Тремя неделями ранее, Тортуга.
Капитан Ван Рейк был в бешенстве. Ему давно уже осточертело вариться в этой тропической клоаке, а ту еще лишние две недели простоя в порту, тяжелейший ремонт и бездельники-матросы, чей интерес к работе терялся где-то между дрянной дешевой выпивкой и портовыми девками. И хотя последние занимали их лишь отчасти, общее настроение разнузданной веселости никак не способствовало усердному труду. Еще одной красной тряпкой для разъяренного быка, был неразрешенный вопрос чести. Сделка с Рескатором и, как результат, незавершённая дуэль, сама по себе не являлась слабостью. Ван Рейк всегда отдавал должное дипломатии: хорошо слыть сущим дьяволом в бою, но не лезть в бутылку, в которой еще остается ром, - это настоящее искусство. К тому же, Ван Рейк вполне признавал, прекрасно осознавая ветреность Инес, что сам он выиграл значительно больше, и потому был в душе рад, что так некстати подвернувшийся бой удалось отложить до лучших времен. Впрочем, дальше тянуть было нельзя. Свой авторитет он подкрепит победой над Рескатором, вот только починит свой корабль и… Планам капитана снова помешали. Началось все с того, что Ван Рейк, убедившись в успешном кренговании [1] «Бесстрашного», прошел по нижним палубам своего судна, чтобы проверить качество заделки дыр в обшивке. Удовлетворенный осмотром внутренней части, он поднялся на верхнюю палубу полюбоваться восстановленным рангоутом [2]. Новая мачта, взамен обгоревшей и обломившейся, уже возвышалась на своем пьедестале. Возле нее суетились матросы, прилаживая старенькие, все в заплатках паруса к снастям такелажа [3]. Именно с этой позиции Ван Рейк приметил на баке [4] стройную фигурку Инес, которой не следовало быть здесь и отвлекать моряков от работы. Рядом маячил один - из постоянной свиты роковой красавицы. Его приятель с простреленной ногой уже несколько недель жаловался на боли в незаживающей ране. Незадачливый донжуан обещал, что сделает для друга подходящую деревянную замену из старой мачты, коль скоро сам повинен в его увечье, однако совсем не спешил, и, ослепленный очарованием маленькой женщины, даже не заметил, как сзади к ним приблизился капитан. - Что ж еще тебе надо, Инес? Побрякушки, новые туфли? Бусы ты кинула в море, дрянная девчонка, вишь жемчуг не больно круглый. А туфли… Отдала девке из таверны. И знай дальше слезы лить - «изранила все ноги». Инес только хлопала длинными ресницами, напоминавшими крылья бабочки, готовой вспорхнуть в любую минуту, и беззаботно хохотала. - Ну, чертовка, а ведь я знаю! – злился мужчина. – Это все из-за того меченого. Я видел, как ты за ним ходила, как на привязи. Но теперь все – тю-тю. Пошел на дно вместе с этим сопляком и своей морской каракатицей. Капитан-то, поди, совсем размяк, но я-то уж свое не упущу. Флибустьер с гордостью рассказывал, подначивавшей его красавице, как уговорил приятеля наняться на корабль Рескатора, посулив «золотые горы» и легкую добычу. Настроить экипаж против капитана – обычное дело и самый верный способ заполучить готовый корабль со снаряжением и командой. А если удастся передать послание с просьбой о помощи Золотой Бороде, с которым тот был знаком по флотилии Моргана, то расправиться с чужаком наверняка не составит труда. Если слухи о Золотой Бороде верны, – прикидывал мужчина, - дружба такого влиятельного капитана будет полезна, когда удастся завладеть «Бесстрашным». И Инес непременно пойдет с ним. Флибустьер говорил, долго, с чувством, не замечая, как вытянулось и побледнело лицо Инес, как, закусив губу, она стала медленно отходить к краю, как уцепилась пальцами за трос, перекинутый через борт у себя за спиной. Она, хорошо знавшая Ван Рейка, его перемену настроений и, главное, на что он способен в гневе, интуитивно понимала, когда действительно стоит прикусить язык и не делать резких движений. Это был как раз такой случай. Вокруг капитана стали собираться матросы. Сам Ван Рейк молчал, но каким зловещим было это молчание. Хозяин «Бесстрашного» давно чувствовал неладное. Ему, впитавшему с кровью убитых врагов нравы и порядки флибустьерского быта, были знакомы предпосылки близкого бунта. Последней каплей в череде неудач и разорения оказалась почти неминуемая потеря корабля. И теперь Ван Рейк пожинал плоды промедления и бездействия – следовало значительно раньше напомнить о своей власти. Капитан сделал знак морякам, и горе-бунтовщика схватили, привязали к бушприту, заломив и стянув руки просмолённым канатом, и оставили висеть под палящим солнцем. Недавние его единомышленники, не ожидавшие столь быстрого и глупого разоблачения, предпочли подчиниться. «Верно, что баба на корабле – не к добру. Особенно, если это баба капитана». - Ну? Я жду! – проревел Ван Рейк. – Кто еще из Вас - продажные крысы - забыл вкус соленой водицы? Слава морскому Дьяволу, здесь хватит рей на всех! Никто не осмелился вызваться, и после длительной паузы, сковавшей и самый воздух вокруг, капитан, наконец, обыденным тоном приказал: - Все за работу! Снимаемся немедленно! ***Двумя неделями ранее (ночь, неделя пути от о. Тортуга).
