Последняя ставка

      Далекие очертания пожара взбудоражили всех. Горничные мадам дю Плесси-Бельер, охая и ахая, крестились и возносили молитвы Деве Марии. Кучер, лакей и еще несколько слуг тщетно пытались успокоить лошадей. Весь другой люд из сопровождения маркизы, оставшись без дела, высыпал на дорогу и завороженно глядел туда, где среди мрачных силуэтов многовековых деревьев мерцал неровный свет и откуда ветер теперь доносил отголоски битвы. Действительно, слуги маркизы понимали, что сейчас лучше всего было не покидать безопасных стен замка – они бы вышли с вилами, если нужно, взяли бы косы и молоты, если потребуется защищать замок и свою госпожу. Всяко лучше, чем посреди ночи застрять на дороге, где ночной холод и дикие звери – меньшее из возможных зол.       По всей провинции от Тиффожа на севере и до Монконтура на востоке, то тут, то там вспыхивали очаги сопротивления гугенотов: город за городом, имение за имением, - война, а за ней разрушения и голод, не щадили никого, и католики перед этой напастью были на равных с протестантами. Бесчинства банд еретиков не уступали разгрому, чинимому драгунами короля под личиной освободительной кампании. Дела принимали серьезный оборот. Ох, недаром, совсем недаром, сам наместник Пуату де Марильяк спешно отправился в Париж за советом к министру Лувуа. И теперь всем было ясно, но никто не осмеливался озвучить эту мысль - там, в окрестностях Плесси или в самом замке разыгрывалось страшное действо, возможно, непоправимое. Хватит ли людям маркизы сил, чтобы защитить маленького наследника? И где же Флоримон?       - Флоримон, Вы видели Флоримона? – Анжелика металась между людьми, у которых сейчас было на уме другое. Они ничего не заметили. Мессир Флоримон держался рядом, а потом точно сквозь землю провалился – никто не мог наверняка сказать, когда это случилось: только что или час назад. Утомленные тяжелой дорогой, и слуги, и солдаты не обращали внимания на подростка, уверенно следовавшего за телегой, доверху уставленной багажом. Ему ничего не стоило, замешкавшись, воспользоваться очередной перепалкой на пути, чтобы увести лошадь в сторону и раствориться в густой листве придорожных кустарников, а затем скрыться в глуши. «Идиоты, - думала в сердцах маркиза. – Какие же идиоты!» Она успела пожалеть, что проверенные Мальбран и Лавьолет остались в замке, – уж они-то не упустили бы мальчика.       – Аббат де Ледигьер, скорее, седлайте лошадь! – задыхалась Анжелика. - Нужно торопиться! Нужно его найти!       Её била лихорадка, которая – на удивление – только придавала ясность уму, а телу – силы.       - Нужно спешить! Мы еще сможем разглядеть следы копыт на влажной земле.       Но Анжелика знала – материнское сердце подсказывало, куда мог отправиться её отважный сын… И она безжалостно отбросила такие навязчивые, затягивающие в вязкое болото панического страха, мысли о горящем Плесси, о беззащитном малыше, отчаянно зовущем маму. После… Ей нужна была вся её воля.       Мадам дю Плесси-Бельер уже держала под уздцы лошадь, как вдруг буквально осела под тяжестью, навалившейся ей на плечо огромной как медвежья лапа, сальной руки. Анжелика оказалась зажата между вздутым студенистым брюхом капитана Монтадура и крупом лошади.       - И далеко же Вы собрались, прелестная? – пробурчал капитан.       Он продолжал наступать:       - Вы все еще под моей охраной. И я - я не спущу с Вас глаз, пока не передам точно в руки господину де Бретею!       - Да как Вы смеете меня задерживать? – вскричала возмущенная Анжелика. Подавляя подступающую к горлу тошноту, она рывком высвободила плечо из-под его горячей липкой ладони и попыталась оттолкнуть мужчину от себя. – Пустите меня! Немедленно! Я… Я обращусь к королю! – наконец выпалила маркиза, когда её попытки высвободиться не увенчались успехом. - Король - уже осведомлён о Вашем возмутительном поведении! Помяните мое слово! Когда между собой борются знатные персоны, первыми расплачиваются их слишком ретивые исполнители.       