Январь 1672 г. Торговый корабль, направляющийся в Бостон, где-то в водах Атлантики.
Шарль-Анри снова был один. Естественное любопытство наконец взяло верх над страхом, и он все чаще отходил от старшего брата, чтобы исследовать их временное пристанище – большой корабль, полный удивительных вещей, чьи названия мальчик не знал, и даже представить не мог, как и для чего их используют. Флоримон, конечно, учил его, выделяя редкие свободные минуты среди долгих часов нового для себя и очень увлекательного морского дела, но под конец вахты юноша, бывало, так выматывался, что тут же засыпал, едва оказавшись в горизонтальном положении. Тут уж было не до уроков с малышом, который, как морская губка, с жадностью впитывал новую информацию и требовал еще и еще в своей ненавязчивой, но очень убедительной манере. Тогда Флоримон рассказывал ему истории о моряках и дальних странах, об Америках, куда они направлялись, о дикарях с разрисованными лицами и перьями в голове, вместо шляп. Шарль-Анри помнил, у мамы тоже были такие перья – яркие и пушистые. Но Барба никогда не пускала его в мамину спальню, потому малыш мог только смутно представить, как эти разноцветные перья парят высоко над маминой головой, - без возможности прикоснуться или попробовать на вкус – мальчику всегда казалось, что они, должно быть, сладкие, медовые. По крайней мере, выглядели очень аппетитно… В животе Шарля-Анри заурчало, и он снова, пошатываясь от качки и немного прихрамывая на никак не заживающей ноге, двинулся на поиски возможного завтрака. С тех пор, как мальчику пришлось покинуть Плесси, его все время мучили то холод, то голод. Это было в новинку и совсем ему не нравилось, но малыш надеялся, что если будет вести себя, как взрослый, то вскоре он тоже станет настоящим моряком и, его, как Флоримона, который сейчас крепко спал, тоже возьмут «стоять на вахте всю ночь». Воодушевленный такой заманчивой перспективой, Шарль-Анри кое-как взобрался по лестнице, высоко задирая маленькие ножки, и вышел на верхнюю палубу. Иногда ему приходилось вставать на четвереньки, чтобы преодолеть особенно крутые ступени. На палубе ему тут же открылась невероятная картина – матросы вязали и тянули веревки, таскали тяжелые мешки и бочки, спешили выполнить приказ, отдаваемый густым, раскатистым басом помощника капитана. Голубоглазого и светловолосого ангелочка никто не замечал. А он, в свою очередь, не спешил привлекать чье-либо внимание. С одной стороны, у него было серьезное, взрослое дело – он должен был найти «кам-пуз» [1], – и непростое на таком громадном корабле. С другой – хотя Шарль-Анри и уверял Флоримона, что ничего не боится, все-таки незнакомые моряки очень напоминали ему недавних разбойников, которые похитили его и увезли далеко-далеко от дома. Тогда Шарль-Анри очень испугался и первое время, после того, как Флоримон вместе с седовласым господином – метром Обером - появились и освободили его, даже боялся засыпать, думая, что снова проснется связанный в темной коморке, пропахшей тухлой рыбой, и совсем-совсем один. Он даже болел целую неделю. Сначала было очень холодно, а потом нестерпимо жарко и жгло больную ногу, будто Барба принесла раскаленный камень, чтобы согреть его, но забыла подостлать одеяла. И комната вся качалась и кружилась – это они вышли в море, как потом объяснил Флоримон. Во сне он видел маму в красивом, пышном платье – хороший сон. Но были и плохие: с огнем, хохотом разбойников и страшно неподвижным телом Барбы на сыром полу и совсем не добрым лицом. По правде говоря, он теперь уже почти не помнил страшных событий тех нескольких дней. Знал только, что он молодец – так сказал Флоримон – и что мама его очень любит, но уехала поговорить с королем, потому что королю положено служить. Он