***
Зак и Вади побежали вглубь руин Наакала, ветви диких деревьев осыпались, когда стволы друг за другом падали. Позади них росла толпа жаждущих, изнемогающих от голода монстров, тянувшихся к ним острыми когтями и скрежещущими зубами. Пару раз Зак использовал свои силы, когда одно из этих существ бросалось на них, но он мог сделать немногим больше, чем отвлечь их, изменить их траекторию. Когда он устанавливал связь, всё, что он мог чувствовать через эту связь, был голод — первобытный, инстинктивный и всепоглощающий. Монстры ничего так не хотели, как соскрести мясо с человеческих костей. Чувствовать их всепоглощающий голод — от этого у него по коже побежали мурашки. Хотя хуже всего было то, что его способности криптида действовали на этих существ, которые когда-то, если верить Аргосту, были людьми. <Я голоден! > <Человеческое мясо! > <Дай мне что-нибудь поесть! > — Зак, там! — Вади указал на здание вдалеке, которое всё ещё стояло в тени между двумя реками. Они повернули и бросились к нему, не обращая внимания на холодную воду и грязь, прилипавшую к их лодыжкам. Когда они приблизились, они смогли его лучше рассмотреть. Это было грубое из-за своей простоты недостроенное сооружение, и хотя вокруг валялись неиспользованные кирпичи, это было первое укрытие, которое они увидели. Его окружало кольцо каменных памятников, похожих на извилистые линии — Заку потребовалось мгновение, чтобы понять, но они изображали длинные извилистые тела змей. Они были скрыты зарослями и мхом, и Зак почувствовал дрожь, когда проходил мимо них, входя на территорию здания. Это была хуака, он был уверен в этом; святая земля, освящённая постройкой храма. Сооружение было настолько простым, что у него не было потолка, но над головой торчали плоские камни, по которым было бы трудно перелезть. Здесь не было ни окон, ни дверей; вход, который когда-то был открыт, завален кирпичами. Это укрытие должно сработать. Монстры приближались так быстро, что Зак слышал скрежет их зубов. Обменявшись взглядами, они приготовили оружие — Зак вытащил Коготь, а Вади забросила йо-йо на ветку над их головами. Они взлетели вверх и перелетели через выступ храма, зависнув в воздухе на короткую минуту они затаили дыхание, прежде чем снова опуститься на землю под силой тяжести. Они приземлились на мягкую черноземную почву. Снаружи строения они услышали царапанье, визг, адский скрежет зубов о камень. Тяжело дыша, парочка поднялась на ноги, пятясь от каменной стены и рухнувшего входа. Они держали оружие наготове на случай, если одно из ужасных чудовищ выглянет из-за выступа без крыши. Прошли секунды, затем минуты, пока эти двое ждали, прижавшись спина к спине, внутри круглого храма, в то время как монстры царапали камни и не находили ничего подходящего для утоления голода. Должно быть, прошло полчаса, а может, и больше, прежде чем их преследователи потеряли к ним интерес. Зак и Вади упали на землю, наконец-то получив минутную передышку. Теперь, когда Зак мог свободно оглядеться по сторонам, он был поражён расположением светильников в этом храме. На самой дальней от входа стороне стоял стол или, может быть, алтарь — большая каменная плита, поросшая мхом. Четыре колонны образовывали в центре большой квадрат, на котором были вырезаны те же змеи, что и на памятниках снаружи. Мозаика из сложенных друг на друга камней — грубых и по большей части разрушенных — украшала внутреннюю стену; тут и там, где они ещё не совсем рассыпались в пыль, между кирпичами торчали массивные полированные драгоценные камни. Своеобразная структура здания напомнила ему храм Тескатлипока*, где камни улавливали и отражали лунный свет, этот эффект казался волшебством. Таим образом лунные лучи каскадом ниспадали вокруг алтаря. Это было бы прекрасным зрелищем, если бы они периодически не слушали звуки человеческих воплей, доносящихся из-за стен храма. — Зак. — Вади коснулась его руки, затем указала на два светящихся драгоценных камня на стене. Только это были вовсе не драгоценные камни, понял Зак, когда они моргнули, глядя на него. Из-за каменной колонны выглянула голова с двумя мохнатыми ушами. Лемуриец. — Привет, — сказал лемуриец, его телепатический голос был слабым и немощным. — Вы пришли встретиться с Утнапиштимом? Вади и Зак переглянулись. Зак шагнул вперёд, поскольку лемурийская харизма на него не действовала. — Кто такой Утнапиштим? Из тени выступил лемуриец, которого можно было описать только как древнее существо. Подобно старой кошке с поседевшим спутанным мехом, залысинами и обвисшими кривыми усами — этот лемуриец выглядел таким же старым. Он дрожал при каждом шаге, стоя на четвереньках, на удивление гибкий, несмотря на вытянутый и иссохший вид его тощих конечностей. Его красные глаза торчали из черепа, как будто вывалившихся, а мех на морде напоминал кустистые брови и длинную бороду, которая волочилась по земле. — Утнапиштим — это Утнапиштим. Кто вы такие? Итак, его звали Утнапиштим. Заку это показалось странно знакомым, но поскольку он не помнил, где слышал это имя раньше, он спокойно наблюдал, как Вади — ободренная возрастом лемурийца или, возможно, тем, что у него не было харизмы — присоединилась. — Привет, Утнапиштим. Я Вади, дочь Хасси, а это Зак. — Утнапиштим не знает таких Хасси, но он рад познакомиться с вами, человеческие дети. Он протянул вперёд свободную руку ладонью вверх, и Вади — нерешительно — вложила в неё свою. Старый лемуриец не сделал ничего, кроме как сжал её и повернул к Заку свои большие выпученные глаза. Он уставился на него на секунду. Понимание озарило его древние черты, и он упал на колени, распростёршись ниц. — О, достопочтенный Кур! — В его голосе слышалась дрожь на грани рыдания. — Наконец-то вы посетили Наакал. Простили ли вы глупых братьев Утнапиштима? Считаете ли вы, что мы достаточно раскаялись? Вы пришли, чтобы освободить нас от нашего кошмара? Существо вцепилось в ногу Зака, рыдая и целуя его ступни, и Зак поспешно отстранился, сделав несколько шагов назад. Он хотел бы, чтобы древние существа, признав в нём Кура, сразу же не стали относиться к нему как к кому-то устрашающему и могущественному. И особенно не перед Вади, которая никогда бы не позволила ему через это проходить, при условии, что они выберутся из этой передряги живыми. — Ты лемуриец. Разве ты не должен ненавидеть меня? Разве я не величайшее зло, от которого ваша раса защищает мир? Утнапиштим остался лежать на земле, уткнувшись лицом в грязь — никогда ещё он не видел, чтобы кто-то выглядел перед ним таким жалким. — Этот Утнапиштим является и всегда был вашим верным слугой, о Кур. Зак повысил голос, хотя не хотел этого, кровь стучала у него в ушах. — Тогда как насчёт лемурийцев снаружи? Те, что