Эта чертова шлюха выводила капитана Монтадура из себя. Подспудно он давно связывал растущее протестантское сопротивление в округе с именем мадам дю Плесси-Бельер, которая так некстати закрывалась каждую ночь в своей спальне, откуда не доносилось ни единого звука, будто – не зря ходила молва - эта ведьма обращалась в лань и за полночь уносилась в глухой лес на свой колдовской шабаш. Опытный военный, он сотни раз клялся, что непременно выведет дерзкую кокетку на чистую воду, что она будет молить его о пощаде и тогда - тогда она станет более сговорчивой и почтет за честь принимать его, капитана Монтадура, любезности. Конечно, упоминание короля вынуждало колебаться – ситуация, в которую они попали, была из ряда вон; без указаний вышестоящего руководства, капитан не был уверен, что его методы одобрят. Но король был далеко, а маркиза здесь – в его власти. И тем паче, что происходящее все больше и больше походило на ловушку, устроенную, возможно, самой мадам дю Плесси? – вокруг нее творилась дьявольщина, эта женщина сводила с ума всех и в первую очередь его самого. Какая бесовская сила заставила капитана Монтадура, разделившись с силами де Горма, оставив большую часть своих солдат позади, сопровождать мадам в Париж?       Капитан отступил на шаг и подавил жгучее желание смачно выругаться. Он бы с исступленной радостью ударил гордячку, сломил, подмял бы под себя грубой, несокрушимой силой своего грузного тела, но сцена стала привлекать внимание, а аббат де Ледигьер, бывший в двух шагах от них, посуровев, взялся за эфес. Монтадур еще помнил тот скверный эпизод, когда безродные плебеи - слуги маркизы - были готовы проткнуть его шпагой, и хотя сейчас в кругу солдат подобный поворот событий был маловероятен, капитан рассудил, что стоит слегка переменить тактику в свою пользу.       - Ну же, мадам, Вы не так меня поняли, - он оглянулся, подавая знак солдатам, и, горделиво выпятив грудь, украшенную золотым позументом, процедил. - Здесь командую я! Соизвольте пройти в карету! Добровольно. И молитесь – чтоб я не применил силу! – добавил капитан Монтадур в полголоса у самого уха маркизы, обжигая ее своим горячим зловонным дыханием.       По обеим сторонам от молодой женщины выросли два офицера, и ей ничего не оставалось, как подчиниться. В душе Анжелики клокотала буря, но время, совсем не игравшее ей на руку, вынуждало к противным ее натуре решениям. Ничего, позже маркиза еще сделает ответный ход.       - Аббат, прошу Вас, поспешите! – взмолилась она, проходя мимо молодого священника и наскоро пожимая его руку. - Отыщите Флоримона. И обязательно поезжайте в Плесси! – еле слышно, одними губами проговорила она.       Аббат де Ледигьер проводил Анжелику встревоженным взглядом, но мешкать не стал. Скоро его силуэт скрылся за деревьями - отъезду священника никто не препятствовал. Поначалу еще виднелся блуждающий огонек его походной лампы, но вскоре и этот бледный проблеск надежды растворился во тьме. ***       Капитан Монтадур был в бешенстве. Только что вернулся разведчик, отправленный вверх по дороге, и сообщил, что всюду кучками рассыпаны шайки безбожников, провинция оказалась зажата в стальных тисках неутихающих сражений под предводительством братьев Ламориньер, и двигаться дальше было бы безумием. Разрозненные группы озлобленных солдат, еще встречающиеся в этих местах, лишенные централизованного управления и поддержки столицы, отступали вглубь Пуату, оставляя за собой кровавый след ужасающих разрушений: пепелища на месте процветавших некогда деревень, изуродованные пытками трупы мужчин, тела женщин, истерзанных этим похотливым зверьем, безвинно загубленные дети. Окрестности представляли собой дикое унылое зрелище, но до сегодняшней ночи, капитан Монтадур был уверен, что удача на стороне королевских войск, на его стороне. Убежденность к тому же подкреплялась неожиданным смирением маркизы дю Плесси и предстоящей поездкой в Париж. Теперь, напротив, капитан во всем сомневался, и в первую очередь – в собственных силах, в горстке оставшихся с ним людей, в этой внушавшей непреодолимое желание женщине, которая в сгущавшихся сумерках, казалось, еще больше обретала колдовскую власть, да, теперь это настоящая ведьма. И пожар – так некстати – не давал покоя. Монтадур принял решение.       