знал, что когда вырастет, тоже будет служить королю. Появление корабля с командой матросов и пиратов - а Шарль-Анри не очень понимал, в чем разница, - воспринималось как веселое, хотя и немного страшное, приключение. С ним был Флоримон - и это все меняло. Вот только был еще один момент. Рассказывая об Америках, старший брат говорил и об отце, которого намеревается отыскать там, и о брате Канторе, которого Шарль-Анри уже совсем не помнил. Флоримон утверждал, что граф де Пейрак - великий ученый и мореплаватель, а маленькому маркизу представлялся таинственный и суровый пират, такой же незнакомец, как и его собственный отец, и, ко всему прочему, чародей и заклинатель с горящими, как у демона, глазами, – так, он слышал, шептались слуги. Этого человека он боялся больше всего. Но ничего, когда придет время, он поклонится, как положено, скажет ему, что он «маркиз дю Плесси-Бельер и крестник короля Франции Людовика XIV, и что он к услугам графа, и готов служить под его началом, и прочее и прочее». Малыш несколько раз проговорил про себя услышанные и не вполне дословно заученные обороты, будто роковая встреча с легендарным де Пейраком должна была вот-вот произойти, как вдруг поток его лихорадочного воображения был прерван. - Не известно еще, когда мы получим ответ от Рескатора, - голос месье Обера лился из-за закрытых дверей капитанской каюты. – Когда он получит наше послание, мы, вероятно, уже будем вблизи Провинстауна [2]. - С попутным ветром, да, - согласился капитан. – И если нас никто не задержит. - Ничто не должно нас задержать, - отозвался собеседник. - Старшего я бы оставил в команде, он парень толковый, - капитан продолжал ранее начатую мысль. - Пристроить нужно младшего. Только под ногами путается. Слышно было, как капитан встал из-за стола и сделал несколько шагов по скрипучему полу каюты. – Рескатору был нужен один, а ты тащишь второго, - продолжал он. – Не понимаю. Еще и с такими расходами. Сколько ты отдал за него? В Бостоне и тысячной доли не выручишь. - Не ворчи, дружище, - рассмеялся метр Обер. – Рескатор разберется. - Э-нее, старый лис. Ты вот что скажи, с каких это пор Рескатор разбирается с младенцами? – парировал капитан. Но Шарль-Анри уже не слушал. Он со всех ног спешил убраться поскорее от капитанской каюты и страшного имени Рескатор. Слышал ли он его ранее? Ему казалось, что да. Тихие, молчаливые дети всегда знают больше, чем предполагают взрослые. Так и Шарль-Анри кое-что знал, а точнее имел вполне определенное впечатление, словно передавшееся ему от матери, что этого человека следует опасаться. Особенно, если Рескатор должен с ним разобраться. Вид бегущего по палубе малыша с выражением застывшего ужаса на лице, разумеется, не мог не привлечь внимание матросов. Некоторые откровенно хохотали – такое это было презабавное зрелище. Верно, увидел толстую крысу в трюмах или принял мешок с зерном за морского дьявола. Такое случалось и с лучшими из них с перепоя. На счастье, Флоримон уже искал брата. Проснувшись, и не найдя Шарля-Анри возле себя, он не на шутку испугался. - Что случилось? – удивился юноша, пытаясь привести в чувство и развеселить малыша. – Вы ведете себя недостойно, месье! Мадемуазель Крыса непременно Вас укусит, если будете ее бояться. При виде брата, мальчик немного успокоился, но так и не решался заговорить. Флоримон ни за что ему не поверит. И только много позже, оставшись вдвоем за скудной, но теплой похлебкой, он все-таки выпалил, уткнувшись взглядом в миску: - За нами придет Рескатор. Так сказал капитан. ***Декабрь 1671 г. Леса близ замка Плесси, по дороге в Л-Рошель.
