***
— Привет, Артур, — сказал Пол, входя в больничную палату. Стены, пол, потолок, простыни, шторы и рубашка Артура были белыми, и они подчёркивали, насколько бледной была костлявая фигура Бимана, его левая рука лежала на одеяле, а правая была забинтована. Его глаза были закрыты, очки лежали на прикроватной тумбочке, но он хмыкнул, показывая, что не спит, когда Пол придвинул стул ближе к кровати. — Я избавился от контроля разума лемурийцев, — сказал он, переходя сразу к делу. Именно так Артур любил действовать — никаких шуточек, никаких фривольностей. — Теперь я свободный агент. — Молодец, — невозмутимо отозвался Биман. Он казался измученным, но явно не настолько измученным, чтобы не произнести и пары слов. — Переметнулся от обезьян с контролем разума к змеям, нашептывающим тебе на ухо, да, Асклепий? Наконец он приоткрыл глаза, чтобы взглянуть в сторону Пола. Он поднял перевязанную руку. — Они не хорошие парни. Это прояснило позицию Бимана, но не сдержало Пола. — Мы сами не лучше, — отметил он. — Мы посадили наших друзей в клетки, чтобы поохотиться на пару подростков. — Подростков, представляющих глобальную угрозу, — прервал его Биман. — Благо всего мира нас оправдывает. Пол вздохнул. Споры с Биманом всегда проходили так: он был жёстким и бескомпромиссным, всегда имел, чем возразить. Пол, который не любил конфликты, считал, что с ним особенно сложно иметь дело. Единственный, кто мог справиться с ним, был Док, и то потому, что Биману, видимо, нравился Док больше всех остальных. В конце концов, даже у Бимана были предубеждения и предпочтения. То, что он считал Дока близким другом, может быть, даже своим единственным другом, не было секретом. Проблема заключалась в том, что Биман был утилитаристом, поэтому считал, что этика и мораль сейчас были на его стороне. Пол полагал, что это нормально, потому что как бы он ни хотел сделать из Бимана союзника, в конечном счёте, ему просто нужно было удержать Артура от звонков остальным учёным, если Вади случайно отключит не те провода. Поэтому он наклонился вперёд, намереваясь сказать то, что всегда хотел сказать. Нечасто он выражал свои чувства таким способом. — Артур, — произнёс Пол, — мне кажется, в этой ситуации великое благо на ничьей стороне. — Не говори глупости, — усмехнулся Артур. — Я… — Послушай, Артур, — прервал его Пол, — ты скучаешь по Доку. Я говорю это, потому что ты звонишь мне каждую неделю, как раньше звонил ему, чтобы просто пообщаться. Но ты действительно считаешь, что между вами всё останется прежним, когда ты рискуешь жизнью его сына? Последовала тишина. Неужели Чичу сказал слишком много? -… Я знаю его дольше, — сказал Биман, откидываясь на подушку, — Я знаю его дольше его девушки. Или их ребёнка. — Это не так, Артур. — Я знаю, — он посмотрел в сторону. — Я не робот, как вы любите шутить между собой, когда думаете, что я не услышу. Я знаю… Я знаю. И я знаю, что единственный способ вернуть его расположение — это помочь этому ребёнку, — и я помог. Ты знал это? Я помог. На самом деле Пол не знал. — Что ты имеешь в виду? Биман продолжил, как будто не слышал его вопроса. — Сначала я подумал, что у него высокие шансы, он безошибочно «конь». Я имею в виду мальчишку. Поэтому я рискнул поставить на него: может ему удастся найти тузы и выбросить флэш-рояль, и обезьяны выйдут из игры. Это должно произойти. Все ещё должно произойти. Биман посмотрел на Пола — без очков мешки под его глазами отчетливо выделялись на бледной коже. — Но потом я испугался. — Испугался? Чего? Биман поправил одеяло. — Что ты сделаешь, — спросил он, — если пришельцы нацелятся на землю оружием, которое уничтожит её одним выстрелом? — Я лично? — спросил Пол. — Буду паниковать. Я геолог. — Нормальный ответ, — сказал Биман. — Но у меня нет такой роскоши. Я единственный, кто может что-то предпринять. У меня нет времени паниковать. Он поморщился. — Но я в панике. Потому что в этот раз я не могу договориться с оружием. В этот раз у оружия все карты. Ты предоставляешь себе, что случится, если Кур вырвется на свободу? Это… ад на земле. Мамонтова шкура, люди умрут. Мы биологически не запрограммированы, чтобы справиться с ним. Пол сделал глубокий вдох, а потом наклонился ближе со сцепленными вместе руками. — Артур, — произнёс он. — Я всегда паникую. То есть, ты невероятно умён, у Миранды есть робот, на которого можно положиться, У Мизуки есть его тело… все вы способнее меня. Пачакутек — химик, а Дэвид — невролог, и это всё намного привлекательнее геологии. Обычно самое захватывающее, что мне приходится делать, — это напоминать людям о зонирование. Биман взглянул на него. — Поясни? — Ладно, — сказал Пол, — я знаю, что если ты будешь метаться в разные стороны, пока паникуешь, то загородишь дорогу людям, у которых есть своё решение. — У меня есть решение. — Возможно, — ответил Пол. — Но я не думаю, что ты знаешь как разделить Кура и Зака. Никто из нас не знает. Артур откинулся на подушку, издав недовольный звук, но, что примечательно, возражений от него не последовало. Вполне возможно, что Чичу впервые выигрывал в споре с ним. — Ты веришь в этих детей, любитель камней? Может быть, а может быть и нет. У них был огромный опыт в гонках за невозможным. — Конечно, — ответил он. Потому что он хотел в них верить, даже если это было трудно. — То есть, они же так далеко продвинулись, верно? Как мы можем их победить? Биман издал ещё один звук недовольства, отвернувшись, признавая своё поражение. — Думаю, что совершаю ошибку, — пробормотал он. — Я не знаю, как поступить правильно. Это не хорошо. Вы ребята насчитываете, что я знаю, что делать. Или вы привыкли так думать, пока мир не перевернулся с ног на голову. Где мы… где я ошибся? Пол вздохнул, потому что на этот вопрос у него не было лёгкого ответа, если он вообще был. — Может дело в том, что здесь нет правильного и неправильного пути, — сказал он. — Здесь только ты, я и все остальные на крутящемся шаре, пытаемся сделать так, как будет лучше по нашему мнению. Биман снова откинулся на подушку. — Какой в этом смысл? — побеждено спросил он. — Что мне вообще нужно делать? — Я не знаю. Не знаю, смогу ли сказать. Не думаю, что кто-то смог бы. Долгое время двое мужчин молчали, и единственным шумом в комнате был гул устаревшего кондиционера и шум людей как за дверью, так и на улице под больницей. — … Итак, раз ты здесь, — сказал Артур, — я полагаю, это значит, что кто-то из тех детей снова крадёт мои вещи. Ох. Чёрт. — Что ж, я не могу этого отрицать… — Не пытайтесь найти правдоподобное оправдание, — сухо сказал Биман. — Они натравили на меня змею. Я имею право расстраиваться. — Не могу с этим спорить. — Ты, — сказал Биман, ткнув в его сторону неповрежденной рукой, — ты должен мне за то, что позволил им ускользнуть. Пол кивнул. Биман оказал им услугу, позволив сбежать — никто никогда не хотел бы быть ему должным. Но тот факт, что Биман сделал им такое одолжение, делало этот поступок великодушным. — И если окажется, что ты был неправ, — произнёс Биман, — тогда я должен буду сказать «а я говорил» до того, как кто-то из нас или мы оба умрём. Пол фыркнул. — Справедливо. — И ещё кое что, — сказал Биман. — Если моё оборудование будет сломано, кто-то обязан за него заплатить. Я сомневаюсь, что деньги мамочки и папочки смогут покрыть ущерб… так что эта задача ложится на тебя. Удачи.***
Фрэнсис вдохнул стерильный воздух. В секретном бункере, куда его привёл Прайм, было пусто, стояли только отсавленные без присмотра старые и ветхие консоли. Воздух здесь был таким же, как на космической станции: душный и гнетущий, каким может быть только переработанный кислород. Он не только дышал воздухом, которым дышал Эпсилон, когда был Фрэнсисом, … но и Эпсилон до него, и до него, и до него. Мысль об этом погружала его в чувство ужаса, поэтому он научился не думать об этом. Но теперь он понял, что эта мысль против его воли снова завладела им. Прайм провёл его мимо пустующей лаборатории в личную комнату. когда ржавые двери закрылись за их спинами, комнату заполнил тяжёлый удар металла о металл. Комната, в которой они находились, явно было переоборудованной частью пещеры: красный камень выглядывал из-за металлических пластин. Справа от Фрэнсиса находилась устаревшая, как и всё в этом месте, компьютерная консоль. Слева — что было неожиданно, — стояла кровать: не капсула для отдыха, к которой привык Фрэнсис. Прайм… спал. У него было миллион вопросов, которые он хотел задать, но, казалось, что он не сможет выдавить из себя ни один из них — не тогда, когда он смотрел на Эпсилона, а его учили не говорить, пока ему не позволят. и эта тренировка была выучена им на всю жизнь. Прайм внезапно опустился перед ним на колени, чтобы быть с ним на одном уровне. Он обхватил его лицо руками в кожаных перчатках, тёплых от окружающей их жары, осмотрел его, как делали с ним много раз раньше. — Ты, должно быть, сошёл с ума, — наконец сказал Прайм тем же холодным отстранённым тоном, которому были обучены все Эпсилоны. — Ослушаться начальства. Нарушать прямые приказы. Путешествовать через полмира с гражданским лицом. Фрэнсис вздрогнул и опустил голову. Все это было правдой — он не сможет оправдать себя, если не найдёт доказательств оправданность своих действий. В этой хуаке он потратил гораздо больше ресурсов, эта трата была бы неоправданной, если бы он не оправдал надежд. — Я пытаюсь спасти нас всех, — сказал Фрэнсис. — Перебиваешь, — возразил Прайм, и Фрэнсис снова поморщился. — Когда твоя задача будет выполнена? Отвечай. — Кур — это глобальная угроза, — ответил Фрэнсис, пытаясь аргументировать свою позицию. — Он намного больше меня, вас и наших Людей. Мы не сможем сдержать его, или устранить его, или вести с ним переговоры. Я решил, что… — Ты решил? Фрэнсис сглотнул. — Да, я решил. Что я должен достигнуть своей цели даже ценой игнорирования приказов. Это копьё раньше принадлежало Гильгамешу. У него есть