Создатель мира, Кетцалькоатль. Представительница первобытного моря Тиамат. Воплощение хаоса, Левиафан. Олицетворение засухи, Вритра. Отец всех чудовищ, Тифон. Зверь, который угрожает солнцу, Апофис. Змей, предвещающий апокалипсис, Йормунганд. Разрушитель всего сущего, Кур. И второе пришествие, Зак Сатердей.
***
Пусть этот лес станет погребальным костром, чтобы даже человечество могло сгореть дотла. Зак промчался вприпрыжку по городу. Он провёл рукой по дереву, и кожа его ладони зацепилась за неровную кору. Там, куда попала его кровь, она воспламенилась, и вскоре все растения были охвачены ярко-оранжевым пламенем. Тлеющие угольки ликующе перепрыгивали с ветки на ветку, с листа на лист, с корня на корень, и всё, что было в его мире, горело. Позади него танцевал Утнапиштим, рука об руку с элоко. Когда загорелись деревья, загорелись и их искорёженные тела, и дым закрыл луну. — Вы будете свободны! — пропел Утнапиштим. — Билуда, Гитлам. Вы воссоединитесь в загробном мире. Ах, Сагми, Шухалла, ваши родители так по вам скучали! О, давайте возьмёмся за руки и споём! Хвала возвращению великого и славного Кура! Сами элоко, лишённые разума, вцепились в тело Зака. Их длинные, хищные когти скользнули по его коже; зубы мягко сомкнулись на его конечностях. Безмолвно они просили, они умоляли его наполнить их желудки огнём. — Всё в порядке, ребята, — сказал Зак. Он схватил одного из горящих существ за запястья и покрутил её вокруг себя. Огонь не опалил его — как такое может быть? Она принадлежала ему, как элоко, как этот лес, как этот мир. — Широко улыбнись мне, ладно? Она рассыпалась пеплом, просыпавшись у него между пальцами, и он рассмеялся. Неописуемое чувство поднялось в его груди, что-то среднее между горем и восторгом. Он скорбел, а его смехом пробивался сквозь клубящийся дым. Он отправил своих детей в забвение. Он отослал их подальше, куда-то, находящееся вне его контроля. Он отправил их туда, куда не мог последовать сам. Каким это было радостным событием — превратиться в пепел и проложить путь для чего-то нового! Сегодня был праздник в его честь, а здесь было празднование. Одно дерево, два дерева. Десять, потом дюжина, потом ещё дюжина, ещё дюжина. Гори! Всё происходило в соответствии с этим циклом. Созидание, сохранение, разрушение. Жить означало умереть. Умереть — значит прожить! Если так, то приходить было так же радостно, как и уходить. Появление и уход были одинаково радостными. Начать означало закончить, а закончить означало начать. Змей, кусающий себя за хвост. Пламя, бушевавшее до самых небес, легко расступилось перед своим хозяином. Мир родился в огне и однажды снова погибнет в огне; то же самое можно сказать и о долгом существовании Зака. Его пламя существовало для этой цели. Он дал начало этим деревьям, этому лесу; было вполне естественно, что их существование закончится от его руки. Воспоминания возвращались к нему. Как лёд, тающий при первых весенних днях, маленькие осколки памяти проплывали мимо, растворяясь во всём его существе. Рождённый в первобытном море, он уже много раз пересекал эту землю. Мало-помалу к нему возвращались воспоминания о путешествиях. Скоро он снова станет цельным. Всё было бы хорошо. Он разослал призыв по всему лесу, и его армии уже выступили. Ещё одно дерево вспыхнуло пламенем. — Эй, Утнапиштим, — крикнул Зак ему в спину. — А как насчёт тебя? При звуке своего имени старый лемуриец опустился на колени. — Утнапиштим хочет пойти туда, куда идут элоко. Он прожил достаточно долго. — Конечно, — сказал Зак, улыбаясь. Он взял иссохшие руки лемурийца в свои, поцеловал его в лоб и благословил на конец. Кожа, плоть, кости и мозг — всё было объято пламенем, и остался только пепел. — Счастливого пути, Утнапиштим.***
Если вернуться к предшествующим событиям. Аргоста грубо оторвали от контроля нейропаразита. Сила Змея была подобна извержению вулкана, но он стиснул зубы и удержал разум мальчишки. Продолжая управлять телом ребёнка, он спустился с трона, прошёл мимо нагов, чьи глаза были обращены к дыму вдалеке, и вошёл в лес, который был охвачен пламенем. Голос звал его –он всегда был рядом. Мысль о том, что кто-то стоит над ним, наполнила Аргоста чувством ярости. И чтобы это был тот самый ребёнок! Тем не менее, он цеплялся за человеческое дитя и наблюдал, как нейропаразит направляется туда, куда его призывали. Мальчик карабкался по узловатым корням, под тяжёлыми ветвями и мимо умиротворённых элоко, в глазах которых горел огонь, пока не вышел на поляну, которая раньше была дорогой между двумя зданиями. Там стоял Зак Сатердей. Он улыбался, безмятежный, несмотря на ад, бушевавший у него за спиной. Он протянул руку. Связь Аргоста прервалась с резким приступом боли. Он хмыкнул и сдёрнул с себя шлем управления, потирая звенящую от боли голову. За иллюминатором его корабля горел лес. Мунья и Син-Син зачарованно наблюдали за этим, но они повернулись к Аргосту, когда он поднял Клык. Оба были в масках его производства, терра прета, которые должны были защитить их от воздействия мальчишки. Было горько признавать это, но Аргосту уже приходилось сталкиваться со Змеем лицом к лицу, и он не совершит одну и ту же ошибку дважды. — Кажется, наш маленький друг проснулся, — сказал он, разглаживая свой плащ. — Давайте пойдём и напомним ему, что в его сердце бьётся человеческое сердце.***
— Иди к хуаке. Туда, иди! — Вади подтолкнула его в ту сторону. — Только ты можешь сделать это. Фрэнсис вздрогнул, всё ещё не оправившись от своего кошмара. Не было никакой разницы между ужасным ощущением смерти и разрушения там и здесь. Повлияли ли испарения и дым на его сновидения? — Но огонь… и Зак… Она уже бежала в противоположном направлении. — Иди, Фрэнсис, а потом найди нас! Ты должен! Он повернулся и побежал к хуаке. Его сердце бешено колотилось. В нём прснулся какой-то давно забытый первобытный инстинкт. Он никогда не чувствовал себя таким диким, как сейчас; он бежал так, словно спасал свою жизнь.***