а Дегре. Как удивительно было видеть его здесь, на узкой тропинке посреди отсыревшей громады леса, истерзанной и обездоленной, омытой кровью его гонимых жителей. Анжелику так поразил этот контраст между опустошенной и неприветливой чащей и изысканным нарядом всадника, чьё лицо с волевым квадратным подбородком и прямым, проницательным взглядом, пробуждало столько страшных и странно-приятных воспоминаний, что она позволила себе легкомыслие не понять – по крайней мере, не сразу, - что могло означать появление этого пришельца из ее прошлого. Установят, что она – маркиза дю Плесси-Бельер - помогала бунтовщикам и укрывала их в своем доме, что она отказалась повиноваться своему суверену, выказала оскорбительное презрение к его милости, отринула великодушие… Что ждет ее? Новый приговор, изгнание или суд и заключение по обвинению в предательстве? Доставил ли Молин ее письмо? И сможет ли она вновь заслужить прощение короля и какие еще большие унижения ей предстоит претерпеть, чтобы добиться благосклонности теперь, чтобы много позже, возможно, рассчитывать на дружеское расположение и помощь? Да, она сможет, она испробует все… Но Рескатор, тем временем, будет далеко, затеряется в бесконечности океана, сгинет среди безмолвия незнакомых берегов. И она никогда больше не увидит своих детей – Флоримона и Шарля-Анри. Их отнимут, как когда-то отняли ее Кантора… От этой мысли ей сделалось дурно, на лбу выступили предательские капельки пота, несмотря на ледяной холод, сковавший тело. Она непроизвольно прижала онемевшие пальцы к животу - опустевшему сосуду, еще хранившему память недавней утраты. Нет, этого маркиза вынести не могла. Аббат де Ледигьер, напряженный и готовый в любой момент броситься на защиту маркизы, выступил вперед, стремясь прикрыть ее своим телом. Флипо же, напротив, отстал и незаметно оглядывался, пытаясь угадать, сколько еще солдат скрывается за деревьями, и уличить момент, чтобы опрометью бежать за подмогой. Но Анжелика отрицательным покачиванием головы пресекла всякие дальнейшее действия с их стороны. - Возвращайтесь. Предупредите всех, - шепнула она, а сама последовала за Дегре вглубь леса. Аббат хотел было возразить, но Флипо потянул его за рукав и, заговорщицки подмигнув, увлек за собой. «Маркиза Ангелов знает, что делать», - думал он. Вместе Анжелика и Дегре углубились в чащу. Все здесь еще свидетельствовало о прошедших месяцах сопротивления. И оба они молчали, будто скованные священным ужасом перед этими унылыми картинами отчаянии и смерти. Наконец Дегре спешился и теперь стоял перед Анжеликой, ожидая с лукавой почтительностью, когда мадам придет в себя и заговорит. Впрочем, он просто разглядывал ее, черту за чертой, поворот головы, движение воздуха в золотистых прядях волос, сверял впечатления: похожа ли она на женщину, что сбежала от него в Марселе, что стало с той роковой красавицей – украшением двора его Величества, и что за дикая амазонка с горящим взором предстала теперь перед ним? - И все же приветствую Вас, мадам! – Дегре встретил немой протест во взгляде Анжелики дружелюбных оскалом своих хищных зубов. - Видно, дорогая Маркиза Ангелов, небесами нам было предначертано снова встретиться, несмотря на то, что Вы бежали от меня с такой поспешностью, когда мы вделись в последний раз. Как давно это было? Год-два? Как же бежит время! И только за Вами, мадам, оно не поспевает. У Вас особенный талант жить стремительно. Впрочем, это никак не отражается на Вашем лице. Уверяю Вас, Вы стали только прекраснее. Что до меня? Моя жизнь проходит гораздо спокойнее, пока в неё не вмешиваетесь. Словом, до сегодняшнего момента я занимался текущими делами и вполне преуспевал. Не без Вашей помощи, моя дорогая. Информация в наше время – все! Да-да, именно так! Без Ваших маленьких секретов, которые мне-таки удалось у Вас выведать, было бы куда тяжелее делать мою работу, и особенно в Версале. И