похитили мою семью и хотят заморозить меня в древесном соке? Долгое молчание. Утнапиштим говорил с огромной печалью в голосе. — Значит, вы оставили нас, о мой господин? — Я не тот Кур, которого ты знаешь. — Зак, — мягко прервала его Вади. Она шагнула вперёд. — Утнапиштим, нашим другом управляет злой человек, находящийся за толпами монстров снаружи. Раз уж ты здесь так долго, ты знаешь, как пройти мимо них? Предоставив Вади возможность к действию, Зак заставил себя сделать глубокий вдох и медленно выдохнуть. Действительно, спасение Фрэнсиса прямо сейчас имело первостепенное значение. Он никогда не думал, что когда-нибудь произнесёт эти слова в одном предложении. — Они не монстры, — сказал Утнапиштим мягким голосом, неуверенно поднимаясь на ноги. — Они твои братья, человеческое дитя, твои старейшины. Давным-давно Утнапиштим и его братья искали бессмертия. Наше желание было исполнено в точности, но братья Утнапиштима посчитали себя обманутыми. Они перевернули храмы, они сожгли подношения, они сорвали символы веры, и в результате элоко оказались такими. — Но они пытались съесть нас! — Запротестовала Вади. — Да. Вот почему Утнапиштим усыпил их всех, — он схватил её за руку и притянул ближе. — Добро пожаловать домой, человеческое дитя. Вади, явно чувствуя себя немного неловко, одарила его неловкой вежливой улыбкой. — Да, я приношу извинения за то, что плохо отзывалась об… элоко. И всё же, ты поможешь нам? — Утнапиштим уже предложил свою помощь. Он предлагал это снова и снова. Поможешь ли ты этому Утнапиштиму? На этот раз Зак шагнул вперёд. — Помочь тебе в чём? — Как вы можете так говорить! — воскликнул лемуриец. — Неужели страдания народа Наакала действительно так мало значат для вас? Вы действительно оставили нас? — Нет, я просто… — заикаясь, пробормотал Зак, пытаясь разрядить обстановку. — Я просто не помню. Прямо сейчас у меня проблемы с памятью. Я хочу помочь, я просто… не понимаю, что ты имеешь в виду. Ты сказал, что хочешь, чтобы я освободил тебя? — Проблема с памятью? Возможно ли такое? Лемуриец внезапно оказался перед ним, внимательно разглядывая его своими большими красными глазами. — О мой господин, разве этот Утнапиштим недостаточно наказан? Зак попытался отстраниться, но Утнапиштим последовал за ним, обхватив его лицо своими иссохшими старческими руками. — Освободите нас. Этот жалкий слуга умоляет вас. — Ты свободен. — Он постарался произнести это со всей серьёзностью, беспокоясь за это бедное старое существо. — Какое бы наказание ни наложил на тебя Кур, или, я думаю, что бы я тебе ни сделал… больше не беспокойся об этом. Зак вырвался из рук Утнапиштима и обнаружил, что старый лемуриец, похоже, вообще никак не отреагировал на слова Зака. Он долгое время оставался неподвижным. Когда лемуриец заплакал, слёзы скатились по его шерсти, потекли по щекам, он всё ещё не двигался. Однако довольно скоро его тело обмякло само по себе. Зак сделал несколько шагов назад, Вади последовала за ним. — Эм, это мне ни о чём не говорит, — сказал Зак, совершенно выбитый из колеи всем, что произошло только что. — Да, его слезы, конечно, выбивают из колеи, — сказала Вади. — К сожалению, я не склонна к таким запутанным формулировкам. Утнапиштим, я не понимаю, чего ты хочешь, если ты не можешь выразиться яснее. — Да, я тоже… — Зак нахмурился. Фрэнсис, вероятно, смог бы расшифровать бессвязный язык этого лемурийца, но сейчас его здесь не было. И Вади была права с самого начала; прямо сейчас их главным приоритетом было вернуть его. Всё остальное могло подождать. Зак подошёл к тому месту, где лежал без сознания Утнапиштим, положил руку ему на спину и присел рядом с ним на корточки. — Эй, ну же, ну же, — сказал он, пытаясь утешить его. Как бы сильно он ни спешил, он не хотел оставлять кого-то рыдающего перед ним в одиночестве. Его тело было худым и костлявым — Зак чувствовал его позвоночник даже сквозь спутанный мех, и он представил себе, что Фиск выглядит точно так же. В конце концов, это был просто печальный старик, и, по крайней мере, было ясно, что Утнапиштим не имел отношения к лемурийцам, ожидавшим их снаружи. — Я обещаю, мы найдём какой-нибудь способ помочь тебе, когда закончим с тем, ради чего пришли сюда. Ты поможешь нам? Утнапиштим шмыгнул носом, затем посмотрел на Зака наполненными слезами красными глазами. — Нет. В его голосе звучала сила. Вади рухнула на землю, потеряв сознание. Заку потребовалось мгновение, чтобы понять, что произошло, но он сразу же бросился к ней. К счастью, она дышала нормально, но её глаза были закрыты, и она не реагировала, сколько бы он ни тряс её или ни звал по имени. — Что ты с ней сделал? — спросил Зак. — Утнапиштим устал от обещаний. — Лемуриец вообще не отвечал на его вопросы, глаза его были широко раскрыты, тело сотрясалось от злости и безумия, зарождавшихся тысячелетиями. — Утнапиштим устал от «потом» и «когда-нибудь». Утнапиштиму надоело ждать. Если вы не помните, о мой господин, Утнапишти заставит вас вспомнить. Он молитвенно сложил руки, поджав под себя ноги и склонив свою древнюю голову. — Накажите этого бедного слугу, как сочтёте нужным, но освободите народ Наакала. Утнапиштим заставит вас взять на себя ответственность, он заставит вас взять на себя ответственность! Чужеродная сила с остротой и болью иглы вонзилась в его разум. Зак пошатнулся, схватившись за виски, борясь с этим, пытаясь сохранить равновесие. — Вы слабы, мой господин, — сказал Утнапиштим, плача. — Вы не должны быть таким слабым. Как только игла пронзила его сознание, за веками вспыхнули звёзды, у него закружилась голова, а земля перед ним разверзлась.***
— Мой господин, — сказала Рани Наги, низко склонившись перед избранным ею лордом. — Я не хочу проявить к вам неуважение, но не могли бы вы избавиться от этого проклятого оружия? Аргост, захвативший тело человеческого мальчика, восседал на импровизированном троне из листьев ежевики и виноградной лозы, расположенном на высокой платформе. Это давало ему как выгодную позицию, так и делало его очевидной мишенью. Услышав слова Рани Наги, он раздражённо зарычал: — Как бы мне этого ни хотелось, мадам, я нахожу, что это тело упрямо держится за него. Могу я спросить, почему такой невинный древний артефакт так беспокоит вас? Она солгала в ответ на его вопрос. Ему не нужно было знать, что копьё было пропитано сущностью Кура этой вселенной, что оно было использовано, чтобы заново выковать душу Зака Сатердея, прежде чем наги узнали, что Аргост всё ещё жив. — Это просто нечто отвратительное для нас — оружие, которое сразило нашего хозяина. Если человеческое дитя не отпустит нас, не скормить ли нам его тело элоко? — Возможно, когда я закончу, — сказал Аргост. — На данный