— Кур — милосердное существо, которое исполняет желания тех, кто попадает под его крыло. Это милосердие означает смерть. Ложь — наги говорили ложь; их ядовитые рты были полны ею. — Мы даруем вам бессмертие без ущерба для ваших душ. Ваши души просто больше не будут принадлежать вам. Как будто у них был выбор, раз они стали монстрами, привязанными к хозяину. Как будто Кур не призывал их разрывать человеческие тела на части! Они были рабами его разрушительных капризов — между Наакалом и Шумером существовало много цивилизаций, и многие из них потребовались лемурийцам, чтобы научиться отражать зов Кура. — Единственная цена, которую ты должен заплатить, — это время, необходимое для завершения ритуала. Все существа, связанные с магией земли, становятся рабами Кура как нечто само собой разумеющееся. Это свойственное качество, о котором нет необходимости упоминать. Наги были теми, кто заманил их в рабство, почти уничтожив человеческую расу. Если бы они не прервали ритуал, когда это сделали, вся их деревня стала бы немногим больше, чем монстрами, в ошейнике и на цепи у тёмного монстра, великодушного только в разрушениях, которые он сеял. — Это не причинит вам вреда. Мы хотим, чтобы вы умерли. А потом, в наказание, их люди превратились в безмозглых зверей. Как презрительно, как бессердечно! Как мало эти монстры ценили жизни других людей. Аполлион изрядно погоревал. Его бессмертие было проклятием, а не благословением; он не мог забыть все человеческие жизни, которые он пережил, и он будет сожалеть об этом до конца своих дней. И снова Кур разрушал. Когда нити магии, скрывавшие Наакал от мира, оборвались и истрепались, из древнего леса начал подниматься дым. Мир наполнился запахом горящей плоти, воздух был наполнен криками, а едкий дым заполнял их лёгкие с каждым вдохом. Это чудовище, отвратительный Змей, заканчивал то, что начал. Очень немногие из них пережили нападение нагов на Шангри-Ла. Там был Аполлион, их лидер, Филос, их военный министр, и Утнапиштим, который остался в Наакале, чтобы искупить свои грехи. Нелепо! Какие грехи? Им лгали, их обманули, и единственным преступлением, которое они совершили, была их наивность. Аполлион скорбел. Филос тоже опустился на колени в молитве, но это было бесполезно. Не то, чтобы их старые боги всё ещё улыбались им теперь, когда они стали слугами Кура. Большинство из них были потеряны, когда наги отбросили напускную доброту и начали истреблять народы мира, всех, кто бросил вызов воле их хозяина. Тогда они снова заискивали перед людьми, и, несмотря на предупреждения лемурийцев, Гильгамеш, их король, принял вероломную помощь нагов. Они получили возможность накладывать защитные чары на человеческие города-государства, наги же, заключившие союз с людьми, когда раскрывали свои истинные намеренья, уже не могли напасть. Похоже, предательство нагов было не просто показухой. Змей был убит совместными усилиями почти всех говорящих существ в мире. Это был радостный день, но и горько-сладкий, потому что в глубине души наакалийцы знали, что однажды Кур вернется. Когда король людей обратился к ним с просьбой о помощи в организации ловушки для любого, кто осмелится погнаться за силой и славой Кура, они с радостью предоставили ее. Это была их ошибка. Наги напали на них в Шангри-Ла, превратив предателей в своих союзников, утверждая, что мстят Куру за каждую истреблённую расу, которая осмелилась помочь людям. Это была настоящая бойня. В тот день они потеряли почти всех. Но, по крайней мере, они ослабили нагов, чтобы те не смогли напасть на людей. Лучше бы численность лемурийцев, которые уже были монстрами, сократилась. Это было единственным спасением. Аполлион вспомнил, как его братья истекали кровью у него на руках. Теперь остались лишь немногие, кто вообще помнил Наакал. Молодые люди, цеплявшиеся за это место, были скорее животными, чем людьми, их трансформация завершилась, и они забыли прошлую жизнь своего народа. Они были невинными созданиями, жизнерадостными и совсем не походили на людей. Аполлион знал, что если бы его убили, он стал бы таким же, как они, забыв обо всём, что потеряли. Ах, какими глупыми они были. И Утнапиштим, бедный Утнапиштим, винил себя. Путь в Наакал открылся перед ними, как по приглашению. Магия рассеялась. За тропинкой, проторенной среди растений, находилось чудовище, которого они поклялись усмирить. Лес горел. Их люди были мертвы. Аполлион мог только надеяться, что они мертвы навсегда, прошлое позади, пока Филос рыдал у его ног. Ему было жаль, что он не смог их спасти. Но он не преминул бы спасти человечество, свой народ. Лемурийцы поклялись отомстить, они поклялись защитить, они поклялись противостоять чудовищу, которое поработило их. И вот, когда они почувствовали его зов, когда жар окутал их и поселился под их шерстью, они оскалили зубы и, как единое целое, двинулись вперёд. (При этом один из них бежал впереди всех.)***
— Зак! — Вади бросилась к нему, широко раскинув руки. — Не уходи. Остановись и поговори со мной! Зак, её дорогой друг! Не монстр внутри его тела. Выражение его лица было холодным, чужим, он смотрел на неё без всякого узнавания во взгляде. Мгновение назад он был рад, а в следующую минуту — холоднен, но, несмотря на это, в нём не было ничего человеческого. Она выкрикнула его имя, пытаясь вернуть к себе своего дорогого друга. — Мне нужно кое-что сделать, — сказал он, — поторопись. Огонь вокруг них ревел, заглушая голос Вади. — Я знаю, что значу для тебя больше, чем это! Я знаю, что ты этого не хочешь. Его глаза светились, пылая силой, и в них была бездонная тьма. Таким, каким он был сейчас, одержимый призраками прошлого, он не узнавал её. Он протянул руку, и тлеющие угольки из леса полетели в его сторону. Светлячки. Они пульсировали красным светом и танцевали вокруг него. Безмолвно он звал существ в джунглях. Ей нужно было остановить его до того, как прибудет целая армия. Вади нахмурилась, затем приняла боевую стойку. Если слова и доводы разума здесь не сработают, тогда Вади была готова прибегнуть к силе. Она бросилась к нему, но он даже не взглянул на неё. Она подошла достаточно близко, чтобы схватить его за кофту, когда светлячки внезапно устремились в её сторону. Она отстранилась, и даже к лучшему — каждый молниеносный жук внезапно превращался в отвратительную красную пиявку и приземлился бы на неё, если бы она не отстранилась. Ударившись о землю, они снова перевернулись и снова поднялись в воздух. Ладно, это был пробный выстрел. Вероятно, ей следовало сделать это с самого начала. Она отцепила свой йо-йо и начала медленно раскачивать им по кругу, обходя Зака по периметру в поисках открытого места. Сверху донёсся визг, и инстинкты подсказали ей увернуться. Она перекатилась на бок как раз вовремя, чтобы увернуться от красного птерозавра, пикирующего на землю. Он опустился с такой силой, что его клюв погрузился в землю. Он изо всех сил пытался вырваться, хлопая своими огромными крыльями, создавая такой сильный ветер, что Вади пришлось прижаться к нему всем телом. С ужасным