Все происходящее далее походило то ли на античную трагедию, то ли на комедии Мольера. Капитан яростно рычал, раздавая команды своим людям. Его огромный, в гротескной гримасе растянувшийся на раскрасневшемся одутловатом лице рот изрыгал скабрезные ругательства, знакомые Анжелике по парижскому дну. Драгуны в красных мундирах, обычно самодовольные, сейчас казались растерянными, как малые дети. Они с опаской поглядывали на командира, будто не желая ни на что решаться, и в глубине души надеялись, что если не выставляться и не спешить выполнять приказ, то им и вовсе не придется рисковать, - все само собой как-нибудь разрешится.       - Пошевеливайтесь, болваны! – ревел Монтадур. – Сколько можно повторять?! Так вас быстро расстреляют по одному, как жалких куропаток.       Вскоре организованная колонна галопом помчалась назад в сторону Плесси, туда, где все еще мелькало пламя пожара. Капитан Монтадур и несколько людей его личного сопровождения остались, чтобы разбить лагерь в лесу, карету решили бросить в зарослях у дороги. ***       Анжелика чувствовала, как ее душа с невыразимой тяжестью обрушивается в разверзшуюся бездну. Сгустившиеся сумерки сковали землю легкой пеленой первых заморозков, а в небе с поразительной ясностью сияли далекие огоньки звезд, и выглянула из растаявших перьев облаков пухлая луна. Стылая природа болезненной дрожью отдавалась в теле молодой женщины, она вся похолодела, и горло сдавил крик, который должен был прозвучать еще тогда, в первые мгновения, когда обнаружилась пропажа Флоримона, когда заметили пожар там, где некогда виднелся белый замок, крик, так и не сорвавшийся с губ. Сейчас Анжелика как никогда ощущала себя пленницей. И даже из гарема султана, ей чудилось, было проще вырваться, чем из этого вынужденного бездействия. Первые вспышки загоревшейся в ней решимости, стали утопать в предательской, сковывающей тело тревоге. И именно теперь, чтобы продолжать дышать, маркизе необходимо было движение.       Флипо, этот умелый воришка с Нового моста, ее верный слуга и друг, отсутствовал уже больше получаса. Во всеобщей суматохе Анжелика успела забыть о своём никогда не унывающим спутнике, как вдруг он сам неожиданно появился перед ней, тайком пробравшись к окну кареты, куда мадам дю Плесси под конвоем сопроводили двое.       - Сударыня маркиза, - послышалось из темноты, - Сударыня маркиза! Я все придумал! Доверьтесь мне!       - Но что ты за...? - начала было Анжелика, но Флипо уже исчез.       Теперь маркиза дю Плесси-Бельер, закутанная в плащ, сидела на тюфяке, любезно подготовленном для неё чуть в стороне в небольшом походном шатре, согреваясь у слабого пламени разведённого костра. Лагерь разбили в овраге у пещеры, образованной сплетениями массивных корней столетних дубов - здесь их будет нелегко обнаружить. Немного отогревшись, они загасят пламя, а поутру смогут присоединиться к войску де Горма. К тому времени сопротивление будет надломлено - капитан Монтадур дал четкие указания на этот счёт: не щадить никого, жечь без разбору!       Лагерь погрузился в сонную тишину. В низине пожухлые листья уже совсем отсырели и источали терпкий горький аромат, который обволакивал, словно маревом, и от которого мутилось в голове. Насмешливые тени выплясывали первобытный танец под неровное похрустывание костра, порождая неясные видения: очертания тонких пышных тканей, оплетавших фигуру сверху донизу, протяжный рокочущий гул минаретов, призывающих к утренней молитве, покой и нега под сводами розового дворца - тайное пристанище всех её чаяний, и снова томительная горечь на губах - животный запах двух сливающихся в порыве живительной страсти тел на остывающем песке, и голос утоленного желания - безжизненная тень, которой не суждено было явиться в этом мире.       