конечно, куда менее приятно. Но вижу, Вам это не интересно. Оставим же пустую болтовню. Полицейский смерил молодую женщину внимательным взглядом, ожидая, что в любой момент огонь в ее глазах разгорится в безудержное пламя, и она вцепится ему в лицо своими маленькими острыми коготками, как и положено разъяренной фурии. Никогда прежде Анжелика не была с ним такой, но сейчас этот образ шел к ней как нельзя лучше. - Мне поручено задержать Вас и сопроводить к королю. Мне всегда достаются самые неприятные поручения. Сколько неудобств – таскаться по провинции, еще и в такое неспокойное время. И за кем? За женщиной, на охрану которой потребовалась целая армия. В то время как меня вполне успешно могли бы занимать мои прекрасные отравительницы. И что же я вижу, прибыв в эту забытую богом, безжизненную провинцию? Сплошное непроницаемое кольцо из озлобленных, отчаявшихся людей, причем те, что в красных мундирах королевских войск Его Величества, ничем не уступают простым обездоленным крестьянам – и те, и другие словно жалкие, оскорбленные дети. Дикое зрелище. И любые попытки узнать о мадам дю Плесси-Бельер оборачиваются суеверными слухами и невнятными обвинениями, где главное место отведено опасному и такому популярному нынче явлению как «бунт». Не уж-то и Вы поддались этому бесплодному искушению, моя драгоценная? Вам следовало самой и намного раньше предстать перед королем. Признаться, я уже отчаялся застать Вас в Ваших владениях. Но я был настороже, и как только услышал о том, что гугеноты Пуату, которых Вы по слухам пригрели на своей груди, вероятно, отправятся за океан из ближайшего удобного порта, я знал, что найду Вас именно там или на пути туда, как и случилось. Не смотрите же так, моя милая. Если я и ошибся в деталях, то общие выводы на Ваш счет верные. Я положился на случай и интуицию и нашел Вас. Правда, мне пришлось задержаться, прорываясь в Ваше заколдованное королевство и я был сбит с толка останками Вашей разоренной кареты на дороге – Вы обладаете удивительным свойством оставлять после себя ужасающие разрушения. Но теперь я здесь и поручение мое выполнено. Дегре замолчал, разглядывая свою пленницу. Да, несмотря на заметную бледность, Анжелика была красива. Он помнил в тяжелых шелковых платьях, в золоте и драгоценных камнях, переливающихся на ее тонкой шее, с тенью пресыщенной надменности и светского высокомерия – тогда она была живым воплощением Версаля. Теперь перед ним стояла совершенно иная женщина. Может, родные леса Пуату придавали ей силы? Или строгий дорожный костюм подчеркивал молодость и свежесть? Нет, красота ее была другой природы, и оттого восхищала еще больше. Первая настороженность, вызванная неожиданным появлением Дегре, сгладилась в ходе его монолога, Анжелика смотрела мягче, что-то мелькнуло в ее глазах – надежда, нетерпение и отчаянная мольба о помощи – но губы ее были по-прежнему сомкнуты упрямой розовой нитью. - Вы молчите, - прервал молчание Дегре, его шутливый тон сменился серьезностью человека, привыкшего к большой ответственности. – Мадам, я могу Вам помочь? Эти слова пришлись к месту, как ключик, отпирающий потайную дверь, и привели в движение все вокруг: затихший лес ожил сотнями звуков и голосов, снова подул ветер, Анжелика, встрепенувшись вдруг заговорила: - Помочь мне? Вы решили помочь мне, Дегре? - Что же еще я делаю, с тех самых пор, как познакомился с Вами? Даже тогда в Марселе, когда я хотел арестовать Вас. Все это было ради Вашего блага. Я был готов заключить Вас в Бастилию, лишь бы удержать от Вашей безумной авантюры на Средиземном море, которая так дорого обошлась Вам! Я же вижу, чем все для Вас обернулось! - Но Дегре, Вы же только что сказали: Вам приказано задержать меня, доставить к королю. - Разумеется, и