момент, поскольку это один из союзников юного Сатердея, полезно подразнить его. Позаботьтесь о том, чтобы ему не причинили вреда. Если он испытает достаточно сильный шок или боль, я не смогу сохранять контроль. Она снова поклонилась. — Поняла, мой господин. Она проинструктировала охранявших его валашахов делать так, как он приказал, и ускользнула, чтобы осмотреть периметр и убедиться, что ни один элоко не нарушил их покой. Даже один такой может высосать из человеческого тела всю плоть и кровь за считанные секунды, не оставив ничего, кроме костей. Она почувствовала, что улыбается. Наги были рождены, чтобы быть слугами Кура, инструментами, с помощью которых исполнялась его воля. Каждый наг служил ему верой и правдой; даже Рани Наги не отрицала эту часть себя. Однако каждый наг также был создан с большой долей свободы. Они являлись посредниками между безбожными низшими существами и избранными, выбранными их хозяином. Роль нагов заключалась в том, чтобы направлять своего хозяина, информировать его, высказывать своё мнение, когда они считали его решения слишком милосердными или слишком жестокими. Рани Наги, безусловно, высказывала то, что думала. Кур отсутствовал тысячи лет, и посмотрите, что эти отвратительные обезьяны сделали с их драгоценной планетой! Фабрики, которые извергали яд и дым, города, которые создавали свет, затмевавший звёзды. Много лет назад она говорила Куру, что они заслуживают ничего иного, как уничтожения — Кур тогда упрекнул её. Она думала — она была уверена, — что как только Кур проснётся, он увидит шрамы своего прекрасного мира и, наконец, согласится с ней. Но Кур вернулся к ним человеком. Почему? Как? Рани Наги знала, что его форма может измениться после возвращения (или, скорее, после того, как возвращение Кура было настолько отложено, что она не удивилась бы, если бы он изменил свою форму, чтобы обмануть недоброжелателей) — но быть представителем этого отвратительного вида! Будто нагов, самых преданных и набожных из народа Кура, сдвинули в сторону. Нет, она бы этого не потерпела. И когда она обнаружила, что теперь на этой земле есть два божества, она не колебалась. Один был богом, который бросил своих детей, более того, весь свой мир, и позволил чудовищным зверям осквернять их в его отсутствие; другой был слабым, безвольным глупцом. Если ни один из них не был тем Куром, в котором нуждался мир, тогда она выбрала бы того, которого можно было бы превратить в такого. Аргост пришёл к ней, и она приняла его. Она рассказала ему всё, что знала о плане лемурийцев, о том, как они преследовали мальчишку Сатердея и намеревались запечатать его навсегда. За это знание она должна была поблагодарить Итихаскар, скрижальщийу, которую признал предатель Кур. Маленькая трусиха легко выдала информацию, признавая свою неполноценность перед лицом своей королевы. И теперь йети готовит план. Рани Наги считала его идею глупой, мелочной и ничтожно мелкой, но она хотела завоевать доверие йети и очень хорошо знала, что он не хотел отказываться от своего плана. Если то, что он одержал эту глупую победу, придало ему уверенность, то так тому и быть. Она потакала этому детскому поведению. Он попросил, чтобы они заманили мальчика куда-нибудь, где их никто не побеспокоит. Рани Наги передала этот приказ Итихаскар, которой мальчишка Сатередей доверял. Итихаскар навела их на мысль о безмолвном мире Наакала, месте, куда мало кто мог даже войти. И Рани Наги сочла эту идею подходящей. Однажды, много-много лет назад, она заманила сюда другого глупого человека. — Итихаскар, — позвала Рани Наги, когда наткнулась на коротышку. В тот же миг младшая нага распростёрлась на земле, реакция, не соответствующая её положению. — Да, моя королева! — последовал её ответ, приглушённый тем, что она лежала лицом в земле. Подумать только, Рани Наги на секунду почувствовала угрозу со стороны этой малявки! Валашахи были горды. Они никогда бы не допустили, чтобы такая жеманная слабачка заняла трон. Действительно, даже её правая рука, её самый преданный Джанарал, которому она поручила присматривать за ребёнком на предмет предательства, сообщил ей, что другие Валашахи постоянно следят за ней. У неё не было поддержки в рядах нагов, и Кур никогда прежде не вмешивался в их дела. — Иди и собери немного еды для человеческой оболочки йети. Мы не будем заставлять его испытывать ни голода, ни жажды. — Как пожелаешь, моя королева с сияющей чешуей и ядовитейшими клыками, из… — Хватит, — отрезала Рани Наги, прерывая её жеманную лесть. — Иди. Надоедливая коротышка поджала хвост и умчалась прочь. Трусиха, которая продала своего собственного бога при малейшем давлении! Каким жалким подобием наги она была. Не в первый раз Рани Наги подумывала о том, чтобы съесть её. Нет, Итихаскар была более полезной живой, чем мёртвой. Пока. Рани Наги продолжила свой путь, закончив патрулирование и пробравшись туда, где было спрятано тело йети, чтобы самой позаботиться о нём. Вот где было место нагов — рядом со своим славным богом, чтобы направлять его навстречу его судьбе. Она была рождена для этого.***
Зак проснулся от звука смеха детей, игравших в древнем городе Наакал. Вздрогнув, он открыл глаза, ткань из рафии соскользнула с его тела, когда он сел на алтарь. Напротив него стояли люди с тёмной кожей и белыми бородами, а во главе стоял Утнапиштим, древний Утнапиштим, которого Зак узнал по форме его глаз. По бокам от Зака стояли наги, которых он не узнал. Они были всех цветов радуги, молодые и старые, с украшениями из золота и серебра с драгоценными камнями и жемчугом. Справа от него находилась королева, Рани Наги, жившая задолго до появления той Рани Наги, которую он знал, — у этой была рогатая голова, украшенная драгоценными камнями, которые звенели друг о друга, когда она оборачивалась, чтобы посмотреть назад. Когда Зак тоже обернулся, чтобы посмотреть, у него перехватило дыхание. Его собственное отражение смотрело на него из блестящей чёрной чешуи огромного зверя. Он задирал голову вверх — всё выше и выше, пока не почувствовал, что смотрит на само солнце, затмеваемое головой Змея с огненными всполохами. На древнем языке Утнапиштим что-то спросил у зверя, затем опустился на колени, за ним последовали его братья. По всему периметру храма извивалось огромное чёрное тело Змея, там, где он ловил лучи полуденного солнца и переливался всеми цветами радуги. Каждое движение его тела оставляло царапины на каменных стенах, а кончик хвоста, украшенный чёрными шипами, каждый высотой с человека, обвивался вокруг тел людей. Наги вышли вперёд с охапками блестящих фруктов, таких, какие Зак видел мерцающими на ветвях деревьев в Наакале. Теперь, когда он подошёл ближе, он смог разглядеть, что они