Сладостный сон грубо оборвали волосатые мужские руки, словно горячими тисками сдавившие стан Анжелики, вновь опрокидывая ее в реальность и на убогое ложе. Реальность обдала оглушительным холодом её бесстыдно обнаженные плечи и грудь в лоскутах неловко разодранного корсажа. Кожа запомнила возмутительные, беспорядочные прикосновения потных, черных - в порохе, пальцев, мучительно возмущавших всю её чувственность. Тяжёлое, в винных парах, дыхание, одичавшего от животной страсти военного, обжигало неприкрытую плоть. Тщетно Анжелика силилась вырваться - те пленительные видения из её полусна были гнусно растоптаны этим мужланом, заменившим их грубой пошлостью нежеланных ласк с послевкусием боли и унижения. И никто не услышит, никто не придёт. А их яростная схватка все продолжалась, приближая неотвратимое…       Как вдруг - безмолвный прежде лес ожил, вмиг окрасившись сотнями звуков: мушкетными залпами, звоном бьющейся стали, криками разбуженных женщин, взрывами дьявольского хохота и хриплым сдавленным стоном, вырванным из стремительно наливающейся кровью глотки капитана Монтадура, пораженного сзади ударом верного клинка в руках друга - неожиданная помощь. Это был Флипо и пришедшая по его зову шайка отъявленных разбойников. ***       Флоримон уже несколько часов продирался сквозь густые заросли. Каждое движение отдавалось пронзительной болью в лодыжке, изрезанные мелкими царапинами руки саднило, тем сильнее, что он не выпускал эфес шпаги. Приключение начиналось совсем не так, как он ожидал. Конечно, юноша знал, что дорога будет долгой и, вероятно, не лишенной опасностей, - к этому он был готов и даже предвкушал. Как и любой мальчишка, он жаждал испытать себя, покорить собственные вершины и совершить подвиги. Юный граф де Пейрак, как Флоримон мысленно называл себя, больше не тревожился за мать, еще вспоминая утренний разговор в карете. Тогда он слукавил, но никакие муки совести не трогали его сердце.       - Так Вам ничего не угрожает? – с затаенной радостью спрашивал юноша.       - Уверяю тебя, нет, мой дорогой! – улыбалась Анжелика. – Король меня прощает, и совсем скоро все будет, как прежде.       Флоримон совсем не хотел, чтобы было, как прежде, но уточнять не стал.       - Мы приедем в Париж - как давно я там не была, - продолжала маркиза мечтательно, стараясь ни чувством, ни мыслью не разбередить тягостные сомнения. - Снова увидим прекрасный Версаль и его парки!        - Я очень рад, - вторил ей юноша, не разделявший энтузиазма.       Успокоенный, он мог отправляться собственной дорогой на поиски мечты, которую долгие годы вынашивал в своем пылком сердце. Однако столь беспрепятственно начавшемуся пути не суждено было выйти точно к цели. Темно-зеленую палитру леса возмутили красно-оранжевые огни факелов, показавшиеся между деревьями, послышались истошные крики, женские и мужские, и - в ответ - раскатистый хохот хора десятков жутких голосов, эхом разлетавшихся по округе. Испуганная лошадь понесла, не разбирая дороги, и на всем скаку сбросив маленького всадника, умчалась прочь. Долгие минуты Флоримон, скатившись в сырую канаву, пролежал без сознания, с головой укрытый шапкой прелой листвы. И только это одно спасло его от неминуемой гибели.       Безумная вакханалия закончилась, и красные мундиры двинулись дальше – резать, жечь, насиловать, грабить, как саранча, истреблять все на своем пути.       Наконец очнувшись, юноша заметил, что мир погрузился во тьму. Теперь Флоримон был более осторожен, передвигался так тихо, чтобы не единым шорохом не выдать себя. Изодранная одежда липла к потному, утомленному телу, но он продолжал, почти на ощупь, идти вперед, цепляясь за скользкие, покрытые мхом стволы. То тут, то там ему попадались кровавые следы столкновений протестантов и королевских войск, пепелища на месте хижин и висельницы, устроенные на массивных ветвях величественных дубов. Над брошенными без причастия телами уже собиралось воронье. И юноша, сперва пораженный увиденным и цепеневший от ужаса, вскоре перестал замечать все новые и новые кошмары этой роковой ночи.       