сверхъестественные силы, я могу это доказать. Похоже, он способен нейтрализовать способности Кура. Его могу использовать только я. Я должен выполнить эту задачу. Он упёр взгляд в пол, не в силах встретиться глазами с Праймом. Он знал, насколько безумно и глупо он звучал. Сколько было возможностей допустить ошибку, сколько места для сомнений, что его обманул, а он повелся. Он должен был сбавить обороты, связаться со своими Людьми, представить им на рассмотрение отчёт… как много он терпел неудач — снова, снова и снова; насколько неоптимальный были его решения! Он сжал ладони в кулаки, ожидая обвинительного приговора. В худшем случае — устранения… он не думал, что они зайдут так далеко, потому что у него до сих пор были некоторые сомнения в том, что Шарур был волшебным, а Кур представлял собой угрозу земного масштаба. Но даже в нынешней ситуации он не мог этого исключить. Устранение. Это был бы первый прецедент. Единственный Фрэнсис, который так сильно облажался. — E-F-7, — наконец сказал Прайм, и Фрэнсис затаил дыхание. — Ты отлично поработал. Фрэнсис удивленно вскинул голову. — Ты много работал и принимал сложные решения под большим давлением. Я достаточно хорошо знаю свою гены, чтобы знать, что ты не не потратишь так много времени на глупости. Ты действительно пытаешься спасти нас всех? — его рот скривился в улыбку. — Отвечай. — Д… да, сэр. — Возьми минуту, чтобы разложить свои мысли по полкам, — сказал он, — а затем дай мне полный ответ. Я хочу помочь тебе всем, чем смогу. Что-то тёплое, похожее на облегчение, заполнило тело Фрэнсиса. До этого момента он даже не осознавал, как сильно хотел услышать эти слова. — Да, сэр, — ответил он уверенне.***
— Что… что ты имеешь в виду «Кто я»? — Спросил Зак нервно, делая шаг назад. — Я Зак. Зак Сатердей. Змей холодно посмотрел на него, затем фыркнул и отвернулся. — Тогда ты проиграешь, — мягко произнёс он. — Разве ты ещё не понял? Зак Сатердей — всего лишь человек. — Но человек когда-то победил Кура. Аль Басты рассмеялась, и этот резкий звук эхом отозвался от стен пещеры. — Кур жив. А дражайший Гильгамеш — нет. Зак посмотрел на них. — Но у него есть Наследник. — Которому ты не доверяешь! — Аль Басты восторженно улыбнулась. — Ох, ты жалеешь его, дорогой Сатердей, но не забывай, что он сделал. Атмосферные медузы, покойный Сянлю — о, и многие другие ужасные вещи, от которых у меня перья поднимаются! Этот мальчик — убийца. Он ранит существ, которых ты защищаешь. Он причиняет тебе боль. Зак хотел возразить, но слова застряли у него в горле. Дело в том, что Аль Басты ни в чем не соврала. Фрэнсис совершил все это. Вот почему даже спустя столько недель, проведённых вместе, он не мог заставить себя говорить с ним честно. Между ними все время стояла непроницаемая угнетающая тишина. — Не пойми меня неправильно, — сказала Аль Басты. — Он — «герой» этой истории. Избранный Наследник Гильгамеша, пришедший избавить тебя от страданий. И в результате мы привели вас сюда, к дремлющей хуаке. — Она улыбнулась. Оранжевое сияние магмы блестнулото её глазах. — Я думаю, ты поймёшь, если я скажу, что это комната последнего босса? — Достаточно, — сказал Кур, и клюв Аль Басты звонко щелкнул. Змей шагнул вперёд, чтобы снова встретиться с Заком. — Зак Сатердей, — произнёс он. — Ты должен ответить мне, кто ты. Я великий Кур. Я задам тебе второй вопрос: Кто такой Кур? Он дал ответ, который дал Вади: — А… гигантский змей, которому поклоняются, как злому божеству. Враждебный к людям. Способный управлять криптидами… — Я вижу, — сказал он, прикрывая глаза. — Ты приписываешь мне такие жалкие качества. Он потянулся к нему, Зак вздрогнул и зажмурился, ожидая, что сейчас его схватят за горло, но Змей только постучал по его лбу — почти нежно. Но когда он отвёл руку, место, которого он коснулся, начало гореть. Зак схватился за него, глядя на Змея безумными глазами — это было так больно! Его мозг будто горел! — Что ты со мной сделал? — Закрой глаза и посмотри. Он ненавидел подчиняться приказам Змея, но боль становилась все сильнее, пока не стала невыносимой, Зак плотно зажмурил слезящиеся глаза. И вдруг сквозь дымку тумана он увидел что-то, — внезапно он оказался на краю обрыва, внизу разлилось Изначальный океан, а в пещере позади него лежал труп Кура, — но на этот раз он не был закристаллизован. На этот раз… перед ним лежало гордое и жестокое создание, красивое и огромное, — Змей, покрытый чёрной чешуей, переливающийся на солнце всеми цветами радуги. Я то, что окружает мир. Одним взмахом своего могучего хвоста он заставил воду закружиться. Всего лишь от одного его рыка Зак напрягся всем телом, а его сердце забилось так, как будто хотело вырваться из груди. Это был Кур? Что-то очень древнее, первобытное, буквально укоренившееся в его сознании тряслось и содрогалось от страха и трепета. Кто сможет мне противостоят? Я родился, когда планета делала свои первые вздохи. Я выжил, когда её поглотило задыхающееся солнце. Я правил всеми существами: плавающими, ползающими, летающими. Кто устоит против меня? — Я устою, — раздался голос сзади. Там, в обрамлении лишайника, в туннеле, освещённом пламенем магии Кура, стоял человек с бронзовой кожей, чёрными волосами и свирепыми глазами. Он сжимал к руке копьё, Назови своё имя, претендент.***
— Я не могу в это поверить, — сказал Прайм, его выражение лица было невозмутимым в отличие от его тона. — То, что ты держишь у себя в руках, является неоспоримым доказательством магии или, по крайней мере, чего-то близкого к этому. Жаль, что Совет тебе не поверит. — Мы вмешиваемся в дела стольких стран и государств, — вздохнул Фрэнсис, — и все же на каждом шагу нас останавливают. — Действительно. Это дезориентирует, как мало меняется каждый раз, когда я просыпаюсь от криостазиса и получаю задание. — Прайм позволил разочарованию проявиться на своем голосе, когда он скрестил руки и фыркнул. — На самом деле… единственное, что меняется, независимо от того, сколько десятилетий проходит, это технологии и число в конце серии E-F. Я уверен, что однажды, когда я снова проснусь, то обнаружу, что все человечество загрузило свои мозги в компьютеры, а наш Совет будет таким же, как и сто лет назад. Прайм был тем, кем всегда должен был стать Фрэнсис… и даже больше. Фрэнсис понял, что совершенство Эпсилона было выдумкой. Он во всех отношениях был лучше Фрэнсиса, в нем было скрытое преимущество, будто он ждал, что Фрэнсис не выдержит испытания, что он снова продемонстрируете ему своё превосходство, напомнит Фрэнсис о его недостатках. Но когда Прайм вёл себя так холоднокровно и рационально — он был идеален, и это ощущалось комфортно и легко. Он прекрасно и естественно чувствовал себя в оболочке, в которую Фрэнсис и Эпсилон пытались втиснуться. Для него она была естественной, удобной, его движения были плавными, а выражение лица мягким. Когда Фрэнсис дали возможность выбирать себе хобби, ему дали список из пяти пунктов, которые нравились первому клону. Постепенно он пришёл к выводу, что Прайм не должен ограничивать себя чём-то одним — этот человек занимался всеми пятью хобби из списка, возможно, даже одновременно. Он был… настоящим. Вот каким он был. Таким, каким ни Фрэнсис, ни даже Эпсилон никогда не мог стать, — цельным. Когда он рассказывал Прайма о происходящем, тот бесславно кивал, тогда Фрэнсис продолжал. Чувство собственной неполноценности все ещё царапало его изнутри, и он надеялся, что Прайм сможет принести некоторое облегчение. — Что вы думаете о нашем плане? — спросил Фрэнсис тихим голосом, непривычным для него. — Об ограничении Кура и его обучении… — Мусор, — ответил Прайм, снисходительно взмахнув запястьем. — Абсолютная чушь. В этом нет здравого смысла — не использовать оружие, у которого нет нулевой вероятности выстрелить. Совет не верит, что магия существует, несмотря на доказательства обратного, но думает, что смогут схватить настолько могущественное, как Кур. Это ничто, кроме высокомерия. Честно говоря, этот ответ был шокирующим. Фрэнсис наверняка ожидал, что Прайм выскажет свои сомнения, но откровенная насмешка в его словах послужила бы, если мягко выразиться, причиной скандала. «Основанием для военного трибунала и позорного увольнения», если быть совсем уж честным. Чём-то таким, чего Эпсилон бы никогда себе не позволил. — Что не так? — спросил Прайм, наклонив голову. — Разве ты задал бы такой вопрос, если бы ожидал, что я соглашусь с нашим уважаемым Советом? — Ну, это просто… — Нет, нет, — прервал его Прайм. — Я хорошо все понимаю. Хороших маленьких Фрэнсисов учат никогда не подвергать сомнению приказы. Я помню. Те, кто участвовал в программе E-P, росли примерно так же. Фрэнсис нахмурился. — Что же тогда изменилось? Я с трудом мог представить себе такую тираду при своей жизни. — В основном это из-за того, что за нами было намного труднее следить, — ответил Прайм. — И, к счастью для нас, все до сих пор так и работает. Как ты мог заметить, электроника здесь работает неправильно. Это невероятное совпадение — или, я бы сказал, работа хорошей интуиции, — что это твоя цель. — Он указал на потолок. — Это место — часть эксперимента на электромагнитные импульсы. Он плохо реагирует на то, что происходит в этих стенах. Никакие сигналы не могут передаваться внутрь или на поверхность, этот факт — единственная причина, почему я могу так свободно говорить с тобой. Фрэнсис поморщился — он мог только посочувствовать. — Для тех, кто из серии E-F, не лучше. — Я могу себе это представить, — сказал Прайм. Они разделили тяжелые мысли в молчании, Прайм был первым, кто его нарушил. — Я мало что могу сделать, чтобы убедить их в твоей невиновности. — Наконец произнёс он. Но я, возможно, смогу их задержать, чтобы ты доказал их неправоту. В конце концов, наши Люди любят свои методы. Фрэнсис сжал кулаки, не доверяя предложению слишком хорошему, чтобы быть правдой. Если так подумать, все это было… подозрительно