Бармен, смешай мне покрепче

Сакура не помнит точно, как это началось. Может быть, это всегда было в ней … начато? Да, начато. Как начатая пачка чипсов Чоджи. Она часто общалась с ним, Ино и Шикамару после предательства Саске, ухода Наруто. Все-таки знакомые лица, одноклассники, союзники. Вместе экзамен на чуунина сдавали, тренируясь до обмороков, от рассвета до заката и потом еще немного. Так или иначе, Сакуре никогда не удавалось поймать тот момент, когда Акимичи вскрывал новую упаковку чипсов. Смотришь на пухленького (сначала мальчика, потом) подростка, а он жует себе и жует, и его рука в пакете все опускается и опускается глубже, пока чипсы не кончаются. Чоджи как-то сказал, что не может остановиться, поедая их, пускай вкус давно знакомый, а некоторые виды уже приелись. Он сказал тогда, пожав плечами, что это привычка, что желудку нужно что-то постоянно переваривать – что это часть его жизни. Это было похоже на то, что чувствовала Сакура. Пожалуй, было бы красивее это сравнить с нырянием в воду, с нырянием в какое-нибудь пресноводное озеро, где вода совсем не держит. Или с уходом в лес, с погружением в его чащи – все дальше и дальше, и глубже, и темнее. Однако, жизнь не так живописна и поэтична, как хотелось бы. Именно поэтому Сакура для себя называла это не озером, и не лесом, и не пещерой какой-нибудь. А пачкой чипсов. Кто она, чтобы заслужить описание покрасивее? Сакура, будучи девочкой умной, в какой-то момент диагностировала у себя депрессию. И не удивилась. Все признаки были на лицо. Она занималась под руководством Цунаде с большим рвением и энтузиазмом, но обучение тет-а-тет, с глазу на глаз, кончилось. Последняя Сенжу сочла Сакуру достаточно знающей свою стезю для самостоятельного обучения. И Сакура обучалась, разумеется. Она всегда была послушной девочкой. Но все послушные девочки любят и ценят внимание своих учителей, а Цунаде стало некогда. Дома Сакуру никто не ждал – родители уехали к родственнице на неопределенное время. Одинокой тёте была нужна помощь в воспитании ребенка. «Но я тоже ваш ребенок» - хотела сказать им Сакура, когда те паковали чемоданы. Мама рассеянно складывала свои платья, папа искал носовые платки. Им было сложно понять свою дочь. Даже немного иначе. Они ее любили, но не понимали. Любым родителям это тяжело. Они решили дать себе время. «Я ведь тоже люблю вас» - хотела сказать им Сакура, совсем еще девочка шестнадцати лет. «Пожалуйста, вы нужны мне». Она ничего не сказала, и родители уехали. Сакура выла в подушку всю ночь в тихом, тихом доме, и бродила по пустым комнатам, не находя ни тепла, ни сна, ни покоя. «Я всеми брошена» - день за днем думала Сакура, ночь за ночью. Во мне нуждаются только больные, и раненые, и умирающие. Держитесь за мою руку, я вас не брошу, не уходите, задержитесь, постойте, не умирайте. О ней говорили – гениальный хирург. Золотые ладони. Сакура работала на износ, смена за сменой, дремля на кушетке, потому что дома никого, тишина, и делать нечего, и она никому не нужна. Человеку нужен человек. Пожалуйста, я стою хоть у кого-нибудь хотя бы на третьем месте в жизни? Сначала ей дали принудительный отпуск. Широкая расписка рукой Цунаде. Как пощечина. Лучше бы она ударила. Лучше бы десять раз ударила, чем отпуск. Затем день рождения Сакуры пришел и ушел в полном одиночестве. Она проплакала целых полчаса в кондитерском магазине, глядя на клубничный торт, где могли бы стоять свечки. Непонятно, почему не поздравила Ино. Почему Чоджи. Шикамару. Может миссия. Все равно. И кончились чипсы в её пачке. Следующей ночью Сакура Харуно бросилась в реку, и ее выловил Хатаке Какаши. (…) Он не разговаривал с ней неделю, зато с Сакурой разговаривали его собаки. – Ты чего, он такой подарок тебе купил – закачаешься, – поделился Шиба, виляя хвостом. Паккун фыркнул: – Это если отдаст. Вот в прошлый раз он спасовал. Сказал, рано тебе такое дарить. – Что дарить? – полюбопытствовала Сакура, выглядывая из-под одеяла, в которое ее укутали псы. Они ее сторожили. Цунаде, конечно, была в ярости, что ее ученица чуть вот так не закончила на полуслове. Домашний арест – это еще мягкое наказание, по мнению госпожи Хокаге. Она бы заставила сделать гастроскопию через нос, будь ее воля, но Шизуне спрятала все сакэ, и даже на вариант с поучительной клизмой не согласилась. – Не скажу, – моргнул Паккун. – Тайна. – А я думала, Какаши-сенсей про меня совсем забыл, – робко призналась Сакура. – Ха! То, что он не умеет общаться с людьми не значит, что ему все равно. Ему никогда не все равно. Вот поэтому он на тебя сердится. Немного. – Если бы он уделял мне то же внимание, что уделял Наруто и Саске, я бы знала, что ему не все равно, – надулась и нахмурилась Сакура. – Откуда же мне было знать? Паккун вздохнул: – Ну. По крайней мере можешь утешиться тем, что ему совестно. (…) Собаки поселились у нее дома, затем там же появился и остался Какаши. Это было странно. Собаки спали везде (обычно хотя бы одна около Сакуры или на ней). Какаши спал на диване. Он просто пришел туда с подушкой и одеялом со своей квартиры, в один миг переоделся в пижаму и упал навзничь спать, в воздухе укрывшись. «Вот это мастерство», – подумала тогда Сакура. Ей не хватило смелости его разбудить, отругать, что вот он так поступил, не спросив ничего. Он продолжал с ней не разговаривать. Сакуре было стыдно это признавать, но она соскучилась по людям, по заботе. Какаши-сенсею, оказывается, было на нее не все равно. От этого в груди начинало шевелиться что-то вроде надежды (без больших ожиданий). Когда Какаши-сенсей впервые завалился спать на ее диван в гостиной, она перетащила из своей спальни матрас, одеяло и подушку, организовала себе кровать на ковре рядом с диваном и уснула. Сквозь сопение собак доносилось тихое дыхание другого человеческого существа. Сакура в ту ночь впервые действительно выспалась.