криком, похожим на скрежет гвоздей по классной доске, он высвободился и улетел обратно в клубящийся дым. Вади вздрогнула. Сила этого удара могла бы убить её в мгновение ока. Тем не менее, ему нужно было снова подняться в небо, прежде чем он сможет сделать это снова. В это время Вади рванула вперёд, ещё раз дотянувшись до Зака — и отпрыгнула с пути разбегающегося стада однорогих газелей. На тонких, проворных ногах они спрыгивали с горящих деревьев. Семь или восемь из них пронеслись по поляне, взбегая на деревья и падая обратно на землю. Как только они восстанавливались после падения — а это было совсем недолго, — они поднимали головы и снова атаковали её. Вади повернулась влево и вправо, услышала визг и отпрыгнула назад, чтобы избежать встречи с птерозавром. Неверное движение — она не смогла вовремя опомниться, острый рог зацепил рукав её куртки и поранил руку. Она закричала и схватилась за рану, но Зак не обратил на неё внимания. Когда она убрала руку от предплечья, оно было мокрым от крови. Она едва успела прийти в себя, как сквозь рёв пожара донёсся громкий треск. Оглянувшись, она увидела силуэт вырванного с корнем и отброшенного в сторону дерева, поглощённого бушующим пламенем. Из огня торчало несколько огромных рогов, за которыми последовали головы какого-то зверя, похожего на цератопса. Собравшись с силами, она бросилась вперёд — мимо того места, где стоял Зак, по-прежнему даже не взглянувший в её сторону, — чтобы спастись от топающих ног существ, качающих головами, ударяющих рогами по коре, разрывающих деревья в клочья. Светлячки, птерозавры, единороги, а теперь ещё и цератопсы. И ещё больше приближалось — земля под ней содрогнулась от низкого грохота шагов, ударяющихся о землю. Что-то ухватило её сзади за куртку и потянуло к небу. Она в отчаянии раскинула руки и, перекатившись, упала на землю. Она подняла глаза и увидела подошву массивной ступни, и отчаянно отползла в сторону, нога существа опустилась всего в нескольких сантиметрах от неё. Длинношеий динозавр неторопливо перешагнул через неё, к нему присоединились его собратья по обе стороны от неё. Она пыталась отдышаться, стоя на локтях и коленях, зажимая рану на руке. Он играл с ней, размахивал ею, как мешком с песком. Если бы он атаковал всеми сразу, было бы неважн, отбросят её или убьют — она сомневалась, что у неё хватит сил откатиться в сторону, если эта птица снова налетит на неё, — но он этого не сделал. Наконец, он повернулся в её сторону. Медленными шагами он направился туда, где она стояла на четвереньках. Она свирепо посмотрела на него, когда он опустился на колени перед ней. — Это не смешно, Зак Сатердей. Он схватил её слишком быстро, чтобы она успела среагировать. Это было ненормально для Зака, с которым она много раз сражалась и над которым всегда одерживала победу, но опять же, всё это было ненормально для Зака. Его холодные глаза впились в неё, и у неё по спине пробежали мурашки. Она собралась с духом и посмотрела на него в ответ, глаза её заслезились от яркости его пламени. — Ты действительно ничего не боишься, да? — сказал он. — Тебя не боюсь. Он рассмеялся, хотя в этом смехе не было веселья, и отпустил её. — Прекрасно, — сказал он, поворачиваясь. — Тогда иди и умри! Тебя подбросить? Длинношеий динозавр опустил голову, словно кланяясь, и Зак осторожно ступил на него. Это подняло его высоко в воздух. Прежде чем Вади успела ответить, птерозавр, хлопая крыльями, спустился вниз, схватил Вади за плечи и поднял её на спину одного из рогатых зверей. — Я могу идти, — запротестовала Вади, но её слова не были услышаны. Как единое целое, все собравшиеся монстры развернулись и зашагали к опушке леса, одержимые великой целью, управляемые единым разумом. Она посмотрела вверх и позади себя на армию с их горящими глазами, на пылающий лес, на элоко, которые разбились на пары и танцевали, на непоколебимое тело Зака, на однорогих антилоп, которые трусили рядом со зверем, несущим её, и у неё появилось дурное предчувствие. — Зак, — сказала она, сжимая кожистую чешую под собой. — Пожалуйста, не делай этого. Ты можешь подождать, пока мы все не соберёмся вместе! Тебе не нужно сражаться в этой битве в одиночку. Голова динозавра опустилась достаточно низко, чтобы они могли разговаривать. — Да? Что ты можешь сделать? Как будто насмехаясь над ней, он улыбался без всякой теплоты. — Тебе не нужно делать это в одиночку, — повторила она. — Это битва, в которой мы можем сражаться вместе. Ты мой друг, Зак! — Тогда умри за меня, — сказал Зак. — Иди и сражайся с нагами, лемурийцами и йети. Как далеко ты сможешь зайти? Совсем недалеко. — Это не похоже на тебя — быть таким ужасно холодным, Зак Сатердей. Он рассмеялся. — Разве недостаточно того, что ты всё ещё жива? Это были его последние слова, обращённые к ней, прежде чем он снова скрылся из виду.***
Один шаг, потом другой, и они устремились навстречу гибели. Под ногами Зака — Останавливающий течение рек; над ним — Разрушитель лодок; по бокам от него — Убийца слонов, или, говоря человеческими словами, мокеле-мбембе, конгамато, эмела-нтука*; вокруг него порхают тесла, а впереди атакует стадо абадасов. Кто-то ждал его, кто-то умер и возродился, кто-то боялся его огня, но все они откликнулись на его призыв. Это было что-то священное. Деревья оказались зажатыми между рогами эмела-нтуки, и пламя расступилось перед ними, как занавес. Они вышли из леса элоко, оставив пожары бушевать до тех пор, пока они сами не сгорели дотла. Перед ним выстроилась целая армия: лемурийцы с одной стороны, наги — с другой. Возможно, если бы он не появился, они уничтожили бы друг друга прежде, чем у него появился бы шанс их остановить. Йети шагнул вперёд и отвесил глубокий поклон. — Маленький Сатердей, — произнёс он. — Как создатель шоу, должен признать, что я в восторге от твоего выхода. Мокеле-мбембе опустил Зака на землю. Он бросил взгляд на нагов, на Рани Наги, которая смотрела на него сверху вниз, не дрогнув, с презрением в глазах. Затем он посмотрел на Аполлиона, который оскалил зубы, и на молодых лемурийцев, съежившихся за его спиной. Затем он раскрыл объятия и ухмыльнулся. — Эй, вся банда здесь! — сказал он. Все непослушные дети, все предатели, все дураки. — Это избавляет меня от необходимости собирать вас всех поодиночке. Йети подошёл ближе, вытянувшись во весь рост. — Я действительно считаю, что наша последняя встреча закончилась довольно неудовлетворительно. Да, ведь мы едва успели узнать друг друга! Учитывая, что мы — тезис и