***
В девять вечера было по-прежнему жарко - явно приближалась гроза, - но маленький сквер, как и ожидалось, уже опустел и только неистово трещал от сотен спрятавшихся цикад. Тодороки, казалось, почувствовал Бакуго ещё до того, как увидел сгорбленный силуэт под фонарём. Он сидел на лавке без колонки, без наушников, и смотрел на каменную плитку под кроссовками, упершись локтями в колени, а сложенными в замок руками - в лоб. На приближающиеся шаги он наконец поднял голову и медленно встал. Как-то странно он выглядел, как-то странно падал на него желтоватый электрический свет, как-то странно себя почувствовал Тодороки, потому что в ту секунду, когда они друг на друга посмотрели, всё на свете потеряло какой-либо смысл. Как пару месяцев назад, когда их зрительный контакт впервые вобрал в себя всю романтическую химию во Вселенной, так и сейчас Шото ощутил то единственно важное, что всегда имело значение и что он почти потерял в погоне за собственными желаниями, - единство их мыслей и чувств. Единство их. С пустой головой и рвущимся на части сердцем Тодороки прижал к себе Бакуго - "Пожалуйста, вернись". Тут же, словно никогда ничего плохого не было и не будет, он почувствовал, как спину греют сильные руки, а плечо - тёплое дыхание - "Я и не уходил". Для верности Шото прижался губами к золотистой голове, и парни застыли на целую вечность, успокаиваясь и отпуская все недомолвки и глупости, которые успели сами себе создать. Когда они расцепились, Катсуки поглядел Тодороки в душу и спросил: - Это всё из-за меня? Шото покачал головой: - Мы оба наделали дерьма. - Это всё из-за меня? - упрямо повторил Бакуго, сжав его плечи. Шото вздохнул. Погладил его напряжённые плечи - самое чувствительное место - и начал: - Я ждал, что у нас будет секс. Настоящий, как у всех геев на этой планете. Когда хер в жопе, как ты выразился. Мне казалось, с настоящим сексом придут и настоящие отношения. Но ты так этого и не сделал. Я начал думать, что происходит. Почему всё идёт так хорошо, а спать со мной ты не хочешь? Бакуго слушал. На его лице уже читались сотни возражений, но он терпел и слушал. - Пока находишься в таком состоянии неопределённости, в мозгах как будто запускается механизм, из-за которого ты начинаешь видеть всё только в плохом свете. Я стал вспоминать, как каждая наша встреча была похожа на сражение. Как ты злился на всё, что я тебе говорил, как иронично относился к моим увлечениям, как сначала говорил гадости и только потом изъяснялся по-человечески. И всё одно за другим, наплывает и наплывает - и вот, я уже не вижу в наших отношениях ничего хорошего. Я тебя раздражаю, ты начинаешь давить на меня, пытаешься меня переделать своими плейлистами и криками. А когда ты понял, что во мне ничего не изменится, что я так и буду тебя утомлять, ты забил на всё. Так я начал думать. - И зачем я тогда держал тебя, по-твоему? - не выдержал Катсуки. Шото пожал плечами: - Привык. Не хотел обижать. Я ещё тебе нравился. Ну, и тому подобное, причин может быть сколько угодно. Так или иначе, я придумал тысячу поводов для разрушения своей и твоей нервной системы. И засел в этом болоте. Спасибо, что вытащил меня из него. Бакуго оторвался от него и присел на лавку. Потёр руками лицо и длинно, почти с воем выдохнул. - Почему ты не сказал? - спросил он. - Я первым тебе признался - справедливо, что предложение перепихнуться должно было быть от тебя. - Я не про это, - Бакуго поднял голову, застыл на мгновение, потом привлёк Тодороки ближе, усадил себе на колени и упёрся виском ему в грудь. - Почему ты не сказал, что тебе хуёво от каждого моего слова? Я, конечно, та ещё мразь по этой части, но, серьёзно... - Всё нормально. Я не должен принимать всё так близко к сердцу, только и всего. - Я могу себя