вовремя. Но все их приключения были полны совпадений, не так ли? И как бы Фрэнсис не расспрашивал Прайма, все его ответы имели смысл. Он был близко знаком с Людьми, как тот, кто вырос среди них. Он знал их обычаи, привычки, характеристики. Где действовали, какими средствами пользовались. Знания были настолько специфическими, что если бы он рассказал это кому-либо другому, его бы немедленно устранили. Прайм не мог быть фальшивым. Это было просто невозможно. А если это все правда… тогда Эпсилон Прайм, человек, с которым его всегда сравнивали… встал на его сторону. На этот раз Фрэнсис был не сумасшедшим. На этот раз Эпсилон — во всяком случае его версия — поверил в него. Он схватился за куртку в области сердца, которое горело и билось от того, чего он никогда раньше не чувствовал. А потом… А потом он наступил на мертвую белую змею. Сначала он даже не понял, на что смотрит. Оно было слишком мягким для веревки и слишком большим для червя. Только когда он увидел пустые красные глазницы, сверкающие на него в свете фонарика, он понял, что это за длинная, безвольная, свернутая спиралью существо, и он не смог среагировать достаточно быстро, его сердце начало быстро биться. Когда он осветил пол, он понял, что он был покрыт змеями и гниющей растительностью. Земля была скользкой от слизи и гнили, и вокруг них появился сильный отвратительный запах. Но Прайм шёл дальше, не замечая, не видя, или, может быть, игнорируя это. Он просто наступал на мертвые тела на земле, и если его ботинки разбивали рёбра, или глубоко покружились в гниль, он не обращал на это внимания. Это было очень… неправильно. Фрэнсис остановился как вкопанный и потянулся к Шаруру. Конечно, это было слишком хорошо, чтобы быть правдой! Но даже когда его сомнений становилось все больше, но он ещё таил в себе надежду на то, что произошло что-то… что-то реальное… — Прайм… Прайм повернулся к нему, его лицо был невыразительным и нечитаемым. — Да, E-F-7? — Разве вы… разве вы не видите мертвых змей на земле? — Конечно, я их вижу, не говори глупостей. — Прайм склонил голову, его взгляд внезапно стал холодным, практически совиным. — Но почему для тебя они так важны? Они просто лежат на нашем пути к цели миссии. — Ну, они просто… они все ещё мертвые змеи, не так ли… — А, — произнёс Прайм с насмешливым фырканьем на манер Эпсилона. — Ты всё-таки зациклился зациклился на смерти этого существа Сянлю? Ты выглядел довольно… обеспокоенным, когда рассказывал мне эту историю. Не стоит, E-F-7. Ты сделал ошибки, но неудачи случаются. Не заблуждайся снова, будучи… чувствительным по этому поводу. Ах… Фрэнсис почувствовал, как что-то тёплое в его сердце чуть-чуть треснуло. Почувствовал, как оно раскололось и разбилось. Он никогда не думал, что когда-нибудь почувствует такую боль. — Может быть, тебя действительно стоит устранить, — пошутил Прайм. Обычно Фрэнсис улыбнулся бы, потому что он вёл себя нелепо, когда чувствовал приливы сентиментальности или вины. Но по какой-то причине, ему просто стало плохо. Неужели всю его жизнь можно вычеркнуть так? Шуткой? Ехидным замечанием? Неужели они действительного выбросили его с такой же легкостью, как кинули легкомысленный комментарий? — Что ж, я полагаю, это странное зрелище, — сказал Прайм, приняв напряженный вид Фрэнсиса за осторожность. — Но уверяю тебя, бояться нечего. Насколько я могу судить, эти змеи — все, что осталось от существа, которое местные жители называют Шахмаран. Если я правильно помню, есть одна сказка. Мальчик встречает Шахмаран, они влюбляются друг в друга, она позволяет ему вернуться к своей семье в обмен на сохранение в секрете ее убежища. Конечно, когда местный султан заболевает, а плоть Шахмаран оказывается единственным лекарством, мальчик рассказывает ее местонахождение после небольших пыток. Но она любила мальчика, поэтому позволила убить себя и велела ему съесть ее голову, благодаря чему у него появилась невероятно глубокие знания медицины… Прайм с усмешкой отмахнутся от него. — На самом деле, это не так. Поедание мозгов другого существа не даёт знания о всём сущем. Это вызывает придонные болезни. Ещё одна шутка, над которой Фрэнсис должен был посмеяться, ещё одна шутка, которую он просто не мог назвать смешной. А потом одна из белых змей дернулась. Земля зашевелилась, белые чешуйки вздрогнули и взъерошились, их хвосты заворочались, их длинные тела извивались в грязи и гнили. Пасти открылись, обнажив острые белые клыки, покрытые ядом. Фрэнсис без колебаний достал Шарур и убил змей на своём пути. Он потянулся к Прайму, пятившемуся от оживших гадюк, и поймал его за рукав. Ничего хорошего из этого не выйдет, — подумал Фрэнсис, стиснув зубы. Он увидел достаточно, чтобы понять, к чему все ведёт. Но когда они побежали обратно той же дорогой, что пришли, путь начал извиваться — они свернули не туда? Неужели они развернулись? Это было неправильно… это был не тот путь, по которому они пришли сюда. Они завернули за угол и обнаружили, что перед ними оказался длинный коридор. На другом конце стояла Аль Басты, в ее больших глазах отражался свет их фонариков, ее клюв скривился в ужасной ухмылке. — Ты, — выдохнул Фрэнсис. Эль Басты улыбнулась шире. Она подняла когтистую лапу и ударила о камни. От ее удара полетели искры, они упали на землю и вспыхнули пламенем, которое быстро охватило коридор, опалив Фрэнсиса светом и жаром. Он резко повернулся, чтобы посмотреть назад, и обнаружил, что в их сторону движутся ужасные полусгнившие белые змеи с раздвоенными языками. А за ними стояла… … Нага. Нага, которую он никогда раньше не видел, размером с Рани Наги, чья серебристо-белая чешуя окрашивалась золотом в свете костра. И она была прекрасна; эта мысль непроизвольно пронеслась в голове Фрэнсиса. Ее тонкая гибкая фигура, похожая на призрака, была элегантной и нежной, ее большие красные глаза были глубокими и грустными, ее тело украшено звенящими драгоценностями, а вуаль, которая спадала на ее плечи, создавало ощущение, будто она была вырезана из мрамора. — Прошло так много времени, — она вздохнула, — с тех пор, как люди ступали на эту землю. Я Шахмаран, когда-то бывшая Рани Наги, которая любила человека много веков назад. Фрэнсис ошеломлённо уставился на неё. Из транса его вывело движение левой руки Прайма. — E-F-7, — произнёс Прайм специальным закодированным языком, — Как думаешь, пули подействуют на это существо? Фрэнсис хотел закричать. Казалось, его сердце вот-вот взорвется. — Нет, не надо… — Нет? Вспомни свои тренировки. Всегда будь спокоен, рационален, профессионален и решителен. Помни о миссии. Следуй указаниям. Не паникуй. Не провались. А Шахмаран приближалась, ее тело двигалось, как шёлк, сквозь толпы змей. Это произошло так быстро, что Фрэнсис ничего не успел предпринять. Прайм достал пистолет и сделал два выстрела; пули не попали в цель, Шахмаран увернулась в сторону. Она сделала выпад, и сила ее удара сбила Прайма с ног, прямо в огонь позади них. Фрэнсис закричал, но его заглушила чешуйчатая рука, приедавшаяся к его горлу, хвост Шахмаран обвился вокруг его запястья, сжав его так крепко, что Шарур выпал из рук. Он сразу потянулся за ним — разве его не предупреждали не выпускать его из рук? — но его попытки были тщетными против захвата Шахмаран. — От тебя пахнет кровью, — прошептала она. — Кровью моего вида. Ты пахнешь, как тот султан и его визирь, которые требовали моей плоти для продления своих ничтожных жизней. Ты пахнешь пластиком, металлом и порохом. Кто ты? Его подняли огромные кольца, покрытые гладкой чешуей. Они сжались вокруг его тела так, что он перестал чувствовать свои конечности. — Человек, — прошептала она, — кого ты убил, чтобы выжить? — Убил, я не… — Чья кровь впиталась в твоё тело? Не он убил Сянлю, просто из-за его халатности, его упрямства, его провала… Сгорбленная фигура появилась из огня, все ожившие змеи с шипением повернулись в сторону Прайма. Он был сожжен, но его огнестойкая одежда все ещё была на нем, и в тусклом свете, в котором невозможно было разглядеть детали, вроде подпалин на его лице, казалось, что он делал все так же профессионально и хладнокровно, как и всегда. Змеи бросились вперёд, и он тоже сделал выпад, потянувшись к Шаруру. Фрэнсис ожидал, что копьё не примет его, как и всех, кто прежде пытался. Но ничего подобного не произошло. Прайм схватил Шарур, и тот вспыхнуло белым светом. Прайм держал оружие так, будто был рождён для этого — идеально, как и все, что он делал. Фрэнсис открыл рот от удивления. — Как… почему он тебя не отверг? Голос Прайма был хриплым и насмешливым: — Потому что он позволяет мне владеть им, — мягко произнёс он. — В конце концов, ты — моя производная. До сих пор в подтверждении не было необходимости, но я поражён таким результатом. Производная Эпсилона Прайма. Да, это… это то, чем является Фрэнсис. Он был копией, клоном, набором точек на графике, числом в серии, и он был тем, кто просто не мог соответствовать эталону. Он был лишь тенью человека, стоящего перед ним… поэтому, конечно же, Шарур принял Прайма. Разве Юй не сказал то же самое? «Почему я вижу второго тебя сверху?» — Сложи оружие, — прошипела Шахмаран, держа Фрэнсиса в воздухе. — Я убью его, если ты этого не сделаешь? — Во что бы то ни стало, — сказал Прайм, поворачивая Шарур. — Теперь, когда я убедился, что я так же способен владеть этим копьем, E-F-7 больше не нужен. Я могу выполнить его миссию, и, судя по всему, более компетентно, чем он. Взгляд Шахмаран переместился на Фрэнсиса. Он сменился на глубокую, необъяснимую печаль. — Какая жалость, — вздохнула она, — как ты жалок, человеческое дитя… Затем с той же невероятной скоростью она скрылась глубже в пещере, а на Прайма натравила своих змей, чтобы замедлить его. Пещера покрылась трещинами, Фрэнсис старался не удариться о стены или потолок, пока Шахмаран тащила его за собой в своих кольцах. Но он даже не мог заставить себя сопротивляться. Его тело было