Записки заключенного

Я проснулся от легкой качки и давления в заднем проходе — меня медленно трахали. Пока я смотрел десятый сон, меня самым наглым образом имели без моего ведома. Меня вновь качнуло — я уперся коленями в стену. Тихо застонал, зарываясь лицом в подушку. Могу я вновь притвориться спящим? Питер толкнулся сильнее, задев внутри меня заветную точку — я дернулся, раскрыл рот в немом крике, сжался на его члене. Чёрт бы его побрал! Я прижался к Питеру спиной, член плавно вышел из меня, потом также мучительно медленно вошел. Я слышал над ухом его тяжелое дыхание, его грудь покрылась потом. Я сильнее согнул ноги в коленях, толкнулся назад, с чавканьем насаживаясь на член. Тихо выдохнул: — Жестче. Питер с очередным толчком вырвал из меня полу вскрик. Изо рта у меня стекала слюна, тело еще плохо слушалось после сна, член болезненно пульсировал. Я получил по рукам от Питера в попытке себе подрочить. Задница саднила от резких проникновений, шею щекотала щетина. Я откинул голову на плечо Питеру, застонал в полный голос. Он схватил мою ногу, согнутую в колене, приподнял ее. Следующий толчок я прочувствовал особенно остро. Питер сжал меня сильнее в своих объятиях, не давая метаться по постели. Наконец, горячая рука легла на мой член. Я простонал благодарность Питеру в поцелуй. У входа в камеру кто-то вежливо прокашлялся. — Извините, босс. Мужчина стоял в двух шагах от кровати, неловко переминаясь с ноги на ногу. Питер не отвлекался. Толчки стали глубже. От новых, непонятных ощущений я сжался на члене Питера. — Говори! — прорычал он, продолжая вдалбливаться в меня. Язык скользнул мне в рот, лизнул верхнее небо, найдя мой язык, переплелся с ним. Я завел руку назад, сжал напряженную ягодицу Питера, пробежав пальцами дальше, нащупал яички, смял их. Питер тем временем вылизывал мой рот, член с чавкающим звуком входил в мое тело, а затем его покидал. Я продолжал массировать его яички. Раз уж мне нельзя трогать себя, то я поиграю с ним. — Это по поводу вашего поручения, — начал нежданный посетитель, запинаясь на каждом слове. Глаза его метались от одного предмета к другому. — Сержант Коллинз дал согласие и… Хватка на моем члене усилилась. Я громко застонал, зажмурился до белых пятен. Питер перевернул меня на живот, навалился сверху, оттопырив мою задницу. Член с хлюпающим звуком покинул мой растраханный зад, теплые пальцы пробежались по анусу, нажали на сфинктер — я рефлекторно сжался, потом раскрылся. Просил большего. — И? — Он сказал, через неделю, — продолжил раскрасневшийся парень, — максимум две вы сможете получить процент со сделки. — Отлично. А что Боб? Питер погрузил в меня три пальца, я машинально сжал их. Удовлетворившись результатом, он вновь вошел в меня, раскрыв обе половинки моей задницы. Мой член терся о простынь, соски стояли и также терлись о жесткую ткань. Питер едва не сложил меня пополам, вытрахивая из меня последние остатки сил и разума. — Это достаточно жестко? — жарко прошептал он мне на ухо, навалившись сверху. — Чёрт, да, Питер. ДА! Я из последних сил мял под собой простыни. Подушка улетела на пол, мне не за что было держаться, разве что лезть на стену. — Пожалуйста! Питер сомкнул пальцы на моем члене, грубо провел рукой вдоль ствола — я закатил глаза кончая. С подбородка стекала слюна, скрюченные от экстаза пальцы впились в изголовье кровати. Сознание медленно покидало меня. Мгновением позже я ощутил, как в мое расслабленное тело кончили. Питер размял мои ягодицы — я всхлипнул, сжимая и разжимая сфинктер. Немного спермы вытекло. Он погладил саднящий анус, собирая свою сперму, два пальца легко проскользнули внутрь. Простынь под моим лицом была вся мокрая от слюны. Я почувствовал, как моих губ коснулись. Облизнулся — горько. Питер лишь усмехнулся, проталкивая свои пальцы глубже, поглаживая язык. — Восхитителен. Он прикусил меня за ухо и встал с постели. Меня пробрал озноб. На последнем из сознании я слышал удаляющиеся шаги и голоса. — Боб сказал, что всегда рад с вами работать и что вы знаете его цену, поэтому уже завтра… * * * В час по полудню я пошел обедать под конвоем. Двое спереди, двое сзади, по одному по бокам и Питер по левую руку. — Это они тебя от меня защищают? Бояться, что мы будем незащищенным сексом заниматься? Питер широко улыбнулся. Красивое зрелище, но непривычные ощущения. Он потрепал меня по голове, притянув к себе, ладонь задержалась на шее. Жаркий шепот опалил ухо: — Я рад, что у тебя сохранилось чувство юмора после нашего секс-марафона. Я слишком много вытерпел за последний год, чтобы поддаваться на эту провокацию. — Ну я же говорил, что вынослив. Питер в долгу не остался. — Ты говорил, а я проверил. Я ткнул его локтем в бок. — Наглец! — А если честно, ты молодец. Я-то думал, ты быстро сдашься, но ты все еще на плаву. — Ну прости, что спутал тебе планы. Питер остановился, рука перебралась мне на щеку, погладила меня. Он как-то странно на меня посмотрел. На мгновение мне показалось, что я заметил тоску в его глазах, но, как выяснилось, в людях и эмоциях я совсем не разбираюсь. Питер грустно улыбнулся, снова взъерошивая мне волосы, вновь притянул меня к себе. Не уверен, что не придумываю, но на краткий миг, мне почудилось, будто он тихо прошептал: — Возможно, ты лучшее, что случалось со мной за всю мою жизнь. Спрашивать я не стал. Вместе мы шли недолго. Совсем скоро Питер попрощался со мной, свернув в другую сторону от столовой. — Не скучай! Он поцеловал меня в висок и удалился. По мере того, как я приближался к столовой, моя свита рассыпалась. Один за другим люди отделялись, ломая строй. В столовую нас вошло двое. Там, как обычно, было шумно и грязно. Я взял свою порцию и огляделся в поисках места, привычно съежившись. Но и сегодня никто не собирался нападать на меня, провоцируя на драку, никто не выливал на меня свой компот и не вываливал содержимое подноса мне на голову. Только пару глаз наблюдали за