infantem

      Чимин шагает сквозь тьму плавно, скользит по закоулкам чужого сознания, осторожно пороги и уступы обходит, впервые не хочет тревожить чужой разум. В памяти Чонгука темно и целый лабиринт запрятан, ни одной лампочки, ни одного указателя; куда двигаться — неизвестно. Чимин бродит во тьме, касается её, пачкает и без того грязные руки. Он порочным появился, Чонгук же грязным стал. Сейчас Чимину интересно — почему?       В этом замешан Тэхен, младший это прекрасно понимает. Чего нельзя сказать о логике его действий. Чимин никогда старшего не понимал. Или не стремился понять.       Тусклое свечение привлекает внимание, Чимин осматривается, натыкается на что-то острое, роняя несколько капель своей крови. Удивляется.       Там, где свет, все колючими кустами поросло; те, как пики, возвышаются, нагнетают. Чимин приглядывается, пытаясь разобрать, что за свет исходит из мрака, какова его причина. Идёт вперёд, части себя оставляет на пиках памяти, слабеет, но упрямо, с демонической упертостью идёт прямо. Выбирается.       Жмурится от яркого света, ослепившего, ударившего по чувствительным глазам. Чимин привыкает к тёплому свету, промаргивается и буквально каменеет.       Свет в памяти Чонгука исходит из детства. Из такого далёкого, из забытого самим Чонгуком, из похороненного за лезвиями детства.       Небольшой двор за домом, огромная собака и мальчик лет четырех, что возится с ней, перекатывается по траве и смеётся звонко, заразительно. Чимин в мальчике узнаёт Чонгука, по огромным глазам и кроличьей улыбке. Ребёнок его неожиданно замечает.       — Привет! А ты кто такой?       Голос тонкий и высокий, забавный такой, что Чимин почти улыбается, присаживается на корточки и маленькую ладошку в свои берёт, пожимает легонько.       — Привет, Чонгуки. Ты один?       Мальчик кивает, напрочь забывая свои вопросы, и смотрит на дом и спокойную собаку. Чонгук едва поворачивает голову, но Чимин замечает блеск. Хмурится, приглядываясь.       Тонкие нити вокруг ребёнка вьются, скручиваясь в спираль над его головой. Чимин читает метку, мгновенно яростью вспыхивает, яд по крови пускает. Чонгук будто теряет к нему интерес и возвращается к собаке.       Чимин давно такого не видел, давно такого не ощущал. Он себя едва на грани держит, старается чужой разум не разрушить своей яростью.       Однако, стоит на ребёнка посмотреть, как все внутри скручивается в узлы, вот-вот рассечет насквозь. Над Чонгуком метка золотом написанная, о его чистой душе и судьбе стать небесным хранителем очень скоро, ещё не выходя из возраста ребенка.       Чимин кипит от злости, покидая светлое пятно памяти, пробираясь дальше, ближе к настоящему.       Насильственная смерть в раннем детстве была уготована Чонгуку с рождения. Он с этим клеймом всю жизнь ходил, нарочно будто неприятности привлекая, был самым лакомым кусочком для проблем. Чимину осталось лишь выяснить, как же его не забрали. Как он попался Тэхену.       Чимин в лабиринтах находит все новые и новые кусочки, первые случаи трагедий, когда малыш едва не разбивается насмерть с отцом на машине. Тот погибает, мальчик же выживает, оставаясь с матерью. Что-то мощное в тот момент толкает Чонгука вниз, под сиденье, и пролетевшая под грузовиком машина остаётся цела только ниже окна. Жалкий сантиметр отделял тогда грань жизни и смерти.       Вторым эпизодом гибель матери в пожаре. Чонгук почему-то среди ночи на улицу выбежал, когда за ним громыхнул взрыв. Мальчик только на землю упал, ещё ничего не понимая.       Чимин смотрел, как раз за разом Чонгук лишается поддержки, семьи, надежды. Как раз за разом выживает, но остаётся один. Как за ним по пятам уже отчётливо тень ходит. Знакомая тень, слишком узнаваемая.       Последняя картина не пышет красками. Обшарпанная квартира, Чонгук на новой краже, безучастный к своей жизни, уже понявший, что не умрёт, что проклят, наверное. Он лишь на секунду серьёзно о смерти задумывается, глаза к небу поднимает, шепчет от сердца, жестоко:       — Я ненавижу тебя. Я отказываюсь от тебя.       Чимин усмехается, видя, как лопается с треском нить, как обугливается она и оседает пеплом у ног парня. Как мгновенно словно груз сваливается с плеч.       Но то лишь мгновение, которое Чимину многое раскрыло. Демон понимает, что произойдет дальше, поэтому отступает, издалека наблюдает за собирающимися тенями вокруг Чонгука. За тем, как выходит из теней Тэхен и, глядя Чонгуку в глаза, в упор стреляет в сердце.       — Теперь ты мой, любимчик бога.       Тэхен растворяется, бросив напоследок взгляд в сторону Чимина, ухмыляясь.       В комнате остаётся бездыханное тело Чонгука с замершей на губах улыбкой.       Кажется, он впервые был счастлив.       Чимин выныривает, дышит глубоко, сжимая виски и восстанавливая силы. Смотрит на прижавшегося к нему котёнком Чонгука, гладит по скулам и плечу, обводит контуры рисунка на спине и ближе прижимает, успокаивая тяжёлое дыхание.       Чимин много думает, но смириться тяжело. Тяжело понимать, что всё это время этого ребёнка растили для него, ломали его жизнь, заставляя отказаться от бога. Тэхен его от судьбы прятал, забрать не позволял, зато других вместо него отдавал. За Чонгуком тенью следовал, берег. И после Чимину бросил, как игрушку.       Что же…       Его малыш — избранный свыше защитником — стал игрушкой демона по прихоти Тэхена. Чимин не удивляется брату.       Только презрения к человеку стало немного, но меньше.