изранено, оно тряслось и дергалось из стороны в сторону в жесткой хватке Шахмаран, но он едва мог расслышать звук ветра из-за громких ударов его предательски неспокойного сердца, которых никогда не должно было быть. E-F-7 больше не нужен. Думал ли Прайм о нем в таком ключе все время? Вероятно, это был блеф — обычная тактика, которую они использовали, когда один из них попадал в ситуации с заложниками — ситуации, к которой Фрэнсис фактически был подготовлен. Если бы он когда-нибудь попал в ловушку, и его использовали как живой щит, что поставит под угрозу миссию, то все агенств должны будут действовать так, будто угроза для них незначительна. Заложник сам виноват в том, что его застали врасплох; спастись — их собственная ответственность. В то время для Фрэнсиса это казалось логичным, как и все, что делали Люди. Потому что Фрэнсис был сумасшедшим с неприемлемыми чувствами. E-F-7 был больше не нужен. E-F-7 провалился. На благо миссии было лучше, чтобы Прайм все решал. Прайм действовал совершенно, по всем правилам. Прайм был абсолютно идеален. Фрэнсиса бросили на пол пещеры, в которой они скрылись. Он задавался вопросом, что с ним будет, что с ним сделает Шахмаран. Ее огромное тело возвысилось над ним, ее хвост бил по камням. Если его разорвут на части, как долго он будет находиться в сознании, пока способен терпеть боль? И будет ли это больнее колющего ощущения в сердце? Он поднялся на ноги, потому что он все ещё не мог принять свою судьбу, даже если часть его просто хотела закрыть глаза и позволить этому кошмару наконец-то закончиться. Но когда он поднял голову, перед ним стояла не Шахмаран, а Аль Басты. Аль Басты улыбалась демонической улыбкой. — Это. каким образом ты это делаешь, — дрожащим голосом произнёс Фрэнсис. — Эти совпадения, эта магия, это… — Винишь меня в собственных неудачах? Слова ударили в точку, и Фрэнсис не смог ответить. Две когтистые руки легли на плечи Фрэнсиса, заставив его подпрыгнуть. Шахмаран оказалась за его спиной. Молчаливая, как призрак, сияющая в свете его фонарика. — Тебя бросили, — пробормотала она. — Бедный ребёнок. — Нет, я… — Мой дорогой, — сказала Аль Басты, — не лги нам. Не лги Красной Матери. Правда в том, что ты знал, что это произойдёт, не так ли? Что тебя бросят. Ты знал, что ты ничего не стоишь. Ни для кого. Он… он… Он ничего не стоил. У него не было даже настоящего имени. Аль Басты улыбнулась, наклонилась вперёд и взяла безвольные руки Фрэнсиса в свои. — Милое дитя, — проворковала она, — все в порядке. Это не имеет значения. Ведь ты никогда не хотел быть героем, не так ли? Он этого не хотел. Он и не был героем, но как только у него забрали эту роль, он почувствовал, что потерял что-то важное. В каком-то смысле, возможно, он все же принял этот титул. Возможно, он почувствовал гордость и возвышенность в статусе Наследника Человечества. Может быть, поэтому было так больно смотреть, как у него забирают то немногое, что у него было. Аль Басты продолжила мягким воркующим голосом: — Сегодня ты узнал, что титул Наследника Человечества никогда тебе не предназначался. Ты уже знал свою роль в этом мире, и знал, что потерпишь неудачу, надеялся, что если преуспеешь в чём-то, то успокоишь своё больное сердце. Что такое «Фрэнсис»? Пустышка. Всего лишь оболочка, лишенная даже души, которую он бы мог назвать своей. — Ты постоянно терпишь поражения, а причина в том, что это твоя природа, твоя судьба. Шахмаран пробормотала ему на ухо вопрос: — Чья кровь на твоих руках? Это Фрэнсис приговорил Сянлю к смерти, он задержал их в могиле Юйя, из-за него они столкнулись с Эпсилоном, именно он нарушал приказы и пошёл против Людей… Это Фрэнсис оставил Зака на суд Эпсилона Прайма, в отличие от него, Фрэнсис колебался нанести смертельный удар. Теперь Куру не сбежать, теперь Зак обречён стать целью Эпсилона, а Прайм идеален всегда и во всем. И именно Фрэнсис своими неудачами, ошибками, собственными руками привёл себя к гибели. Ему больше нечего предложить. Он никогда не будет Эпсилоном — больше никогда. У него с самого начала не было ни единого шанса. — Что мне сделать? — спросил он. — Что я должен сделать? — Разве это не очевидно? — спросила Аль Басты и звонко рассмеялась. — Милое дитя, сдавайся! — Или домой, — сказала Шахмаран. — Иди домой, человеческое дитя. — Но, Шахмаран, у этого мальчика нет дома. Ему некуда возвращаться. Некому заботиться о нем. — Какая жалость, — вздохнула Шахмаран. — Какая жалость. — Все в порядке, мой дорогой, — проворковала Аль Басты. Ее голос стал нежным, мягким и тихим. Ее алые глаза смотрели прямо на него, и перед ней он чувствовал себя младенцем. — Пусть Красная Мать позаботится о тебе. Я никогда не брошу тебя. Я всегда, всегда любила тебя, с момента, когда ты сделал свой первый вздох, появившись из своего стеклянного чрева. Я всегда следила за тобой, твоими невзгодами и неудачами. Мое сердце болит за тебя, мой дорогой. Мне больно, что с тобой так плохо обращались. Шахмаран отдалилась от него, его голос стал далеким и глухим. — Я тоже любила людей. Сердце Фрэнсиса болело. Любовь? Любовь. Испытывал ли он когда-нибудь на себе любовь? — Пойдём, — сказала Аль Басты, сжала его руки и потянула вперёд. — пойдём, присоединись ко мне на этой стороне сущего. Навсегда. Здесь тебе ничего не причинит боль, никто не будет к тебе жесток… — Где никто не причинит боль? — спросил Фрэнсис, чувствуя себя, как во сне. Все было таким нереальным, пьянящим, возвышенным, боль в груди притупилась, когда он сделал первый шаг вперёд. От голоса Аль Басты было тепло, которого он так жаждал, как плачущий ребёнок. Тепло, в которое он хотел укутаться, уснуть и никогда не просыпаться. — Верно, мой дорогой, — сказала Аль Басты. — Где никто не причинит боль. Ведь твоя Красная Мать любит тебя. И она единственная, единственная во всем мире. — Единственная. Она улыбнулась. — Дитя, позволь мне избавить тебя от всех печалей человечества. Позволь мне превратить тебя в пламя, чтобы тебе больше никогда не было холодно. Мое дитя, позволь мне принести тебя в жертву, чтобы родился заново. Он действительно не понимал, что она имела в виду под этими странными и загадочными словами о пламени и любви. Она подвела его к краю отвесной скалы, а внизу раскинулся вид на огромную яму, заполненную кипящей лавой, чей жар обжигал кожу. Его привели прямо к пропасти, загипнотизированного тем, как переливались ослепительно-красные, желтые и оранжевые тона. — Мое дорогое дитя, — прошептала Аль Басты, — если ты спрыгнешь, твоя Красная Мать обязательно тебя поймает. Он должен…? Он понял, что стоит прямо на краю пропасти. Что ему уготовано? И все перспектива упасть в лаву его остановила. Он взглянул на Аль Басты, на ее хрупкую с виду фигуру, на то, как она двигалась — будто вообще ничего не весила, и он захотел быть таким же свободным, как она. Он поднял ногу над обрывом…***
— Мир покоится на моей спине, — сказал Кур. — Ибо я змей, окружающий весь мир. Я как прилив, неумолимый и неизбежный. Я — сама земля. Мой приговорён абсолютен. По велению самой земли я сокрушу человечество. Разрушу их правление, позволю земле вздохнуть с облегчением после их искоренения. — Ты не можешь убить их всех, ты не можешь… — Всех? Я не убью всех. Люди — такие же животные, как и все остальные. Они заслуживают права на существование, как любая птица, рыба и млекопитающее. — Тогда сколько? — Я оставлю десять тысяч… разве это не достаточно? Разве я не великодушен? Людям нужно всего несколько сотен для существования. Зак почувствовал, что его сейчас стошнит. — То есть, это 99%. Это практически все мы. — Тогда только ваше высокомерие позволило вам так расплодиться. И это погубит вас, когда настанет время суда. — Змей взревел. — Я — высшее существо сам по себе. Мои решения абсолютны. Я не сожалею о когда-либо предпринятых мною действиях. Можешь ли ты сказать то же самое, человеческое дитя? Зак мог только схватиться за живот, ему становилось все хуже. Теперь он понял, что имел в виду Кур, назвав его «простым человеком»; на самом деле он был простым человеком, которого мучило чувство вины и сомнения. На это приключение его сподвигло не грандиозное стремление, а страх за свой вид, свою жизнь, страх за то, что его личность поглотит кто-то настолько безжалостный. Он был… просто пятнадцатилетним мальчиком, которого разлучили со своей семьёй, которого бросили сражаться против всего мира. Он был совсем один. — И поэтому, — произнёс Змей насмешливо, его кольца сжались воург его горла, — и поэтому ты не можешь победить, поэтому ты терпишь неудачу снова и снова.***