мной из любопытства. С тех пор, как я стал принадлежать Питеру, жизнь заметно улучшилась. Пройдя вдоль ряда столов, я увидел знакомый силуэт, сидящий ко мне спиной. Айзек сидел один и выглядел крайне одиноко за огромным столом. Тогда я не придал этому большого значения, хотя раньше его всегда окружала свита Дерека. В тот же день, Айзек скорее напоминал меня еще до того, как я стал принадлежать Питеру. С улыбкой от уха до уха я поторопился к нему. Плюхнувшись рядом, я с грохотом поставил поднос на стол. — Хей! Айзек вздрогнул, дернул головой в мою сторону. Улыбка с моего лица спала. Айзек понурил плечи и поспешно уложил голову на сложенные руки, пряча от меня лицо. Но и того, что я увидел было достаточно, чтобы сделать вывод — Айзека избили. — Что случилось? Я услышал приглушенное бормотание: — Превысил свои полномочия. — И кто на это указал, Дерек? Айзек зашипел, прикусив зубами губу, отложил вилку в сторону. Нахмурился, глядя в тарелку, полную еды, после брезгливо оттолкнул ее от себя. — Ты наказан или что-то типа того? — Что-то типа того, — пробурчал Айзек, протягивая руку к стакану. Рука дрожала. Он осторожно прислонил стакан к губам, сделал пробный глоток. Почти сразу зажмурился, вновь зашипел и наконец отставил его в сторону, подталкивая к другому концу стола. Айзек слизал кровь с разбитой губы, оставив под губой кроваво-красный след. — Иди сюда, — не выдержал я. Притянув Айзека к себе за шею, я уместил его между своих ног, поднял его голову к свету. Айзек зажмурился. Пока он не видел, я осторожно коснулся пальцами вздутой щеки. Вздрогнул, когда он вцепился в мои штаны на бедрах. — Чем это он тебя? — Не знаю, — шмыгнул носом Айзек. — Я не видел. Кажется, бутылка. Я выругался сквозь зубы. Крепко сжал челюсть. Во рту появился железный привкус. Пол-лица у Айзека опухло, левая щека была ободрана, словно ею шпаклевали стену, нижняя губа лопнула и представляла собой раздавленную ягоду, не уступая в насыщенности цвета. Я щёлкнул пальцами, краем глаза видя, что Адам, телохранитель, которого ко мне приставил Питер, топчется рядом. Он прикрыл глаза, явно мысленно сворачивая мне шею, и неторопливо подошёл. — Мне нужен платок. — И где я тебе его достану? Он нависал над нами словно скала над мелкими камушками. Прямая спина, руки по швам, немногословен. Почему военный работает на кого-то вроде Хейла? Я мысленно поставил себе галочку разобраться с этим позже. — Это не моя забота! — Питер велел присматривать за тобой, а не быть твоей собачонкой. Он ни на йоту не повысил голос. — Хорошо. Тогда ты посиди с Айзеком, а я найду чёртов платок. И когда я в силу привычки и ёбаного везения вляпаюсь в неприятности, сможешь сказать Питеру, что сделал всё, что мог. Мой телохранитель раздул ноздри, тяжело дыша, сплюнул на пол. Когда он сделал шаг ко мне, я приготовился к удару, но он просто прошел мимо. — А ты растешь, — усмехнулся Айзек. Я попытался сглотнуть — не вышло. Схватив со стола стакан с компотом Айзека, я в два глотка осушил его. — Да, я учусь. Я стер со лба пот, отставил стакан. На голову мне что-то мягко приземлилось, мимо прошла тёмная фигура, намеренно задев меня плечом. Я подавил усмешку и снял с головы платок. Вновь притянул к себе Айзека, несильно дёрнув за руку. Он послушно разместился на мне, закинув на меня ноги. Плеснув на платок воду из бутылки (которую я успел выхватить у Глена — парня на раздаче в столовой), я прижал его к разбитой губе Айзека. Он застонал, мертвой хваткой вцепившись в мою руку — остались три царапины. Я почувствовал, как под пальцами что-то лопнуло. Платок в середине окрасился красным. Айзек уткнулся мне в плечо, я чувствовал, как он вздрагивает, стоило мне сильнее нажать на разбитую губу, слышал, как тяжело он дышит. Когда он поднял голову, щеки его были мокрыми. Он перестал дрожать, руками сминал брюки у меня на коленях. Сильно хмурился. И в глазах было то, чего я раньше никогда у него не видел — страх. Осознание мурашками пробежало по спине. Я обернулся. Дерек стоял у меня за спиной, сложив руки на груди. На меня он вовсе не смотрел, зато в Айзеке прожигал дыру. Он поманил его двумя пальцами — Айзек неуклюже слез с меня, тихо поблагодарив за помощь. — Стой… Меня резко схватили на плечо, заставляя сесть. Я зашипел, вцепившись в чужую руку. — Уймись, Бэтмен. Питер обхватил меня поперек груди, не давая возможности ринуться за Айзеком, другой рукой зажал мне рот. — Смирись с тем, что некоторые вопросы решаются без тебя, детка. Меня окатило липкой волной паники. Я до сих пор не привык к нему. Не привык к тому, что он может в любой момент вот так притянуть меня к себе на глазах у всех, коснуться губами шеи, забраться руками под кофту. Только ему удается шептать пугающие вещи с такой теплотой, что холод пробирает до костей. Только Питер может угрожать лаская. Он лизнул ушную раковину, положив ладонь мне на сердце. Ходячий детектор лжи. — Детка, опять копаешь под меня? Я глубоко вздохнул, готовясь солгать, и закашлялся. Вздрогнул, когда рука Питера, ухватив меня за подбородок, вывернула голову к себе, другая рука прожигала дыру у меня в груди. — Подумай хорошенько, Стайлз. А вот по имени он звал меня крайне редко. — Ты уверен, что хочешь мне солгать? Я поджал губы. — Ты накажешь меня вне зависимости от моих слов. — Но твоя ложь меня расстроит. Он провел рукой от моей груди к животу — я вздрогнул. Табун мурашек не переставал блуждать по моему телу. — А ты ведь не хочешь меня расстроить? На нас смотрело множество глаз, предвкушая интересное зрелище. Я оперся рукой на промежность Питера, вставая. Он вскрикнул от неожиданности и боли, вцепился в мою руку, притягивая меня обратно. Я буквально плюхнулся на него. Руки замком сомкнулись на моей груди. Толпа зашушукалась. — Давай не на людях, Питер. — Не привык к зрителям? — Не привык к оценкам! Питер хмыкнул. — Я думал, ты отличник. Я вновь вздрогнул, в который раз пугаясь осведомленности