контролировать, если нужно. Если хочешь, буду говорить хоть как графиня 17 века, мне не сложно. «Не ври». Тодороки усмехнулся ему в волосы, и с этой усмешкой в нём растворились последние сгустки тревоги. - Не надо мне графинь. Бакуго Катсуки достаточно. - Окей. Тогда последнее, - Шото ощутил, как чужие пальцы с силой, но не болезненно, сжимают его бедро. - Ещё раз надумаешь себе, что я тебя не хочу, и будешь выебан так, что разучишься ходить навсегда. Бакуго ослабил хватку и погладил сдавленное место. - Я хочу тебя каждую хренову секунду, Морда. Можешь считать меня извращенцем, но я готов дрочить даже на твой поворот головы. Даже на твою тупую чёлку. Даже на твои натальные карты и биоритмы, на всю херню, которая меня бесит. Я помешанный, и прямо сейчас я пиздецки намок, а ты живи с этим. Доказательств не нужно было, Тодороки почти всей поверхностью левого бедра чувствовал, как горит в паху у Катсуки. Его самого начало трясти от возбуждения ещё в начале этой гневной тирады, а сейчас он едва не рассыпался от облегчения и страха. - Можно я у тебя переночую? - шёпотом спросил он, еле живой. Он не выдержит эту ночь в одиночестве. - Да, - и Бакуго явно тоже.***
Катсуки стоял под душем очень долго. В буквальном смысле стоял - он не мылся, поглощённый водоворотом мыслей одна тревожнее другой, а когда от стыда и злости было совсем некуда деться, он от невозможности что-либо сделать просто разворачивался на 180 градусов и бил кулаком в стену. Наконец, сказав у себя в голове громкое, хоть немного убедительное "похуй", он отдраил себя мочалкой до красных пятен и тщательно почистил зубы, чуть ли не в горло засовывая щётку. Вернувшись наконец из ванной, он застал свою Мордочку сидящей на полу в его футболке и его носках, обнимающей ногами подушку. Весь какой-то нескладный и как будто сдутый, он в то же время излучал энергию бесконечной статичной сексуальности, как всё время до этого, так и прямо сейчас. В одну секунду забыв о причинах своего волнения, Бакуго чуть не развалился на части от такого хаотичного очарования. Он всё ещё не привык к Шото так, как привыкают люди друг к другу в долгих отношениях, потому что не перестал за два с лишним месяца быть в него влюблённым. Очень крепко и надёжно влюблённым, без сумасшествия, а, наоборот, спокойно, почти математически правильно. Правда, по отношению к Тодороки его чувства несправедливо искажаются жестокими словами и тупыми решениями. Он этого не заслуживает. - Чего в космосе витаешь? - усмехнулся он и выключил свет. - А? Да так, задумался. - О чём? - Катсуки приземлился рядом и атаковал его губы, мешая ответить. - Да о всяком. О том, что домашку не сделал на п... на понедельник, - Катсуки давал ему говорить, целуя лицо и шею, но и тогда Шото это давалось с трудом. - Что скоро турнир и надо выбрать дистанцию... Что потом будет... лагерь... - Для домашки есть ещё завтра, - Бакуго заменил губы на руки и, вытащив подушку, начал гладить его ноги - лучшие ноги префектуры, как написали какие-то ублюдки в соцсетях. - О турнире подумаешь, когда спросит Айзава. А в лагере мы будем каждую ночь трахаться на поле. - Мирио говорил, лучше всего приходить часа в два - когда все точно спят и ещё нет росы, - Шото занялся любимым делом - запустил свои промёрзшие пальцы Катсуки под футболку и заставил его напрячь живот. Прежде чем Бакуго успел что-то ответить, он провёл языком по его губам и задел пальцем сосок, беззастенчиво, почти с любопытством заглядывая в его глаза. В отместку Бакуго резко переместил ладони, державшие его бёдра, прямо к паху, и услышал самый сладкий на свете вдох. Его Мордочка уже совсем горит. И немного - как и сам Катсуки - дрожит. На секунду его посетила мысль закончить это так же, как они всегда заканчивали - два члена