… И прежде, чем он спрыгнул, Фрэнсиса оттолкнули назад, и он упал на землю. Это произошло так внезапно, что он не успел среагировать, перед глазами заискрились звезды. Он дергался и отбивался, пока его оттаскивали назад, подальше от пропасти и палящего оттуда жара. Прочь от манящей теплоты, которая даже сейчас окутывала его сердце, умоляя остаться. Что-то придавили к его лицу, пластик впился в его кожу, и он вертелся, пытаясь отстраниться от неизвестного нападавшего. Он махал руками, ища кого-то, кого можно оттолкнуть, но натыкался только на пустоту. Постепенно он начал слышать голоса. Два девичьих голоса. Они кричали на него, просили его прекратить драться, просили его дышать. И он дышал, хотя старался задержать дыхание как можно дольше. Он вдохнул запах переработанного кислорода из баллона. Перед глазами поплыло, он зажмурился от чувства тошноты и головокружения. — Я думаю… я думаю, он дышит, мистер Чичу. По крайней мере он перестал избивать пустоту. Он узнал этот голос. Его разум пытался вспомнить, откуда. — Его щеки покраснели, — произнёс второй голос. Бодрый и писклявый. Почему-то на ум пришла Шахмаран. — Я не очень хорошо знакома с людьми, но это ведь хороший знак, да? Он приоткрыл глаза и, наткнувшись на прямой луч света фонарика, застонал и повернулся в сторону. На мгновение он увидел фигуру того, кто его удерживал, кого-то в высокопрочном костюме синего цвета. Тогда он заметил, что его голова покоится на чьих-то коленях, а рука, прижимающая кислородную маску к его лице, была скользкой от воды. Они лежали в луже, в которой насквозь вымокло пальто Фрэнсиса. Медленно и осторожно, игнорируя мучительную головную боль, из-за которой в глазах темнело, он сел. Он был… в пещере, на развилке между путями «героев» и «грешников» — только теперь на их месте была сплошная каменная стена. Аль Басты стояла перед ним, по-девичьи раскачиваясь из стороны в сторону. Ее перья были полупрозрачными и растворялись в воздухе, как дым. Она была похожа на дух или призрак, неспособный больше причинить ему вреда. Не было ни стены пламени, ни лужи лавы. Неужели их там никогда не было? И не было ни Шахмаран, ни Эпсилона Прайма. Даже Шарур все ещё был крепко зажат в его ладони, пальцы были настолько напряжены, что разжать из удалось с трудом. И он услышал как из наушника, который он положил в карман, доносился голос Чичу. — Доброе утро, дорогуша, — смеясь произнесла Аль Басты. — Похоже, наше время закончилось. В конце концов, кто-то достаточно заботился о тебе, чтобы спасти! Если твоя Красная Мать научила тебя чему-нибудь, то не забудь должным образом выразить свою благодарность, дитя. — Что… что ты? Вади в замешательстве склонила голову. — С кем ты говоришь, Фрэнсис? Аль Басты сделала реверанс, прикрыв глаза. — Я Аль Басты, — сказала она. — Демон, наказывающий детей с нечистой совестью, знающий все секреты сущего. Я Аль Басты, твой ночной кошмар, заставляющий тебя проснуться. Я Аль Басты, веришь ты в меня или нет. А ты что? Пустое место. Неисправный инструмент. Безнадежная трата времени. И… … И даже так, он единственный, кто мог сделать то, в чем сейчас нуждался мир. Зак лежал рядом с ним с кислородной маской на лице. Несмотря на это, он был без сознания, его тело дергалось, а огненное сияние периодически просачивалось сквозь сомкнутые веки. Заключенный в кошмар Аль Басты, неспособный вырваться на свободу… как и Фрэнсис. Только в случае с Заком, его связь с Куром сильнее привязывало его к иллюзиям Аль Басты. Если кислородная маска не может его разбудить, значит она не вытащить его в реальность. Он в страхе прижал к себе Шарур. Вади обеспокоенно посмотрела на него. — Фрэнсис? Аль Басты улыбнулась ему напоследок. — Если ты думаешь, что сможешь спасти его, герой, Красная Мать тебя подождёт. Она исчезла из поля зрения, ее слова теперь были похожи на шёпот ветра, отпечатавшиеся в уголках его разума. Фрэнсис повернулся к Вади, заметив, что змея Муки свернулась вокруг плеч девочки внутри костюма. В ее глазах было беспокойство. Она беспокоилась… о нем. О Фрэнсисе. — С тобой все в порядке? — спросила она. — Ты не реагировал на своё имя… — Или на пощечины, — продолжила Мука. — Мы били тебя, но безрезультатно. — Да, и на пощечины. И ты только что говорил в пустоту. — Я в порядке, — почти рефлекторно ответил Фрэнсис. Он заметил, что ответил слишком быстро. — Эм… — Да, в порядке, — саркастично произнесла Вади. — Просто ты корчился на земле, был не в своём уме, вдыхал ядовитые вулканические пары, чтобы развлечься. Фрэнсис крепче сжал Шарур и опустил глаза. — Я… прошу прощение за беспокойство… — Не извиняйся! — прервала его Вади, нахмурившись. — Ты действительно в порядке? Это может быть эффект ядовитого газа, но у тебя бледное лицо, и пальцы дрожат, и ты ведёшь себя нехарактерно тихо. Он поднёс руку к щеке и заметил, как быстро колотится его сердце. Честно говоря, он должен был выглядеть ужасно. Ему стало стыдно, и он попытался отвернуться, чтобы скрыть это, но Вади схватила его за руку. — Фрэнсис, — серьёзно произнесла она. — Что здесь произошло? Почему Зак не просыпается? Что ты видел? Прайма, Шахмаран, Аль Басты… Фрэнсис закусил губу, слова были слишком тяжелыми и бесполезными, он не мог их произнести. — Просто… ничего. Ничего. Она смотрела на него, изучала своим острым взглядом. Потом она отпустила его и скрестила руки на груди. — Почему ты не можешь довериться своим друзьям? — обиженно спросила она. — Мы не друзья. Я знаю тебя чуть больше суток. — Друзей можно найти так же быстро и легко, как долго и мучительно, — сказала Вади. — Почему ты усложняешь себе жизнь? Бремя легче нести на общих плечах. Он открыл рот, чтобы ответить, затем закрыл его, тупо смотря на неё. Это чувство незавершенности вернулось, и оно стало намного сильнее, чем когда-либо прежде. Казалось, кошмар Аль Басты разбередил старые раны в его сердце, и теперь оно болело. Он понятия не имел, почувствует ли он себя снова целым — или чувствовал ли он себя таковым когда-либо. — Я, — начал он, но запнулся и попытался снова. — Если бы я сказал, что… меня можно заменить, что я расходный материал, что бы ты сказала? Она казалось была шокирована его вопросом. — «Заменить» и «расходный материал» — это не те слова, что мы применяем к людям. Зак тоже сказал что-то подобное… что его Люди использовали слово «ненужно» так часто, что оно уже потеряло своё значение. Они были неправы? … Мог ли он думать, что они неправы? Или это было дьявольское искушение? Он склонил голову. — Эм… спасибо. За… за спасение. Она положила руки по бокам, явно недовольная. Тем не менее, она приняла его благодарность. — Я… я не могу рассказать тебе, — продолжил он. Это было слишком жестоко, слишком болезненно. Он должен был сказать, что у него нет времени, чтобы тратить его зря на этот разговор, что они и так уже достаточно потратили, но от ее серьезного прямого взгляда ему захотелось стать таким же серьезным и прямым. — У меня нет слов. Я не знаю, с чего начать. Ее лицо, вопреки его ожиданиям, смягчилось. — Это нормально, — сказала она с облегчением. — Пока ты сам не захочешь поговорить. -… Верно, — смущено произнёс он. Смущенно, но не пристыжено, он не ругает себя за неудачи и некомпетентность. Это было так? Просто?.. быть застенчивым? Он снова посмотрел на Зака и Вади. — Вади, — сказал он, — я собираюсь снять маску. — Что? Но я тебя только что спасла! — Да, спасла, — Сказал Фрэнсис. — И это единственная причина, почему я могу это сделать. Он повернулся к ней, сжав кулаки. — Ты… будешь здесь, чтобы вытащить меня, если что-то случится, верно? Уловив решительность в его голосе, она выпрямилась и гордо скрестила руки на груди: — Конечно. — Чтобы спуститься сюда, понадобиться час. Чтобы подняться, неся меня, нужно два часа. Для этого нужно кислорода чуть меньше, чем на два часа… Вади быстро поняла. — Ты хочешь, чтобы я ждала до последнего момента? Фрэнсис кивнул. — Пожалуйста. — Это звучит как плохая идея, — предупредил Чичу. — Верно, — сказал Фрэнсис, положив руку на маску. — Вот почему я стараюсь много об этом не думать. Потребовалось всего несколько вдохов, чтобы Вади, Мука и Чичу исчезли. Когда он моргнул, мир вокруг него дрожал, мерцал и изменялся. Перед ним снова стояла Аль Басты с привычной совиной улыбкой, ее крылья дрожали от жара. — Привет, дитя мое, — проворковала она. Ее трюк раскрыли, в театральности не было необходимости. — Какой путь ты выберешь? На этот раз он не пойдёт, не подготовившись. — Могу я спросить, в чем разница? Аль Басты засмеялась. — Ну раз уж ты так хорошо просишь… нет никакой разницы. Ты знал это, когда заходил! Этого не может быть. — Никакой разницы? Аль Басты пронзительно расхохоталась. — Не для тебя, E-F-7, ты не герой. — Я… — Ты не можешь лгать Красной Матери, — сказала она. — Это не мои слова, а твои. Сколько раз от отрицал этот титул? Сколько раз он высмеивал идею героя? — Какая у тебя цель? — спросил Фрэнсис, в его голос закралось отчаяние. — Чего ты пытаешься достичь? — Хм? — проворковала Аль Басты, склонив голову. — Какая цель? Мучить нечестивых и наказывать виновных — это моя роль, моя природа. Она потянула к нему руки. — Твоя роль была предопределена. Пойдём, дитя мое. Мой седьмой сын седьмого сына. Разве ты не будешь танцевать со мной в пламени, не обременяя себя судьбой человечества? — Мне нужно… мне нужно спасти Зака. — Забавно, учитывая то, как ты относился к нему раньше. Он крепче сжал Шарур. — Пожалуйста, не мешай мне. Что мне нужно сделать, чтобы ты пропустила меня? — Не лги, — сказала Аль Басты. — Будь честным и говори правду, особенно если она причиняет тебе боль. Дитя… для тебя важно спасение Зака? — Конечно, — ответил Фрэнсис. — Он представляет собой огромную угрозу для человечества, если его оставить… — Мой дорогой, — прервала его Аль Басты. — Мой вопрос был не таким. Я спрашивала, важно ли это для тебя? Он не мог подобрать слов. Это важно для него? Это понятие было ему чуждо. — Это… это важно для меня. Следующий вопрос Аль Басты был предсказуемым: — Почему? — Потому что… — он запнулся, заколебался, пытаясь придумать причину. — Потому что он… Аль Басты покачала головой, посмеиваясь. — Конечно, ты не можешь ответить. Ты относишься к нему так же, как Эпсилон относится к тебе, и мы оба знаем, как мало внимания ты получаешь. Эти слова сработали как пощечина. Он… действительно обращался с Заком так, как Эпсилон обращался с ним, разве нет? Он был пренебрежительным, злым и раздражённым. Он смотрел на Зака либо как на задание, либо как на обузу, либо как на дурака и идиота. И несмотря на это, Зак все ещё… заступался за него перед Эпсилоном, делился с ним едой на улицах Японии, говорил ему высунуть руку из окна машины и представить, что он летит. В глазах Зака Фрэнсис был человеком. Он всегда был человеком, разве нет? Эпсилон учил его быть Эпсилоном. Его судьба была предрешена, она сковывала его всю жизнь, и он перестал замечать эти рамки. — Они могут сказать нам, кто мы — монстр, клон — но они не могут сказать, кем нам быть. В тот день Фрэнсис почувствовал, что его Люди потратили его жизнь на то, чтобы вытравить его из его тела — из него, из Эпсилона, из всех E-F и E-P до них. Признать это было немного похоже на смерть. И действительно, ему казалось, что он может