этого человека. Пытаясь уйти от непрекращающегося шёпота Питера, я отвернулся. Замер как кролик перед удавом, поймав на себе взгляд карих глаз. Тео пожирал меня голодным взглядом. Я поспешил отвернуться. — Мне же не нужно напоминать тебе, кому ты принадлежишь? Как не странно в этот момент объятья Питера успокаивали и приободряли, словно я в безопасности. По крайней мере от других. — Издеваешься? С ним? — я откинул голову ему на плечо, пробежал кончиками пальцев по скуле. — Лучше уж ты. Питер ласково убрал мою руку от своего лица, поцеловал запястье — у меня вновь пересохло во рту. — Хорошо. Я рад. А я редко бываю доволен тобой. — И что дальше? — Дальше возвращайся в камеру и не раздражай Адама. Я скоро подойду. — Дела? Питер тяжело вздохнул, притягивая меня к себе за шею, натянуто улыбнулся. — Стааайлз, — протянул он нетерпеливо. — Не давай мне поводов привязывать тебя цепями к кровати и засовывать кляп в рот. — Мм, ролевушки? Питер звонко рассмеялся, целуя меня в губы. Рука опустилась мне на ягодицу, стало жарко. — Я приду через час. Дождись меня, — прошептал он мне в губы. Язык медленно очерчивал их контур. Я сжал член рукой, тихо застонал, потянувшись за поцелуем. Я стал зависим от него. — И не вздумай дрочить. Я проскулил что-то в ответ. Он сунул руку мне в штаны, нажал на анус — я послушно раскрылся, принимая несколько пальцев, дыхание сбилось. Питер прикусил меня за ухо, возвращая в реальность. — Подрочишь при мне. * * * Когда потребность держаться от окружающих отпала, жизнь стала невыносимо скучной. Целый год я жил что называется «на чеку», а теперь единственный за кем надо было пристально следить, был тот, с кем я делил постель. Будучи под крылом Питера я мог не опасаться домогательств со стороны других заключённых. Питер высоко поднялся и идти против него осмеливались немногие. Увы, меня угораздило стать одним из тех немногих. За год, проведенный в тюрьме, я повидал множество членов, но так и не увидел, чем великий и ужасный Питер Хейл занимается в стенах нашей обители. А потому по старой привычке я занялся шпионажем. Я пытался в открытую разузнать о нем, но натолкнулся на непробиваемую стену из недоверия (откуда бы ему взяться) и сарказма. Когда я после очередного ночного марафона лёжа на теплой груди Питера поинтересовался, чем он занимается, то услышал в ответ: — Малыш, все, что тебя должно волновать, это как правильно подставить мне задницу и лизать член, чтобы у меня глаза от удовольствия заказывались. Остальное — не твоего ума дело. Больше попыток я не предпринимал. Тони, хоть и была у меня в долгу (по ее собственным словам), ясно дала понять, что все что было между нею и Питером навсегда останется между нею и Питером. Я в который раз поражался безграничной преданности этому Дьяволу. Страх и уважение. Как ему удалось этого добиться? — Ладно. Ну, а как он любит трахаться? — признаться, меня начинала подбешивать такая преданность существу, недостойному даже касаться такой, как Тони. — Или это тоже только между тобой и Питером? Тони улыбнулась, обнажив белоснежные зубы. Положила руку мне на плечо, пальцы другой очерчивали скулу, царапая ее когтем. — Ну что ты, милый. Какие тут секреты. Питер любит трахать своего партнёра до потери пульса, до белых пятен перед глазами. Доводит до исступления, до изнеможения и желания выброситься в окно. Вытрахивает весь дух своим огромным членом и не останавливается, пока партнёр не потеряет сознание от удовольствия. Ебёт так долго, так грубо и так глубоко, что после него никогда не захочешь подставлять задницу никому другому. Я сглотнул. Во рту моментально вновь собралась слюна. Задница запульсировала. — И как же ты теперь без него? — прохрипел я. — Ауч! Острый коготь полоснул меня по щеке, оставив ровную линию. Тони слизала капельку крови со своего пальца. — Границы переходишь, Стайлз. Неужели Питер ещё не научил тебя следить за языком? — О, он старается изо всех сил. Дело в том, что я плохой ученик. Тони усмехнулась. — Питер терпеливый учитель. Терпеливый и очень строгий. Позволь дать тебе совет, Стайлз: слушай, что говорит тебе Питер. Он не большой любитель разговоров, потому если заводит разговор, то только по делу. И если он говорит тебе не лезть в его дела — сиди тихонечко в своей камере и радуйся, что цел. * * * Тихонечко сидеть в своей камере и радоваться, что цел. Меня хватило едва ли на полчаса. Чему радоваться? Что после перевода в камеру к Питеру я не продвинулся ни на шаг? Ни о нем, ни о его делах так ничего и не выяснил (лишь слухи), на сходках не бываю, новые знакомства не завел. Зато отлично надрессировал задницу, хоть сейчас на скачки. Я вскочил с кровати, нетерпеливо прошёлся по камере — ни одной годной мысли. Буквально вырвавшись из камеры я наткнулся на своего телохранителя, тот скривился, словно гнилой фрукт увидел. Даже не скрывает, что я ему противен. Я в который раз закатил глаза и быстрым шагом направился прочь от него. — Куда? Тяжёлые шаги следовали за мной. — Как обычно. К себе в офис. Можешь записаться у моего секретаря. Шаги позади меня не отставали. — Питер не давал никаких распоряжений. После обеда в камеру и точка. — Он в курсе о моих планах, — солгал я, махнув рукой. Иначе этот остолоп никогда не заткнется. — Думаешь, я могу хоть что-нибудь сделать без его ведома? Хмурая скала поджала губы, но спорить не стала. Я вошёл в свою обитель, свое пристанище, мой оазис в этой пустыне невежества. Библиотека. Единственное место, где можно побыть в тишине и с пользой провести время. Пожалуй, единственное место, где у Питера нет глаз, хотя и здесь пару раз мною протирали пыль с полок. На секунду я задумался о наказании, что придумает для меня Питер за побег от телохранителя. Покидать камеру мне не запрещено, но вот сбегать от его людей, прикрываясь его именем, категорически запрещено. Я вздрогнул. Будто Питеру нужен повод, чтобы наказать меня. «Профилактика никогда не бывает