в кулаке, лицом к лицу, утонуть в любви и оргазме. Но Бакуго пообещал самому себе - и мысленно Шото - сделать всё как положено. И потому огромным усилием воли он оторвался от вкусных губ. - Вынужден прерваться, - проговорил он, переводя дыхание, - и спросить. Ты уверен? Даже в темноте он видел, как Шото глядит на него со странным доверчивым испугом. Катсуки уже готов был дать заднюю, когда тот наконец медленно и уверенно кивнул. - У тебя есть всё, что нужно? - Да, - Катсуки вздыхает, пытаясь снять напряжение с плеч, и идёт к заветной, появившейся ещё месяц назад, заначке. - Так, - сказал он, сев обратно. - В какой позе ты хочешь? - Не знаю, - напряжённо ответил Шото. Катсуки увидел, как у него дрожат руки, и переплёл их пальцы для поддержки и его, и себя. - Мне всё равно, правда. - Ну тогда, - Бакуго на самом деле не хотел задерживаться на этом этапе дольше положенного. Впереди было самое... важное, да. - Тогда ложись на живот, - он указал на подушку, которую минуту назад забрал у Тодороки. - Угу, - Мордочка послушно начал устраиваться, не глядя на Катсуки. Как будто другого выбора нет. Нет, это похоже на изнасилование, какого чёрта? - Погоди, - Бакуго схватил его за руку, притянул к себе и влепил в его губы долгий, обнадёживающий поцелуй. Потом ещё один. И ещё, пока не почувствовал, что его астромальчик более-менее расслабился. - Сними футболку. - Ты тоже, - еле слышно отозвался Тодороки. Справедливо. Его задница была прекрасна. Хоть в лунном, хоть в дневном, хоть в каком свете. Пока в одной руке грелась смазка, а другая своей шершавостью пускала мурашки по этой идеальной коже, Бакуго наслаждался чудесным ракурсом и морально готовился разрушить всю идиллию. Наконец, усилием воли заперев далеко внутри все лишние мысли, он оставил поцелуй в ямочке на мордочкиной пояснице, сказал: - Раздвинь ноги немного, - и потянул левое бедро в сторону. Заставил себя опустить глаза, чтобы понимать примерную траекторию, и медленно, но не настолько, чтобы успеть задуматься, ввёл внутрь средний палец. Услышал - нет, скорее даже почувствовал - судорожный вздох. - Потерпи, сейчас привыкнешь, - пробормотал он, больше самому себе. «Не думать, не думать. Это прикольно, да. Просто прикольно» - Давай второй, - попросил Тодороки, и Бакуго его за это благословил. Хотя Шото мужественно молчал, внезапное расширение явно доставило ему нехилый дискомфорт. Но Катсуки уже приноровился и помог ему расслабиться, двигая пальцами внутри. Кажется, Шото даже начало нравиться, судя по размеренному шумному дыханию. А потом Бакуго осмелел и рискнул согнуть пальцы - в том направлении, где анатомически должен располагаться оплот мужского возбуждения, главная красная кнопка всех красных кнопок. И ответом ему был бесстыдный, совсем не в духе Тодороки, стон, на пол-октавы ниже его голоса. От этого звука у Бакуго член так налился кровью, что он забыл и о том, что часть его руки в дырке другого человека, и о том, что это в принципе его как-то нервировало. Шото испуганно повернулся к нему, зажав рот, и Катсуки от этого умилительного зрелища чуть не расхохотался в голос. - Не бойся, родители в другой части дома, - прорычал он в ухо Шото, опустившись на него сверху. - А вот я хочу услышать это ещё раз, - и он снова провёл кончиками пальцев по чужой простате. Тодороки ощутимо выгнулся под Бакуго, задев бедром его несчастный член, отчего Катсуки чуть не заскулил. - Подходящий момент, чтобы сказать, что я люблю тебя? - спросил Шото, повернув голову. - Ну ты и сучка, - Бакуго укусил его за ухо и аккуратно вытащил пальцы. - Готов? - Да, капитан. Тодороки зашипел, когда он вошёл. А когда такой терпила, как Тодороки, шипит, другой на его месте вопит во всё горло. - Чш-ш-ш, - успокаивал его Катсуки, обнимая сзади, кусая