Синдром Кандинского.

      Картина выходила неутешительная. Около полутора-двух лет назад СынХён стал замечать разные странности вокруг. Поначалу ничего критичного, просто предметы расплывались перед глазами или становились яркими и контрастными. Иногда наоборот, всё становилось черно-белым и зернистым, как на старом фото. На несколько секунд, не больше. Топ списывал это всё на воображение и усталость, предпочитая завалиться поскорее спать и не думать. В первую очередь не думать о том, что подобное случается всё чаще и длится всё дольше. О том, что лёгкие зрительные искажения начинали превращаться в полноценные иллюзии. В какой-то момент Чхве осознал, что видит странности каждый день. То лица окружающих людей вдруг начинали напоминать картины Стенберга, теряя детальность, растекаясь в мягкие изогнутые линии и окружности с контрастными штрихами на невзрачном блёклом фоне. То всё вдруг становилось нагромождением геометрических фигур, взрывалось яркими красками, смешанными с пастелью, как полотна Кандинского, как вихрь цвета и формы. Иногда мир вдруг фрагментировался на энергичные яркие мазки кистью, теряя целостность объектов. Фокус съезжал с мелких деталей, как у Клода Моне, яркими световыми пятнами оттягивая внимание к крупным предметам и нельзя было рассмотреть выражение лица собеседника, засвеченное белоснежно-сияющей рубахой или изумрудно-блестящей стеной. Моментами такой рисованный мир даже нравился СынХёну, он ярче и эмоциональнее отражал происходящее, настроение самого Чхве, общую атмосферу. Это было интересно, как если бы он попал во вселенную, существующую в стенах музея Гуггенхайма, в которой все экспонаты ожили и смешались с реальностью. Но иногда ему было страшно. Когда всё становилось монохромным и близкие друзья вдруг начинали напоминать растёкшиеся по белой грунтовке капли чёрной акварели. Или караваджизм неожиданно мрачным потоком захлёстывал СынХёна, надрывая выкрученные жилы, ломая его, затапливая тёмной, тоскливой и бесконечно реалистичной безысходностью. Чхве не знал куда себя деть в такие моменты, мысли о сумасшествии доводили его до отчаяния. В голову даже не приходило, что можно попросить помощи, поделиться с кем-нибудь. Он молча стискивал зубы и прятался в своём новом доме.       Многие стали замечать странности в его поведении, потому что его приступы становились всё более частыми и длительными, Чхве злился на весь мир из-за того, что это происходило именно с ним. Он же всю жизнь был примерным парнем, всегда был вежлив и почтителен, так какого же чёрта он теперь погружается в пучину безумия и некому его удержать на поверхности? СынХён отказывался от новых контрактов, от встреч с друзьями, от любых взаимодействий с другими людьми. Большую часть времени он просиживал в своей студии с повязкой на глазах. Музыка его успокаивала, примиряла с новой действительностью. Иллюзии практически не покидали его сознание, СынХён теперь жил в картине. Разнообразие оттенков цвета и форм сводило его с ума, пугало и восхищало одновременно. Иногда, по ночам, он выезжал в галерею. Там он подолгу бродил между картин и скульптур, пытаясь поймать ускользающее чувство реальности жизни, выбраться из галлюцинаций. Но всё больше напоминал себе муху, увязшую в краске, прилипшую к палитре безумного художника.       