Яд

Палпатин слабо улыбался, глядя Энакину вслед. У Скайуокера был такой вид, будто он в любой момент может потерять сознание. Сидиус поморщился, вспоминая, как сам перенес этот недуг. Но ему удалось выжить, а значит, что и у Энакина должно хватить сил на это. В противном случае Палпатину придется искать нового кандидата в свои ученики. Но он сомневался, что это понадобится. Для старого ситха все складывалось удачно. Скайуокер был измучен, но не сломлен, но это пока. Канцлер не собирался убивать его, Палпатин лишь хотел продемонстрировать Энакину бессилие Совета и то, что его друзья-джедаи даже не имеют малейшего желания помочь ему. Сидиус считал, что мальчишку следует помучить еще немного, а уже тогда и открыть ему способ исцеления от страшного недуга. Тогда ситх станет для него спасителем. Но план ситха был куда более изощренным, чем казалось на первый взгляд. Болезнь, которой по его приказу заразили Скайуокера, могла быть излечена только с помощью Силы и только с помощью Темной стороны. Целители джедаев использовали исключительно Светлую сторону и поэтому были бессильны в борьбе с этим недугом. Кроме того, только сам Энакин мог излечить себя. Стоило ему всего раз дать волю своей злости и ярости, позволить им овладеть его рассудком, как Тьма выжгла бы из него болезнь. После этого вся боль прошла бы за пару дней. Но даже при всем желании Скайуокер никогда бы не стал прежним. В любом случае, Палпатин наверняка мог утверждать, что у Энакина было всего две дороги: либо навстречу Тьме, либо навстречу смерти. Сидиус достаточно хорошо знал Скайуокера, чтобы быть уверенным, что тот не выберет второй вариант. А, значит, старания ситха не будут напрасными. Канцлер отвлекся от своих мыслей, поспешил убрать с лица хищную улыбку и вернулся к своим делам, будучи доволен самим собой. Магистр Кеноби медленно шел по коридору Храма, не замечая, куда его несут ноги. Джедай был совершенно ослеплен мыслями о том, что должно случиться и о тех событиях прошлого, которые он был не способен забыть. Память о пережитом сливалась с осознанием того, что худшее все еще впереди. Последние два месяца стали для Оби-Вана едва ли не самыми тяжелыми в его жизни. Он был единственным, кого Скайуокер подпускал к себе, когда у него случались приступы. Ему было больно смотреть на страдания Энакина и понимать, что они никогда не кончатся. У всех людей бывают периоды, когда они особо счастливы и довольны. У Кеноби же всю жизнь можно было поделить на время, когда он несчастен и на время, когда он спокоен. Спокойствие и постоянность заменяли ему счастье. Одним из самых тяжелых ударов судьбы для него стала смерть Квай-Гона. Много лет день гибели учителя был для него самым страшным. Еще Оби-Вану было невыносимо смотреть на поединок Энакина и Дуку на Джеонозисе. Те кошмарные минуты напомнили ему то, как он, будучи таким же бессильным, глядел на схватку Мола и Квай-Гона. И Оби-Ван оба эти раза был совсем рядом, но ничем не мог помочь. Кеноби искренне считал именно эти два случая худшими из всех, что он пережил. Но совсем недавно Оби-Ван понял, что, возможно, главный кошмар его жизни все еще впереди. Его учитель умер очень быстро, а вот Энакину было суждено страдать очень долго. Скайуокер умирал, Оби-Ван чувствовал, как силы покидают его тело, как мутнеет его рассудок от болезни. Еще он явственно ощущал страдания своего бывшего ученика. Каждая вспышка и каждый оттенок боли Энакина касались его сознания, заставляя вздрагивать. Скайуокер никогда не оставлял своего учителя в беде, он ни разу не отвернулся от него, даже в самых безнадежных ситуациях. А теперь, когда сам Энакин так отчаянно нуждается в помощи, Кеноби ничего не может для него сделать. Из плена мучивших его мыслей Оби-Вана вырвал голос Мэйса Винду: - Темная сторона не обошла и тебя, Кеноби. Джедай медленно обернулся и слепо посмотрел на темнокожего магистра, не понимая, о чем тот говорит. Его растерянный и пустой взгляд дал понять магистру, что для того, чтобы донести до Оби-Вана хоть что-то, нужно говорить предельно просто. - Твой страх и отчаяние легко заметит даже тот, кто Силой не обладает, - пояснил Винду. - А что я должен чувствовать Мэйс? – безжизненным голосом поинтересовался Кеноби. – Он умирает, я это чувствую. А еще ему невероятно больно и я ничем не могу облегчить его участь. Вспомни, каково было тебе, когда с Депой приключилась беда. Винду тяжело вздохнул. Он решил, что этот разговор следует прекратить, иначе так, чего