и целуя в шею, - тихо. Расслабься. Пришлось забыть об ощущениях внутри, хотя они были восхитительны. Так горячо и мягко не было даже во рту у Мордочки. Он просто обязан в будущем дать ему познать такое удовольствие - быть внутри. Бакуго приподнял Шото и начал медленно ласкать измазанной вазелином и («нет, ТОЛЬКО ВАЗЕЛИНОМ») рукой его член. Это помогло - уже через несколько секунд Тодороки начал медленно толкаться в его руку. - Катсуки, двигайся, - вдруг всхлипнул он, поднявшись на руках, и плотнее прижался задом, - пожалуйста. Бакуго усмехнулся, став до жути счастливым, и подтянул парня к себе. Очень вовремя - когда он сделал первое движение, то чуть не потерял сознание от головокружения - настолько сильно его член изнывал от бездействия в таком прекрасном месте. Держа Тодороки за бедро, другой рукой он придавил его к себе так, чтобы они соприкасались всем, чем возможно соприкасаться. В конце концов Мордочка практически сел на него, и Бакуго – наконец-то! – стало абсолютно всё равно, какую дырку таранит его член. Потому что всё в сумме – и капли пота, стекающие по бёдрам Мордочки, и его нежная спина, подрагивающая от наслаждения, и прижимающиеся к паху ягодицы, и влажные волосы, липнущие к его, Катсуки, лицу, - всё в сумме не могло не затмить всё худшее и лучшее, что Бакуго испытывал в жизни. В какой-то момент Шото заметался и вместо тихих выдохов стал ритмично и протяжно стонать, и от этих звуков Бакуго стал терять самообладание и вообще разум. Чувствуя, что долго не протянет, он снова принялся надрачивать ему, рассчитывая кончить вместе. Но Тодороки внезапно выгнулся дугой, сжался весь так, что он едва мог двигаться внутри, и обессиленно откинулся вперёд. Благо, Катсуки тоже хватило пары толчков, чтобы перед глазами заплясали звёзды, а по телу прошла сладкая судорога. - Я испачкал простыню, - проговорил Шото, тяжело дыша. Он всё так же сидел к нему спиной и глядел вполоборота. - Прости. - Забей, - Бакуго медленно вытащил из него обмякший член и завалился на бок рядом с ним. - Я тоже. Несколько минут они лежали в тишине, переводя дыхание, глядя друг на друга и ни о чём не думая. - Так, - прокашлялся Катсуки, - время раскрывать карты. У меня были проблемы… в отношении жопы. Шото застопорился на мгновение. - В каком смысле? - Блять, - как же Бакуго не хотелось это озвучивать, - как бы сказать… перспектива непосредственного контакта с задницей меня… пиздецки напрягала. Я не знаю, почему. Типа, это же кишечник, там одностороннее движение, - он выдохнул, обдумывая следующие слова. – Мне было противно даже думать об этом, и я был уверен, что в момент икс мне станет так хуёво, что у меня просто не встанет. Короче, проблема была не в тебе, а в том, что я долбоёб. Шото с нечитаемым лицом подполз к нему и запустил руку ему в волосы. По-прежнему холодную, как такое вообще возможно? - Почему ты не сказал? – спросил он. Без сострадания, без понимания в голосе, а так, как было нужно – удивлённо и самую малость сердито. - Ну да, охуенно звучит. «Понимаешь, Морда, я гей, но в жопу не ебусь, так что будем всю оставшуюся жизнь дрочить, как пятиклассники, без обид». Шото с тихим смехом опустил голову на его плечо. - Хватит ржать, - обиженно буркнул Бакуго, хотя самому тоже было смешно. – Я такое препятствие в жизни преодолел, это сложнее, чем диск положить, чтоб ты знал. - Сейчас-то ты как? Нормально? Катсуки даже приподнялся на локте, чтобы заглянуть Морде в глаза. - А как ещё, нахер, может быть, Двумордый? Ты во мне сомневаешься? – он схватил его за плечо и повалил на спину. – Я обещал, что выебу тебя до состояния желе. Я выебал… - он запнулся. – Кстати, тебе хоть понравилось? Улыбка в ответ, широкая и до невозможного пошлая. - Лучшее, что случалось со мной. Спасибо.