infantem

      Юнги нежился в объятиях горячих тел и смотрел, как извиваются под низкие звуки музыки блестящие, скользкие от масла тела наложниц и наложников. Их хрупкие нежные изгибы, чувственные формы и округлости наводили на блондина спокойствие, прогоняли некое смятение и уносили в далекие отсюда мысли. Юнги прощупывал атмосферу владений Тэхена, выискивая ауру мальчишки.       Впрочем, искать было не особо-то и сложно. Там, откуда исходили багровые искры раздражения Чимина, была и золотистая пыль чужой души.       Юнги усмехается, чуть крепче сжимая запястье Джуна, притягивая ниже, позволяя коснуться себя снова. Все это не укрылось от хищного взгляда Джина, на что элементаль утробно шипел, взамен также получая от Хозяина долю ласки. Юнги прижимается губами к его шее, прокусывает, давая двум мелким каплям скатиться на острия ключиц. Слизывает их, размазывая кровь по коже, замечая, как жадно на это действие смотрят наложники. Ухмыляется.       — Возьми его, — кивает на мелкого полудемона с длинными иссиня-черными волосами Джину. — Здесь.       Браслет вспыхивает, ошейник ему вторит, и элементаль лениво соскальзывает с ложа, тягуче медленно крадется к продолжающему танцевать демоненку, пока остальные расступаются перед темной материей его стихии. Черные вихри огня кружат на уровне ауры Джина, Юнги прищуривается, ослабляет контроль, садится ровнее, желая посмотреть на это. Джун что-то хрипло рычит, когда Хозяин сдвигается, заезжая ему коленкой по ребрам.       — Тссс, не шуми.       Юнги гладит того по голове, извиняясь за боль, но внимание его привлекает тихий вскрик. Джин цепляет мальчишку, дергает на себя, заставляя того распластаться по широкой груди и задрать голову, с испугом всматриваясь в темноту глаз элементаля. Юнги чувствует, как охватывает того страх и предвкушение, как сгущаются желания его игрушки, как заметно мрачнеет Джун. Скашивает взгляд, но элементаль не на демона смотрит, что вокруг Джина вился, просил взять его, заигрывал. Нет.       — Ревнуешь игрушку к игрушке?       Джун морщится, отводя глаза, но Юнги заметил, скалится поэтому, кивает Джину начинать.       Элементаль набрасывается на парнишку неожиданно, пережимая горло и заламывая руки. Укладывает на пол, ровно в круг наблюдающих, разрывает легкие одежды, по метке принадлежности мажет когтями, разрезая идеальный рисунок.       По комнате идет волна жара, Юнги ее сквозь себя пропускает, чувствуя, как доходит она до владельца наложника.       Демон от боли рычит и пытается Джина укусить, только клыками клацает, как по точеному личику получает, взвизгивает обиженно, пинается. Изображает сопротивление, еще не зная, чем все кончится.       Джун рядом с Юнги разваливается, пальцы Хозяина перебирает, прикусывая кончики белых когтей. На себя узкую ладонь тянет, на ошейнике укладывает. Юнги предсказуемо за тонкое кольцо тянет, от представления не отвлекается, целует Джуна в губы жадно, делится своим возбуждением. Но темные глаза элементаля на сцену устремлены, в них колотый лед и пламя сжигающее, желание разрушить и сберечь сплетается в болезненный танец. Юнги улыбается ему в губы.       — На двоих его не хватит. Возьмешь его потом. Сам.       Брови Джуна от удивления приподнимаются, но он послушно кивает на игривый взгляд блондина. В бесцветных глазах того пляшут румбу черти, и спорить опасно крайне. Взять Джина?       Юнги никогда не позволял этого, всегда запрещал им ублажать друг друга. С того времени, как они вошли в силу, да и до этого, будучи неконтролируемой стихией. Юнги этого не позволял, ублажая их желания и порывы своим телом. Давал свою кровь и свою энергию, свою страсть и ярость, свое раздражение делил с ними. Джин и Джун, появившиеся из одного кристалла элементов, распались на два. Разные до основания. Взрывной, жестокий и порывистый Джин. Холодный и отстраненный, преданный Джун. Юнги испытывал их на прочность, на верность и силу, морил голодом, давал с излишком пищи, бросал, ласкал, наказывал и хвалил. Все для того, чтобы понять — они для него. Не шутка и не насмешка старшего, когда он привел недовольного тогда Юнги в мир элементалей и показал на темный кристалл в самой глубине пещер. И хитрый прищур Хосока казался издевкой.       Все было бредом, и кристалл Юнги порывался выкинуть множество раз. Что останавливало? Он не понимает.       Был ли это подарок Тэхена. Или парные ошейники к еще не появившимся существам. Или алмазы, россыпью покрывавшие украшения. Юнги не думает.       Он помнит, как рассыпался на осколки кристалл, как вышли две материи, сливаясь в одно и распадаясь на двое. Как в круге осели два элементаля, с виду одинаковых, но на уровне ауры разных абсолютно.       