infantem

Умирать страшно?.. Больно? Или это вовсе просто раствориться в вечности, когда от тебя остаётся только пыль? Мириады сверкающих частиц, кружащихся в воздухе, они сталкиваются, разлетаются прочь, взрываются. Маленькие скопления звёзд, обнажённые страхи, голые мысли, совершенный в своей упорядоченности хаос. Каждый сдвиг и каждое движение в идеальной линии, будто по начертанным заранее подсказкам, тонкими материями закутываясь в спирали, частицы рассыпались и собирались вновь. Их столкновения порождали новые миры, их слияние рушило жизни и переворачивало судьбы. Идеальный хаос. Чонгук вдыхает осторожно, глотает чистый воздух, наполняясь энергией только от процесса дыхания. Он не спешит открывать глаза, кожей впитывает тепло, буквально разлитым молоком обволакивающее тело. Всё внутри прогревается мгновенно, принося спокойствие и уверенность. Тишина не давит, обволакивает собой, ощущения притупляются, но что-то настойчиво в голове вертится. Чонгук пытается поймать мысль, схватиться за ускользающий хвост, чтобы вспомнить что-то важное. Но та лопается снопом искр, едва волос ласково касается тёплая рука. — С возвращением, Свет. Парень открывает глаза, инстинктивно тянется к прикосновению: — Здравствуй, отец. Мысль, крутившаяся всё это время где-то внутри, окончательно рассыпается. Чонгук следует за своим создателем, ведомый, словно на нити. Он уходит дальше. И тем быстрее его мысли очищаются, избавляясь от «ненужного». Там, позади него обрывками тьмы рассыпается Чимин. Остатками ненужного прошлого. Ненужной боли, страданий и незаслуженных мучений. Чимин хрипит, отчётливо чувствует, как расползаются его внутренности, как вскипает кровь и остатки демонической сущности обжигает свет. Он ощущает боль, её не терпит, режущую, кромсающую на куски; та разбивает его в труху, плавит кости и сдирает плоть. Чимин на светлом полу расползается уродливой массой, чёрной с красным, оттенками. Он смотрит вслед своему малышу, смотрит на его узкую спину, на тонкую талию, которую ещё недавно держал в своих руках. Теперь же даже протянуть не может обломки когтей, так те изломаны, с корнем вырваны из костей. Чимин кричит, не своим голосом, зовёт, просит его обернуться. Но всё, что слышит сам — лишь шипящие звуки крови в собственном горле. Он зовёт, рычит и почти молит, но не слышит ничего. Как не слышат и его. Светлые уходят, а из демона выходит сама жизнь. Он уже видит её тонкую материю, как она струйкой покидает его тело, как сворачивается рядом змеёй с алмазной чешуёй и красными глазами. Чимин только и может, что лежать в луже тьмы и крови, рвано выдыхая через сожжённые, разодранные лёгкие, где на стенках ядом пыль осела, намертво приклеившись. Весь сплошное изрешеченное полотно, он теряет силы с тяжёлыми каплями крови. Та разбивается о сверкающую поверхность, шипит и черными кляксами застывает. В них демон себя видит. Как таким же пятном на душе Чонгука был, грязью и тьмой, обжигающим клеймом. Мысль о клейме вспыхивает подобно взрыву. Чимин собирает последние силы, по связи зовёт, огненным всполохом проносится по нервным окончаниям, посылая остатки себя. Падает, иссушенный, устало закрывая глаза. Чонгук дёргается, когда руку обжигает чем-то. Он вскрикивает и останавливается под внимательными светлыми глазами Создателя, смотрит на запястья, где кожа темнеет, словно обугливается, рубцами клиновидными складываясь в знаки. — Что это… Чонгук читает на своей коже первую латинскую «J», когда позвоночник простреливает жгучей болью. Мужчина рядом поджимает