли…»       – Моя дорогая… – грудное мурлыканье епископа и в Рошфоре вызвало волнение, что уж говорить о королеве.       – Арман… Вы мешаете мне писать…       – Ах, простите! Не думал, что мне придется выдерживать конкуренцию с пером и приказом о наступлении… Но ваши руки так прекрасны, что я, право, ничего не могу с собой поделать…       – Льстец.       – Моя королева… Если вы не доверяете моему языку, могу предложить более весомый аргумент…       – Арман… Бесстыдник!.. Спрячьте свой аргумент и дайте мне поставить подпись...       Рошфор почувствовал, что краснеет. Заторопился, следующий удар вышел неточным – клинок скользнул по камню, не воткнувшись, и Рошфор едва не загремел вниз – на каменные плиты двора.       Извернувшись, он прилип к камню, цепляясь за крошечные выемки. Еле переведя дух, снова выбросил руку с ножом, прицелившись более старательно. Глубоко загнал лезвие, подтянулся – из-под сапога посыпалась каменная крошка.       Бум, бум! – загремело по металлу. Рошфор скосил глаза вниз – по двору шагали двое солдат в блестящих шлемах – стража! Крошево сыпалось прямо им на голову.       – Не смотри наверх, олух! – донеслось до затаившего дыхание графа. – Опять эта птичка Божия в глаза нагадит – ослепнешь еще!       – Что за тварь… – поддержал его товарищ, и стражи миновали башню, громко топая по брусчатке.       Рошфор не сводил глаз с их блестящих металлических макушек, пока солдаты не повернули за угол. Выдохнул и полез дальше.       Нащупывая опору левой рукой, он почувствовал, как по пальцам забарабанили камушки.       Поднял голову – большой сизый голубь таращил на него свои красно-желтые глазки. Птичка Божия удобно устроилась в крупной выщерблине футах в двух от Рошфора.       Граф поднажал. Птичка гневно на него глядела, расшвыривая клювом каменную крошку. Кое-что попало за шиворот.       – Сгинь, – прошептал Рошфор, адресуясь птичке. Голубь и не подумал исчезнуть, наоборот, удвоил усилия, не напугала его и пятерня Рошфора, ухватившаяся за каменный выступ в дюйме от птицы.       – Буль-буль-буль, – нежно сказал голубь и долбанул по руке клювом. Рошфор шепотом помянул Сатану и всех присных его. Голубь посмотрел на него с укоризной и долбанул еще раз. Что-то знакомое почудилось Рошфору в его взгляде. И шейка так знакомо отливает лиловым…       – Ну погоди же, – мысленно пообещал птице Рошфор и поскорей подтянулся повыше. Повиснув на левой руке, он кулаком снес голубя с карниза. Птичка возмущенно забулькала, взметнулись мелкие перышки, закружили перед лицом. Заложив вираж, голубь скрылся, от души нагадив на брусчатку – Рошфор порадовался, что не ему на голову.       – Арман… Что вы делаете… – меж тем доносилось сверху иное воркование.       – Моя королева, смеет ли самый ничтожный из ваших подданных просить…. Нет – умолять вас о снисхождении…       – Арман, вы уже столько всего посмели, что разговоры я нахожу запоздалыми, – с этим Рошфор был согласен, однако воспоследовавшие звуки не способствовали его покою: полузадушенный писк, стон. И скрип кровати.       Рошфор ощутил, что цепляется за каменную кладку не только конечностями, но и кое-чем еще. Уныло оценил расстояние до окна – с такой скоростью он явится как раз к концу, судя по шуму.       Или нет.       Или не явится.       В лицо ударил воздух, мимо пронеслось что-то сизое – голубь решил вернуться! Дернув плечом, чтобы уберечь рукав от птичьего дерьма, Рошфор едва не свалился, проехав лицом по каменной кладке.       Темное пятно Лимузенского леса вдруг взметнулось вверх, дернулась серебристая змея Шаранты, распласталась поперек.       Рошфор зажмурился. Шум ветра, скрип песка под пальцами, всхлипывания и стоны сверху…       Собирая языком кровь, бегущую по щеке, Рошфор пообещал себе потом – когда все закончится – вернуться сюда с мушкетом и разнести голубя в кровавые ошметки. Эта мысль помогла снова открыть глаза и забраться на потерянную позицию – почти под окно спальни.       Сверху стало тихо – наверное, закончили, пока он сражался с голубем.       Последний отрезок.       Выбросил руку, зацепился за раму и лег животом на окно.       Душная, сладко-приторная полутьма.       Рошфор не сразу понял, на что именно смотрит – что-то светлое извивалось в ворохе темных покрывал.       Спустя миг Рошфор опознал узкую, жилистую – словно свитую из ремней – спину епископа Люсонского, среди шелков и кружев монаршей постели. Саму королеву не было видно – лишь круглое розовое колено в облаке оборок.       – Арма-а-а-ан… – истомно, сладко донеслось из облака. – Perfetto…       Спина задвигалась быстрее. По худым плечам зазмеились темные пряди. Рошфор понял, что все легионы Шомберга не сдвинут его с места и не заставят отвести взгляд. Но из-под сапога предательски посыпалась крошка.       Стремительный разворот – глядят в упор бешеные глаза, в руке кинжал, другая судорожно натягивает простынь на чресла:       – Рошфор?! Тысяча чертей, что вы тут делаете?       – Арман?.. – в голосе Марии Медичи ни капли испуга – лишь любопытство.       Рошфор кувыркнулся через подоконник – разумеется, зацепившись кое-чем, что распирало штаны, и поскорее преклонил колено, опустив глаза и протягивая письмо короля – как индульгенцию на вторжение.       