были круглыми, как яблоки или гранаты, и блестели на свету, как драгоценные камни. Их разложили перед людьми, прошептав им на ухо инструкции. С великим наслаждением древние люди набросились на них — вскрывая их мерцающую кожуру, чтобы разорвать мякоть внутри, влажный сок, похожий на рубиновую кровь, стекал по их подбородкам. Пейзаж начал мелькать перед глазами, как будто перемотанный в ускоренном режиме, люди входили, выходили, наги перемещались то тут, то там. Утнапиштим и его братья приходили, он совершал какие-то обряды, вкушал плоды и уходил. Единственной константой в пейзаже стало огромное тело Кура, которое сидело на месте, свернувшись кольцом вокруг храма, в то время как происходящее проходило мимо под его горящим взглядом, неподвижным и неизменным. Зак тоже был неподвижен, сидя на этом каменном алтаре, способный только видеть, слышать, обонять, пробовать на вкус. Он не мог протянуть руку и прикоснуться к этому сну, разворачивающемуся перед ним, и люди не могли видеть его. И однажды, как обнаружил Зак, жители Наакала начали меняться. Утнапиштим был самым частым посетителем храма, как заметил Зак. Его кожа, обветренная и сморщинившаяся с возрастом, стала гладкой и молодой. Его глаза заблестели, руки перестали дрожать. Волосы начали отрастать, прикрывая его лысую голову. В те дни было много праздников, множество застольев, которые Зак мог видеть и слышать за каменными стенами храма. В те дни Утнапиштим и его братья часто приходили засвидетельствовать своё почтение. Но на этом перемены не закончились. Их конечности начали удлиняться, зубы заострились. Волосы покрыли не только их головы, но и их лица, руки, ноги. Их глаза покраснели, стали задумчивыми, стали дикими. Зак почувствовал, что настроение начало меняться. Сначала неуверенность, затем отрицание, затем страх. Разгорелись споры. Затем — битвы. Он чувствовал едкий запах гари, запах горящей и обуглившейся плоти даже из этого храма на вершине холма. Он мог видеть гигантские деревья, вздымающиеся подобно водяным брызгам и уходящие в небо. Когда-то это место было лугом, поляной. Теперь лес покрыл всю территорию. И, наконец, пришли лемурийцы. В их длинноногих формах сохранились лишь отголоски тех людей, которыми они были раньше. Форма их глаз, челюсти — в этом было что-то знакомое; однако только тот, кто привык к их человеческим обликам, узнал бы в этих существах прежние черты. Они вошли в храм, расправив плечи, держа в руках громадные копья и тяжёлые деревянные дубинки, булавы и молоты, и они кричали пронзительными голосами и скалили острые зубы на нагов, которые выстроились в идеальном, торжественном строю, как в тот день, когда их впервые попросили маги Наакала. Королева не была встревожена. Она заговорила с ними. Зак мог понять её слова, язык, который нашёл отклик глубоко в его душе. — Вы просили бессмертия. Вы просили место рядом с богами. Разве мы не исполнили ваше желание? Рычание лемурийцев больше не могло складываться в человеческие слова, по крайней мере, с их новыми ртами, новыми языками, новыми зубами. Всё, что они могли сделать, это броситься вперёд, как животные. Они атаковали. Вокруг Зака были огонь, кровь и смерть. Лемурийцы разрывали чешую нагов, их лица искажались в кошачьих оскалах, острые зубы кусались, гибкие конечности наносили удары со смертельной силой. Наги отбивались когтями и клыками, ядом и змеями, и обе стороны, казалось, были равны по силе. И, наконец, просвистев мимо него, так близко, что ему показалось, будто оно прорезало линию на его щеке, пролетело огромное копьё и вонзилось в огромную шкуру Змея, проливая священную кровь на землю, папоротники и листья. Со звуком царапанья камня о чешую огромное тело Змея наконец пошевелилось. Его огромная голова опустилась, обвиваясь вокруг того места, где на алтаре сидел Зак. С осторожностью и мягкостью, которые, казалось, не вязались со зловещей формой его зубов, он сжал рукоять копья. Зак почувствовал жар его дыхания, похожий на дым из печи. Он наблюдал, как наконечник копья был извлечён из плоти Змея, за ним потекла струйка крови, когда Змей повернулся и швырнул его на землю, среди перепуганных лемурийцев. И, наконец, он наблюдал, как Кур потянулся обратно в небо, как он сделал глубокий вдох, как он встал на дыбы и как он взревел. Заку было плохо. Это разрывало его сердце. Рёв оглушил лемурийцев, которые прижали руки к чувствительным ушам. Он просто проскользнул мимо нагов. Этот звук, подумал Зак, должно быть, достиг самых краёв тропического леса. Должно быть, от этого задрожали деревья, задрожали их ветви. Должно быть, это заставило птиц покинуть свои гнёзда, зверей — свои дома. Должно быть, это заставило всех людей, которые ещё были достаточно человечны, бояться за свою жизнь. Да будет так. Змей медленно развернулся, её черная чешуя мерцала при движении. Сражение прекратилось, когда все сражающиеся повернулись, чтобы посмотреть, а лемурийцы застыли от страха. Однако Змей не нападал. С неторопливым видом его огромное тело перелезло через каменную стену, вся конструкция заскрипела под его весом. Он не оглядывался назад, покидая город Наакал, тамошних людей, когда его огромная голова скрылась за каменным выступом и исчезла в тропическом лесу. Наги замерли, наблюдая за уходом своего хозяина, а затем — следуя примеру своей рогатой королевы — они тоже рассеялись, карабкаясь вверх по каменным уступам, оставляя лемурийцев позади, покинутыми. В храме воцарилась тишина. В последующие месяцы лемурийцы пришли к пониманию значения слова «покинутость». При таком странном течении времени Заку было трудно следить за тем, сколько дней или недель прошло. Мало-помалу медленная катастрофа Наакала расцвела в полную силу. Храм был превращён в больницу, поскольку люди в полупереходном состоянии, со слишком длинными конечностями и слишком острыми зубами, лежали и стонали на простынях, разложенных рядами на земле. Лемурийцы ухаживали за ними с большими, встревоженными глазами, но никакая забота, никакие припарки, никакие травы не могли изменить постигшую их беду. Их кожа стала пурпурной, затем жёлтой, затем отвратительного серого цвета. Их стонущие рты превратились в широко раскрытые застывшие крики, а затем их кожа начала трескаться, образуя шов от уголка рта до основания шеи. Их глаза, которые стали большими и блестящими, затуманились, а затем потускнели. И там стояла мерзкая и ужасная вонь, гниющей плоти и потрохов, отбросов и отходов. <Я голоден.> <Я голоден.> <Дай мне что-нибудь поесть.> Зак почувствовал, как у него капают слёзы. Его сердце разрывалось. Его разум горел. Всё это было его виной. <Подойдёт только человеческое мясо.> <Я голоден, я голоден, я голоден.