лишней, малыш», — как сказал бы Питер. «От правосудия никому не укрыться», — любил повторять профессор Бейкон на юрфаке. Что ж, не в первый раз. Сегодня в библиотеке было от силы людей пять, впрочем, как и в любой другой день и час. Не самое популярное место, поэтому оно мне и нравится. Пока я учился в Гарварде, времени на чтение художественной литературы совсем не было, зато сейчас его у меня вагон. Взяв «Трёх мушкетёров» А. Дюма и расположившись на подоконнике в самом дальнем углу этого Богом забытом помещения, я приготовился отдохнуть. Скорее почувствовав, нежели что-то услышав, я напрягся, навострив уши. Закрыв книгу и отложив ее вглубь подоконника поближе к окну, я присел на корточки, спрятавшись за стеллажом. Сердце быстро стучало, отдаваясь в горле, пальцы на руках подрагивали. Я сглотнул кислый ком. Предчувствие меня не обмануло — я был не один. Неподалеку от меня между стеллажами стояли двое мужчин. Один — огромный угрюмый детина, в котором я узнал Боба, того самого, кто вспорол брюхо парню, лежащему рядом со мной где-то с полгода назад. Другим оказался немолодой человек в форме. Охранник. Это меня нисколько не удивило. Все продаются. Охранник всучил что-то Бобу, отсчитал купюры и уже любезней отдал и их. Боб сделал запись в своем блокноте, казавшимся слишком маленьким в его огромной руке. Оба, не сказав ни слова, разошлись. Я последовал за Бобом, «Три мушкетёра» остались одиноко лежать на подоконнике. Выйдя через вторую дверь в библиотеке, которую поставили из-за соображений пожарной безопасности и которую большую часть времени держали закрытой, я двинулся по плохо освещенному коридору. Где-то впереди меня раздавались шаги. Огромный силуэт Боба скрылся за поворотом, пригнувшись, я ускорился, чем едва не выдал себя, выскочив из-за угла. Боб негромко переговаривался с кем-то. Из-за его массивной фигуры было сложно разглядеть его собеседника. Чтобы не попасться, я, прижавшись к стене, прислушивался к голосам. Боб отчитывался: называл какие-то имена, цифры, немного посмеивался над чем-то, но в целом это был сухой доклад. И вот наконец раздался голос второго человека: — Ты проделал большую работу, Боб. Признаться, я и не догадывался о твоих скрытых талантах. У меня кровь в жилах застыла. Казалось, температура в коридоре понизилась на несколько градусов, из-за шума крови в ушах я прослушал дальнейшие слова. Меня обуяла паника. Я прикрыл рот ладонью, посчитав, что даже дышу громко. Питер и Боб продолжили разговор: — Могу я надеяться на долгосрочное сотрудничество, мистер Хейл? — Боб, ты же понимаешь, педофилов и убийц детей никто не любит. — А как же те, кого я убил по вашему приказу? Вторую руку я положил на сердце. До сих пор не понимаю, как никто не услышал моего громкого сердцебиения. Голос Питера стал холодным, я внутренне сжался, словно злились на меня. — Тебя что-то не устраивает, Боб? Ну так я тебя не держу. Но, сам понимаешь, далеко отпустить с той информацией, которую ты имеешь, не могу. Боб откашлялся, отчего я подскочил на месте. — Нет, сэр, простите. Дело в том, что с последнего убийства я ничего не имел, кроме проблем. Ну, помните, паренек, что хранил золотые украшения в брюхе? Пришлось вскрыть его, как поросенка, визгу было. — Оставь красочные описания кому-нибудь другому, о своих поручениях я помню. Меня замутило, стоило вспомнить вспоротый живот парня, что лежал в метре от меня. Холодное тело, запах начавшегося разложения и дикий холод, который до сих пор меня не покидает. Я опустился по стенке, сжал пальцами виски — стук не прекратился. Я вскинул голову — голоса стали тише. Выглянув за угол, я заметил приоткрытую дверь. Стоило мне встать и начать двигаться к ней, как меня грубо прижали к стенке, а рот зажали ладонью. Я замычал, уперся рукой в широкую грудь. В нос ударил запах хлороформа, глаза заслезились. Чужая рука схватила меня за член — я сжался, прокусив губу. Видно, судьба у меня такая — сдохнуть в поганом месте от рук извращенца. — Следишь за своим боссом? — промурлыкал знакомый голос. Я распахнул глаза. Дурноту прогонял гнев. Ублюдок. И почему никто не грохнет его? — Или за любовником? Тео сильнее сжал мой член, я в ответ попытался заехать коленом ему в пах — не вышло. — А Питер знает, где гуляет его собачонка без сопровождения взрослых? Я протестующе замычал, стоило ему оттянуть воротник моей футболки и впиться губами в шею. Язык влажно прошелся от ключиц к подбородку, слюна стекала с шеи. Я вздрогнул от отвращения. Тео лишь на мгновение оторвался от меня, чтобы заглянуть в глаза, а затем вновь прильнул губами к сонной артерии. С омерзением я осознавал, что он ставит мне засос, помечает меня. И, не сомневаюсь, Питер спросит с меня за это. А за последний год оправдываться я устал. — Не ломайся, Стайли! Не будь такой недотрогой, не повторяй судьбу Кевина. Я вздрогнул, по спине прошёлся холодок ужаса. В глазах защипало. — А ведь будь паренёк сговорчивее, сейчас бы в золоте купался. Я зажмурился. По щеке скатилась одинокая слеза. — Жаль. Задница у него была отменная, прямо как у тебя. Да и с виду ты крепче Кевина. Ты же не пойдешь вешаться, Стайли, потому что устал сосать члены? Во мне клокотала ненависть. На Тео, на Питера, на Дерека, Боба и им подобным, превращающим жизни вроде моей и Кевина в сущий ад. Почему у них должно быть все, тогда как мы отдаем последнее? Почему они живут припеваючи, а мы хотим вешаться на лестнице? Почему чтобы остановить все это, кто-то должен умереть? Я закрыл глаза, силой подавляя злость — она с холодным потоком отступила. Страха не было, не было и отвращения, лишь холодный расчет. Кто, когда и как. Тео сам загнал себя в клетку, а лишь защелкнул замок. Я расслабился, поддаваясь ласкам Тео. Нарочно громко застонал в его ладонь, стоило ему расстегнуть молнию на моих джинсах и пройтись горячей ладонью по стволу. Пожалуй, его расстроило, что у меня не стояло, но не остановило. Дальше на пол