Когда ему велели встать, Арман уже завязывал пояс синего шелкового халата, а Мария Медичи выглядывала из пены голубого атласа и кружев.       – Как я понимаю, вопрос в том, подлинное ли это письмо или подделка, – нахмурился Арман, пробегая глазами драгоценный листок. – Ваше величество?..       Мария Медичи поднесла листок к глазам, прочитала, повертела туда-сюда.       – Я уверена, что подлинное, но лучше убедиться как следует.       Повинуясь повелительному жесту, Арман зашарил рукой за огромной кроватью. Потом перед кроватью. Виновато глядя на королеву, запустил руку под перины и покрывала – не выудил ничего, кроме чулка – судя по всему, мужского.       Королева вздохнула и присоединилась к поискам.       Перед глазами Рошфора поочередно предстали: еще три чулка, нижняя юбка с вышивкой, парчовый корсаж, верхнее платье из голубой тафты, две пустые бутылки, кожура от мандарина, подштанники, мужская сорочка с разорванным воротом, черные бархатные штаны и лиловая сутана, – безжалостно отвергнутые ищущими.       – Да что же это такое! – королева топнула ногой.       Раздался треск.       Арман стремительно нагнулся и поднял с ковра очки с погнутой дужкой.       – Вот они! Сейчас, ваше величество… – он выпрямил дужку и с поклоном вручил очки королеве.       Мария Медичи надела очки и принялась внимательно разглядывать подпись.       – Ну конечно же, Арман, это рука моего сына! – сказала она. – Он так загибает петлю в первой букве своего имени, что туда могут поместиться все Бурбоны, начиная с Робера Французского! Сколько гувернер его за это порол! И все без толку. Так и загибает.       – Итак, вы уверены, моя королева… – Арман взял ее руку, держащую письмо, и почтительно поцеловал. – Его величество не хочет вам зла…       – В самом деле, – усмехнулась Мария Медичи. – Мне чувствовать себя польщенной? Ладно, я отменяю приказ о наступлении – Шомбергу ничто более не угрожает. Что ж, поедем в Анжу, мой епископ…       Королева потрепала его по щеке, а потом обратилась к Рошфору:       – Благодарю вас, граф! Корона не забудет ваших заслуг, – с этими словами Мария Медичи поманила его к себе.       Когда он поднялся, подошел и наклонился, попав в облако терпко-сладкого тревожащего запаха, она вложила ему в руку небольшой бархатный мешочек, где таинственно зашелестело.       – Ваше величество… – он поцеловал пухлую розовую руку, чувствуя головокружение – видимо, сказывалось напряжение последних дней.       – Что ж, пойду объясняться с Эперноном – он спит и видит взятие Парижа… – она поплотнее запахнула атласное одеяние и величественно выплыла из комнаты.       Когда дверь за королевой закрылась, Арман метнулся к столу и схватил приказ о наступлении. Рвал его с такой страстью, что Рошфор вспомнил про своего голубя.       Но стрелять уже не хотелось. Рошфор потянул с ковра простыню.       – Я могу быть свободен?       – Ну что же вы, Рошфор? – удивился Арман, отбрасывая клочки уничтоженного документа.       – За сим разрешите откланяться! – Рошфор перебросил ногу через подоконник. – Не стоит благодарности!       Простыни, которую он привязал к ножке кровати, едва хватило до середины башни. Подняв руку, Рошфор хватил ножом по полотну, вцепившись в отрывающийся кусок. С треском свалился наземь, выгадав еще футов пять.       Упал удачно – спружинив плечом, два раза перекувыркнулся и через миг был уже на ногах.       – Ну что же вы, Рошфор… – растерянно повторял из окна епископ Люсонский. – Ну что же вы…       Появление Рошфора в ставке епископа произвело фурор.       – Хвала Мадонне, вы вернулись! – причитал Дебурне, трогая его за рукав.       – Вы целы? Что у вас с лицом? – потянулся к его скуле мэтр Шико.       Жюссак сгреб в объятия:       – Мы уже к войне готовимся, Дебурне уложил всю одежду, я все клинки наточил.       – Войны не будет, – стирая со щеки кровь, громко возвестил Рошфор. – Ее величество едет управлять провинцией Анжу.       – Лакомый кусочек, – хмыкнул Жюссак. – Ну, заживем как люди!       – Наконец-то… – забормотал камердинер. – Сколько можно штопаные чулки носить – перед людьми стыдно…       – Не ворчи, старик! – расхохотался Жюссак. – Готовься купаться в роскоши!       Дебурне недоверчиво качал головой.       – Я бы прямо сейчас искупался, – заметил Рошфор. – Не в роскоши, а в воде. Желательно, в теплой.       – Сейчас, сейчас, – Дебурне посеменил на кухню.       Вскоре вымытый, переодевшийся и накормленный граф играл в шахматы с мэтром Шико и старательно отказывался выдавать подробности своего вояжа.       – Еще вина, сударь? – порхала вокруг судомойка – ее счастью с женихом перестала грозить война. – Лучшее в городе анжуйское, такого и у ее величества не найдете!       – Ее величество предпочитает бургундское, – заметил Рошфор, вспомнив бутылки в спальне у королевы.       В глазах мэтра Шико мелькнуло почтение, но Рошфору это не помогло – проиграв третью партию подряд, он решил отправиться на боковую, не дожидаясь прибытия епископа.       Поднимаясь по скрипящей лестнице, он уже зевал во весь рот.       Закрывая за собой дверь, Рошфор слишком поздно почувствовал присутствие в комнате чужого.       Страшный удар по голове.       Темно стало.       Ничего не стало. *Пинакль - конус с шариком наверху у декоративной башенки.