произнести это вслух, потому что услышит только Аль Басты. — Для меня это важно, потому что Зак — герой, — сказал Фрэнсис. — И он не должен страдать так, как страдал я. — Ты думаешь, что он герой? — спросила Аль Басты. — В его сердце полно вины и страха. — Да, знаю. Он наивный, доверчивый, легковерный дурак. Я воспользовался этим несколько раз. Аль Басты пронзительно посмотрела на него, прижимая перья к сердцу. — И даже в этом случае, — продолжил Фрэнсис, — если бы я попросил его о помощи, он бы без сомнений протянул мне руку снова. Если он не герой, то я не знаю, есть ли вообще смысл использовать это слово. Между ними надолго воцарилась тишина. Аль Басты терпеливо ждала, не захочет ли Фрэнсис сказать что-нибудь ещё. Но на самом деле это было все. Наконец, она расплылась в улыбке, широко улыбнувшись от уха до уха. — Замечательный ответ. — сказала она. — Однако твоё предательское сердце по-прежнему будет мешать тебе. — Что? Но… Она указала ему за спину, он повернулся — и увидел Вади, стоящую позади него, она держала шлем от костюма в руках и смотрела на него решительным взглядом. — Если ты не знаешь дороги, — мягко произнесла Аль Басты, — почему бы не попросить кого-нибудь проводить тебя? — Фрэнсис, — сказала Вади. — Я решила сопровождать тебя в твоих ужасных видениях. Мука оденет на меня шлем, когда время кончится. Доктор Чичу мной так не доволен! Он смотрел на неё с отвисшей челюстью, пытаясь понять, настоящая она или нет. Мог ли он доверять ей после всего, что ему пришлось пройти? Разве она не была очередной галлюцинацией, которая причинит ему боль? Он повернулся спросить, но Аль Басты нигде не было. Тем временем Вади протянула руку и схватила его. — Зак в конце этого туннеля, так? — Которого из? — спросил Фрэнсис, нахмурившись. — Я вижу только один туннель. Или я слепая? -… Нет, — сказал Фрэнсис. — Думаю, слепой здесь только я. Он посмотрел в ее стальные яркие глаза. — Вади… ты можешь провести меня? Она ухмыльнулась. — Конечно. Но я буду идти быстро, так что тебе с твоими короткими ножками не стоит тормозить!***
— Я Гильгамеш, — объявил он, ударяя кулаком по груди. — Король-вино из могущественного Урук, наследник Третьей династии Ура, который долго путешествовал, чтобы победить тебя, Кура, опустошающего эти земли! Опустошающего? Змей рассмеялся холодно и безрадостно. Человек, ты — опустошающий. Человек, вырубивший мои леса, разрушивший мои каньоны ради драгоценных камней, выпивший больше необходимого из моих рек. Опустошающий! Я останавливаю опустошение; когда болезнь достигает своего пика, я сжигаю больных и умирающих. Гильгамеш, я нарекаю тебя королем опустошения, чтобы этот грех стал твоим бременем. — Мы тоже живые существа. То, что ты делаешь — ничто иное, как убийство. Резня. Ты — монстр. Я дыхание этого мира. Ветер, прилив, плодородная земля. Что мне до твоих обвинений? Существа, жизнь которого проходит, как падение капли дождя в грязь. Убей это тело, человек, и наблюдай за тем, как мир будет его оплакивать; как он утонет в великом потопе. Твои обвинения обрекут тебя. И поэтому я нарекаю тебя королем опустошения, несущим гибель. — Тем не менее, мой народ взывает ко мне. Брат разлучен с братом. Мать разлучена с ребёнком. Я видел, что ты сотворил, монстр, что ждёт мир после твоей гибели, и это не стоит того, чтобы мы платили нашей кровью. Человек, который ослабил меня, который отделил мою душу от тела, который пришёл судить меня. Я никогда не знал поражений. Если ты принесёшь его мне, то я назову тебя своим наследником. — Наследником? Как будет дышать мир, так буду дышать и я. Довольно! Я тебя предупредил. И я поздравил тебя, Гильгамеш, король опустошений, несущий гибель, чей род унаследует мою волю. Змей взревел, и этот звук отозвался в груди Зака дрожью, печалью и смирением со своей судьбой. Подняв огромную голову, прищурив пламенные глаза, он рванул вперёд. Зак почувствовал, как его сердце сжали в тисках.***
Вади потянула его в сторону стены между двумя туннелями, которые видел только он, и прошла сквозь камень, как сквозь воздух. Несмотря на его опасения, они прошли так быстро, что Фрэнсис даже не успел обдумать это, — они оказались перед дорожкой, которая извивалась вниз, в самые недра земли. Они мчались так быстро, что почти не чувствовали земли под ногами, они неслись вниз, к тёплому сиянию магмы, в знойный центр мира. Дорожка мелькала перед его глазами, сталактиты и сталагмиты появлялись на их пути, мимо проскакивали каменные арки и протоптанные дорожки, ведущие их в подземный мир. Иногда он замечал лицо Эпсилона, который уходил за угол, останавливая на них неодобрительный взгляд; Сянлю, истекающего кровью; даже Зака, смотрящего на него, как на преступника. Но Вади не останавливалась, а тянула его вперёд, иллюзии рассеивались, как дым, и исчезали без следа… Потому что Вади, она… У неё не было скрытых мотивов, каких-то грандиозных замыслов, отвлекающих факторов. Она была здесь, чтобы помочь своим друзьям, заблудившимся в лабиринте кошмаров. Наконец они дошли до массивных двустворчатых дверей из старого почерневшего дерева. Вади отпустила его руку, когда они остановились, и на ее лице отразилось замешательство. — Тупик, — сказала она. — Ты не видишь дверь? Она посмотрела на него как на сумасшедшего. — Дверь? Только он видел дверь. Казалось, Вади поняла, что происходит, поэтому печально улыбнулась: — Я поняла. То, что находится за ней, предназначено тебе. Хм, какое разочарование! Я не смогла помочь, хотя зашла так далеко? Раньше он бы просто зашёл, проигнорировав ее, но… — Нет. Я бы не дошёл сюда без тебя. — Он сказал это искренне, глядя ей в глаза. — Мне бы… помешала моя неуверенность. Я бы не смог больше смотреть вперёд. Я дошёл до конца, потому что меня вела ты. Спасибо… я серьёзно. Она долго смотрела на него, его серьёзность, уязвимость, его искренние чувства — и расплылась в широкой сияющей улыбке. — Что ж, — сказала она, — я соглашусь с тем, что пропущу все веселье, если взамен буду получать твою благодарность. В конце концов, я никогда не работаю за бесплатно. Она повернула его в сторону двери и подтолкнула вперёд. — Иди, — сказала она, — Ты должен сделать это… ты сможешь сделать это. Если ты думаешь, что Зак — герой, то у тебя есть шанс вернуться, да? Он замер. Кровь прилила к его ушам. — Ты, эээ, слышала меня. Она ухмыльнулась. — Да. Это было трогательно! Я уверена, Зак тоже будет рад это услышать. — Пристрелите меня, пожалуйста. Она подняла руки. — Пистолета нет. — Мои друзья ужасны. — пробормотал Фрэнсис, и Вади просияла. — Но все же мы твои друзья. Разве это не главное? -… Да, — сказал он, положив ладонь на дверь. — На этот раз я не ошибусь. Дверь легко поддалась, несмотря на огромные размеры. Ставни заскрипели, дерево зацарапало по камню, и этот звук отразился эхом от стен. За дверью была огромная комната, освещённая оранжевым пламенем.***
Внутри его ждал Змей. Тело Кура свивалось в блестящие чёрные кольца, царапало древние каменные своды и древесину на двери. Кур будто держал землю своими изгибами. Его глаза пылали оранжевым огнём. Из его пасти тёк яд, похожий на кровь. Его зубы были готовы впиться в плоть в любой момент. Он больше походил на что-то неведомое, но весь его образ ощущался естественнее, чем все, что когда-либо видел Фрэнсис; Кур был как камни в пещере или вода в море. Кур дышал, и земля дышала вместе с ним. Кур взревел, и тектонические плиты задрожали. Именно он встретил его за дверью Аль Басты. Фрэнсис казался таким маленьким рядом с Куром, что ощущал себя таким незначительным. Змей смотрел на свою хрупкую смертную форму холодным и жестоким взглядом. Он взмахнул хвостом, заставил море лавы вздыматься, как волны в океане. Он смотрел, как Фрэнсис колеблется на пороге, смотрел, как Фрэнсис сделал шаг вперёд. О, Наследник Человечества, произнёс он, когда Фрэнсис подошёл достаточно близко, чтобы почувствовать горячее дыхание Змея. Когда прогремел низкий глубокий голос Кура, прошёл сквозь его сердце. Чем больше он говорил, тем грознее звучал, О, Наследник, о, избранный, о, глупец. Я долго ждал этого дня. Фрэнсиса пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть Куру в глаза. — К сожалению, я пришёл не за тобой. — Он сильнее стиснул в руках Шарур. — Где Зак? Он горит, тонет в Первозданном море. — Не говори загадками; сегодня их было уже предостаточно. Никаких загадок, подойди! Утони в воде, в пламени, даже ты не сможешь вернуться. Подняв свой огромный хвост, Кур с громким грохотом разбил камень у обрыва. Удар чуть не сбил Фрэнсиса с ног; земля ушла из-под ног, и он начал падать. Сверху Кур следил за ним безжалостным взглядом, пока Фрэнсиса не поглотила желто-оранжевая обжигающая жидкость Внезапно он оказался в новом месте. Он никогда раньше его не видел, это были воспоминания Зака. Перед ним было разрушенное здание. Судя по растительности, где-то на берегу Тихого океана. Гигантские бетонные балки торчали из-под завалов, словно иголки вонзили в землю. Небо пасмурное и темное. И в центре всего этого стоял Зак, смотрящий на мир остекленевшим рассеянным взглядом. Его плечи были опущены, будто сломлены под тяжестью какой-то ужасной и сокрушительной ноши. — Зак… Зак медленно повернулся к нему, будто двигался по воде. — Фрэнсис…? — Да. Это я. Нам нужно идти. Ты… — Я не могу, — сказал Зак. — Что ты имеешь в виду, ты не можешь? — спросил Фрэнсис, хватая его за рукав. Его напугало, что Зак не делал попыток сопротивляться. Он был словно безвольным, слабым, пустым, сломленным, и… … И Фрэнсис словно смотрел в зеркало. — Я не могу победить, — сломлено произнёс Зак. — Фрэнсис, послушай, я… я Кур. Ты знаешь, что это значит? Фрэнсис проследил за его взглядом. Ему было нелегко читать чужие эмоции, но он достаточно хорошо знал Зака. — Что ты чувствуешь свою ответственность за все это. — Я несу эту ответственность! — Зак напрягся. — И не только. Это моя ответственность! Ты