- Подготовиться к бою! – Жоффрей услышал привычную команду второго капитана, сидя за столом в своей каюте, где он заканчивал чертежи для нового корабля. Это детище Рескатор вынашивал годами, еще до того злополучного дня, когда прошлое в обличие обнаженной зеленоглазой нимфы настигло его под палящим солнцем Кандии. Лишь много позже бывший граф тулузский смог вернуться к работе – любовь, вновь пробужденная Анжеликой, разделила все его планы на «до» и «после», вытеснив прочие страсти и увлечения, и, растворившись, подобно мифической русалке, в морской пене, оставила после себя лишь новую незаживающую рану и ворох незаконченных чертежей. Рескатор встал и, аккуратно свернув бумаги в трубочку, поместил их в кожаный футляр. Он уже знал, что когда доберется до Новой Гренады, то направит человека дальше на север – в Бостон, где на верфях все готово к началу строительства. Будущей весной он и сам собирался посетить Новую Англию и этот примечательный город колонии Массачусетского залива. А пока очередная буря требовала его присутствия. На палубе кипела деятельность: раздавался топот десятка ног, звуки перекатывающихся снарядов, скрежет затворов на мушкетах, отрывистые команды Язона и приглушенные разговоры матросов, сопровождавшие работу. Сигнальные огни загасили, и в сгущавшейся тьме, едва нарушаемой слабым, мистическим светом луны в пелене облаков и нарождавшегося тумана, мелькали посеребренные силуэты экипажа. Все стихло. И в этой почти осязаемой тишине марсовые неотрывно вглядывались в темную вязкую, рябь вокруг «Морского орла». Матросы выжидали. Ничего. Встречный корабль исчез, будто и не было. - Ложная тревога! – наконец послышалось с марса через четверть часа бесплодного наблюдения. - Это корабль-призрак, - разнесся по палубе нервный шепот наемников. - Недобрый знак для нашего капитана, - многозначительно заметил один из них, протолкнув подальше за пазуху огниво, еще теплое от недавно высеченной искры, - ответного сигнала. Он кинул беглый взгляд на лоцмана и едва заметно кивнул. За неимением осязаемого врага, второму капитану пришлось вступить в бой с разыгравшимся воображением бывалых матросов. И сам склонный к суевериям, Язон, тонко подмечавший малейшие изменения в своем капитане, в этот раз был глубоко убежден, что если какой-то призрак и угрожает «Морскому орлу», то только тот, что поселился на борту, а не за его пределами. Призрак погибшей рабыни. Живая или мертвая, она был источником всех бед, свалившихся на их головы. Да, верно, теперь они пожинали плоды того безумия, что овладело капитаном в Кандии. Однако Язон не спорил, ни словом, ни действием не нарушал устоявшийся порядок, что эти перемены в их капитане временны. И если бы у них было время… - Не расслабляться! – командовал второй капитан, следуя указаниям Рескатора. - Все за работу, если не хотите накликать беду. Все-таки Рескатор слишком поспешил выдвинуться в экспедицию, практически полностью обновив экипаж, а он, Язон, несмотря на известное влияние и авторитет капитана, слишком долго прожил на свете, чтобы доверять чужакам. Чужакам никогда нельзя верить… Внезапный удар о дно и последовавший за ним треск дерева, проломившегося под напором воды и тяжестью груженого борта, вывел Язона из мрачных раздумий и откинул на полметра назад, к самому борту, едва не скину в воду. Судя по звукам – топоту ног, крикам и характерным всплескам, - некоторые были менее удачливы. Рескатор же, напротив, будто предвидел надвигающуюся опасность и за долю секунды до столкновения с коварными подводными скалами резко вывернул штурвал до предела и так же резко отпустил – судно с жутким скрежетом прошлось по макушке океанического хребта и опасно накренившись, соскользнуло вниз. Зачерпнув правым бортом и окатив верхнюю палубу со всеми, кто был на ней в ту минуту, ледяной водой, «Морской орел» кое-как выровнялся, чтобы вновь накрениться под тяжестью невидимого потока, хлынувшего через пробоину в трюмы. Неустанно озвучивая команды Рескатора, Язон, скорее, почувствовал, чем увидел, как слева из тумана показались черные выступы мачт и силуэты спущенных парусов. Следить за происходящим далее было невозможно. В каждом конце «Морского орла» разворачивалась своя битва. По левому флангу на борт хлынул поток пиратов с вражеского корабля, соединившись с отчаянными бунтовщиками из новой команды Рескатора. Только и слышны были редкие выстрелы да характерный стук сабель друг о друга. Крики, ругань и стоны раненых. Другое сражение велось на нижних палубах и в трюме. Обитатели «нижнего мира» корабля, вычерпывали наступающую воду и старались наскоро заделать пробоину. Стихия поглотила само время. Казалось, будто сражение длится целую вечность, хотя не прошло