> <Дай мне что-нибудь поесть! > — О братья, — причитал Утнапиштим, выучивший телепатический язык. — Мы допустили ошибку! О братья, мы были неправы! О братья, это была наша ошибка! Но он не мог помешать своим братьям уходить, одному за другим, каждый из них проклинал нагов, проклинал Утнапиштима, проклинали Кура, потому что бремя их собственных грехов было слишком велико, чтобы нести его. Утнапиштим плакал, окружённый голодными элоко, которых он заключил в свои объятия. — О мой народ, — сказал лемуриец, — простите этого Утнапиштима. А потом пейзаж изменился. На этот раз Зак обнаружил, что с ног до головы украшен золотом и стоит рядом с троном Рани Наги. Королева нагов снова изменилась, на этот раз она была худой, почти жилистой, светящейся изумрудно-зелёным. Её глаза были острыми и внимательными, в них невозможно было разглядеть её мысли, и она не выказывала никаких эмоций, когда смотрела сверху вниз на распростёртого Утнапиштима. — Давным-давно этот ничтожный Утнапиштим и его глупые братья просили у нагов и их господина вечности. — Итихаскар, — позвала королева, и с другой стороны от неё наклонилась другая нага. — Это правда, моя королева; в записях говорится, что это существо восстало против нашего хозяина ещё до завершения ритуала. Они ранили великого Кура, и Кур покинул их. Многие остались в переходном состоянии. — Я понимаю. — Она по-прежнему не выказывала никаких эмоций. — И о чём же, покинутое дитя, ты хочешь ещё раз попросить нас? — О достопочтенная нага, — сказал Утнапиштим. — Какую бы цену мы ни заплатили, я прошу, чтобы вы освободили бедных детей Наакала, которые потеряли всякий разум, всякое здравомыслие, всё, кроме голода, который сжигает их, поглощает их умы до сих пор. Королева медленно посмотрела на него. Она слегка поёрзала на своём троне. — Сколько лет прошло с тех пор? — Утнапиштим перестал считать. Несколько человеческих жизней. Они страдали дольше, чем жили на свете. — Но мгновение в глазах Кура, — сказала Рани Наги. — Я не исполню твоего желания, покинутое дитя. Твоё преступление было велико — ты вбил копьё в Кура. Но твоё наказание не будет бесконечным. Я посоветуюсь с нашим господином, и вместе мы создадим лекарство. Вернитесь через пятьсот лет, и мы удовлетворим твою просьбу. За это время собери всех своих братьев, всех людей, затронутых магией, всех потерянных детей, чтобы мы могли вылечить их всех сразу. Время летело незаметно. Теперь на троне сидела ещё одна Рани Наги, ещё одна Итихаскар, ещё один отряд королевской стражи, но перед ним были все лемурийцы, некоторые теперь моложе других, все со склонёнными головами. — Утнапиштим вернулся, о достопочтенная нага, согласно завету, который он заключил с твоей предшественницей пятьсот лет назад. У этой новой Рани Наги было две головы, одна красная, другая синяя, первая была украшена золотом, вторая — серебром. Когда она заговорила, оба её рта зашипели в унисон. — Итихаскар. — То, что он говорит, правда, моя королева. Пятьсот лет назад Рани Наги пообещала ему средство освободить наполовину изменившийся народ Наакала. Тогда она заказала создание предмета с благословения великодушного Кура. Может, мне попросить Валашахис принести его? — Пусть это будет исполнено. — О, спасибо тебе, достопочтенная нага! Один из королевских стражников ускользнул и вернулся с артефактом, в котором Зак, к своему шоку, узнал Флейту Гильгамеша. Королева осторожно взяла его из рук гвардейца. — Этот предмет, — сказала она, осматривая его, — вытеснит магию из душ тех, кому было даровано благословение Кура в Наакале. Это будет касаться вас в той же степени, что и несчастных элоко, имя, которое мы им дали. Те из вас, кто всё ещё хочет сохранить свои жалкие жизни, можете заткнуть уши воском. — О достопочтенная нага, благодарю тебя! — Подождите. — Лемуриец, стоявший рядом с ним, прервал его, выпрямив спину. — Аполлион? — спросил Утнапиштим, поворачиваясь к нему. — Наги коварны. Они говорят ложь и полуправду. Скорее всего, это не то лекарство, которое мы ищем. Скажи мне, королева нагов. Когда заиграют на флейте и магия исчезнет, вернутся ли жители Наакала к своей прежней форме? Станем ли мы снова людьми? Королевская стража зашипела от такого неуважения, и Утнапиштим вздрогнул, но королева подняла руку и заставила своих последователей замолчать. — Неужели ты считаешь, что дар, который дал тебе наш господин, можно так легко отвергнуть? — Она поднялась со своего места и скользнула вперёд, браслеты, украшавшие её тело, блеснули в тусклом свете лампы. Утнапиштим съежился, но остальные лемурийцы смотрели в ответ, выпрямив спины и высоко подняв головы. Некоторые даже оскалили зубы. Аполлион не отступил, когда королева приблизилась к нему. — А что с теми, кто умер? — спросил он, указывая на молодёжь. — Теми, кто потерял свою память? Теми, кто сейчас невиновен? Королева вздохнула и потянулась вперёд, обхватив ладонями щёки Аполлиона. — Вы все перестали быть людьми, — сказала она. — Ты перестал быть человеком в тот момент, когда получил благословение нашего господина. В твоём нынешнем состоянии лишить тебя этого благословения — врождённой связи, которую ты имеешь с магией земли, — было бы сродни вырыванию твоего собственного бьющегося сердца. Зак схватился за собственное. Он очень хорошо знал, на что флейта обрекает своих жертв. — Чтобы все мы умерли. — Ты был одарён жизнью. Теперь ты жалеешь об этом. Что ещё ждёт вас, когда у вас отнимут жизнь? Тебе всегда давали то, чего ты желал. Аполлион вырвался из её рук и подошёл к своим братьям, их шерсть встала дыбом. — Мы отказываемся от судьбы, которую вы пытаетесь нам продать. Мы найдём наше собственное решение. Мы спасём наш собственный народ. Вы, коварные змеи, вы и ваш хозяин оба — больше не вмешивайтесь в нашу жизнь. — Нет! — воскликнул Утнапиштим. — Нет! — Очень хорошо, — сказала Рани Наги, возвращаясь на своё место. Царственным движением она вложила флейту обратно в руки своего стражника, который не сдвинулся с места. — Тогда, Валашахис, верни эту флейту в наше хранилище. Возможно, однажды эти глупые создания поймут милосердие, когда оно будет даровано. — Убийцы. Лжецы. Монстры. Утнапиштим воскликнул: — Нет! — Таковы мы, — сказала Рани Наги. — А вы, покинутые дети, не более чем ревущие звери. Прошло время, и Зак снова оказался на алтаре. Храм уже пришёл в упадок, разбитые кирпичи лежали вокруг него. Если бы он не знал ужасную и трагическую историю этого места, он счёл бы его прекрасным. Деревья вокруг них отливали зеленью в лучах солнца, их ветви мягко покачивались на полуденном ветерке. Плоды на их тяжёлых ветвях сверкали, как отполированные красные драгоценные камни. Утнапиштим сидел на потрескавшихся каменных плитах, последний устоявший хранитель Наакала. Он