полетела футболка, а потому рука с моего рта исчезла. Тео пристально наблюдал за мной, видимо, ожидая подвоха. Я утянул его в поцелую, потираясь промежностью о его вставший член, проник языком внутрь, а когда он схватил меня за волосы, прикусил ему губу, протестуя. В долгу он не остался, и спустя секунду с моей губы стекала розовая слюна. Я сжал его член сквозь джинсы, оскалился. Впрочем он принял улыбку за искренность и сам быстро расправился с молнией и пуговицей. — Я не хочу, — твердо сказал я, вновь уперев руки ему в грудь. Тео нахмурился, принимая свой истинный облик, огонь в глазах разгорался. Он грубо развернул меня и впечатал лицом в стену, из разбитой брови потекла кровь. Руки он туго стянул моей футболкой у меня за спиной. Я надеялся, что останутся следы. И когда Тео приставил член к моему анусу, надавливая и шепча, что мне очень понравится, я закричал во весь голос: — ПОМОГИТЕ! Тео замер, загнанно дыша мне в затылок. Спохватившись, закрыл мне рот ладонью, стоило мне вновь его раскрыть. Но было уже поздно, из-за угла раздались шаги. Питер выскочил к нам в коридор и замер, я надеюсь шокированный зрелищем: я с завязанными за спиной руками и членом в заднице; из брови и губы течет кровь, а по щекам стекают слезы. Ему понадобилось не больше минуты, чтобы оценить ситуацию. В следующее мгновение Тео полетел на пол. Опустившись на пол, я отвернулся и закрыл уши руками. Сквозь пелену страха и усталости я четко понимал одну простую вещь — Питер убьет Тео. И уже начинал прикидывать, как мне разыграть эту карту в будущем. * * * Я долго не открывал глаз. Несмотря на то, что уши я закрыл руками, до меня доносились чавкающие звуки ударов. Как-то мне приходилось видеть фотографию человека, избитого до смерти. Это было ещё во времена практики в Гарварде. Тело опухло от полученных увечий, лицо напоминало переварившуюся картошку: оно перекосилось от кровавых подтёков и вздулось. Казалось, что его как пластилин можно мять, и оно примет любую форму. Меня взяли на руки и понесли. Я не открывал глаз, рук от ушей не отнимал. Питер отнес меня в душ, усадил на холодный пол, направил струю на меня. Меня всего трясло, руки и ноги не слушались, но стоило Питеру окатить меня водой, как я рванул вперёд. Меня перехватили поперек груди, прижали. Вода заливала глаза, попадала в рот. Я вцепился пальцами в рубашку Питера. — Питер, пожалуйста! Он сжал меня сильнее, придерживал голову, жёстко зафиксировав ее. — Дыши, детка. Дыши, Стайлз. Вместе со мной. Я поперхнулся водой, зашелся в приступе кашля, рыдая, крича и молотя по Питеру руками. Он молча смотрел, выслушивал. Весь сырой, спокойный, с пятнами крови на рубашке и лице. С длинных пальцев, которыми он меня растягивал, стекала розовая вода, костяшки разбиты. Меня вывернуло наизнанку. Те же руки, что совсем недавно молотили человека, сейчас поглаживали меня по спине. — Это нормально. Все хорошо, — повторял он. «Нет, Питер, это не нормально. Все далеко не хорошо». Сквозь мое прерывистое дыхание раздавался свист. Зуб на зуб не попадал. Я поднял заплаканное лицо на него, всмотрелся в этого безумца. Спокойный, как и всегда. Для него этот день мало отличается от предыдущих. И в этот момент я понял, что понятия не имею, за что Питер оказался в тюрьме. — Ты псих. Я отодвинулся от него подальше, насколько позволяло пространство, прижался к холодной стене. В одно мгновение он оказался вплотную ко мне, рука проскользнула мне под поясницу, другая перехватила руку, что пыталась его оттолкнуть. Резким рывком он усадил меня себе на колени, спиной я так и упирался в стену. Я оказался в ловушке. — Разве я не говорил, что ты принадлежишь мне, Стайлз? — моё имя из его уст прозвучало, как оскорбление. — К тому же разве не ты крикнул «Помогите»? Этот упрек уколом отозвался в голове. Он видел меня насквозь, он читал меня, как открытую книгу. Я желал Тео смерти, я хотел, чтобы Питер убил его, и сделал для этого достаточно. Я убил Тео. Но сейчас, когда его холодный труп лежал в темном коридоре, а с рук Питера стекала кровь, мне стало тошно. — Если хочешь винить кого-то — вини себя. В камеру я возвращался один. Сырой, полуголый, дрожащий и напуганный. Адам встретил меня еще до того, как я дошел до общего блока, накинул на меня одеяло, прикрыв голову. Вопросов он не задавал. * * * Шептаться начали в тот же день. В таком месте, как тюрьма, где даже посрать в одиночку не дают, сложно сохранить что-то в секрете. И если ночь выдалась относительно тихой, то наутро стали судачить о смерти Тео. За что Питер убил Тео и как во всем этом замешан я? Питер ушел еще до того, как я проснулся, потому я остался один, не считая Адама, находящегося где-то поблизости. Теперь его лицо украшала рана вдоль лба — наказание за то, что его не было рядом со мной вчера. Проснувшись, первым делом я извинился перед ним. От покачал головой, нахмурив брови. — Это я должен извиниться. То, что вчера случилось с тобой… я обязан был уберечь тебя от этого. Я лишь покачал головой. Будь Питер адекватным человеком, а не отморозком, всего этого могло и не произойти. Из носа вновь потекло, я вытер его простыней. Адам недовольно сопел у решетки. — Ты собрался всю оставшуюся жизнь провести в этих стенах? — Хотя бы до тех пор, пока люди не перестанут судачить. — Они никогда не перестанут, ты знаешь. — И что мне делать? — Питер сказал бы: «Сиди тихо и не высовывайся». — А что скажешь ты? Адам вошел в камеру, приблизился ко мне. Большим пальцем почесал рану на лбу, нахмурился. — Расскажи людям свою версию событий. Ты один из немногих, кто может это сделать. — Мое слово против слова Питера. Я истерически засмеялся, держась за живот. Оплеуха Адама привела меня в чувство. — Во вчерашней потасовке участвовало три человека, в живых осталось двое. Может, ты и шлюха в глазах большинства людей, но здесь вы равны. Ты — язык. Человек, который может поведать о произошедшем. Живой свидетель вчерашнего