Юнги, замершего в центре, прошило острой скрипучей болью через позвоночник. Ему в запястья острые клыки существ впились, пробуя, смакуя свою первую пищу. Первую и единственную на всю жизнь. Защелкнувшиеся тогда ошейники вместе с ними менялись, усмиряли пылкий нрав, приручали. Юнги стало не до человечества, не до его болезней и горя. С того момента в его длинной тоскливой жизни появились два темных элементаля, ненасытных, жестоких. Безгранично преданных.       Джин прижимает демона к полу, грубо ноги разводит, резко врываясь. Парнишка пищит, но обхватывает поясницу ногами, сам подается, скулит от удовольствия, пытаясь поймать губы элементаля. Зря.       Ослепительно вспыхнули алмазы, Джин прокусил демону горло и пригвоздил к полу, удерживая слабеющее тело. Испивая его досуха, получая отравляющее удовольствие, он смотрел на Хозяина, смотрел на облизывающего губы Джуна и улыбался, слизывая с клыков темную густую кровь.       — Красиво, да?       Юнги смотрит на поднимающегося с колен Джина, по темной коже того стекают остатки крови, переводит взгляд на Джуна, как тот сглатывает, как кулаки сжимает, видит. От Джина несёт энергией и кровью, у него взгляд полыхает огнём, и аура змеями извивается, свои жгуты к Хозяину тянет.       — Красиво, — рычит Джун.       — Возьми его. Но не здесь.       Слова ленивой патокой стекают с языка Юнги, демон с интересом следит за лицом игрушки, как сменяются на том эмоции, как пробегают волны желаний, как напрягается тело. Джун резко встаёт, решительно идёт навстречу Джину, встаёт на его пути, обойти не даёт, твёрдо за плечо придерживает.       — Руки, — шипит Джин, приближается стремительно, энергию сгущает. Ему взгляд собрата не нравится совершенно, как и лениво развалившийся Хозяин. Блондин ногу закинул на ложе, подперев кулаком голову, с интересом разглядывал обоих, пока грыз ноготь на мизинце.       — Идём.       Джун тянет его из покоев, дальше, в переплетения коридоров, и Джин со странным чувством понимает, что следует за ним, что не упирается, пусть в нём и силы с избытком. Он только волну одобрения от Хозяина ощутил и силе близнеца поддался, его желанию, его тяге, его власти подчиняется, прогибается. Себя прогнуть позволяет, в стену впечатать и в полные, солёные ещё и красные губы впиться, в себя вжать, до хруста костей, до полыхнувшего жаром живота и подрагивающих коленей.       То первое касание без Хозяина, но по его разрешению, то первое удовольствие, осознанное, на подкорку вбивающееся, то касание до гематом, то поцелуй до нехватки воздуха, то взгляд затягивающий, воли лишающий. Джин никогда себя слабым не чувствовал, никогда ничьей власти, кроме Юнги, над собой не ощущал, никогда не прогибался. Но здесь склоняется, сильными руками уложенный на стол, склоняется, сметая собой всё с гладкой поверхности, склоняется, видит в отражении, как изгибаются в улыбке губы Джуна. Парная сила, что течёт в крови обоих, что их связывает неразрывно, искрит. Она сильнее ошейников, тихо звенящих от близкого касания, когда губы Джуна исследуют заднюю сторону шеи, когда спускаются по позвоночнику, по тонкой полоске волос, к самой кромке кожи и штанов, когда хвосты сплетаются в жгут, пуская по коже толпы мурашек. У Джина перед глазами волны и круги, он назад подаётся, трётся, сам толкает дальше и разворачивается.       — Дождался?       Рычит, но к Джуну тянется, за ошейник тянет, сам впивается поцелуем. Глаза прикрывает. И то стартовый сигнал. Одобрение и отмашка.       Джин понимает, добровольно седлая бёдра Джуна и издавая первый протяжный рык, что иначе теперь не будет. Что тело Хозяина, как лучшее лакомство и роскошь, станет ещё более дорогим.       Что, раз уж им позволили друг друга коснуться, станет ещё слаще, ещё недоступнее. Ведь именно Джин всегда тянул за линию запрета, именно он нарушал правила, тянул Джуна за собой, провоцировал. Он своим пламенем всегда ледяные стены растапливал, всегда до края доводил.       Теперь довёл.       Теперь надышаться не может свободой, силой чужих ладоней на своих бёдрах, что сжимают до боли сладко. Запахом льдистым и колким, как поцелуи тяжёлым. Весь Джун сейчас как потекший айсберг. Джин же сам плавится, но карамелью застывает на его ладонях. Они сейчас одно целое, неделимое.       Сердца в одном ритме и энергия сплетается. Юнги от дверей смотрит на сплетённые тела, качает головой, кривится немного.       — Играйте, пока есть возможность, — шепчет, двери прикрывает, на своё возбуждение смотрит. — А с этим я сам разберусь.       Льдистая дымка повисает в том месте, где стоял блондин.