Так, шаг за шагом Флоримон достиг окрестностей Плесси, сама судьба направляла его туда, куда он уже не собирался возвращаться. Еще издалека он заметил, как замок окружает сплошное марево едкого дыма, и в этом удушливом тумане – мелькающие вдалеке языки пламени, и гомон отрывистых голосов. Он бросился туда, в самую гущу, пытаясь расслышать среди них хотя бы один знакомый - звонкий колокольчик детских криков. Но эта ночь должна была оборвать еще одну надежду. ***       Анжелика отрешенно следила за тем, как разбойники продолжали вскрывать и опустошать сундуки и шкатулки, счищать позолоту с немногочисленной мебели и деревянных деталей кареты, которую по частям приволокли с дороги, рвать на куски драгоценные ткани дорогих туалетов. Все это воскрешало в памяти те почти забытые дни ее пребывания в Нельской башне.       Флипо не подвел. Возвращаясь из Парижа к своей хозяйке, он успел свести дружбу со многими головорезами, да и между разбойниками на всех дорогах Франции всегда существовал негласный кодекс. Кому как не отверженным сговориться между собой, особенно если в награду выпадет отменный улов из драгоценных камней, золота, серебра и красотки? Оставалось только определить, кому достанется маркиза.       Флипо виновато поглядывал на мадам, и хотя цель была достигнута – безжизненные тела драгунов свалили неподалеку, его госпоже все еще грозила опасность.       Анжелика вздрогнула, будто пробудившись ото сна, и яростно сжала виски ледяными пальцами. Уму непостижимо… Сегодня все ужасное, что могло случиться, случилось, как будто звезды сошлись в той странной, несчастливой последовательности, когда за любым поворотом неминуемо поджидает враг, как будто судьба вновь испытывает её на прочность. А ведь она уже неоднократно доказала, на что способна, будто бы мало ей приходилось бывать на краю пропасти и тонуть, каждый раз, выходя лишь обновленной из вод Стикса. Хватит. Она больше не позволит делить себя, как пирог на Богоявление.       В Анжелике, уже готовой принять любую судьбу, смирившейся и смирённой, вновь пробуждалась сила. Недавний мрачный эпизод – распростертое на ней тело насильника, окропившего своей поганой кровью её губы, заставил женщину возродиться к борьбе. Ещё не все кончено, думала она. Маркизе казалось, что она всего лишилась, что надежды нет, но вот она - свежим цветком распускалась в ее омертвевшей душе посреди прекрасного осеннего леса.       Маркиза дю Плесси-Бельер порывисто встала, плотнее запахнула плащ поверх красноречиво потрепанного платья и, горделиво выпрямившись, с достоинством королевы, преодолела то небольшое расстояние, что отделяло её от разбойничьего сброда. Перепуганные, растерявшиеся в конец слуги провожали госпожу внимательным взглядом. Только сейчас Анжелика заметила, что некоторые из них были ранены, другие навсегда смежили веки - события этой ночи и для них не прошли бесследно.       - Ты здесь главный? - маркиза уверенно обратилась к долговязому с подбитым глазом на рябом лице. Он был уже не совсем молод, но нарочитая худоба придавала его облику мальчишеские черты, а единственный здоровый глаз смотрел лукаво, в нем читалась многоопытность и смекалка.       - Смотря, что ты хочешь, красотка, - рот разбойника растянулся в улыбке, выставляя напоказ желтые гнилые зубы.       - То, что ты сможешь мне предложить, - с вызовом ответила Анжелика.       Другие бандиты, стоявшие чуть в стороне и наблюдавшие эту занимательную картину, взорвались диким хохотом.       - Эка, крошка! Не промах! - присвистнул коренастый коротышка с веснушчатым лицом.       - Да заткнись ты, дурень! - гаркнул первый и вновь обратился к маркизе. - Ну? Что надо? Никак, самой не терпится поразвлечься? - с издевкой добавил он. - Я знавал таких - бабы хоть куда - ух, огонь! Только и знай, искры летят!       