и часа, когда туман отступил и вскрыл печальную картину разрушений на отдельно взятом дрейфующем островке жизни посреди Карибского моря. «Морской орел», верно, родился под счастливой звездой. В предрассветном полумраке догорали верхушки мачт вражеской шебеки, пираты, недавно вынашивавшие захватнические планы, выстроились шеренгой перед Рескатором в ожидании своей участи, созерцая, как тела их товарищей, среди которых был и предатель-лоцман, раскачиваются на единственной уцелевшей мачте на фоне зардевшегося рассвета. А на горизонте первые уверенные лучи утреннего солнца вскрыли новую опасность – паруса стремительно приближающегося корабля. Это был «Бесстрашный». *** - Золотая Борода? - Рескатор и Ван Рейк сидели друг напротив друга в капитанской каюте «Бесстрашного». Две кружки и полупустая бутылка с мутноватой полупрозрачной жидкостью свидетельствовали о вполне дружеском характере беседы. Прошлые разногласия были забыты в перспективе новой сделки и освещены восстановленным авторитетом капитана Ван Рейка: не каждый день удается взять на буксир корабль Рескатора и довести его до ближайшей бухты. - Среди пленных нет ни одного, кто соответствовал бы имени или описанию, - заметил Пейрак. – А действующий капитан шебеки был так любезен, что пошел на дно вместе со своим кораблем. - Действительно, крайне любезно с его стороны, - добродушно рассмеялся Ван Рейк. Возвращенный долг чести и примерное поведение Инес в последние несколько часов существенно поправили его настроение. – Но мне интересно, что за корабль достал этот негодяй, если так щедро разбрасывается добротным судном, да еще и с командой. - Уверен, мы очень скоро узнаем, - равнодушно отозвался Рескатор и добавил с иронией. - Разве можно долго хранить секреты на столь густо заселенном клочке земли? Тем более, если речь идет о новом воплощении Генри Моргана. - Так выпьем же за это, мой друг, - рассмеялся Ван Рейк. – И пусть победит сильнейший! - И красивейший! - добавил Пейрак, скосив взгляд на проскользнувшую мимо окна гибкую фигурку Инес, подслушивавшую у дверей. - По рукам, - согласился Ван Рейк. – Она стоит того. - Несомненно, - в тон отозвался Жоффрей. ***Настоящее (начало 1672 года, неизвестный остров в Карибском море).
«Морской орел», подобно киту, выброшенному на берег, полулежал на посеревшем от пороха боку в отсыревшем песке необитаемого - или почти необитаемого - острова посреди Карибского моря. Вокруг суетились матросы в потрепанной, просоленной насквозь одежде. Картину дополняла плотная сеть канатов, оплетавшая борт с покосившимися и обломленными мачтами. Необходимо было успеть проделать колоссальную работу, прежде чем очередной прилив ограничит доступ к днищу потерпевшего бедствие судна. Неподвижной черной тенью, капитан держался чуть вдалеке. Широко расставив ноги и будто бы опершись спиной о невидимую опору, он неотрывно смотрел на безупречно-синий горизонт. Могло показаться, что Жоффрей наблюдает за ходом работ, его строгое сосредоточенное лицо, словно высеченное из грубого мрамора, не выдавало ни малейшей эмоции. Только взгляд оставался живым и тягучим, как смола, которой теперь промазывали и промасливали новые корабельные доски. Мысли Пейрака были очень далеки от вереницы снующих туда-сюда матросов и разбитого в зарослях лагеря – их скромного пристанища на время ремонта. Не так-то легко сбить с курса самого Рескатора, но кое-что способно было существенно скорректировать его планы. Накануне вместе с Ван-Рейком и очередной партией инструментов и продовольствия прибыли известия от месье Обера: Флоримон и младший маркиз дю Плесси-Бельер благополучно ступили на борт и теперь находились на полпути к Бостону. Больше ничто не связывало Жоффрея с Францией. Любовь, предательство, ревность, как ему представлялось, утратили свое значение в песках Марокко. Все оставшееся теперь лежало по эту сторону океана. И золоту Эльдорадо придется подождать своего часа. Ему предстояло встретить своего сына. И ее сына. С горькой иронией Пейрак подумал, что в очередной раз умер и испытал неожиданное облегчение. Облегчение человека, потерявшего все, и понимавшего, что, в целом, ему больше нечего терять… Заметив промелькнувшую по песку тень, Жоффрей обернулся. Это был Кантор со своей неизменной гитарой и верным спутником – то ли кошкой, то ли лисой – прибившейся к мальчику в первые несколько дней на острове. Неразлучная пара скрылась в зарослях. А вскоре за ними поспешила маленькая метиска. Инес очень приглянулся миловидный и сладкоголосый Кантор. Похоже, это окончательно поставило точку в споре двух капитанов - полным поражением для обоих. - Курс на Бостон, - ответил Пейрак на немой вопрос подошедшего Язона. – Нам нужен новый корабль.