После того, как в один из его визитов в галерею, он столкнулся с кем-то смутно знакомым, но неузнаваемым под грузом восприятия больного разума, СынХён окончательно перестал покидать дом. Он почти сутки тогда просидел в «мёртвой комнате» студии, скорчившись на полу в углу. Он давился рыданиями, содрогаясь в глухих спазмах, но ни одной слезинки так и не появилось на его глазах. Глазах, перед которыми так и маячил человек, нарисованный по-Гогеновски ярко, бирюзовыми и коралловыми прихотливыми мазками, фактурно выделяющимися на плоскости сероватого окружающего мира, человек, протягивающий радостно руки навстречу Чхве, приятно пульсирующий нежно зелёными оттенками. Топ испугался. Испугался того, что не узнает этого искристого персонажа, хотя в груди потеплело и захотелось обнять знакомого незнакомца. Больше всего он в тот миг нуждался в своих друзьях, в их понимании. Но не смог бы даже различить их лиц. И Чхве сбежал, отказываясь признаваться близким в своих проблемах. Он заперся дома и оборвал все контакты с внешним миром. Заказывал еду через интернет с просьбой оставлять всё на крыльце под дверью, много пил и не снимал повязки с глаз, научившись практически всё делать вслепую. В целом, было не так и плохо. Если ни о чём не думать, просто слушать музыку, есть, спать, снова слушать музыку… Вот со сном было хуже всего, ведь никогда нельзя было точно знать минуют ли его в этот раз кошмары. Те самые, выматывающие, изнуряющие сильнее, чем целый трёхчасовой концерт, после которых просыпаешься рывком, в холодном поту, со склеившейся диафрагмой, в которую невозможно втянуть ни глоточка воздуха. В этих сновидениях он снова и снова возвращался в ту ночь, когда кто-то застал его врасплох в галерее. И каждый раз ему безумно хотелось наплевать на страхи, броситься навстречу бирюзовому (не)знакомцу и взывать о помощи, спасении. Но сценарий повторялся раз за разом, СынХён сбегал домой и там плакал, кричал, рвал на себе волосы до изнеможения, до спасительного забытья. А после вновь просыпался в полном одиночестве добровольного заточения. День за днём, снова и снова. Казалось, это никогда не закончится.       Но, в один из таких кошмаров, он вдруг был разбужен и беспардонно выдернут из своих зацикленных переживаний. Чей-то голос определённо был неожиданностью для него, заживо похороненного подальше от нормальных людей. В полумраке студии СынХён не различил внешности, но по голосам узнал своих друзей и его накрыла паника. Что, если они всё поймут, узнают что он чёртов псих? Нет, этого нельзя было допустить, нужно было выгнать их, выдворить из его добровольного заточения, уберечь от безумия. Эти мысли просто затопили сознание Чхве. Но всё пошло неправильно, не по плану. И теперь он выложил всю эту историю Джиёну, со смешанным чувством тоскливой горечи и невероятного облегчения. Слова выплеснулись наружу, бежать больше некуда. Чхве рассказал всё тщательно скрываемое, но страх всё ещё не отпускал. Главным образом потому, что Квон за всё время этой исповеди, кажется, ни разу не шевельнулся, и повисшая тишина душила неопределённостью. СынХён и сам толком не знал какую реакцию он ждёт, но, подсознательно, он допускал даже тот вариант, когда Джи скривится, скажет как ему некогда возиться с помешанными идиотами и уйдёт прочь. Наверное, именно эта мысль и не давала ему вздохнуть полной грудью, давила на плечи и отравляла без того измученное существование. -Послушай, хён-и… Я одного не могу понять… То, что ты рассказал, это просто… Нет, решение, конечно, за тобой, но всё же, — Джиён начал тихо и робко, но совладал с собой, решительно тряхнул головой и упрямо сощурился, как и всегда, когда жизнь подсовывала ему сложности. СынХён нервно сглотнул и зажмурил глаза посильнее, пытаясь удержать слёзы, он понимал, что его психозы не должны быть головной болью лидера. -Джи, ты мне ничего не должен. Это мои проблемы. Можешь ехать, всё нормально. Даже не парься, просто мне нужно было выговориться, — наигранно уверенно выпалил Чхве, изо всех сил надеясь, что солёная обжигающая жидкость под ресницами не просочится наружу, раскрывая его истинную слабость. Он должен справиться сам или уйти и никому не мешать. -Хён! — голос Квона возмущённо задрожал, Джи качнулся вперёд и порывисто прижался