знаешь, что… что такое Кур? — Чувствую, ты расскажешь мне. — Это естественная сила гомеостаза. Это разумное стихийное бедствие. Он решает, кого убить… животные, которые не являются криптидами, они размножаются, их количество неограниченно, и они… а затем Кур… Он завыл и опустился на землю, схватившись за голову. — Это моя вина. Это всегда была моя вина — не только здесь, не только в моем доме, в моей семье. Не только тогда, когда наги напали на Манхэттен, или когда Мандеи напали на Париж. Все это. Это моя роль. Я не оставляю после себя ничего, кроме разрушений. Фрэнсис опустился на колени, схватил его за вторую руку и строгим голосом произнёс: — Зак, посмотри на меня. Зак не мог: он продолжал смотреть в землю, все ещё паникуя и теряя рассудок. О чем он говорил? Если Фрэнсис попытался разложить по полочкам несвязные мысли, то суть заключалась в том, что Кур выполнял зачистку видов, которые слишком сильно изменили мир. Конечно по стандартам Кура, но даже Фрэнсис признавал, что за последнее столетие людское население сильно выросло. Если шесть тысяч лет назад Кур уже воевал с людьми, то он мог представить, насколько неблагосклонно смотрел на них Змей сейчас. Другими словами… Заку были поручены неприятные обязанности судьи, присяжных и палача одновременно. Для такого наивного, легковерного и мягкосердечного идиота, как он, возложить на себя такую задачу было, конечно, смешно. Конечно, ему было больно. Если оставить все факты о том, что его суждения были слишком идеалистическими, нереалистичными и недостижимыми… Зак никогда не хотел никого обидеть. — Оставь меня, — сказал Зак, слабо пытаясь вырваться из рук Фрэнсиса. — Фрэнсис, тебе нужно идти. Ты должен собрать всю энергию и остановить меня. — Я не смогу уйти отсюда без твоей помощи, идиот, — сказал Фрэнсис. — Нет, ты должен. Ты должен. Если я буду рядом с тобой, я просто снова причиню тебе боль. Этот дурак все ещё беспокоился о Фрэнсисе, даже в этой нелепой ситуации… — Кур… нет, я… послал Сянлю убить тебя. Я не мог остановиться. Я… — Что, это все? На самом деле это откровение его встревожило. Смерть Сянлю причинила ему немало боли. Но какое это имело значение в сравнение с остальным? Какое это имело значение в сравнение с тем, что ситуация настолько вышла из-под контроля, что Зак был поглощён чувством вины? — Зак, — произнёс Фрэнсис, — ты знаешь, что произошло после того, как я отпустил тебя тогда, в Турции? — Он продолжил, не дожидаясь ответа. Конечно Зак не знал — Фрэнсис никогда ему не говорил. — Эпсилон прикрепил ко мне подслушивающее устройство. Он все слышал. Мне… сделали выговор. Глаза Зака расширились. — Тогда из-за меня… — Нет, не из-за тебя! — прикрикнул Фрэнсис, и Зак вздрогнул от внезапной смены тона. — Не будь таким высокомерным. Я сделал свой собственный выбор и ответил за последствия. Меня практически понизили в должности — были разговоры о выводе меня из эксплуатации. Я знаю, что это ничего не значит для тебя, поэтому объясню: когда кого-то с такой базой конфидециальной информации, как умения, выводят их эксплуатации, Люди прибегают к изоляции, которая по существу является тюремным заключением. Последние два года я находился на испытательном сроке. Он сильнее сжал руку Зака, когда вспомнил холодные взгляды, пустую гнетущую тишину и резкий разочарованный тон в голосе. — Я пришёл сюда, игнорируя приказы, правила, наплевав на порядки, потому что чувствовал, что должен сделать что-то, чтобы вернуть благосклонность Людей. Я думал, что раз Кур снова вернулся, то это мой шанс исправить ошибки, которые я совершил в прошлом. Возможно, они вернут меня в строй, если я приведу им Кура. Я бы даже смирился с необходимостью тренироваться с тобой, если бы это закончило мое третирование. Зак наконец посмотрел на него. Фрэнсис печально улыбнулся ему. — Похоже у нас обоих дела идут не очень хорошо. С самого начала я пытался использовать тебя в своих интересах. Мои намерения все это время были эгоистичными. У тебя, кажется, противоположная проблема — Кур не играет с представителями видов, которые выбрал уничтожить, но ты продолжаешь что-то предпринимать против него. Зак фыркнул, а затем ответил Фрэнсиса улыбкой с ноткой горечи. — А я думал, ты просто ненавидишь меня. — Ну, это тоже. — Эй, Фрэнсис, — произнёс Зак. — Что я по твоему должен сделать? — Разве ты прислушаешься к моему мнению? — спросил Фрэнсис. — Ну, да… но если я узнаю, тогда пойму, что хочу сделать наоборот. Фрэнсис фыркнул. — Хорошо. Я думаю, тебе стоит воспользоваться силой Кура в своих целях. И пусть этими целями будет, во-первых, то, что ты оторвёшь себе язык, чтобы я больше никогда не слышал тебя. Во-вторых, ты возвращаешься со мной к Людям, чтобы меня не списали в утиль из-за всего, что я сделал ради тебя. В таком порядке. Зак рассмеялся: — Я знал, — сказал он. — Твоё чувство юмора с каждым днём становится все лучше. — Я не понимаю, о чем ты. Я все время был серьёзен. — Он фыркнул и отвернулся. — Я бы хотел, чтобы все так и произошло. — Да, хорошо. — Зак вырвал свою руку из хватки Фрэнсиса, чтобы вытереть слезы с глаз. — Думая, я бы хотел переселить тебя в более приятное место, как мои родители переселяют криптидов. Кажется, вы с Улраджем поладили, может, мне следует отвести тебя в Кумарина Кандам и выпустить на волю. — Тупица, — произнёс Фрэнсис, — почему все, что происходит с тобой, касается и меня? Чего ты хочешь, Зак Сатердей? — Чтобы у тебя была менее дерьмовая жизнь? — ответил Зак. — Твои навыки убеждения очень слабые. Ты действительно думал, что это на меня подействует? Зак снова рассмеялся, на этот раз более естественно. Он все ещё был вялым и изможденным, но снова вернулась жизнь и дух. -… Я хочу, чтобы все наладилось, — наконец признался он, — Я знаю, что это невозможно, но я хочу, чтобы моя семья вернулась. Я хочу, чтобы мы снова… помогали криптидам, знаешь, помогали людям. Я не хочу, чтобы за мной дальше охотились. Разве я многого прошу? — Ну, ты говоришь это человеку, который никогда в жизни не делал что-то бескорыстно, — сказал Фрэнсис. — Я не думаю, что у тебя завышенные требования. — Такое чувство, что я делаю что-то не так. Что я совершаю ошибку. — Конечно! Это то, что делает Зак Сатердей — совершает ужасные непростительные ошибки, которые можно было избежать. И что хуже: побуждает людей вокруг себя совершать такие же ошибки. Твоё физическое тело сейчас находится в коме, и это состояние лучше твоего обычного. Если бы я поступал правильно, я бы тебя бросил и продолжил миссию без твоих комментариев. Прийти сюда, чтобы призвать тебя к здравому смыслу, — это огромная ошибка с твоей стороны. Другими словами, совершать ошибки нормально. Или, возможно, эта ошибкой была вовсе не ошибкой. Фрэнсис сам не был уверен, что именно он пытался донести — у него не было опыта в подбадривание и мотивационных речах, — просто он пытался передать это звенящее чувство в своём сердце, убеждение, что Заку предназначено что-то большее, чем тяжесть своей абстрактной и недоказуемой судьбы. — Бремя легче нести на общих плечах, — сказал Фрэнсис. — Вади сказала мне это. Не знаю, знаешь ли ты, Зак, но меня учили нести ответственность за весь наш вид с тех пор, как я родился. Мои Люди тайно вмешивались в дела внутренней и внешней политики на протяжении веков. Это… то, чем мы занимаемся. Он прочистил горело. — Так что тебе, Зак Сатердей, следует перестать так сильно беспокоиться о людях и думать… кошках… или червях… или чем там твоя семья занимается. Зак смотрел на него несколько секунд широко раскрытыми глазами, прежде чем — на таком ограниченном расстоянии, в таком неудобном положении, Фрэнсиса было недостаточно места, чтобы уклониться — он обвил руками тело Фрэнсиса и сжал его. — Мне это не нравится, что это? — Просто обними в ответ, придурок, не порть момент. — Зак сжал его сильнее. — Не знаю, знаешь ли ты, Фрэнсис, но наш вид использует объятия, чтобы выразить привязанность. Или, в данном случае, благодарность. — Зак понизил голос, практически шепча. -… Благодарность. Фрэнсис отмер и нерешительно поднял руки, отвечая на жест, и несколько неловко похлопав Зака по плечу, задаваясь вопросом, не сильно ли он надавливает или наоборот слишком легко. Когда Зак его отпустил, Фрэнсис вздохнул с облегчением. Так продолжалось до тех пор, пока он не услышал медленные хлопки. Обернувшись, он увидел Аль Басты, стоящей на краю утеса. Ее силуэт вырисовывался сквозь морские брызги, ее когти царапали о камни. — Браво, брависсимо, — произнесла она, ухмыляясь. — Какие душевные слова; какое захватывающее зрелище! Есть только одна маленькая проблема… Воздух вокруг них накалился, зашипел пар. На обрыв обрушилась волна раскалённой лавы, захватившей Аль Басты. Её крылья запылали. Она подняла их вверх, два объятых оранжевым пламенем крыла, резко взмахнула ими и взлетела, оставляя после себя след из дыма и пепла. — Вас привели сюда, милые детки, не для того, чтобы вы играли в дружбу и товарищество, — сказала она, медленно приближаясь к ним шаг за шагом. — Вы здесь, чтобы мучиться от тяжести своих грехов, снова, и снова, и снова. Один шаг, потом другой. Пейзаж вокруг них искажался, менялся. Чёрные рёбра торчали из земли, изгибаясь над их головами. Они медленно шли сквозь змеиный скелет, через остатки мертвого бога. Она подняла горящий клинок в костлявой лапе и направила в сторону Зака. — Ты не годишься на роль Кура, человеческое дитя, ты не можешь нести бремя всех судеб этого мира. Но внутри тебя живут воспоминания о Змее, окружившем земной шар. Пусть твой сосуд из плоти станет жертвой для моего господина, для его возвращения! Она направила второй клинок в сторону Фрэнсиса. — А ты, — произнесла она пронзительным голосом, скрипящим в ушах, — ты ничто, пустая оболочка, марионетка, получившая жизнь. Здесь ты исчезнешь в пламени, и ничего не изменится! Земля под ногами нагрелась. Лава выливалась из расщелин, как кровь из раны, шипя при