оставался таким в течение многих лет. Цветы распускались, увядали и давали плоды. Плоды падали на землю и гнили. Снова, и снова, и снова повторялся этот цикл, и никогда Утнапиштим не заходил за границы Наакала. Однажды, наконец, кто-то вошёл в храм. Более того, Зак узнал две фигуры, появившиеся в поле зрения, и он почти почувствовал, как его сердце остановилось. Первой из фигур был Гильгамеш, хотя и старше на несколько лет, черты его беспокойства были глубже, чем в воспоминаниях о его последнем столкновении с Куром. Именно с его появлением Зак вспомнил, где он когда-то слышал имя Утнапиштима. В конце Эпоса о Гильгамеше, после того как его дорогой товарищ Энкиду был убит из-за гнева бога, Гильгамеш начал бояться собственной смертности. Движимый этим экзистенциальным страхом, он разыскал своего предка Утнапиштима, который был благословлён богами на бессмертие. А рядом с ним была Рани Наги. Та Рани Наги, которую знал Зак, с жёлтой чешуёй, четырьмя руками, красными глазами. Конечно. Потому что Гильгамеш должен был знать о Наакале, чтобы отправить сюда своего наследника. Потому что ему нужен был проводник, чтобы привести его туда. Потому что наги знали дорогу. Но в этом не было никакого смысла. Мысли Зака метались, пока он пытался собрать всё это воедино. Наги ополчились на всех жителей этого мира после смерти Кура. Они почти уничтожили кумари, им удалось убить целое поколение лемурийцев. Они были даже на камне Кура! Камень, который… Камень, который привёл их… к лемурийцам. Камень, который, на самом деле, вообще не привёл их к Куру. Камень, который вместо этого заставил их пересечься с некоторыми из самых свирепых и опасных существ на планете, только для того, чтобы их направили в сторону тех, кто ненавидел Кура больше всего. Камень, который, если бы не современные технологии, почти гарантировал бы смерть любому, кто попытался бы последовать его карте. Камень, на котором было написано на человеческом языке и который вёл к гробнице, сделанной человеком. Камень, который был заложен в древнем человеческом городе. Камень, который мог быть сделан только человеческими руками. Камень, в котором хранилась сущность Кура, который искал ближайшее нерождённое существо. Король Погибели, Несущий рок, чей род унаследует мою волю. Он пришёл к выводу, что Гильгамеш знал, что Кур собирается перевоплотиться в человека. Из этого следовало, что Гильгамеш знал, что сущность Кура обитает в камне. Итак, Гильгамеш приказал вырезать на нём карту, которая вела бы в противоположном направлении. А затем он заколдовал своё копьё, чтобы его собственный избранный наследник смог собрать силу, необходимую для того, чтобы сделать Кура смертным. Но зачем? Зак не мог ответить на эти вопросы. Не сейчас. Не тогда, когда на его глазах разыгрывался древний эпос. — Утнапиштим не верит, что бессмертие — это действительно то, к чему ты стремишься, человеческое дитя. Гильгамеш умолял, стоя на коленях с раскрытыми ладонями. Зак уловил пару слов, но это было всё равно, что слушать кого-то с сильным акцентом — он никогда раньше не слышал шумерский от носителя. Рани Наги рассеянно оглядывалась по сторонам. На её жестоких чертах появилось недовольное выражение. Её взгляд упал на деревья. Утнапиштим поднял руку. — Нет, ты не знаешь, о чём просишь. Однако Утнапиштим понимает, что ты не прислушаешься к голосу разума. Поэтому он предлагает тебе испытание. Гильгамеш явно счёл эти условия приемлемыми. Итак, лемуриец продолжил: — Все сны в Наакале сладки. Утнапиштим сделал это. Если ты не сможешь не заснуть в течение семи дней и семи ночей, значит, ты не готов к кошмару вечности. Бодрствуй, и Утнапиштим поможет тебе. Это понравилось Гильгамешу, который сел и развёл костёр. Утнапиштим и Рани Наги просто наблюдали за ним, в то время как весь остальной мир хранил молчание. Даже Гильгамеш, приготовив свой костёр, ничего не делал, только наблюдал за ним, и на его лице появилось выражение сожаления. Зак уже знал, чем закончилась эта история. Когда небо потемнело, а костёр догорел, Гильгамеш, измученный путешествиями и горем, сначала закрыл глаза, а затем заснул. Именно тогда Рани Наги и Утнапиштим заговорили. — О достопочтенная нага, — сказал Утнапиштим. — Вы пришли освободить народ Наакала? — Жители Наакала — это не моя забота, — сказала Рани Наги. — Ты, которого бросили, который ранил нашего хозяина. Почему ты должен быть прощён? — Утнапиштиму сказали, что его наказание не будет вечным — — Теперь всё иначе, — отрезала Рани Наги. — У Кура никогда не было никакой необходимости быть таким милосердным. Скоро Кур возродится, и наги поведут его в новую славную эру. Ту, где ты не нужен. Когда это время придёт, возможно, Кур соизволит избавить тебя от страданий, лемуриец. — Но флейта была сделана… — Хватит! Не тревожь меня больше этой флейтой и своей ничтожной судьбой. — Рани Наги обвила когтями шею Гильгамеша, хотя и старалась не прикасаться к его коже. — Я пыталась убить этого человека последние пять лет, с тех пор как умер наш господин, но ранее на него была наложена защита от змей, и эта защита всё ещё действует. Я надеялась, что элоко убьют его, но, похоже, они все спят. Так что ты, лемуриец, если тебе дороги твои ничтожные воспоминания, должен помочь мне избавиться от него и отвести его в пасть чудовищ. На сердце у Унтапиштима было тяжело. Небо порозовело с рассветом, затем потемнело от клубящихся облаков, и капля за каплей начал падать дождь. Это разбудило великого царя Гильгамеша, который, моргая, смотрел в небо, который понял, что провалил испытание Утнапиштима, и начал плакать. — Утнапиштим жалеет тебя, человеческое дитя. В голосе Утнапиштима звучала скорбь. — Итак, Утнапиштим откроет тебе ещё один секрет. Рани Наги внимательно наблюдала за ними своими хитрыми красными глазами. — На дне моря растёт растение, охраняемое людьми-рыбами. Это растение способно залечить все раны, восстановить жизненные силы. Это не то бессмертие, о котором ты мечтаешь, но оно может продлить твою жизнь. Спроси тех, кто живёт на спинах змей, и, возможно, они укажут тебе путь. Зак знал, чем закончилась эта история. Согласно древним записям, Гильгамеш отправится туда, и там змея украдёт у него его добычу. Возможно, даже та самая змея, которая даже сейчас стояла рядом с ним. Гильгамеш с благодарностью взглянул на Утнапиштима, а затем отправился восвояси, не оглядываясь. Рани Наги последовала за ним, надменно взглянув на жалкого лемурийца. И там он просидел пять тысяч лет, переживая отсутствие великого бога, потерянный для всего мира. До одной роковой ночи, когда великий бог Кур вернулся к нему. Зак наблюдал, как его собственное «я» упало с неба, как его двойник посмотрел вверх на алтарь, как он встал. Он наблюдал, как мир застыл позади его прошлого «я», и посмотрел в горящие глаза Змея.***