носом ко лбу Топа, обнимая его за плечи, -хён, ты такой придурок. Как это может быть не моей заботой, когда один из самых важных людей в моей жизни заболел?! Не обижай меня. Скажи, а врачи? Что тебе сказали, ты же… Только не говори, что ты никому…       Джиён замолчал, осознав, что СынХён совсем ничего не предпринял для себя, страшась реакции окружающих. Просто спрятался и страдал. Молчание съёжившегося хёна только подтверждало его догадку. Хотелось плакать, ругаться, постучать Чхве по голове, переломать всю аппаратуру в студии, кричать и напиться разом. Но Джи давно уже научился отключать глупые эмоциональные порывы в критических ситуациях. Бремя лидерства хоть и было порой тяжело нести, зато в нужный момент Квон легко мог включить собранного и деятельного универсального «решателя проблем», отложив истерические всхлипы и панику на потом. Вот и сейчас он, на мгновение тепло обняв СынХёна, решительно поднялся на ноги и достал из кармана сотовый. Быстрый разговор с директором Яном, сухой диалог без деталей, обещание держать в курсе, полученное смс с контактами нужных людей, несколько сдержанных коротких бесед, звонок менеджеру с просьбой разгрузить график на эту неделю и прислать некую ХаИн-нуну в дом Топа, торопливо набранная смска Тэяну. Закончив с первоочерёдными делами, Квон аккуратно приблизился к Чхве и, придерживая за плечи, поднял его с пола. -Хён, ты запутался, поэтому сейчас я говорю что и как делать, а ты слушаешься. Так мы быстренько разберёмся со всем и ты снова будешь мне улыбаться, хорошо? -Джиён… Джи… Но я… Спасибо, — СынХёна всё ещё немного потряхивало, но теплота в голосе младшего отогревала и успокаивала. -Лучшей благодарностью будет твоё выздоровление, не подведи меня. Значит так, сейчас закажем какой-нибудь еды, ты примешь и душ и мы поговорим с тобой. А утром едем в клинику, я договорился. Полное обследование и никакой огласки. Разберёмся с причинами, а там видно будет. Кстати, я поживу у тебя некоторое время, — Квон деловито раскладывал действия по полочкам, распыляя проблему на мелкие незначительные части. Темнота, вольготно растёкшаяся по всему дому, ехидно скалилась на него, но вынужденно отползала в углы под ярким светом ламп, которые Джи включал на ходу, тихонько подталкивая друга в сторону ванной комнаты. Отрегулировав температуру воды, Квон взял друга за руку и мягко взъерошил его волосы. -Хён-и, ты одежду бросай прямо на пол — уберу позже, халат повешу на дверь. Справишься? — Джиён говорил ровным голосом и улыбался, полностью переключившись в рабочий режим. -Справлюсь, босс. Когда ты рядом, точно справлюсь, — несмело растянув губы в улыбку, Топ развернулся и начал расстёгивать пижамную куртку. Мощный поток тепла и энергии, исходивший от лидера, наконец-то унял дрожь в пальцах и развеял ком страха в горле Чхве. -Хей, бингу, не торопись разоблачаться, я ещё не ушёл, дай мне минутку. Конечно, с удовольствием полюбовался бы на твою задницу, но у меня ещё есть пара дел. Если что — зови, -хихикнул Квон и вышел из ванной, закрывая дверь.       В спальне хёна по прежнему был бардак. Джи тяжело выдохнул, устало прислонившись к стене, но быстро взял себя в руки. Первым делом отдёрнул шторы и, распахнув окно, осмотрел комнату. Закинуть мятое грязное постельное и разбросанную одежду в стирку, застелить кровать, снять и унести разбитое зеркало, выкинуть коробки из-под еды на заказ, смахнуть пыль с полок — пятнадцать минут времени, зато результат налицо. В комнате стало ощутимо уютнее. Дверной звонок громкой трелью оповестил о посетителе. Джиён открыл и расплылся в довольной улыбке. -ХаИн-нуна, ты быстро. Рад тебя видеть. Давай я покажу тебе что здесь где. Кошмар, конечно, но нужно быстро привести это помещение в подобие жилого. И я сейчас заказал доставку продуктов