антитезис, не поговорить ли нам? Выражение лица Зака не изменилось. Честно говоря, он жалел это бедное создание, цепляющееся побелевшими костяшками пальцев за то, что никогда ему не принадлежало и никогда не будет принадлежать. — Ты хочешь чего-то, чего не можешь получить, йети. Аргост скрыл рычание. — Я далеко зашёл. — Правда? — спросил Зак, отводя взгляд. По всему миру он мог чувствовать биение сердец всех существ, которые были рождены для него. Он задавался вопросом, может ли йети слышать их с помощью заимствованной силы. Скорее всего, нет. Если бы он это сделал, стал бы он действовать так мелочно? Зак вздохнул. — Что ж, я думаю, это правда. Ты действительно зашёл так далеко. Очевидно, что эта формулировка расстроила его, но кого это волновало? Мелкие чувства высохли бы и исчезли в одно мгновение. В этом преходящем мире единственной константой было собственное «я» Зака. — Итак, — сказал Зак. — Чего ты хотел от меня, йети? — Не блефуй, дитя, — произнёс Аргост. — Я знаю, что твоя власть ещё не укрепилась; вот почему ты можешь собрать только такую печальную армию. Я знаю, что ты всё ещё в смертном теле, что тебя всё ещё можно убить. — Это правда. — Невозмутимое выражение лица Зака не изменилось. — Если бы ты пронзил моё сердце, это тело умерло бы, и я возродился бы в другом. Ты хочешь рискнуть? Как думаешь, ты будешь тем, кто это сделает? — Что ж, можно надеяться, — легкомысленно ответил Аргост. Вскоре его тон стал мрачным. — Когда ты вернёшься, я буду наслаждаться шансом убивать тебя снова и снова. Полагаю, у тебя была некоторая практика быть покойником? Зак рассмеялся. — Хорошо. Давай, попробуй. — Никакого сопротивления? — Дело в том, — сказал Зак, — что для меня это так же легко, как дышать. Ты уверен, что сможешь хотя бы поцарапать меня? Он отцепил Коготь и указал вперёд. Его армия заревела в унисон и бросилась в атаку. Аргост проделал то же самое с Клыком, и наги ринулись вперёд вместе с лесными змеями, которых они призвали. Лемурийцы колебались лишь мгновение, прежде чем вступить в схватку, каждый из его врагов отчаянно пытался добраться до него. — Пришло время заплатить крысолову, — сказал Зак. Разрушитель лодок нырнул, лемурийцы закричали, а наги истекали кровью. Вади тоже не смогла до него дозваться. — Остановись! Зак, остановись! Но ему не было нужды прислушиваться к жалкому голосу одного-единственного человека. — Танцуй! — Закричал Зак, оскалив клыки, одинокая фигура, не тронутая смертными горестями. — Живи, пока твои кости не сломаются, живи, пока тебя полностью не съедят, умри, сгний и возродись! Так говорит Кур!***
Фиск был под прикрытием. Как шпион в тех фильмах, которые нравились им с братом, он проник в стан врага. Секретный агент Фискертон! Однако изначально всё было не так. Сначала они заперли его. Затем они снова и снова пытались убедить его, что его брат — зло, что его брат собирается убить их всех, и что у него нет другого выбора, кроме как присоединиться к ним, чтобы спасти человечество. И Фиск действительно хотел спасти человечество. Где-то в глубине их общего сознания он знал, что впереди подстерегает опасность, что какая-то часть Зака всегда пугала его, но была ли эта причина достаточно веской, чтобы он отвернулся от своего брата? Нет! И была ли эта причина достаточно веской для него, чтобы отказаться от человека, который его спас? Кто дал ему имя и семью? Кто любил его как брата? Конечно нет. Конечно, нет! Другие лемурийцы действительно кормили его очень вкусными птицами, которых они выращивали сами. И чтобы напиться, ему дали восхитительный, сладкий нектар. В целом, несмотря на его заточение, было очень уютно жить там, где жили другие лемурийцы, спать на подстилке из вереска и мха, купаться в горячем источнике. Он чувствовал, и действительно, другие говорили ему снова и снова, что его место здесь. Однако, каким бы уютным это место ни было, эти существа не были его семьёй. Он давным-давно выбрал свою семью. В общем, ему потребовалось несколько недель, чтобы понять, что он может просто солгать. Ну, может быть, больше, чем несколько недель. И он действительно долго спал, пока ждал, когда ему в голову придёт эта идея. Но, наконец, представив себе, что сделал бы Зак на его месте, ему в голову пришла идея! Он может просто солгать. И он солгал. Когда в следующий раз лидер пришёл проведать его, чтобы спросить, понимает ли он теперь, насколько опасен Зак, Фиск с энтузиазмом кивнул. Старший лемуриец, его звали Филос, выглядел огорчённым. Тем не менее, несмотря на это, Фиску было позволено присоединиться к остальным. В любом случае, он был на «испытательном сроке». Ему не разрешалось приближаться к клеткам, где держали его родителей, сколько бы он ни просил, а поскольку наблюдателей было так много, он не мог проскользнуть туда незаметно. Он также пытался украсть дирижабль, но тот находился под столь же усиленной охраной. В конце концов, один из младших сказал ему, что его продолжающиеся расспросы выглядят подозрительно, поэтому он остановился. Он от всего сердца извинился перед своими родителями. На самом деле настоящей проблемой был Биман, который сразу же узнал его и немедленно подошёл, чтобы допросить. Где, чёрт возьми, он был, что, чёрт возьми, он делал — на самом деле, Биман использовал много слов, которые, по словам его родителей, им не разрешалось произносить. Фиск обратил на них внимание. Это потребовало от него больших усилий, но в конце концов ему удалось еле–еле объясниться — он был секретным агентом, он искал Зака и думал, что лемурийцы с их крутыми орлами будут его лучшим помощником в поисках. Затем он понял, что, возможно, не стоит раскрывать это Биману, которого Фиск много раз травмировал в прошлом, и который много раз травмировал Фиска в ответ. Но, к его удивлению, Биман просто оскорбил его и отмахнулся. Фиск посмотрел ему вслед с любопытством на лице, затем снова принялся притворяться, что он абсолютно согласен с лемурийцами. Наверно. В целом они были очень добры к нему. За исключением Филоса и Аполлиона, которые смотрели на него с какой-то непостижимой грустью в глазах, остальные лемурийцы были просто счастливы иметь ещё одного в своих рядах. Они проводили долгие часы, ухаживая друг за другом, ели, пили, возились в саду и веселились. Честно говоря, это была хорошая жизнь, подумал Фиск, но в ней не было видеоигр. Он действительно хотел показать другим лемурийцам видеоигры. Он пытался объяснить Аполлиону видеоигры, но Аполлиону это было совершенно неинтересно. Было много