губы, кратко оборачивается на темную лужу, но быстро возвращается назад, опасаясь, что его создание заметит. Чонгук замечает. Касается запястья осторожно, оглаживая знак и жмурится. Образы, намертво отпечатанные на внутренней стороне век, вспыхивают один за другим, стремительным водоворотом проносясь мимо. Оживает всё, все воспоминания, все чувства и ощущения, каждое касание, каждый шёпот и хрип. Всё сливается воедино, чтобы после распасться на отдельные фрагменты. Чонгук замирает, ошеломлённый, оглядывается на разбросанные вокруг сгустки золота и тьмы, приглядывается к каждому, ищет. Подходит к ближайшему золотистому шару и касается кончиками пальцев. Сноп красных и золотых искр рассыпается вокруг. Чонгук уже не слышит, что говорит ему сзади Создатель, не чувствует его прикосновений, словно те проходят сквозь него. Он шагает увереннее, погружаясь во фрагмент своей памяти. «Темные покои, подсвеченные лишь огнями где-то в чернеющей высоте. Зеркальный пол и мягкая глубокая мебель. Отсветы багрового неба в окнах и серые облака, запах пепла. Всё очень знакомое, подернутое дымкой, но узнаваемое на грани ощущений. Чонгук обходит большое кресло и почти отшатывается. Фрагмент обретает краски и звуки, наполняя комнату истошным криком. На чёрном полу лежит он сам, впаянный в покрытие, прикованный к полу, почти обнажённый. Его шею сдавливает ошейник, а на пояснице сидит демон, увлечённо вырезающий на живом полотне чужой спины узор. Тот не обращает внимания на крики и попытки дёргаться, лишь водит кинжалом по спине, вспарывая кожу, а следом когтями заполняет разрезы чернотой. Его лицо спокойно, лишь красные глаза поблескивают интересом. Он наблюдает, как расцветает рисунок, как взмахами крыльев появляются вороны, оставаясь живым напоминанием о принадлежности своему хозяину. Чонгук рассматривает рисунок сверху, изучает его создателя, как впитывают свет его чёрные волосы, как блестят рога в густых прядях. Гибкий хвост обернулся вокруг пояса парня и лишь кончиком оглаживает вздрагивающие бока. Демон склоняется к напряжённому плечу, целует почти невесомо, чтобы в следующий миг вгрызться в плоть, жадно, с наслаждением глотая кровь. Жертва вновь заходится криком, спустя несколько мгновений крики сменяются стоном и дрожью. Парень подставляется уже сам и лишь ведёт плечами, когда по ране проходится шершавый язык. Чонгук видит, как демон заправляет пряди разметавшихся волос ему за ухо и там же оставляет невесомое касание губами.» Фрагмент рассыпается вместе с дыханием Чонгука, размывается перед глазами. Он хочет обернуться, но натыкается на руку Создателя, который не позволяет вернуться. — То тьма, моё творение. Этим низким существам не место здесь. Не место рядом с тобой. То ложь и порок, которые мы должны побеждать. Идём, Свет. Ты не должен принимать это. Твоя миссия завершена… Чонгук пропускает слова через себя, пытается их принять, пока наблюдает, как с его ладони пытаются стереть символы. Только они не поддаются, только ярче становятся, прорезаются глубже, намертво впечатываясь в кожу. Они смотрятся органично, как единое целое с ним самим, будто всегда здесь были, с самого его создания. — Скажи мне… Отец, — он поднимает на него взгляд внимательных, слишком похожих на того, первого, глаз. Взгляд, наполненный золотом, но теплее намного. — Зачем? Они ведь… Он… Он твоё творение. Первый. Я — лишь его пародия. Может быть лучше, но лишь копия… Светлый поджимает губы, не отрицает, но и не торопится соглашаться. Он чувствует правду, слетающую с губ мальчика. Он