из магазина, накормишь нас? — Квон приветственно поклонился и быстрым шагом повёл прибывшую домработницу вглубь дома. Проведя небольшую экскурсию и пояснив задачу, он взбежал по лестнице, возвращаясь в спальню. СынХён уже сидел на кровати, поджав ноги и кутаясь в пушистый халат. На глазах были тканевые очки для сна. Он вытянул шею и повернулся, услышав шаги. -Хён, ты удивительно похож на мокрого галчонка, — рассмеялся Джи, вытягивая из шкафа полотенце. Он уселся рядом с Чхве и, с заботливостью наседки, начал вытирать ему волосы. СынХён глупо улыбался, покорно наклонив голову, и молчал. Джиён негромко рассказывал ему про выходки макне, про работу в студии, осторожно избегая упоминания проблем, свалившихся на группу из-за пропажи главного рэпера. Это было так умиротворяюще и спокойно, что Топ даже слегка задремал под неторопливую речь и приятные прикосновения. Напряжение последних недель окончательно отпустило. Негромкий стук в дверь выдернул его из полусна, ласковый голос домработницы оповестил их о том, что ужин готов, с уборкой она закончила и уже уходит. Лидер громко попрощался с ней и щекотно подул другу в лицо. -Вставай, соня, я сейчас принесу еду, а ты поставь какую-нибудь музыку, я уже больше не могу болтать, я же не СынРи, — бодро отрапортовал Квон, выходя из комнаты. Несколько минут спустя он вернулся с маленьким столиком, заставленным тарелками. От запаха горячей еды у СынХёна закружилась голова, а желудок громко забулькал, вызвав очередной смешок Джи. -Послушай, хён-и, а как ты собираешься есть с закрытыми глазами? Или мне тебя ещё и кормить? -Я… я об этом не подумал, — Чхве застыл, раздумывая. -Послушай, может попробуем? Ну… Может я не настолько страшный, чтоб аппетит отшибло? — Джиён напряжённо вглядывался в лицо друга, ожидая ответа. Топ слегка побледнел и медленно стянул повязку вниз, оставляя её болтаться на шее. Глаза заслезились от яркого света, всё расплывалось и троилось. СынХён зажмурился, поморгал и медленно приоткрыл один глаз. Дыхание перехватило и он лишь нелепо шлёпал губами, силясь что-то произнести, но звуки где-то потерялись. -СынХён-и, всё в порядке, это я… Неужели настолько плохо выгляжу? — Джи дёрнулся вперёд, сжимая ладони хёна. -Ты… Это ты? — хрипло выдавил Чхве, разглядывая Квона. Бирюзовая кожа блестела, выделяясь сиянием на плоскости серой комнаты. Огромные, нежно-коралловые глаза обеспокоенно всматривались в СынХёна. Изумрудно-пушистые пряди, будто рисованые акриловой краской обрамляли геометрически безумный абрис лица. Это было совсем неправильно, сумбурно и странно, но, вместе с этим, бесконечно идеально. Топ никогда не предполагал, что такое дурацкое сочетание цветов и форм может быть хоть немного приятным, но сейчас он замер, впитывая невероятную красоту, сочность и яркость. -Хён, я и впрямь так ужасен? — закусил губу Джиён. -Ты… Господи, Джиён, ты самое прекрасное, что я когда-либо видел в своей жизни. Как я не замечал раньше? Как я не понял, что это ты? Тогда, в галерее, ночью… Это же был ты? — поражённо прошептал Чхве и осторожно протянул ладонь, пытаясь коснуться причудливо расплывающейся под пальцами щеки друга. -Я… Я был, ты тогда испугался меня? — пазл в голове Квона сошёлся, он понял, что на самом деле происходило в те моменты, из-за которых он считал своего хёна жутким. -Отчасти. Я восхитился, я… Понимаешь, я чувствовал, что это кто-то знакомый, нужный, так хотелось подбежать ближе, но… Чёрт… Я же тебя не узнал, не смог! Как бы ты смотрел на меня, спроси я в тот вечер «кто ты?». Но я не псих, не псих, — по щекам СынХёна покатились слёзы.       Джи порывисто обнял его за плечи и изо всех сил прижал к себе. Не отпускать, удержать хёна, балансирующего на краю, спасти… Позабыв про ужин, они так и уснули, цепляясь друг за друга.