доброго, еще и до ссоры может дойти. Мэйс произнес: - Я знаю, что Скайуокеру стало хуже, я видел его совсем недавно. Он пробежал мимо меня, даже не удостоив взглядом. Но, судя по тому, что у него был сильнейший приступ лихорадки, Энакин ничего не видел перед собой, мне кажется, что ему было очень плохо. - И ты ничего не сделал? – голос Кеноби дрогнул. - Ему не помочь, - отрезал Винду. Потом он открыл рот, собираясь что-то добавить, но Кеноби его уже не слушал: он круто развернулся и поспешно направился куда-то в противоположную сторону. Мэйс предпочел проигнорировать такую бесцеремонность. Вообще, на Оби-Вана это не было похоже – он раньше никогда не проявлял даже малозаметных признаков несдержанности. Что касается Скайуокера, то Винду был почти уверен, что тому придет конец. Рано или поздно у мальчишки просто закончатся силы и он не сможет сопротивляться недугу. Оби-Ван ворвался в покои Энакина и замер на пороге спальни своего бывшего падавана. Огромные окна были плотно зашторены так, что лучи света почти не проникали в просторную комнату. Возле низкой кровати валялась верхняя одежда, а на самой кровати, на скомканных простынях, сжавшись, лежал Скайуокер. Он был одет только в нижнюю рубашку и в легкие брюки. В полутьме его красивое лицо казалось алебастровым. Прерывистое и хриплое дыхание Энакина то и дело прерывалось кашлем. Кеноби тяжело вздохнул и подошел ближе. Скайуокер открыл глаза, почувствовав присутствие учителя. Взгляд был пуст, в нем уже даже не было боли. Оби-Ван опустился на край постели. Ему казалось, что он должен заговорить с Энакином, как-то отвлечь разговором, но впервые за долгое время Кеноби не мог найти нужных слов. Он опустил глаза и снова тяжело вздохнул. Его взгляд случайно задел ампулу, лежащую на прикроватной тумбочке. - Что это? – спросил Оби-Ван. - Обезболивающее, - еле слышно ответил Скайуокер. – Кто-то из целителей принес. - Почему ты ним не воспользовался? - Потому, что в этой ампуле наркотик, - все таким же безжизненным голосом произнес Энакин. – Если буду пользоваться этим, сгнию еще быстрее. А мне и так кажется, что еще немного и я не смогу себе контролировать. А, если это случиться, то мои вопли будет слушать весь Храм. Скайуокер попытался подняться, но стоило ему только оторвать голову от подушки, как в затылок опять ударила боль. Он, сдерживая вскрик, снова лег. Сейчас он чувствовал себя почти хорошо. Присутствовала только слабость. Но не было ни тянущей боли в мышцах, ни температуры. А это значило, что ему просто необходимо вставать и что-то делать, пока не начался очередной приступ. Энакин собрался с силами и сел на постели. - Где Асока? – спросил он, потирая лоб. - Где-то в тренировочных залах, - ответил Оби-Ван. – Может, тебе лучше остаться в постели? - Нет, - отказался Скайуокер, поднимаясь на ноги. – Мне нужно двигаться и что-то делать. Иначе я просто сойду с ума. - Сейчас время ужина, - сказал Кеноби. – Тебе следует поесть, или болезнь доконает тебя быстрее. - Да, хорошо, - кивнул Энакин. - Я переоденусь и приду. А после этого я бы хотел посмотреть ту стратегию, над которой работал два дня назад с магистром Пло. - Да, конечно, - кивнул Кеноби, поднимаясь. Оби-Ван вышел из спальни Энакина и неспешным шагом направился к себе. Впервые за эти два месяца он почувствовал что-то отдаленно напоминающее облегчение. Всего на момент Кеноби забыл, что болезнь не могут излечить. Может потому, что Энакин впервые за все это время проявил искренний интерес к окружающему миру. А, возможно, по тому, что в полутьме темные круги под глазами Скайуокера были не такими заметными и пугающими. В душе Оби-Вана зажглась надежда, что его ученику удастся продержаться до тех пор, пока целители не найдут способ его исцелить. Одевшись, Энакин медленно подошел к зеркалу и уставился на свое отражение. Нездоровая бледность лица выдавала болезнь. Но в остальном он выглядел почти как здоровый человек. Во всяком случае, пока не поднималась температура, он был вполне дееспособным. Правда, боль в висках стала его постоянным спутником и от нее никак не могли избавиться. Но главное, чтобы никто не заметил его недомогания. Выходя из своих покоев, Скайуокер искренне считал, что сможет убедить Асоку в том, что чувствует себя удовлетворительно. Внезапно, Энакин почувствовал присутствие чье-то совсем рядом. Скайуокер ясно ощущал кого-то чужого в комнате, из которой он только что вышел. Джедай замер, а потом развернулся и снова направился в свою спальню.