не мне одному. Насколько мне известно, по крайней мере, двое из них сложили головы на этой самой землей. У меня на сей счет, есть своим соображения. - Но Вы рискуете карьерой! Дегре усмехнулся и кивнул в сторону зарослей, где показались первые крестьяне во главе с Флипо, вооруженные уцелевшей домашней утварью. - Прямо сейчас я куда больше рискую своей головой, - и добавил. - Один раз я уже убеждал Вас остаться - и Вы достигли небывалых высот. Но как я ни старался, Вы все равно сбежали. Теперь я вижу, что Вы созданы для свободы, для бескрайних полей и глубоких озер. Я не могу представить Вас в заключении, подобные фантазии не приносят мне радости. Но скажите, я не ошибся, Вы действительно спешили в Ла-Рошель, с гугенотами? Это очень похоже на Вас. Но Америка? Гугенотам теперь один путь, но Вы католичка. Для Вас, возможно, не все еще потеряно. Вы уверены, что выбрали верное направление? ***Декабрь 1671 г., Ла-Рошель
Уже полдня, как Анжелика и два ее верных спутника прибыли в Ла-Рошель. Из портовых книг они узнали название судна, на котором уплыли Флоримон и Шарль-Анри, хотя их имена не были указаны в списках команды, и порт приписки - «Ямайка», промежуточные остановки в Бостоне, Плимуте и далее к югу вдоль побережья. Маркиза знала, что торговля живым товаром в основном сконцентрирована на островах. Ее собственные корабли регулярно курсировали к Карибским берегам, доставляли какао и специи. Но Дегре был прав, ей нельзя было обращаться к своему управляющему, чем быстрее и неприметнее она покинет Францию, тем лучше. Верный, добрый друг Дегре. С какой нежностью она теперь вспоминала его напутственные слова глубоким, волнующим шепотом у самого ее уха, когда он, прервав свой прощальный поцелуй – лишенный всякого сентиментального чувства – просто и основательный, еще мгновение удерживал Анжелику подле себя. - Будьте осторожны, Маркиза Ангелов, и помните, бегите как можно скорее. Ваши враги льют яд в самые уши Его Величества. Вы еще не сделали шаг и едва заговорили с бунтовщиками, и вот Вас уже готовы окрестить «мятежницей из Пуату». Представляете, какое вознаграждение назначили бы тогда за Вашу голову? Дегре выполнил свое обещание, он воспользовался своим влиянием, чтобы задержать драгун, направить их по ложному следу и выиграть время. Сутки, может, двое. Аббат де Ледигьер направился на поиски корабля, который за плату смог бы доставить их в колонии. Но Флипо, который с первых минут освоился в новом городе, утверждал, что сейчас не найти уже подходящего транспорта. Большинство торговых суден снялись несколькими неделями ранее, а оставшиеся дожидаться отплытия, уже не принимали на борт пассажиров. Столь длительное путешествие требовало значительных запасов продовольствия и сопутствующих расходов. К тому же, никто не хотел рисковать, принимая на борт бесполезную женщину. Флипо был прав, и вскоре аббат действительно вернулся ни с чем. Долгая дорога и бесплодные поиски очень вымотали Анжелику, и к вечеру они решили остановиться в первой попавшейся таверне в порту, чтобы отдохнуть. Теплый ужин и горячее питье немного приободрили путников, и маркиза решила, что на утро сама отправиться искать корабль. Но упрямый Флипо не спешил сдаваться. Он не без гордости сообщил, что днем его звали наняться на один из кораблей – несомненно, за его ловкость в деле. - Капитан мне понравился. Сразу видно, человек серьезный. За помощь в погрузке заплатил щедро и без лишних расспросов. Пассажиров не берет, но Вы же совсем другое дело, маркиза. Завтра еще раз попытаем с ним удачу. - А что за корабль? – поинтересовался аббат, заканчивая трапезу. Он был уверен, что обошел всех капитанов, какие только имелись в этом порту. - Ммм… Кажется…. Душа... Эээ… Нет! Сердце! «Сердце Марии»!