видит в его образе и взгляде Первого. Чувство тревоги наполняет изнутри, когда купол содрогается, но выстаивает, отражая попытку проникнуть. — Скажи мне, зачем?! Чонгук поворачивается к остаткам тьмы, которые исходят тонкой дымкой. Он вырывает ладонь и возвращается, падает на колени перед демоном, которого чистый свет расщепляет. От Чимина мало что осталось, сам силуэт и капли силы, откликом по связи, дрожью ресниц и первых капель слёз. Они разбиваются рядом с его обломками пальцев, растворяя и их. Кристальные, чистые, непорочные слёзы. Чимин видит своего малыша слабо, скорее чувствует. Он хочет утереть влагу с мягких щёк, не позволить плакать из-за него. Но сил не хватает даже на то, чтобы моргнуть. Алмазная змейка его сил, его образ, обвивает запястье Чонгука, укладывая головку точно на имя Чимина. Чонгук гладит её по чешуе, пока слова сами срываются с губ: — Не уходи… Пожалуйста… Светлый плачет некрасиво, не растирает слёзы, позволяя им скатываться по лицу. Он тянется к рукам Чимина, целует растворяющиеся пальцы, пытается хоть каплю жизни вдохнуть в него, но всё бесполезно. Тьма утекает сквозь пальцы, чернильными каплями проскальзывает мимо. Всё вокруг вздрагивает, и пол под ногами Чонгука идёт трещинами. Перед ним лишь пятно, да маленькая змея, спрятавшаяся на его запястье. Она обернулась сверкающим браслетом, не собираясь покидать его. Отец стоит невдалеке. Он не делает ровным счётом ничего. Ждёт. Чонгук так и останется сидеть на полу, когда с оглушеннным грохотом щит раскалывается. Не поднимает головы, когда чувствует адский жар и как нагревается всё вокруг. Лишь краем глаза видит, как ступают мимо босые ноги, объятые пламенем. Оно же стелится следом за прибывшим Тэхеном, плащом накрывая всё вокруг. Высшая тьма проходит мимо Чонгука, не останавливается. Он рыщет взглядом по пространству, ищет Чимина, ведь чувствует его здесь. Так отчётливо чувствует, почти коснуться может. Но видит лишь того, кого всё своё долгое существование ненавидел. — Где он?! Голос Тэхена содрогает всё вокруг, рвёт пространство, прошивая его огнём и всполохами мрака. Златоглазый и златоглавый, Первый и неповторимый, он смотрелся здесь органично, словно никогда не покидал это место. Словно не он окружён тьмой и болью, словно не на его счету бесчисленные души и жизни. Тэхен расправляет плечи и тени от его крыльев расползаются во все стороны. Чёрные, увитые золотой нитью рога больше не прячутся в волосах. Он смотрит чётко вперёд, намереваясь если не забрать Чимина, то разнести здесь всё. И плевал он на равновесие. Тэхен никому не позволит разрушать его семью. — Здравствуй, сын мой, — Создатель кивает, сохраняя спокойствие. Осматривает полную трансформацию, чуть склоняет голову, любуясь совершенством. — Очень давно мы не виделись. — Плевать, — Тэхен рычит, делая ещё шаг, игнорируя подступающую боль. — Где он? Где Война? — Его больше нет. Я его уничтожил… Звук, наполнивший пространство, страшен. Тэхен на этот звук оборачивается медленно. Слишком медленно. Смысл слов ещё не дошёл до него, но мимо проскальзывает золотая молния, которая оказывается Чонгуком. Треск и скрежет, задушенный сип от упавшего от удара парня Создателя. Тэхен ошарашенно наблюдает, как мальчишка нависает на своим же Отцом, сжимая его шею. Он не слышит слов, словно в забытьи видит на запястье мальчишки змею. Её внимательные алые глаза. Чувствует. Улыбается… — Никогда! Никогда больше! Я не позволю тебе командовать мной! — Чонгук кричит подобно ребёнку, обиженному на родителя. — Ты стёр