случаев, когда они были на волосок от смерти, когда искали Зака. Они не позволили Фиску пилотировать Гарудой (без ВСЯКОЙ ПРИЧИНЫ!), поэтому его оставили в одном из задних рядов, жалея, что он не может сидеть в первом ряду. Они чуть не поймали Зака в Китае, потом чуть не поймали его в Турции, а теперь они чуть не поймали его в Конго! Они подбирались всё ближе и ближе. На этот раз Фиску почти удалось даже позвать Зака по имени, но люди слишком быстро ворвались в джунгли, и Аполлион отказался позволить Фиску преследовать его. Или улизнуть от них. Пока он сидел и ждал на опушке леса, им овладело дурное предчувствие. Тропа, по которой они шли, преследуя тень Зака, была извилистой. Аполлион сказал, что они путешествовали между точками силы, но в мире их было много — почему именно эти? Цель путешествия Зака была для них загадкой, и это выбивало из колеи, потому что Аполлион и Филос, казалось, знали всё, кроме видеоигр. Так что путь, по которому они шли, был странным. И лемурийцы не позволяли ему видеться с родителями, и учёные ходили вокруг с ошеломлёнными выражениями лиц. Там ещё был Уэльс… …И там был Аргост. Как только он вспомнил об Аргосте, его уши навострились, и он повернулся к лесу. — Ургосс. — Фискертон, ты же знаешь, что мы не можем отпустить тебя в лес, — сказал один из молодых лемурийцев. Они пытались научить его телепатии, но безуспешно. Тем не менее, в целом они могли понять его рычание, хотя, возможно, тот факт, что слово «Аргост» было именем, это сбивало их с толку. Они не знали, что существует ещё один враг. — Ургосс барруух, гавриоунхай пчоу!» (здесь он имитировал взрыв), анавр ри! Бр хёр рис… Но он жив… Фиск внезапно вспомнил ещё одну очень важную часть всего этого. В замке, когда Зак лежал в синяках и крови, что-то завладело его телом. Фискертон вздрогнул. Когда лес загорелся, и магия ослабла, Фиск вскочил на ноги. Как только Аполлион дал добро, Фиск бросился в лес. Он был первым, кто добрался туда, где были наги, и почувствовал, как у него сжался желудок. Наги. Аргост. Как он и опасался, они видели его не в последний раз. Затем земля под его ногами начала дрожать. Шаги. Громкие, тяжёлые шаги, которых он не мог слышать только из-за ревущего огня. В конце концов, из горящего леса начали появляться какие-то существа. Однорогие антилопы, рогатые динозавры и, наконец, сам Зак верхом на голове мокеле-мбембе, чьё имя Фиск запомнил, потому что его было забавно произносить. Взволнованный, он начал прыгать вверх-вниз и размахивать руками, привлекая внимание Аргоста и нагов, и, вероятно, привлёк бы внимание и Зака, если бы рой лемурийцев немедленно не схватил его и не оттащил назад. — Что ты делаешь? — спросил один из них, шипя на него. — Слишком опасно идти туда одному! — Бур рах джарк! Мар… (Но это же Зак! Мой…) — Это не так, — сказал тот, что вцепился в его руку, хватая его за щёки и поднимая его лицо вверх, чтобы он мог посмотреть на своего брата, сидящего на голове динозавра. — Смотри. Посмотри внимательно. Фиск моргнул, затем прищурился, затем протёр глаза и присмотрелся повнимательнее. Медленно вокруг подсвеченного тела его брата начала мерцать аура. И затем, внезапно, перед мысленным взором Фиска предстало, что он стоит один на бесконечной плоскости, а перед ним свернулся Змей. — Иди сюда, потерявшееся дитя. Её голос эхом отдавался во всём его существе. Фиск применил на практике все приёмы, которым его научили лемурийцы, чтобы противостоять зову Кура. — Кто ты? Что ты сделал с Заком? — зарычал он. Змей рассмеялся низко и рокочуще, который Фискертон скорее почувствовал, чем услышал. Внезапно Зак оказался над ним, его нога — на горле Фиска, в глазах потемнело, совсем как в Уэльсе. — Что, если ты смотришь на него? Фиск собрал все свои силы и оттолкнул его. Это разрушило иллюзию, но в итоге он ударился о голову другого лемурийца. Они оба схватились за лбы. Фиск, который больше привык к боли, пришёл в себя первым. Он вскочил на ноги. Лесная поляна превратилась в поле боя. Его удерживали другие лемурийцы, которые пытались убедить его остаться с ними, что это слишком опасно для него, пока он ещё так молод, так неопытен. Над головой с визгом пронёсся птерозавр, то появляясь, то исчезая в дыме; периодически он нырял с ужасным визгом, с силой тарана. Наги сцепились в смертельной схватке с лемурийцами; в то время как у лемурийцев было численное преимущество, у нагов было преимущество в размерах и силе, их мускулистые тела действовали как плети, с их клыков капал яд. Массивные змеи с острыми, как пилы, шипами, спускающимися по спине, прыгали на цератопсов с большими рогами, а тут и там газели спрыгивали с верхушек деревьев, чтобы ударить своих врагов похожим на саблю рогом. Это был хаос, это была резня. Металлический запах крови смешивался с дымом. Змеи нагов разрывали мягкую плоть клыками, похожими на мечи; динозавры без разбора топтали тела под ногами. Воздух был наполнен криками боли, рёвом огня, рёвом войны. В центре урагана стоял Зак. Его появление на поле боя казалось почти нелепым. В то время как вокруг него бушевала битва, он один был невозмутим, руки в карманах, глаза прикрыты. Он неуклонно, медленно продвигался вперёд, один шаг, затем другой, туда, где были собраны силы нагов, где Аргост царапал когтями шкуру газели, которая с грохотом упала на землю позади него. — Зааааааг! — Фискертон выкрикнул его имя и побежал к нему. Сразу же несколько криптидов отвлеклись от своих действий и повернулись к нему. На него бросилась газель, и Фиск перепрыгнул через неё, но мокеле-мбембе замахнулся на него головой, как молотком. Фиск едва почувствовал, как она просвистела у него над головой, когда он присел на корточки, а затем отпрыгнул в сторону, когда птерозавр сбросился на него. Хвост цератопса попал в его слепую зону, и хотя он был в состоянии защититься руками, его отбросило назад, туда, откуда он начал, не ближе к Заку, чем раньше. Это было не похоже на борьбу с несколькими криптидами, как это делал Фиск раньше. Это было всё равно что сражаться с одним существом со многими головами. Причина, по которой Зак был так спокоен в центре всего этого, заключалась в том, что его монстры обладали общими чувствами, зрением, слухом и обонянием, и действовали по мгновенным приказам, все одновременно. Если это было так, то это означало, что Зак намеренно нападал на Фиска. Это заставило его сердце упасть, но он проглотил это чувство и собрал волю в кулак. Он верил в Зака. Зак просто был сейчас сбит с толку, поэтому Зак его не узнал. Что ж, Зак определённо узнал бы Фиска, если бы Фиск вытянулся перед ним во весь рост. Фиск решил поверить в него. Поэтому Фиск хрустнул шеей, расправил плечи и снова ринулся в драку.***