происшествия. Поверь, люди захотят послушать твою историю. И в этом случае они наплюют на твой статус. Адам не просил и не предлагал, он требовал от меня ответа и незамедлительного. Честно говоря, я не мог понять, на чьей он стороне, хотя склонялся к мысли, что сторон он не выбирает, просто работает на того, кто платит. Адам припечатал меня к стенке, когда я вновь был готов разрыдаться, встряхнул как следует. Я захлебнулся всхлипом. Адам был прав. У меня появилась возможность изменить свой статус и я не намерен был упускать эту возможность. Я выпросил дежурство в столовой, чтобы оказаться в гуще событий. Я слушал различные версии, лишь немного их корректируя, убирая ненужное. За полчаса до ужина я начал говорить. Адам был прав, люди слушали с охотой. Я мог наплести им в три короба, но, похоже, их это не волновало. Им нужна была сплетня из первых уст, потому я говорил. Я говорил правду, я говорил ложь, я говорил то, что мне было нужно. Я преподносил ту историю, которая могла бы вытащить меня из ямы… или похоронить в ней навсегда. Питер на ужин опоздал. Должно быть разбирался с сержантом. За час слух разошелся по всему блоку и наверняка дошел и до его ушей. Питер влетел в столовую — наступила тишина. Взмыленный, растрепанный, в расстегнутой рубашке. Его щека дергалась, руки сжимались в кулаки. Я напрягся и поспешил отвернуться. — Ты, — уверен, палец показывал именно на мою спину. — За мной. Я не сдвинулся с места. Свита Питера нервно переглядывалась. Позади себя я услышал шаги. — Хочешь устроить разборки здесь? Я думал, ты не любишь зрителей. Я повернулся, подняв руки вверх. — Я просто хочу доесть свой ужин. Голос мой дрожал, как и руки, но отступать было поздно. Питер вздернул бровь в вопросе, с усмешкой обвел рукой людей за столом. — В компании людей, имевших тебя? Вопреки плану я начинал заводиться. — Благодаря тебе здесь мало людей, не оттрахавших меня. — Так это моя вина? — Я этого не говорил. — А что ты сказал? Рука Питера сжала мне горло, я машинально дернулся, вредя себе. Его шепот опалил мне ухо, отдался болью в сердце. — Что я псих? Я сглотнул. Потные руки изо всех сил вцепились в скамью. Десятки глаз молчаливо следили за развивающимися событиями, тогда как я грозился не дожить до утра. Питер сжал мое горло, а я все не мог отвести взгляд от него. Я бился в конвульсиях, пока слюни стекали по подбородку. Вопреки моим ожиданиям лишь малая часть присутствующих одобрительно улюлюкала и требовала моей смерти, большинство лишь молча наблюдали. И что особенно радовало, оказались и недовольные. В предсмертной агонии я видел, как сжимает кулаки Адам, подходя все ближе, я видел Тони в обществе девочек, все они беспокойно мялись на месте, я слышал где-то в толпе визг Айзека, но сомневаюсь, что Дерек позволил бы ему помочь мне. Хватка ослабла и я обессиленно упал на пол. Из глаз лились слезы, из-за непрекращающегося кашля я не мог сделать полноценный вздох. Я откинулся назад на чью-то грудь. Адам помог мне подняться. Меня трясло, а от холодного тона Питера пробирал озноб. — Либо ты сам пойдешь, либо я за волосы протащу тебя до камеры. — Стоять сам сможешь? — шепнул мне Адам. Я вежливо убрал его руку, не ответив. — Хочешь винить кого-то — вини себя. Питер замер на месте, я видел, как сильно напряглась его спина, как выгнулась шея. Я слышал, как он смеется, и этот смех еще долго преследовал меня в кошмарах. Да, я бил Питера его же словами, выворачивая правду наизнанку. — Мы оказались в этой ситуации, потому что ты не умеешь держать себя в руках. В толпе послышалось несколько одобрительных шепотков, но стоило Питеру оглядеть людей, как все стихло. — Я лишь забрал свое и преподал урок тому, кто пытался его отобрать. Согласен, слегка переборщил, но извиняться не стану. Я взвизгнул: — Никто не пытался меня забрать! Питер поднял бровь в вопросе, после нахмурился, сделав ко мне угрожающий шаг. Кажется, до него стало доходить, куда я веду. — Мы просто общались. — Ты же сам… Питер так и застыл с открытым ртом, не закончив фразы. Не ненавидь я его всей душой, мне было бы его жаль. — Я не говорил, что он ко мне приставал. Ты все не так понял. Не разобравшись, ты забил беднягу до смерти. Его глаза горели праведным гневом и весь этот гнев был обращен на меня. Я стойко выдержал его взгляд, но мысленно успел раз десять обоссаться. Его щека дернулась, он хрустнул позвонками, делая шаг ко мне. Я затаил дыхание. Мгновение и хлесткий удар опалил левую часть лица. Голова дернулась, коснулась правого плеча и безвольно упала на грудь. Кофту заляпало кровью. Адам помог мне не упасть, придержав за талию. Тишина в столовой давила на уши. Никто не смел вмешиваться. — Значит, вот как ты заговорил? Я все не так понял, да? Я шмыгнул носом, пытаясь остановить кровь — не помогло. Рукава уже были заляпаны кровью. Что-то подсказывало мне, что отмывать от крови придется не только кофту. Питер схватил меня за ворот, притягивая к себе. Я споткнулся, и он потащил меня волоком, шипя мне в ухо: — В следующий раз я дождусь, пока тебе засадят по самые гланды, прежде чем поинтересоваться, что же происходит. Тебя устраивает такой расклад? Я вцепился в его руку мертвой хваткой, заставил склониться к себе. Черт! Я почти сожалел о содеянном, но, как известно, победителей не судят, а я намерен был победить в этой схватки и начать собирался в этот день. — Меня бы устроило, если бы ты не выпускал мозги каждому, с кем видишь меня. Это слышало по меньшей мере дюжина человек, находившихся рядом со нами, и не менее пятидесяти видели реакцию Питера. Как и обещал, он за волосы протащил меня по всем коридорам в камеру, несмотря на отборный мат с моей стороны и попытки ухватиться хоть за что-то. В итоге я только руки ободрал, поцарапался о гвоздь, но остановить Питера так и не смог. Адам торопился за нами. Наверное, я выглядел жутко напуганным, раз он осмелился вмешаться. — Босс? — Ты не