***

      Юнги выходит в этот мир не впервые, но спустя довольно долгое время, потому морщится от кислого запаха плесени и мочи, от пыли и грязи. Оглядывается по сторонам. Обшарпанная квартира, бутылки, мусор. Даже не верится.       Что человеку здесь красть?       Демон отбрасывает обоняние, дабы не задохнуться от смрада, продолжает исследовать это место дальше. Обходит всю небольшую жилплощадь, убеждается, что дома никого нет, в окна выглядывает. В мире вечер вступает в свои права, на такой же обшарпанной улочке двое пьяниц распивали одну бутылку. Юнги едва заметно улыбается, проходит сквозь стекло и приземляется аккуратно перед забулдыгами, заставляя тех поперхнуться алкоголем.       — Матерь божья, — крестится один из них бутылкой, пьяно икая и сползая по стене.       Демон не успевает ответить, как за его спиной раздается ленивое:       — Не мать, а сам брат. Но не Бога, а Дьявола, неучи.       Второй мужик икает вслед за первым и так же плавно сползает по стеночке, лишая Юнги последнего удовольствия отпить чуточку страха из людей. Блондин лишь выдыхает сквозь зубы и шипит, поворачиваясь:       — Хосок, блять… Мать моя Тэхен, что с твоей рожей?!       Юнги отшатывается, едва видит перемазанное в крови лицо лиса, его истинную ипостась и багровые по локоть руки. Про измазанный ритуальный ханбок Юнги и не думает. Ему зрелища хватает.       — Чего орёшь? Будто крови никогда не видел. — Хосок жмёт плечами и снова облизывает пальцы, сладко вздыхая. — Не сверли меня взглядом. Я кушал.       — Наелся? — едко интересуется демон, сверкая глазами. — Вали домой к папочке. Или, желательно, на историческую родину.       Рыжий поднимает уже тёмные глаза, сверлит Юнги несколько секунд взглядом и снова жмёт плечами:       — Да, я сыт. И нет, домой не пойду. Погуляю здесь. С тобой.       — Хосок…       Юнги не успевает договорить.       — Как думаешь, Тэхену будет интересно, почему я ходил сюда?       Наивный взгляд и Юнги чувствует подвох.       — Ты припёрся сюда жрать. Вот, что ты здесь делал, блохастый.       — Хммм… — Хосок обходит Юнги по кругу, задевая хвостами плечи и спину, ловко уворачиваясь от тонкого хвоста демона. — Я ведь спокойно сидел дома, когда увидел, как братик моего Господина выходит к людям. Очень подозрительно оглядываясь при этом. И один! Поразительно, не так ли?       Последнее Хосок шепчет на ухо и снова уворачивается уже от рук Юнги, едва не сомкнувшихся на его прелестной шейке.       — Не делай глупостей. Ты же не хочешь дуэль с братом. Мне будет не хватать тебя.       У Хосока нотки слащавые, хитрые, жёсткие где-то. Юнги едва не стонет, понимая, что его водит за нос обычная лиса. Хочется плюнуть и свернуть ему шею, только Тэхен расстроится. Сначала смерти Хосока. Потом разложению Юнги.       — Засранец, — шипит демон, отворачиваясь от лиса и продолжая свой путь.       Хосок счастливо взвизгивает и несётся за ним, на ходу меняя внешность. Выходя на улицу, Юнги видел рядом с собой гоповатого вида парня в растянутых вещах и куче железа. Лицо лиса сияло, глаза лучились энергией, да и весь он раздражал в несколько раз больше.       — Сорока. Самая настоящая сорока, — бурчит Юнги, пока пытается уловить что-то знакомое на уровнях душ.       — Завидуешь и бесишься, — парирует легко Хосок, едва ли не подпрыгивая выше первых этажей. — Чего ты мрачный? Весело же.       — Весело, — соглашается Юнги. — Меня шантажирует любовник брата, явившийся сюда чисто пожрать. Очень весело, ничего не скажешь.       — Фу, ты противный. Недотрах? — Любезность Хосока хочется ему затолкать в одно место, но именно в этот момент Юнги улавливает знакомое что-то.       Тонкой золотой нитью, почти пылью вьётся след, Юнги срывается в ту сторону, опасаясь потерять. Тормозит у входа в ещё один переулок, хватаясь за стену. И тихо матерится под нос, когда в него неслабо врезается Хосок, едва не валя на землю.       — Буйный ублюдок, — рычит Юнги, отпихивая Хосока и получая в ответ тычок в спину.       — Я вообще-то чистокровный в тринадцатом поколении, бледнолицый.       — Может, навестишь, тогда, своих предков, чистокровный? Организовать вам встречу?       — А тебя потом в гости ждать?       Юнги замолкает, стихает и Хосок, удовлетворённо уткнувшись подбородком в плечо демона и тоже прислушиваясь и приглядываясь.       В переулке замерли несколько тонких фигур, склонившись над бездыханным телом. Юнги в трупе узнаёт Чонгука, считает время с нижнего мира на этот и хмыкает. Прошло несколько дней, трупчик ещё «свеж». Однако, на тело демону плевать, парню оно уже без надобности, кусок мяса — не более.       Другое дело эти сущности.       — Мамочки, давно я их не видел здесь, — шепчет на ухо Хосок, надавливая своими костями сильнее. Юнги пихает того в бок, заставляя заткнуться.       Серые фигуры негромко переговариваются, осматривают тело парня, касаются дырки в груди и замолкают. Юнги кажется, что он наблюдает за плохим триллером, слишком глупо всё.       Светлые переглядываются, кивают, касаются снова тела и исчезают, растворяясь в серебристой дымке.       — Что за херня?       Юнги наконец-то разгибается, отпихивает лиса и проходит к месту, где ещё недавно стояли светлые. От их присутствия остался едва заметный след, прожжённый асфальт и сладковатый запах. Блондин морщится, обходит переулок, пока Хосок неожиданно наклоняется к земле, садится на колени и к асфальту принюхивается.       — Золотая пыль, — чихает, отряхивая колени и ладони. — Чонгуки был помечен?       Юнги жмёт плечами, думает напряжённо, вспоминая, когда в последний раз светлые кого-то выбирали в свои ряды. Особым восторгом они не пылали, это заметно.       — Не знаю, зачем Тэхен забрал меченого светлыми, но мне это не нравится. Меченые долго в нижнем мире не живут.       — Даже если у них есть покровитель, — заканчивает Хосок задумчиво.       Лис внезапно передёргивается, ведёт плечами, не замечая, как меняет оболочку на истинную вновь. Юнги следит за метаморфозами с подозрением, поздно замечает, что в проулке они уже не одни. По расширенным зрачкам Хосока понимает и видит опасность, пригибается вовремя, валя лиса на землю. На месте, где стояли оба, зияет оплавленная дыра. Юнги меняет ипостась, оборачивается, скаля клыки и выпуская когти, вовремя перехватывая тонкое лезвие у своей шеи. Впивается в него когтями, рычит в лицо вернувшемуся светлому, получая кривую ухмылку в ответ.       — Надо же… Сама Лень и Чума пришла в этот мир. — У светлого голос для смертных приятный, для Юнги же когтями по стеклу, невыносимо. — Давно тебя здесь не было.       Юнги краем глаза замечает, как загнали в угол Хосока, приставив такое же лезвие к горлу. Светлый делает шаг к застывшему лису, уверенный в своих силах, наверняка думающий, что напугал рыжего. Хосок ловит взгляд Юнги и едва заметно растягивает губы, криво пародируя светлого.       — Могу сказать о том же, — лениво отвечает Юнги, продолжая удерживать меч. — Вы не прихуели?       Светлый смеётся, кивая второму:       — Кончай рыжего. Чуму можно только ранить…       — Глупый поступок. — Юнги изворачивается, но все равно остаётся зажатым сталью. Размышляет пару секунд и опускает ладони. — Хотя, кончайте его, он меня давно бесит.       Юнги слышит, как сквозь клыки шипит Хосок, но лицо держит, внутри уже начиная смеяться.       — Вся суть тёмных. — Светлый брезгливо сплевывает. — Готовы в любой момент на предательство…       Над Хосоком сверкает сталь, почти касается его кожи и разлетается в осколки, стоит коснуться шеи. Плавленое золото растекается каплями по коже, сливаясь в один рисунок, причудливо загибаясь спиралями, образуя печать. Печать Тэхена.       Хосок вскидывает голову, открыто уже улыбается, обнажая зубы, скалится на попятившегося светлого.       — Куда ты, сладкий мой? А поиграть со мной?       — Что за…       Светлый переводит взгляд на Юнги, на что тот хмыкает, разводя руки:       — Вам явно не всё говорят о тёмных. Кстати, вы давно Смерть видели?       Светлые отходят, понимая, что что-то тут не то. Хосок окончательно скидывает человеческий образ, оставаясь в личине Кицунэ, распушается, встряхивается, скидывает с себя остатки осколков и вызывающе улыбается, поглаживая печать.       — Как думаешь, светлые вкусные?       — Бля, избавь меня от подробностей. — Юнги изображает рвотные звуки и видит, как сгущаются рядом с лисом тени. Думает смотаться быстренько, но на силах блок, от чего хочется завыть гиеной. Ему придется на всё это смотреть…       Юнги видит ошарашенные лица светлых, понимает, что они так же не могут уйти, и ухмыляется.       Тэхен выходит из тьмы полуголым, покрытый чернью и злой до края. Юнги его таким видит редко. А светлым повезло, сорвали комбо.       — Мой Господин. — Хосок быстро смекает что к чему, падает на колени, склоняя голову, и поднимается, стоит Тэхену коснуться его плеча и притянуть к себе.       В глазах Дьявола золото вместе с огнём полыхает, чёрным переливается. Вены вздуваются на руках, выступают когти. Мужчина утрачивает человеческую красоту, обретая опасность высшего демона, повелителя Ада. Он на светлых едва взгляд задерживает, на Хосока смотрит, любуется своим Лисёнком, хотя едва себя сдерживает. Глупую лису хочется отлупить, а после отодрать и на цепь посадить. Тэхен замечает тонкий след от лезвия на любимой шее, радужка из золотого переливается в багровый.       Прижимает лиса к себе, губами в шею впечатывается, зализывая царапину, рычит, пока у Хосока ноги отказывают и перед глазами звёзды. Он хватается за мощную шею, удерживая себя в стоячем положении, пока Тэхен едва ли не ест его. Глаза закрываются от удовольствия и прошивающей дрожи.       — Будешь на цепи сидеть, — рычит снова Тэхен, на что лис лишь слабо кивает:       — Да, мой Господин.       Тэхен отстраняется от любимого, вскользь смотрит на брата, кивает ему, от чего Юнги делает шаг вперёд, разминая суставы.       Светлые переглядываются, но не отступают, остаются, слишком гордые, чтобы просить о пощаде. Хотя, кто им сказал, что пощада вообще возможна.       — Коснувшись моего, вы лишаете себя всего. И жизнь — малое, что я заберу.       Тэхен растворяется мазутным пятном, чтобы после распороть светлого голыми руками, впиться в него, высасывая кровь и силы. Второй пытается замахнуться на демона, но за шею оказывается прижат к стене Юнги. Тот меланхолично рассматривает светлого, игнорируя звуки расправы слева.       — Монстры, — шипит светлый, поняв, что конца не избежать. — Но мы нашли на вас управу.       — М? — Юнги поворачивается к пленнику, в светлых его глазах вспыхивает интерес. — Что вы там нашли?       Светлый улыбается погано, облизывает губы.       — Избранный принесет вам конец. Думали, что переиграли нас?       Тот не договаривает, как чёрные когти впиваются в идеальное лицо, разрывая на куски. Юнги разжимает пальцы, выпуская уже труп, отдавая на растерзание Тэхену. Смотрит недолго, как успокаивает себя брат, как утирает грязными руками лицо и Хосока к себе дёргает, закидывает на плечо и портал открывает.       — Пошли, — кивает Юнги, игнорируя оставленный в переулке мусор и куски светлых в кровавых лужах. — Меня тошнит от их запаха и вкуса.       — Тебя никто не заставлял их жрать. — Юнги шагает следом, оказываясь в холле дома Тэхена.       Тэхен его высказывание игнорирует, унося понимающего своё положение Хосока в сторону своих покоев.       Уже на лестнице лис начинает вырываться и просить отпустить, получает болючий шлепок по ягодицам, взвизгивает и плечи Хозяина вспарывает. Тэхен в ответ рычит что-то угрожающее, хлопает дверями, отрезая себя и свою пару от остальных обитателей дома.       Юнги стоит несколько секунд, слышит, как начинает кричать лис, разворачивается и уходит. Ему нужно поговорить с Чимином. Нужно удостовериться. Пока не поздно.