Аргост прожил на горе Эверест, казалось, целую вечность. Сложно осознать, сколько эпох истории прошло мимо него, когда он не понимал человеческую речь. Что он действительно знал, так это следующее: в особенно ясные дни, если он поднимался на самую вершину самого высокого пика, он мог видеть остальную часть земного шара, раскинувшуюся перед ним, вплоть до изгиба земли. Всякий раз, когда он окидывал этим великодушным взглядом открывающийся вид, ему казалось, что он король мира. И наконец, пришли люди. Когда они бродили по долинам, он иногда с интересом наблюдал — существа приходили и уходили, но некоторые создавали маленькие поселения, возводили заборы, чтобы не впускать его (хотя это его ни в малейшей степени не останавливало). Это было почти мило — их маленькие попытки противостоять капризам природы. Но однажды они начали взбираться на вершину. Сначала он охотился на них ради еды. Они продолжали прибывать, и он начал охотиться на них, чтобы защитить свою территорию. Эта гора, с которой он правил миром, была его. Но, несмотря на все его усилия, он не мог быть везде одновременно, и он не мог помешать людям попытаться покорить его головокружительную вершину. Именно тогда он начал охотиться на них ради забавы. В конце концов он понял, что люди не перестанут приходить, потому что их было так много, что даже потеря нескольких сотен была несущественной. Он понял, что он не больше, чем обманывающая себя обезьяна, думающая, что правит миром, в то время как он не мог править даже своей горой. Он понял, что простой миф практически не обладает настоящей силой. Только реальность обладала силой, а его реальность заключалась в том, что он был бессилен. Человеческий мусор, человеческие экскременты, даже человеческие тела теперь усеивали его некогда девственные склоны. Их голоса наполнили воздух, который когда-то был полон птичьего пения. Их количество и мягкие, мясистые тела, которые ни на что не должны были годиться, заполонили его землю. Когда он понял, что мир ему не принадлежит, вид с вершины утратил всю свою магию. Он чувствовал себя опустошённым, потерянным. Однако его посетило вдохновение. Люди отняли у него гору — что мешало ему отнять мир у людей? И вот, спускаясь со своей альпийской территории, он сохранил чувство, что находится на вершине мира. Он овладел их языком, затем их признанием, а затем и их преклонением. Наделённый долгой жизнью и крепким телом, он грабил древние руины, которые убили бы более слабое существо. Он работал до изнеможения, изучая древние документы и выточенные в камни слова, пока, наконец, наконец-то, наконец-то, он не обрёл силу снова подняться над облаками. И, как это было во всех этих древних историях, Змей Кур спустил бога с небес и низверг его в ад. Наги проигрывали. Лемурийцы проигрывали. Собственная сила Аргоста была подобна искрам перед огнищем. Несправедливо! Всё это было настолько жестоко несправедливо, что Аргоста затошнило. Как долго он жаждал власти Кура? Сколько времени он потратил, гоняясь за Змеиным хвостом? Сколько раз он ломал своё тело, пытаясь овладеть Змеиным огнём! И всё же перед ним был мальчик, ребёнок, проклятый, уродливый, глупый человек, который не сделал ничего, чтобы заслужить мощь и магию Кура. И всё же. И всё же!***
Кто-то зацепился сзади за рубашку Вади. Она обернулась, узнала нападавшего и остановилась. Она переводила взгляд с него на Зака. Он что-то сказал. Она прислушалась. Они вдвоём растворились в этом хаосе.***
— Это не разговор двух богов, — сказал Зак. Аргост, в отличие от него, тяжело дышал. Он уже устал, его белый мех был испачкан красным, когда Зак расчищал дорогу в его направлении. Теперь Зак оттеснил нагов и слуг йети; ему больше некуда было бежать. — Тогда как ты это назовёшь, маленький Сатердей? — спросил йети, рыча. — Это просто ликвидация в магазине. Я подарил тебе целую гору. Ты хотел заполучить весь мир. — Зак развёл руками, указывая на всё поле боя, обагрённое кровью. — Пришло время расплаты! Слишком долго всем позволялось делать всё, что им заблагорассудится. — Такие высокопарные речи кажутся сентиментальными в устах обычного младенца. Зак рассмеялся. — Тогда ладно. Как насчёт этого? Он вытащил Коготь и приставил его к горлу Аргоста. — Умри. Аргост зарычал и бросился на него. Он даже не пытался использовать свои силы. Должно быть, он понял ещё в Уэльсе, что это только позволит Куру использовать больше монстров. Йети был достаточно умён, чтобы компенсировать свои недостатки. Но не было ли это слишком большим недостатком? Конгамато открывали ему вид сверху, и кровососущие теслы, собравшиеся вокруг него, могли чувствовать тепло его тела. Они фиксировали движения Аргоста по тому, как напрягались его мышцы, по тому, как он дышал. И Аргост нанёс удар когтями и клыками, но все его удары встречали пустой воздух. — Ты слаб, — сказал Зак. Он оттолкнул протянутую руку йети и шагнул вперёд, его пальцы коснулись меха на его горле. От этого небольшого контакта вспыхнуло пламя, и йети отпрыгнул назад, потушив огонь. — Давай, — сказал Зак, ещё раз раскрывая объятия. — Я думал, ты хочешь быть богом. Разве не легко убить одного из них? Йети зарычал. Зак действительно хотел быстро разобраться с этим, но монстры, которых можно было призвать в такой короткий срок, были заняты. Слуга йети был одет в маску терра прета, так что Зак не мог использовать на нём свои силы. Это было прекрасно. Когда он отступил в сторону от удара йети, слугу отбросил в сторону головой мокеле-мбембе. Когда Аргост бросился вперёд, а Зак отступил назад, Рани Наги, которая пыталась помочь йети, была вынуждена бороться с разъярённой эмелой-нтукой. И когда Зак прыгнул вверх, на низкую ветку горящего дерева, чтобы спастись от стремительных когтей йети, конгомато засёк бегущего к нему лемурийца. Он приказал нападать. Конгомато взмахнул крыльями один раз и резко сложил их. Он направился к земле, как ракета. Он не промахнулся бы мимо цели. Бороздки на его клюве и крыльях уловили порыв ветра и пронзительно закричали. Лемуриец повернулся, чтобы посмотреть вверх. Фискертон. Это имя резануло его сознание, как нож. Подождите, нет, это был Фискертон! Фискертон! Поток воспоминаний обрушился на него, как товарный поезд. Зак попытался остановить монстра. Он отчаянно боролся с физикой. Конгамато попытался