Он всё ещё был впечатлён тем, что Зак убедил его приехать в это место — после их обширного приключения Фрэнсис почти зарёкся посещать склепы, гробницы, туннели и пещеры. Теперь он снова спускался по каменным ступеням в глубины египетской гробницы. Что ж, он был тем, кто попросил показать больше того мира, который видел Зак. Он смотрел в спину Зака, идущего впереди, задаваясь вопросом, когда же он сможет так уверенно двигаться навстречу приключений. — Так что же такое магия на самом деле? — спросил Фрэнсис. Это было у него на уме с тех пор, как Зак всю дорогу сюда рассказывал о заклинаниях, которые произносили египтяне, которые сохранялись всё это время нацарапанными на стенах их гробниц в виде иероглифов. Зак ответил, не оборачиваясь: — Если ты спросишь моего отца, то такого понятия не существует. Это просто явления, над которыми нам нужно провести дополнительные исследования. Но если ты спросишь мою маму… Он обернулся с дерзкой ухмылкой. — Мама говорит, что магия — это вид энергии, который реагирует на «душу», ещё одна вещь, в которую мой папа на самом деле не верит. По сути, магия исполняет желания. Но у неё тоже есть тёмная сторона. «Страсть» может означать как любовь, так и ненависть. Так что сложно точно знать, что получишь… желание и проклятие — это, по сути, одно и то же. — Понятно, — сказал Фрэнсис, включая фонарик, когда они скрылись от последних солнечных лучей. — Даже «магическое» объяснение кажется несколько научным. Природная сила, которая реагирует на определённые раздражители. И… что ты об этом думаешь, Зак? — Что ж, я думаю, они оба правы. Всё становится запутанным, если я действительно выбираю чью-то сторону. Последовала пауза. Вряд ли это вообще можно было назвать ответом. — Что ты на самом деле думаешь? — Ты продолжаешь задавать эти вопросы, — беспечно сказал Зак. — Теперь всё в порядке. Мы победили плохих парней. Твой отец больше не будет тебя беспокоить. Мир в безопасности. Тебе обязательно продолжать спрашивать о таких опасных вещах? — Ну, да. У меня есть долг… — Какой? — спросил я. — Какой, — повторил Фрэнсис. Затем он прищурился. Было ужасно темно, даже с их фонариками. Они шли уже довольно долго. — Куда именно мы направляемся? — Куда ты хочешь пойти? — спросил Зак. — К хуаке, — ответил Фрэнсис. — Я знаю, что это не так. Фрэнсис начинал нервничать. — Куда мы направляемся? — спросил я. — Тебе действительно следует быть более жадным, — сказал Зак, и его голос эхом отразился от стен. — Из-за того, что так мало желаний, которые можно исполнить, из-за того, что твоё счастье так мизерно, мы в итоге дошли до самого дна. Более того, ты привёл в этот сон ужасающее существо. Фрэнсис последовал за ним, потому что в этот момент тело Зака было единственным, что он мог видеть — было темно, всепоглощающе темно, бесконечно темно, солнце давно исчезло, под ними слышался звук журчащей воды. Ты хотел узнать о магии, седьмой сын седьмого сына? Зак пошёл вперёд, Фрэнсис с трудом поспевал за ним, чуть не спотыкаясь о каменные ступени и не падая на каменный пол лицом. Звук журчащей воды становился всё громче. Фонарик Зака загорелся мерцающим оранжевым светом, который отражался от стен под странными углами, отбрасывая глубокие тени на иероглифы, которые выглядели так, словно они светились. Фрэнсис не умел читать их… но он определённо узнал змею, когда увидел её. Стена была покрыта ими. Их становилось всё больше и больше, чем глубже они погружались. Послышался всплеск, затем ещё один, когда Зак, не обращая внимания, вошёл в бушующую реку на дне пещеры. — Зак? — спросил Фрэнсис. Что-то выглядывало из реки. Первыми на поверхность показались массивные чёрные шипы, переливающиеся радугой, которые оказались оленьими рогами, а за ними последовали череп и голова массивной обсидиановой змеи. Вокруг её головы была грива огненных перьев, каждое высотой с Фрэнсиса. Его глаза горели ужасающей силой, и чувство благоговейного трепета сжало грудь Фрэнсиса. Подойди ближе, и я научу тебя всему, что нужно знать. Ему потребовалось всего мгновение, чтобы принять решение. Фрэнсис повернулся на каблуках и побежал.***
— То, что следует за грехом, и есть спасение. Существо в его теле говорило ему эти слова с царственной осанкой древнего бога. — О, Кур! — Утнапиштим поклонился так низко, что его лицо уткнулось в землю. — Милосердный Кур! — Ты спасёшь этих людей? На этот раз сдвинулась с места Вади. Она бросилась вперёд, вставая между Змеем и Заком с широко раскинутыми руками. Её голос дрожал, когда она кричала на них. — Уходите! Вы, ночные кошмары! Вы оба! Глаза Змеи медленно скользнули и уставились на неё, её тело было неподвижно. Затем они остановились на Заке. Он почувствовал, как дрожь пробежала по его спине. — Как долго ты будешь отмахиваться от собственной вины? Ты должен взять грех на свою душу. Он не исчезает. Если грешник прощён, то кто-то другой должен нести его наказание. Это наша цель, а также наша судьба. Зак очень хорошо понимал, что имел в виду Змей. Если грехом здесь был отказ от ритуала на полпути, то бременем становилось «проклятием» Наакала. И даже если бы Зак снял это «проклятие», в этом случае бремя легло бы на него. Кто-то должен был нести ответственность. Кто-то всегда должен это делать. — «Цель»? «Судьба»? Я не могу принять такие нелепые слова, — с вызовом сказала Вади. — Зак волен выбирать любое будущее, какое пожелает! Змей приблизился на шаг, затем ещё на один. Хотя Вади не отступала, Зак мог сказать, что она становилась всё более и более напряжённой по мере приближения Змеи. Наконец, он нашёл в себе силы оттолкнуться от алтаря и встать рядом с ней, отказываясь позволить ей встретиться лицом к лицу с его демонами в одиночку. — До сих пор ты сидел тихо, — сказал Зак. Он не слышал голоса Змея со времён встречи с Аль Басты. — Я пришёл на твой зов, — сказал Змей. — Ты хотел, чтобы воспоминания, которые ты восстановил, были отделены от тебя. Ты считал их зловещими, чудовищными, проклятыми. Какой у меня был выбор, кроме как ответить? Но даже в этом случае я не могу оставаться безучастным вечно. Ты есть и всегда был таким, Кур. Он не избежит этой ноши до конца своих дней. — Это непостижимо, — сказала Вади, дрожа. — Почему Зак должен страдать от этого кошмара? — Кошмара? — Да, кошмара, — сказала Вади. — Он человек, у него есть семья, которая любит его, и такие друзья, как я. Стать свидетелем таких ужасных вещей? Быть вынужденным нести такое ужасное бремя? Это неприемлемо! — Значит, ты желаешь страданий народу Наакала? Они — твои предки, и поэтому они — твоё наследие. Выбери их судьбу, и пусть это будет твоим