нужен. Иди! — Босс, лучше оставьте его на меня. Питер развернулся. Даже я видел снопы искр, что летели из его глаз. У самого меня язык отнялся, я не мог выдавить из себя больше ни слова. — Я сказал, проваливай. Адам так и остался стоять в коридоре с мученическим выражением на лице. Меня силой втолкали в камеру, плед упал с решетки, погружая нас во тьму. Я заскулил. Не хочу умереть, как Тео. — Значит, нравится, когда тебя насилуют? Я замотал головой, но, полагаю, в темноте Питер этого не заметил. Он схватил меня за шкирку и швырнул на кровать — я ударился лбом о стену. В голове затрещало. С меня рывком стянули штаны, изорванной, кровавой, наполовину снятой кофтой завязали руки за спиной. Питер ткнул меня лицом в подушку, заглушая рыдания, навалился сверху. Когда к моему анусу приставили член, я задергался в истерике. Никакой жалости, никакой нежности, никакой смазки. Я истратил свой лимит. Я едва не задохнулся, так сильно рука Питера сжимала мне шею, вывихнутое плечо пульсировало. Одним резким толчком он вошел — в глазах потемнело. По бедрам стекала кровь, по щекам слезы, а в горле застыл беспомощный крик: «Почему я?» * * * Когда я смог стоять без посторонней помощь, изредка опираясь лишь о стену и еще реже на Адама, я стал понемногу выползать из своей норы. Как и раньше я стал пропадать в библиотеке. Адам больше не возникал, напротив, зная, что Питер должен скоро вернуться, сам предлагал мне пройтись. Мы стали больше разговаривать. Не только с Адамом, я успел познакомиться с Фрэнком, Биллом, Бойдом, Эриком и Лэсли. Всемером мы после ужина собирались в библиотеке играть в покер. В ход шли сигареты, презики, аспирин, особой популярностью пользовались яблочный шампунь и клубничная смазка. Я рассчитывал унести весь куш. — Не зарывайся, адвокатишка. Уверен, ты блефуешь! Эрика мое образование выводило из себя. Самого его выперли ещё с первого курса. Говорит, попался продажный адвокат, велел заключать сделку с судом: мол, дадут четыре года, через год выйдешь условно. Эрик сидел уже пятый год. — Тогда ставь. Лэсли разглядывала наманикюренные ногти, бросая из-под длинных ресниц взгляды на Фрэнка. Фрэнк мог думать лишь о том, как бы отыграть хоть часть проигранного товара. Несмотря на аполлонскую внешность, умом он не блистал. Билл намеревался толкнуть товар «нигерам». Исходя из последнего кона, я подозревал, что задуманное он осуществит. Лицо Бойда не выражало ровно никаких эмоций. С ним сложнее всего, никогда не знаешь, о чем он думает. Это позволяло ему едва ли не каждый раз уносить немаленькую прибыль. Как понятно из описанного, приглашали Бойда мы не часто. — Вскрываемся? Лэсли томно вздохнула. Проигрыш Билла будет дорого стоить его симпатичной мордашке, что несомненно расстраивало девушку. — Мозгляк! Я вздрогнул от громкого баса. Не видел его с того момента, когда он спас мою задницу. Его звали Александр. Звали так друзья и враги, звала охрана и подчинённые. Что-то подсказывало мне, что и жена бы так называла, будь он женат. — Тони хочет видеть тебя. Идём! Спорить с Александром себе дороже, но клубничная смазка… — Мы как раз вскрываемся. — Не пойдешь сам — потащу силой. Александр сделал несколько шагов в мою сторону. Моя шея взмокла. — Две минуты, — прошептал я, скукоживаясь в кокон. Александр был иного мнения. — Всё. Он склонился надо мной, я зажмурился. — Чего хочешь? Я испуганно приоткрыл один глаз. — Шампунь и смазку. Александр под разинутые рты остальных схватил со стола два предмета, меня перехватили поперек талии и потащили из библиотеки. Я слышал, как оттуда доносилось возмущение и истерика Билла. Успокоил всех Адам, заявив: — Ему можно. Я болтался в районе задницы Александра, моя голова ударялась о его бедро. Мы прошли половину пути, но на пол меня так и не поставили. Я стал задумываться, в каком виде меня попросили преподнести — живым или готовым? — Давно хотел спросить, в каких вы с Тони отношениях? Я вывернул голову, снизу-вверх наблюдая за ним. Он не изменился в лице. — В платонических. — И? Александр встряхнул меня за шиворот, наши головы оказались на одном уровне. Он ждал продолжения. Ноги так и не касались пола. — Твои услуги оплачивают секс? — Нет. — Тогда это не только платонические отношения. Александр выгнул бровь в вопросе. — А какие отношения у тебя с Питером? Я заскрипел зубами. — Хозяин-раб. Он лишь хмыкнул. — Не стоит лезть в чужие отношения. Мы пошли дальше. Точнее шел Александр, а меня все ещё тащили следом. — Знаешь, я могу идти сам. — Нет, не можешь. Тишина резала слух. — Уже все знают? — Большинство. — И что поговаривают? Что я надоел ему? — Что он сам нарушает свои же правила. — Не понял. Какие правила? — Мы пришли. Тони ждала нас, сидя на кожаном кресле, она болтала ногой, выжидающе поглядывая на нас. Прежде чем Александр скрылся, я схватил его за руку. — Какие правила? Он долго всматривался в меня, на лице мелькнула тень сомнения. Сомневался ли он в том, что я не посвящен в дела Питера? Знал ли, как мало мне известно или какое место я занимаю в его планах? Порой мне казалось, что всем известно большего моего. Порой я чувствовал себя лишь пешкой в игре королей. Но и пешке порой удается свергнуть короля. Александр поверх моего плеча посмотрел на Тони, та одарила его очаровательной улыбкой. Лицо его не дрогнуло, но пробежала тень улыбки. Отрешенно он произнес: — Личное — это личное. *** Тони почтительно извинилась за своего любовника, клятвенно обещая, что кромсать на кусочки и закапывать в землю меня никто не станет. Иллюзии по поводу их отношений развеялись. Я не мог скрыть улыбку. — Я не понимаю, как ты выбираешь себе мужчин. Тони сидела, закинув ногу на ногу. Даже в тюремной робе она выглядела обольстительно. Длинные ноги раскрылись ножницами и поменялись местами. Я сглотнул. — Я не то что бы выбирала, Стайлз. Скажем так, я не смогла сбежать. — А я-то ожидал услышать рецепт счастья. — А он у тебя есть! Она вновь коснулась