расправить свои крылья, но они сопротивлялись его силе. Его животный мозг понимал, что сбивание с курса так близко к земле убьёт его. Он продолжал своё падение. На скорости более 200 километров в час он прорвался прямо сквозь плоть лемурийца, ударившись о землю с грохотом, достаточно громким, чтобы Зак услышал его сквозь шум бойни. — Фиск! — закричал Зак. Ужас и тоска пронзили узы, которые связывали его с криптидами. Его мир, казалось, сузился. Внезапно эти связи оборвались. Он остался похолодевшим и одиноким в ветвях горящего дерева. Существа, которыми он управлял всего секунду назад, издали громкий, бешеный рёв, а затем начали сеять хаос по всему полю боя, доведённые до исступления, как бешено колотящееся сердце Зака. Зак начал дико озираться по сторонам, надеясь, что он только что увидел какую-то ужасную иллюзию, какое-то ужасное видение. Вспышка чёрного и красного в уголках его глаз — там, позади взлетающего конгамато — Ноги Зака подогнулись, и он упал на землю. Они с Фиском всего на мгновение встретились взглядами. Затем Фиск — его левый бок превратился в кровавое месиво — безвольно рухнул на землю. Нет. Нет! Мир вращался. Он боролся с рвотными позывами. Возможно, он кричал. Всё казалось далёким; в его ушах звучал только звук его собственного громко бьющегося сердца. В поле его затуманенного зрения возникло тело Аргоста, белоснежное с кроваво-красными пятнами. — О, боже, — сказал он, ухмыляясь. — Значит, в конце концов, ты только лаял и не кусался. Зак только что причинил боль Фискертону. Зак, возможно, даже убил бы его. Теперь, стоя на четвереньках на земле, он больше не мог видеть Фиска из-за груды тел, которые также были скручены и отброшены его собственными руками. Вид раны Фиска — раны, нанесённой Заком, — был выжжен на сетчатке его глаз. Все остальные органы чувств тоже возвращались к нему. Все элоко, что рассыпались в прах в его руках. Взгляд, которым одарил его Утнапиштим, когда он рассыпался в прах. Его клюв разрывал лемурийскую кость — Аргост, без сомнения, злорадствовал над ним. Зака парализовало. Что он только что сделал? Он только что его убил? Должен ли он вообще увернуться от когтей, которые Аргост занёс высоко над его головой? Все его худшие опасения сбылись. Он посмотрел на свои дрожащие пальцы. За что они сражались всё это время? Что они пытались защитить? Если бы он не пожертвовал собой в битве с Аргостом два года назад… удалось бы избежать этого будущего? — Ну, тогда, Зак Сатердей, — сказал Аргост, усмехаясь. — Было приятно, но, боюсь, для тебя время опустить занавес. Зак опустил голову и смирился со своей судьбой. Удара так и не последовало. Вместо этого раздался громкий лязг — с этим звуком Аргоста отбросило — и периферийным зрением Зака увидел зелёную вспышку. Он вскинул голову. Фрэнсис блокировал удар, а Шарур стал зелёным в тон его одежды — свидетельство того, что он дошёл до ещё одной хуаки. Наконечник копья был окутан огнём, и всякий раз, когда Фрэнсис замахивался им, он рисовал в воздухе ослепительные дуги света. — Я отвернулся от тебя всего на секунду, — пробормотал Фрэнсис. Он развернул Шарура, когда Аргост пришёл в себя. Йети ухмыльнулся. — Ты пожалеешь, что встал между мной и моим… Фрэнсис не дал ему договорить. Он бросился вперёд, яростно атакуя Аргоста с намерением убить. Пылающий наконечник Шарура описывал круги, оставляя в воздухе яркие, отвлекающие внимание следы. Затем он устремлялся вперёд, целясь Аргосту в глаза, в шею, в грудь, в живот. Аргост явно не ожидал такого вмешательства и уж точно не той свирепости, с которой Фрэнсис напал на него, и был вынужден сделать пару шагов назад, чтобы увернуться от Фрэнсиса, ударившего деревянным копьём в то место, где находился Аргост, с достаточной силой, чтобы проломить ему череп. Однако, как только Аргост снова обрёл равновесие, ситуация начала меняться. Двухметровый Аргост, оснащённый острыми как бритва зубами и когтями, похожими на ножи, превосходил Фрэнсиса по силе и таким образом компенсировал возможности Шарура. Фрэнсис тоже бежал, чтобы добраться сюда, и это делало его движения неуклюжими и скудными. В конце концов, он бросился вперёд вместе с Шаруром — и промахнулся. Он открылся, а Аргост воспользовался ситуацией и прицелился по его животу — Это было именно то, на что надеялся Фрэнсис. Он развернул Шарура и вонзил его в живот Аргоста, под его плащом. Лицо Аргоста застыло в шоке. — Что… Не теряя ни секунды, Фрэнсис развернул копьё и ударил Аргоста другим концом по голове. Аргост схватился за голову. Выиграв себе эту возможность, Фрэнсис ударил Шаруром в грудь. Аргост закашлялся кровью. Это нисколько не замедлило Фрэнсиса. Он направил вперёд наконечник копья и дважды ударил йети, во второй раз загнав Шарур ещё дальше. Он даже не стал дожидаться, пока тело Аргоста упадёт на землю, прежде чем подбежать к Заку и грубо поднять его на ноги. — Пошли, — настойчиво сказал Фрэнсис. — Вади расчистила нам путь. Он потащил Зака в направлении, противоположном Фиску. — Подожди… Но Фрэнсис не обратил на него внимания. — Фиск, — сказал Зак. Фрэнсис ничего не сказал. Закинув руку Зака себе на плечо, Фрэнсис потащил его прочь, в пылающий лес. Позади них Рани Наги и Мунья наконец-то выиграли свои сражения и бросились к умирающему телу Аргоста. Нага что-то крикнула человеку-пауку, и Мунья ответил, повернувшись к ним и зарычав. Он подпрыгнул в воздухе. Пройдёт совсем немного времени, и он их догонит. Безвольного Зака практически несли на руках. Он не мог найти силы идти, как ни старался. Фиск… Мунья выстрелил в них своей паутиной, и Зак приготовился к удару — но снова, независимо от того, что он чувствовал по этому поводу, вмешались его друзья. На этот раз это была Вади — она выскочила из тени, чтобы защитить их с тыла. Комок паутины зацепился за её йо-йо, вырвав его у неё из рук, и она упала, обезоруженная. — Уходите! — крикнула она. — Я не дам этому уродливому дворецкому поймать вас. Она вытащила из-за пояса миниатюрный кортекс-разрушитель. — Я встречусь с вами позже, Фрэнсис, Зак Сатердей. Я украла ключи от твоей машины. Мунья зарычал. Фрэнсис кивнул и бросился бежать. — Подожди, — сказал Зак, наблюдая, как Вади отступает назад. — Подожди! Подожди! Фиск! Фиск вернулся, Фрэнсис, мы должны… — Мне наплевать, — таков был краткий ответ Фрэнсиса. — Нам нужно убираться отсюда, пока мы все не умерли. — Фрэнсис, ты… Зак оттолкнул бы его и сам побежал обратно за Фиском, если бы Фрэнсис сначала не повалил его на землю и не прижал Шарур к его