Анжелика не дрогнула и с прежней невозмутимостью смотрела на разбойника. Этот безродный бродяга нисколько не пугал её, совсем недавно на море ей встречались отморозки похуже. Долговязый был бледной тенью пирата Д’Эскренвиля. Да и среди драгун короля бывали экземпляры опаснее и безжалостнее.       - Нет, - просто, с почти детской улыбкой ответила Анжелика. - Вы сопроводите меня домой.       Новый взрыв хохота сотряс воздух.       - Нашла рыцарей! Вы только послушайте! - искренне удивлялся разбойник. - Мы. Сопроводим. Даму. Домой! Соизволите подать свою ручку, мадам?       Бандит изобразил изящный поклон, действительно довольно галантный в данных обстоятельствах.       - Ну как? Хорош кавалер, мадам?       - Вполне, - без тени смущения, бойко ответила маркиза. - И среди придворных не часто встречаются такие таланты.       И под вызывающие свистки разбойников и бледные лица прислуги, Анжелика смело подала руку долговязому, который, не растерявшись, сжал её в своей немытой руке.       - И что же мы получим, если доставим тебя, крошка, домой? - с интересом прищурился разбойник.       - Все, что захотите забрать ценного в моем замке, - все ваше! Здесь, - объяснила мадам дю Плесси, - Лишь малая часть того, что ждёт вас там. И, конечно же, моя искренняя благодарность, господа! - с чувством добавила она.       - А не соврёшь? - задумчиво потёр подбородок долговязый. - Кругом люди короля, а мы не дураки, чтоб лезть в самое пекло. Нам бы по-тихому добраться к морю, да и дело с концом.       - Не совру! - обещала Анжелика. - Слово маркизы!       И ко всеобщему удивлению, знатная дама повторила привычный жест всех оборванцев Парижа, уже не раз спасавший ее жизнь, и сплюнула наземь.       - Слово маркизы... - одними губами повторила она для себя. ***       Тяжёлое солнце уже взошло над Плесси, когда Анжелика ступила за ворота своего замка в сопровождении таких же, как и она, измученных и потрепанных людей. Земля медленно остывала. Кое-где ещё догорали последние костры. Белый замок уныло смотрел темными глазницами пустых окон на почерневшем фасаде. Землю обагрила кровь. Потянувшиеся сюда с рассветом крестьяне помогали немногим выжившим убирать тела и тушить пожар. Со всех сторон звучали стоны боли, отчаяния и страха. Но ужас ночи отступал, освобождая место опустошающей тишине и монотонности однообразного, вечного как сама жизнь, труда: собрать по крупицам вещи, вырыть свежие могилы, предать тела земле.       В смятении Анжелика всматривалась в знакомые и незнакомые лица мертвецов. Красные мундиры перекликались с простой одеждой прислуги и крестьян. Бумазейные юбки замученных женщин слиплись от пролитой крови, всюду валялся скарб, бесполезное, отброшенное в сторону оружие и потерянная обувь без пары.       Маркиза много раз видела смерть и считала, что новых открытий уже не сделает, что, как это бывает со многими, она тоже очерствела, пережитые страдания сделали её безучастной к чужому горю. Но, напротив, душа Анжелики обрела небывалую глубину – словно открывались все новые грани, и самое страшное она еще не познала.       Со смесью боли и изумления женщина увидела среди убитых баронессу де Рамбур, чуть дальше - нескольких её детей. Так значит, в эту ночь соседи - дворяне-протестанты искали убежище в замке, оставленном без хозяйки. Лавьолет тоже был здесь - верный слуга Филиппа последовал за своим господином.       Анжелика прошла дальше, и крик ужаса разорвал скорбную тишину. Она не узнала свой собственный голос. Отдельно от всех, подбитой птицей на полу гостиной раскинулось безжизненное тело добродушной, суеверной Барбы. Милой, доброй Барбы.       Шарля-Анри нигде не было видно.       Оставив все дела, не замечая усталости, они поспешили обыскать весь замок, прочесали внутренний двор, спустились в погреба и подвалы, пробрались по подземному ходу. Кричали, звали, но тщетно. Малыша так и не нашли.       Во дворе послышался стук копыт - домой вернулась лошадь Флоримона без всадника.