бременем. Она сглотнула. — Я говорю, что было неразумно возлагать это бремя на плечи Зака. Он никогда не хотел этого. Взгляд Змея был острым. — И ты хотела родиться кем-то другим, а не наследницей Хасси. И всё же это то, кто ты есть. — Но я могу выбирать! Мне позволено выбирать, принять ли мне эту судьбу или нет! Я могу оставить этот пост! В её ответе был огонь. Их спор был настолько жарким, что Зак едва мог вставить хоть слово, хотя и не был уверен, что у него есть стоящий аргумент. Как бы сильно он ни был благодарен Вади за то, что та стояла рядом с ним, тяжёлое и щемящее чувство овладело его сердцем. В конце концов, не имело значения, было ли несправедливо родиться Куром. Не имело значения, желал ли он чего-то ещё. Не имело значения, что он никогда этого не хотел. И Змей согласился, или, может быть, Зак согласился со Змеем. Его следующие слова были убедительными. — Но ты этого не сделаешь. Даже у Вади не нашлось немедленного ответа на это. Она никогда не смогла бы по-настоящему разорвать связи со своим племенем. Даже если бы у неё была такая возможность, и сколько бы она ни жаловалась, она не смогла удалить номер своего отца или даже игнорировать его звонки. Она всё равно попыталась продолжить: — И всё же… — Я говорил тебе. — Его взгляд упал на Зака. — Здесь есть только один ответ, который имеет значение. Наступила очередь Зака. Рука Вади нашла его руку и сжала, но он даже не мог посмотреть ей в глаза. Когда он говорил, его горло хрипело. — Почему ты так поступил с этими людьми? — Они просили об этом. Жители Наакала умоляли Змея, стоя на коленях и кланяясь. Они построили этот храм, украсили его образом бога, которому он был посвящён. Они желали, и они добились желаемого. Действительно ли Кур был неправ в том, что откликнулся на их молитвы? Кура просили даровать бессмертие. Кура просили покинуть их. Кура просили спасти их. Кура просили больше не вмешиваться. — Так как же ты будешь их судить? В конце концов, именно лемурийцы, взвалившие на свои плечи этот грех, просили не освобождать их от него. Бессловесный крик боли вырвался у Утнапиштима, который так и не поднялся с того места, где распростёрся на земле. — Я не собираюсь оставлять их в таком состоянии, — сказал Зак. Как он вообще мог забыть о страданиях других? Как он вообще мог игнорировать крики страдающих существ? Как он вообще мог отказать в том, что мог сделать только он? — Научи меня, как это исправить. — Зак, — почти прокричала Вади. Её следующие слова были осторожными и мягкими. Её хватка на его руке была липкой и отчаянной. — Ты не обязан этого делать. Ты не обязан это терпеть! Но он это сделал. Он был единственным, кто хотел или мог это сделать. Глубокая и древняя печаль наполнила его сердце — его собственное скорбящее сердце. — Я не могу научить тебя тому, что ты уже знаешь,— сказал Змей. Он протянул руку. — Зак, — взмолилась Вади. — Не надо. Ты не вернёшься назад. Зак колебался лишь мгновение, затем отпустил Вади, чтобы взять Змея за руку. Когда его пальцы сомкнулись вокруг мозолистой кожи, человек перед ним рассеялся, как дым, и кулак Зака сомкнулся на огненном шаре, который вырвался у него между пальцами и окутал всё его тело. Мир вокруг них померк. Языки пламени вились вокруг него, танцуя на его коже, но вместо того, чтобы обжигать, они согревали. Они заключили его в объятия тепла и света. Он закрыл глаза. Голос Вади теперь звучал как будто издалека. Всё дальше и дальше она звала его по имени. Перед ним и повсюду вокруг виднелась переливающаяся чёрная чешуя Змея. — По твоей воле мы всё вспомним. Чёрные челюсти сомкнулись вокруг него. Зак открыл глаза в реальном мире.***
Мир вокруг него рушился, когда массивное чёрное тело Змея, его зазубренный позвоночник, заострённые зубы разрывали надежды и мечты. Фрэнсис побежал — он выбежал из древнеегипетской гробницы, где на дне в реке спал Змей. Всё сооружение застонало и рассыпалось, когда Кур протиснулся через узкий проход, вырвавшись в пустыню. Свет изменился с белого на красный, когда солнце затмила его дикая, покрытая перьями грива. Фрэнсис бежал, не оглядываясь. Он пересёк океан и приземлился на Сейшельских островах, где вода была тёплой, а солнце стояло высоко, где Улрадж и Вади сидели и смеялись, погрузив в воду только ноги. Огромное тело Змея поднялось из океана. Море начало бурлить, небо начало темнеть, а волны стали красными, как кровь. Взмахнув хвостом, украшенным шипами, каждый высотой с человека, Кур смёл посетителей пляжа, оставив Фрэнсиса карабкаться по гранитным скалам в лес. Наступал конец света, наступал конец света. Едкий дым забивал его лёгкие и щипал глаза, вызывая слёзы. Там был запах крови и звуки криков, предсмертные вопли агонизирующей эпохи. Он пробежал мимо родителей Сатердея, которые пришли спасти его, питомцев Сатердеев, которые пришли спасти Зака. Они тоже оказались в пасти Змея. Земля была покрыта ковром из гниющей плоти: лягушки, домашний скот, искривлённые человеческие конечности. Воздух гудел так громко, что заглушал его собственный голос, мухи, мошки и ужасные твари с длинными, тонкими ножками стаями облепляли его куртку. Небо потемнело. Он гремел громом, словно отягощённый яростью богов. И Фрэнсис бежал, отчаянно пытаясь опередить преследующую его судьбу. Наконец, пробравшись сквозь радужные ленты и протолкнувшись мимо нескольких ярких шаров, он оказался в боулинге, который был арендован на его день рождения. Верхний свет, который и без того был слабым и тусклым, замигал, когда земля загрохотала у него под ногами. Посреди комнаты стояла Мука. Она не сдвинулась с места. — Мука, — крикнул Фрэнсис, перекрывая грохот апокалипсиса. — Мука, я пришёл за своим подарком. Он не знал, сможет ли Мука вообще что-нибудь сделать и примет ли она его сторону, поскольку сама преисподняя наступала ему на пятки. Нага лишь мельком взглянула на него, прежде чем нанести удар — быстрее, чем он успел моргнуть, она обвилась вокруг его тела, обхватив его лицо двумя холодными чешуйчатыми руками. — Тогда, человек, — сказала нага, её раздвоенный язык коснулся его кожи, — я дам тебе яд, на которым обладают только змеи. С днём рождения, наследник человечества!***
Фрэнсис проснулся так резко, что упал, уткнувшись в землю. Он хлопнул себя по голове. — Почему ты лизнула меня? — спросил он, поднимаясь на ноги. Должно быть, это была насмешка или какое-то другое наказание за этот адский сон, потому что мир всё ещё ревел, а в воздухе всё ещё стоял привкус дыма. Но он был не рядом с Мукой. На самом деле рядом стояла Вади и смотрела на него как на сумасшедшего. Вокруг него был лес Наакала; он узнал поваленные деревья и странные маленькие деревенские домики. Все вокруг него горело, земля Му была в огне.