груди. Острие высекало искры из его тела, в отличие от тела Аргоста (о боже, и внезапно Зак вспомнил Аргоста — Фрэнсис только что убил Аргоста), и Зак почувствовал, как оно обжигает его даже через рубашку. — У нас нет на это времени, — крикнул Фрэнсис. — Нам нужно идти. Вернуться туда, где находятся наги и лемурийцы? Это самоубийство. Считай это угрозой. Либо идёшь со мной по своей воле, либо я тебя вырублю. Он вдруг понял, насколько страшен был Фрэнсис. Фрэнсис убил Аргоста. Фрэнсис убивал и других людей, учитывая, насколько холоднокровно он действовал даже в таких обстоятельствах. Наконечник копья Шарура даже не дрогнул, и действительно, липкая чёрная кровь высыхала на медном наконечнике в нескольких сантиметрах от его сердца. У Зака даже не было сил бороться с этим. Ему потребовалось всё, что у него было, чтобы просто не разрыдаться. Фрэнсис воспринял его молчание как согласие и снова поднял Зака на ноги. На этот раз, хотя бы для того, чтобы избежать срыва, он побежал вперёд. Куда они вообще направлялись? Корабль был в другом направлении, за шумом бойни трёх армий, которую он всё ещё мог слышать. Вскоре после этого появился ответ на его вопросы. Деревья расступились, открывая вид на военный корабль Аргоста, неохраняемый, если не считать оранжевого син-сина, чьи глаза расширились при их приближении. Вместо того чтобы сражаться, он нырнул в укрытие, а Фрэнсис и Зак взбежали по трапу. Фрэнсис немедленно подошёл к пульту управления. Он ударил Шаруром по металлическому корпусу, затем использовал его силу, чтобы боковая панель отлетела в сторону, обнажив путаницу проводов под ней. Он перевернулся на спину и просунул внутрь руки, грубо раздвигая некоторые предметы и соединяя другие провода вместе. Двигатель начал урчать. Серьёзно? Фрэнсис угонял корабль Аргоста? Он слышал, как Фрэнсис что-то бормочет себе под нос, проклиная свою медлительность. Корабль начал подниматься. Трап начал закрываться. Удар сотряс их. — Зак! — закричал Фрэнсис, всё ещё по локоть увязая в проводах. — Позаботься об этом! Зака всё ещё трясло, но он схватил Коготь и прыгнул ко входу в корабль. Мунья обвязал нижнюю часть пандуса паутиной и теперь угрожал сорвать их побег. Металл заскрипел, когда корабль начал подниматься. Мунья упёрся в землю ногами, ухватился двумя руками за паутину. Вади нигде не было видно. Мир всё ещё кружился. Был ли он вообще всё ещё Заком в этот момент? Разве он не сгорел безвозвратно? Воссоединиться с конгамато, использовать его визжащие крылья, чтобы перерезать путы Муньи, было так легко, что Зак, честно говоря, не осознавал, что делает это, пока корабль не взмыл в небо. Птерозавр улетел в другом направлении, и последнее, что увидел Зак, когда они оторвались от земли, был Мунья, смотрящий на него снизу вверх, прежде чем всё исчезло в дыму. Фрэнсис теперь сидел за пультом управления, отчаянно регулируя высоту сиденья, чтобы действительно дотянуться до джойстиков. Зак услышал, как он пробормотал: — Почему он такой скользкий? Трап захлопнулся, и с грохотом сработал инерционный амортизатор корабля. Весь корабль задрожал, как живой. А потом они улетели. На запад, навстречу заходящей луне. Зак опустил взгляд на свои руки. Каждый раз, когда криптид, находящийся под его контролем, топтал или бодал кого-то, он чувствовал это так, словно это было его собственное тело. И даже сейчас воспоминания возвращались к нему. Вспышки мелового, юрского периодов, хадейского периодов, где он родился. Нет, он родился в больнице в Вашингтоне. Его звали Зак Сатердей. Он был человеком. У него были родители. У него были друзья. Хотя сейчас никого из них рядом не было. И его собственными руками, и ради него самого, они могли бы… Фиск и Вади. Что с ними стало? Он взвыл и свернулся калачиком. Он отчаянно цеплялся за своё собственное тело, пытаясь вспомнить, что он человек, с человеческой плотью и человеческой кровью. Вернувшись туда, он совсем забыл это. Единственная причина, по которой он не созвал всемирную армию для уничтожения человечества, заключалась в том, что он заключил сделку с Фрэнсисом. У Фрэнсиса было время. Осталась одна неделя. Луна, к которой они направлялись, прибывала. Хотя на данный момент, даже если Шарур действительно сработал так, как было задумано, можно ли его простить? Он ожидал, что Фрэнсис прикажет ему заткнуться. Может быть, это было бы даже неплохо. Когда мир висел на волоске, каким же эгоистом он был, погрязая в жалости к себе! Даже он испытывал отвращение к самому себе. Каким слабым существом был человек; каким хрупким оказалось его эго. Он собрался с духом, когда Фрэнсис подошёл к нему, найдя автопилот. — Ты в порядке? — спросил Фрэнсис. Это было так нелепо, что Зак чуть не рассмеялся. — Я в заднице, — сказал Зак. — Ненадолго… Я надеюсь. Этот корабль очень быстрый. Мы прибудем на следующее месте всего через 7 часов. Его голос звучал неуверенно. Когда это приключение только началось, он сказал Заку, что у него не очень хорошо получается утешать людей, и это всё ещё было ужасной правдой. И всё же он пытался. И это было ещё более ужасно. Это означало, что Фрэнсису не всё равно. И люди, заботящиеся о нём — разве это не было частью проблемы? — Я думаю, что, возможно, я убил Фиска, — сказал Зак. За этим последовало долгое молчание. — Ты… уверен, что это был он? — Даже если бы это было не так… Но это определённо было так. Так оно и было на самом деле. Теперь он вспомнил, как Фиск назвал его по имени. В то время всё, о чем он думал, что это был глупый, неразумный лемуриец… — Это… становится легче, когда проходит время, — неуверенно сказал Фрэнсис. Поскольку это была искренняя попытка заставить его почувствовать себя лучше, Зак даже не смог рассмеяться. В какой же они были заднице, что это было всё, что у них было. — Так ли это? — честно спросил Зак. Фрэнсис отвёл взгляд. — К сожалению, так. Понятно. — Сколько тебе…? — Они говорили не считать. — Всё, чего хотел Фрэнсис, это убрать эту усталость. — Они говорили, что так становится сложнее. — Значит, много. — Больше, чем тебе хотелось бы. На этот раз Зак действительно рассмеялся. Это был прерывистый неживой звук даже для его собственных ушей. — У тебя на перчатках кровь, — сказал он. Фрэнсис посмотрел вниз, чтобы увидеть, где она высохла на блестящей чёрной коже. Он сжал кулак и убрал руку. Понимая, что у него вообще нет возможности помочь Заку, Фрэнсис безмолвно вернулся к пульту управления. Два монстра полетели на запад, в сторону Атакамы, оставив Наакал далеко позади.