моего лица кончиками пальцев, нежно погладила щеку, очертила скулу, контур губ. — Не проси у жизни больше, чем имеешь, и довольствуйся тем, что у тебя есть. От Тони я выходил посвежевшим, но, как и прежде, с ворохом мыслей. После каждого нашего разговора я начинал сомневаться, такой ли уж Питер дьявол. В камеру я возвращался уже без Адама, который остался доигрывать партию. Меня распирало от любопытства, кем же валяется Александр, раз Адам, человек военный, серьезный, не привыкший доверять другим, спокойно отпустил меня с ним. У меня сложилось мнение, что они знакомы, хоть доказать я это и не мог, а у них спрашивать бесполезно. Задумавшись, я едва не налетел на Боба. Я заметно вздрогнул, из моего рта вылетел писк, Боб оценивающе разглядел меня, облизнулся, обнажая желтые зубы. — Жаль, — лишь обронил он, сплюнул на пол и пошёл дальше. Я понимал, что идея вновь проследить за ним — безумна. Мне повезло раз не попасться, так стоит ли испытывать судьбу, учитывая, что я не всегда лажу с Питером? Папа говорил, что у меня собачий нюх на проблемы и куриные мозги. Боба я встретился на том же месте, что и в прошлый раз, он вновь отчитывался Питеру о проделанной работе. Я стоял все на том же углу, слушая отчёт, опустил глаза. В неровную поверхность пола въелась кровь, оставленная Тео в прошлый раз. Меня замутило. Боб быстрым шагом промчался мимо меня, когда меня скрутило в темном углу, вскоре удалился и Питер. После инцидента с Питером (а таковых у нас с ним набралось немало), лежа в очередной раз с разорванной задницей и гудящей головой, я в сотый раз задумался, что единственный способ мне утвердиться в тюрьме (не шлюхой) — это подрезать Питера. Не знаю, что он сделает со мной, когда узнает, что я спер у него ключ и сделал дубликат, но я молился всем известным мне богам, чтобы ключ подошел. Щелкнул замок — я оказался внутри. Небольшое помещение, чуть больше камеры, в которой я провел чуть больше года, книжный шкаф, стол, пара стульев, старая койка у стены, сортир в углу. Поймай меня здесь Питер, и никто искать не станет. Он прикует меня кандалами, что валялись в углу и будет трахать на пожеванном молью матрасе, пока я не сдохну. Я поторопился: перерыл бумаги на столе — сплошь счета, имена, название компаний; провел пальцем по корешкам книг — философия, психология, маркетинг. Узнаю вкусы Питера. Я вычистил шкаф, но не нашел ничего подозрительного, я смел все со стола — пусто. Когда Питер придет сюда, то поймет, что кто-то здесь был. «Хуле тогда рыпаться?» — сказал бы мне Деннис. А потом добавил: «Ты всё просрал». Я плюхнулся на койку, которая на удивление оказалось очень даже мягкой и прохладной. Я ткнулся лицом в подушку, вздохнул полной грудью запах Питера. Я прикусил ребро ладони, чтобы возбуждение спало. Перевернувшись на спину, я сунул руку под подушку, оказалось под матрас. Рука нащупала книгу. Чёрный маленький блокнот, что таскал с собой Боб. Потрепанные страницы, много исправлений. Я пролистал блокнот к началу — каллиграфический почерк с наклоном вправо покрывал страницы. Имена, должности, приблизительные даты работы. К Питеру приходили, чтобы устроиться на работу, а также сделать ставку на то, сколько продержатся новички, купить «девочку», продать товар, узнать информацию. Как он однажды сам сказал: " Все покупается и все продаётся «. Стало быть тогда в первую неделю моего пребывания здесь, стоя на коленях перед Питером в столовой, я устраивался на работу. А я и не знал. В блокноте было много чего, но большая часть была посвящена продаже. Продаже новичков. Не знаю, как так вышло, что каждый новый зэк автоматически принадлежал Питеру, видать какая-то договоренность с охраной, но те, кто хотел себе «целочку», шли к нему. Питер Хейл — управляющий самого большого борделя! Я усмехнулся. Раз у него столько шлюх, что же он ко мне пристал? Я стер слезы с глаз, улыбка сползла с моего лица, я вновь протер глаза, надеясь, что мне показалось. Взгляд упал на одно имя. Знакомое имя. Руки безвольно опустились вдоль тела. И почему я не удивлен? Ты думаешь, что управляешь своей жизнью, а на деле, ты — марионетка в руках психопата. Думаешь, что добился чего-то в жизни, а на деле тебе позволяли занять удобное психопату место. Мы все лишь исполняем отведенные нам роли, мы — пешки в игре тиранов. Я скинул все документы со стола в ведро, сгреб все, что нашел в комнате, все, что могло пригодится Питеру в его сделках. Залил все это виски, что нашел в шкафу между книгами. Уверен, он был дорогим, Питер не позволяет себе размениваться на мелочи. Я поджег листок бумаги, на котором стояла подпись директора тюрьмы, подержав его пару секунд над ведром, я разжал пальцы — огонь завладел всем, что имелось в ведре. Он разгорался медленно, но верно, пожирая бумагу, не подозревая, что уничтожает сделки могущественных людей и их деньги. От великой затеи Питера Хейла оставались лишь обгоревшие кусочки, что летали по комнате. Империя Питера Хейла начала свое падение. Я смотрел на то, как горят его деньги, его планы, как медленно сгорает его бизнес и тлеет уважение его свиты и приговаривал: — Гори, как горели мои надежды и мечты, как горело мое блестящее будущее юриста. Я вырвал листок из блокнота, зажал его зубами. Блокнот сунул в штаны. Чиркнув спичкой — лишь с третьего раза — я поджег листок. Пламя быстро стало пожирать бумагу. В огне исчезали имена и цифры, знакомые фамилии и чужие, деньги, что были уплачены за новичков, ставки, что делали на них надзиратели и былые заключенные. Вот огонь добрался до конца листка, пожирая мое имя и мой статус, мою цену и мое будущее. «Стайлз Стилински. Шлюха. +/- 1 год. Ставка: 1.000$ с любого поимевшего». Слова быстро исчезали, оставляя после себя лишь гарь в носу и обугленные пальцы. Я тихо зашипел, когда пламя обожгло мне пальцы, и выронил горящий листок. Странно. Сколько не испытывай в жизни боли, к ней не привыкаешь. Всегда стараешься избежать.