мне память! Отправил в средний мир! Очернил чужую душу и запихнул в неё! И позволил забрать в Ад! Чтобы я лично притащил тебе Войну?! Как пёс?! От звука его крика закладывало уши, даже кровь, густая и тёмная, стыла в жилах демона, наблюдавшего за гневом светлого. Сила, бурлящая в мальчишке, не уступала его собственной. Она была другой. Её дополняли силы Чимина. Невообразимое слияние света и тьмы. Полное добровольное принятие. Чонгук стал совершенством творения, будучи мягким материалом в руках Чимина, его заточили как лучшую сталь, выломали из цельного куска скалы. Светлый разрешил тьме слиться с собой. Он… Полюбил эту тьму. Как тьма любила в ответ. Тэхен отходит. Он видит в мальчишке то, что разглядел в себе самом совсем недавно. То, что увидел лишь встретив заносчивую наглую лисицу, навеки укравшую его сердце. В Чонгуке любовь билась, горела ярче самого жаркого пламени, ослепляя. Тэхен уходит за несколько минут до наступления полной тишине. Он сидит на одном из небоскрёбов светлых, совершенно нагло прикуривает от своего же хвоста и ждёт. Ждёт устало опустившегося рядом Чонгука, свесившего ноги за край и смотрящего в горизонт. — Я не смог… Не смог его спасти… Горячие капли слёз падают в даль, наверняка проливаясь в среднем мире дождём. Тэхен с усмешкой размышляет, как бы не случился потоп. — Смог вообще-то, — роняет небрежно и сам поглаживает змейку по чешуе. — Если тебя здесь больше ничего не держит, — Чонгук настолько резко мотает головой, что, кажется, та может отвалиться вовсе, — то пошли. Тэхен легко шагает в пустоту, открывая портал. Чонгук не колеблясь идёт следом. Элементали Юнги суетятся, расчищая своей энергией место и окружая будущее гнездо необходимой защитой. Сам Юнги стоит в стороне от всех, мягко держа в ладонях чёрный камень. Чонгуку он кажется странным, неестественным. Но тот так заинтересовал змею, что её приходилось держать, чтобы та не испарилась с руки. Хосок, стоя в истинном обличье рядом с Тэхеном, хмуро за всем этим наблюдал. — Ты уверен? Демон кивает, но молчит. Его сильно иссушила встреча на территории светлых с отцом и держался он чисто на энергии Хосока, которой тот любезно поделился. — Странно будет за этим наблюдать… — Постарайся не совать сюда свой нос. Лис вопросительно вздрагивает брови. — Думаю, что Чонгук — не Чимин. Если Чимину будет что-то угрожать, то мальчишка предупреждать не будет. И мне не хватит сил ему помешать. Будешь новым ковриком. Хосок возмущённо надувает щеки и хочет уже высказаться, как Юнги кивает и погружает покои Чимина в тишину. Он укладывает камень элементалей в центр гнезда и даёт разрешение Джину и Джуну на печать. Та ложится красными символами и вязью на камень. Следом же сверху ложится алмазная змейка, через мгновение проникая внутрь. По покоям проходит дрожь, а в камне вспыхивает пламя. Он накаляется и истончается, оставаясь тёмным стеклом в форме яйца. Юнги валится с ног от усталости и позволяет элементалям унести себя в свои покои. Чонгук завороженно наблюдает за горящим внутри камнем. Прикованный к этому зрелищу, он не собирается уходить. Лишь кивает на тихие слова Тэхена. — Тебе понадобится очень много терпения и сил, чтобы справиться. Вырастить элементаля, а после и демона будет сложно. И очень долго. — Я… — Чонгук сглатывает, поглаживая камень кончиками пальцев, — я подожду. Он жив, а больше мне ничего не нужно… Тэхен кивает, отходя. Ожидание. Как долго? И что же такое смерть? Раствориться в вечности? Или обрести новый шанс? Он обязательно спросит об этом у Чимина.