соприкосновении с камнями или обувью. — Меня зовут Аль Басты, — воскликнула демоница, — и я наказываю нечестивых детей с сердцами, наполненными страхом, и породными душами, детей, которые не знают, какую совершили ошибку! Смотрите, страдайте и кайтесь, аллилуйя! — Она просто иллюзия, — прошептал Фрэнсис Заку. — Она ненастоящая. Ничто из этого не настоящее! Но ее удары были слишком ощутимы для иллюзии! Кажется, что каждый клинок весил тысячу тонн. Ее горящие крылья при каждом взмахе одаривали их невыносимым жаром, пылающий воздух хлестал по лицу. Иллюзия, порождённая их худшими кошмарами, — как они могли надеяться победить ее? Она была достаточно сильной, чтобы подавить их. Слишком быстрая, слишком мощная, ее невозможно застать врасплох, ведь ее голова способна поворачиваться на все 360 градусов. Она смотрела на них с мерзкой улыбкой на лице. … Фрэнсис заметил нечто странное. Независимо от того, как часто ей удавалось его ранить, на нем не оставалось ни царапины. По сравнению с Праймом и Шахмаран она не сделала ничего, кроме запугиваний. Верно… потому что он уже посмотрел в глаза своему страху. Потому что ему указали выход. Место, где они сейчас находились, было ему незнакомо. Он огляделся по сторонам: гигантская пещера, где изогнутые кости тянулись вверх. Этот кошмар принадлежал Заку… а Фрэнсис не собирается в нем участвовать. Он повесил Шарур на плечо, а затем схватил Зака за руку и дернул на себя, убирая его с траектории удара Аль Басты. — Зак, — настойчиво произнёс он. — Где выход? Он моргнул затуманенными глазами, вздрогнул и полностью сосредоточился на Фрэнсисе. — Выход… Он прищурился, огляделся и наконец нашёл свою цель. Он поднял руку и указал на выступ у скалы позади Аль Басты. — Там. Слишком далеко. И им придётся пробиваться через Аль Басты, чтобы попасть туда. Или нет? Вади не сражалась с Шахмаран или Праймом, она просто бросилась вперёд. Фрэнсис глубоко вдохнул, не обращая внимания на запах серы, дыма и гнили, и пошёл в атаку. Он побежал прямо на Аль Басты и прошёл сквозь неё, как сквозь туман. Когда он приблизился к скале, он внезапно обнаружил, что земля под ногами пропала, и он начал падать — или лететь вверх? — по крутому каменистому склону. Зак крепко держался за Фрэнсиса. Они вдвоём оказались на вершине скалистого уступа, прямо перед выходом из пещеры… Позади них раздался громкий треск. Зак и Фрэнсис, распластавшиеся на земле после невероятного полёта, резко развернулись и увидели поистине кошмарное зрелище — огромный скелет Кура поднялся из моря лавы, покрытый огнём. Пронзительный смех Аль Басты разнесся по стенам пещеры. Теперь она появилась возле выхода, преграждая им путь. — Твой ответ не полный, — усмехнулась она. — Кур не может избежать своей судьбы. Разве это не так, мой возрожденный господин? Зак широко раскрыл глаза. — Я не могу… Прежде, чем Фрэнсис успел что-то сказать, земля под ним задрожала и начала трескаться. Внезапно она ушла из-под ног, и они стали падать, падать, падать? В конце падения они приземлились на небольшом клочке земли, вокруг них горела магма, струи огня вырывались в небо, жар заполнял легкие. Тёмное от пепла небо освещали молнии; горный пейзаж разрушался и менялся прямо у них на глазах. Аль Басты положила руки на плечи Фрэнсиса. — О, наследник человечества, — промурлыкала она. — будешь ли ты тем, кто отделит Кура от мальчишки и избавит его от этой судьбы? Перед ним стоял Зак, смотрящий в небо, потерянный и одинокий. — Фрэнсис, — сказал он. — ты должен… ты единственный, кто может. И Фрэнсис закипел — и взорвался. Он стряхнул руки Аль Басты и пошёл вперёд. Зак смотрел на него и выглядел таким жалким! Таким жалким, что у Фрэнсиса скрутило живот. — Зак, которого я знаю, — выплюнул Фрэнсис, — не погряз бы в жалости к себе. Зак непонимающе моргнул. — Но… — Зак, которого я знаю, — снова повторил Фрэнсис. — герой. Ты помнишь, что означает это слово, Зак Сатердей? Зак покачал головой, словно пытаясь очнуться от сна — Я… — Зак, которого я знаю, — крикнул Фрэнсис, — смотрит на меня с жалостью! Зак, которого я знаю, будет ко мне добр, несмотря на вред, что я ему причиню! Зак, которого я знаю, наивный предсказуемый дурак. И он намного сильнее, чем кажется. Ты держишь в руках судьбу всего человечества? Честно говоря, я бы доверил тебе больше. Потому что, если бы это было так, мы бы давно все взялись за руки и начали танцевать или делать ещё какую-нибудь глупость в этом вроде. Он схватил Зака за плечи. — У тебя не было проблем с контролем твоих сил, когда Аргост угрожал миру. Но я отказываюсь верить в то, что герой настолько ненадежное существо, что может существовать только, когда есть злодей, которому нужно противостоять. Но если он тебе так нужен, Зак, тогда я найду тебе одного! Зак не мог оторвать от него взгляд. — Через несколько минут Вади и Мука оденут на меня кислородную маску. Когда это время придёт, и ты все ещё будешь без сознания, все ещё будешь в ловушке собственных страхов, то я унесу твоё тело с собой. Понимаешь? Мы заморозим тебя. Ты никогда больше не увидишь своих друзей и близких. -… Ты такой придурок, Фрэнсис, — фыркнул Зак, вытирая глаза. — Ты самый настоящий придурок. Как я мог забыть…? Ведь ты мой заклятый враг. Фрэнсис облегченно фыркнул и расслабился. Он действительно не знал, что будет делать, если это не сработает. — Да, Зак. Я тоже тебя ненавижу. И чем раньше мы закончим этот квест, чем раньше мы расстанемся с тобой навсегда, тем лучше. Раздался пронзительный крик, Зак и Фрэнсис рефлекторно заткнули уши. — Нет, нет, нет! — кричала Аль Басты. — Это все, к чему вы пришли? Это все, что вы можете мне показать? О, грешные дети, о… Зак взглянул на неё, глубоко вздохнул, закрыл глаза, и когда открыл из, они горели ярким огнём. — Полегче, — выдохнул он, — все в порядке. Аль Басты уставилась на них, готовясь нанести удар, но вместо этого она медленно и осторожно опустилась на землю. Когда ее когти коснулись земли, мир вокруг них исчез, снова появилась мягко освещённая пещера, покрытая мхом. Пламя на крыльях Аль Басты замерцало и погасло, она сложила их за спиной. Она медленно сделала последний реверанс, низкий и элегантный, прежде чем исчезнуть. Зак тоже погасил огонь в глазах. На мгновение в пещере воцарилась тишина, разрушаемая только звуком дыхания. Фрэнсис нарушил молчание: — Зак, ты… твои силы… — Ага, — мягко произнёс он, — мои силы. По крайней мере, на данный момент. Кто знает, что произойдет, если мы вовремя не успеем подзарядить Шарур? Может быть воспоминания Кура действительно поглотят меня… — Он повернулся к Фрэнсиса с такой решимостью в глазах, какой он не видел уже давно. — Но до тех пор, — твёрдо сказал он, — я буду стараться изо всех сил. Фрэнсис уставился на него, на мгновение очарованный абсолютной убеждённостью Зака в своих словах. — Хорошо. Значит, это хуака? — Да. Фрэнсиса не нужно было повторять дважды. Наконец, после всех препятствий, что они прошли, они достигли очередной цели. Сжимая Шарур обеими руками, Фрэнсис вонзил копьё в землю. Вспышка света и уже знакомое ощущение того, как дерево под его ладонями нагревается. Он наблюдал за тем, как метал становился более блестящим, а шерсть более яркой и пушистой. Когда все закончилось, он снова закинул Шарур на плечо. — Готов? — спросил Зак. — Я был бы более, чем счастлив покинуть это место, — ответил Фрэнсис. Вместе они направились к тропе, ведущий наружу, звук их шагов отражался от стен, пока они поднимались наверх. Там их ждала Аль Басты, на этот раз без неприязни во взгляде. — Перед тем, как вы уйдёте, дети мои, есть ещё кое-что, — проворковала она. — Давным-давно богиня Инанна спустилась в подземный мир, чтобы спасти душу кого-то очень важного для неё. Никто не выйдет из подземного царства невредимым. Дети мои, можете ли вы сказать, что эта встреча напугала вас? Фрэнсис фыркнул. — Сне будут сниться кошмары неделями. — В следующий раз будь с нами помягче, — ответил Зак. — Пожалуйста. Аль Басты улыбнулась. — Хорошо. Тогда позволь мне повторить тебе слова, сказанные Инанне много веко назад: «Если вы боги, я буду говорить с вами; если вы смертные, пусть ваша судьба будет решена.» Она повернулась к Заку. — Милорд, — мягко произнесла она, — я буду следовать за вами до края света и дальше. Обещайте, что вы будете двигаться вперёд с высоко поднятой головой, что каждое ваше решение будет таким, что вы никогда о нем не пожалеете. Зак торжественно кивнул. — Обещаю. Затем Аль Басты повернулась к Фрэнсису, ее взгляд смягчился. — А ты, мое самое дорогое дитя, — сказала она, — хотя ты можешь мне не верить, ведь Аль Басты — это иллюзия, обращающая твои воспоминания и знания против тебя, — кто знает, знаешь ли ты что-то по-настоящему? — Она опустилась на колени на уровень его глаз и тихо заговорила: — Я наказываю, что твоё будущее будет светлым, что оно будет наполнено счастьем и светом. Ты никогда не будешь одинок. Ты получишь честь и славу, даже если получишь их не втор виде, в котором ожидаешь. И ты проложишь новый путь. Лучший путь. — Это указ? — Конечно. — ответила она, — ведь Аль Басты — не более, чем дерзкая демоница. Она поднялась, взъерошила крылья, стряхивая пыль с перьев. — Итак, дети! Хотя путь впереди каменистый, идите по нему непрерывными шагами. Ваша Красная Мать гордится вами. На следующем вздохе и она, и пещера исчезли. Фрэнсис очнулся в кислородной маске, ощущение тёплого воздуха из ада исчезло. Шарур был крепко сжат в его ладони. Зак, лежавший рядом с ним, со стоном поднялся и пр Нил сидячее положение. И здесь же сидела Вади в сером костюме, змея обвивалась вокруг ее плеч и улыбалась, наблюдая за тем, как они просыпаются. — Доброе утро, — произнесла она, улыбаясь. — Так как мне было очень скучно смотреть, как вы двое спите, вы обязаны рассказать мне все, что с вами приключилось. И, Зак, я пришлю тебе счёт за спасение? Зак простонал, но потом засмеялся. — И тебе тоже доброго утра.