Вот такая любовь

      Каждый следующий допрос проходил более напряжённо, чем предыдущий. Да и Мартынович не отставал от меня ни на день. Постоянно приходил. Честно. Достало. Я понимаю, что можно не принимать мое мнение, но, кажется, я пока сам имею право решать, как поступать. Адвокат Андрея многое сделал, чтобы облегчить мою участь, но этого мало. Если он не хочет помочь мне выиграть суд, то зачем все это? Не смотря на то, что время здесь тянется нестерпимо медленно, а я сижу в заточении уже больше двух недель, движений по моему делу пока не было. Да и чего я могу ожидать? Артём если и вызывал меня к себе, то говорил мало и всегда задавал одни и те же вопросы. Он по-прежнему был суров, но не допускал в мой адрес лишних выражений или действий. Удивительно, как он вообще держится? Или до сих пор не верит? Впрочем, ничего нового. Кроме того, что раз я отказался от услуг своего адвоката, то мне назначат нового. Государственного. Или как его там. Отлично. Только этого мне не хватало. Но, в любом случае, это лучше, чем постоянно спорить с тем, кто тебя не поймёт. Единственное, что по-настоящему меня добивает — отсутствие новостей про Алису. Я не видел ее черт знает сколько времени и даже не знаю, когда смогу сделать это снова. Но в то же время я боюсь этой встречи. За те дни, что мне пришлось здесь быть было передумано много мыслей. И все они не совпадали. Мешались друг другу. Да и по сути мы с ней сами совершенно заблудились в вечном обмане и желании казаться обычной парой. Такого никогда не будет. И могло ли быть вообще? Я прогоняю эту фразу один раз за другим, но не могу принять окончательного решения. И сложность выбора только давит со стороны. Но. Единственное, что мне ясно точно, что она не должна страдать от этого всего. А для того, чтобы защитить ее, мне придётся пойти на серьёзный шаг. Возможно, я буду жалеть о нем всю жизнь. А возможно — это единственное, что я могу для нас сделать… Дверь в мою камеру отворяется с каким-то весьма противным скрипом и я невольно ёжусь от сквозняка. — Васильев. К тебе. — Здравствуйте, Роман. Я поднял глаза и увидел перед собой женщину лет 40 или чуть старше в деловом костюме. Она смотрела на меня с какой-то строгостью и осуждением, но, при этом, ее лицо оставалось каким-то милым. И веснушки. Они были повсюду. Ее внешность мне даже по началу кое о чем напомнила. Хотя… Наверно, это бред… Я отгоняю очередные предположения и продолжаю разглядывать незнакомку. Эта женщина, судя по всему, была моим адвокатом и сейчас нам предстоял сложный диалог. Чую, только по одному ее приветствию и кивку в мою сторону — я не очень ей нравлюсь. — Данилова Вера Николаевна. Ваш назначенный правозащитник. Может быть встанете в знак приветствия, Роман Георгиевич? — Ммм… Здравствуйте. Я встал и сделал реверанс. Мне показалось это смешным. Даже не знаю, какие ещё нормы вежливости мне придётся соблюсти в ее присутствии. — Молодые люди в ваши годы обычно имеют хоть какое-то представление о жизни. — Вы о чем? — Я изучила материалы дела. Вы имеете за плечами многочисленные приводы в полицию, бежали из-под домашнего ареста, если можно так сказать. А ещё у вас хватило ума отказаться от услуг Мартыновича — одного из самых дорогих адвокатов в Москве. Вы так присесть хотите лет на 5-8? — Ну вообще-то максимум на 2. — Разумеется. Но никто не говорит, что суд признает ваши действия предметом самообороны. Вы не понимаете разве, насколько вы попали? — Вы здесь, чтобы рассказать о моих перспективах? Я подмигнул ей. Пусть лучше думает, что я полный хам. — Знаете, у меня есть дочь. Ей 15. Учится в одной из лучших гимназий Москвы. По вечерам помогает в приюте для животных. Знает, что через пару лет сможет поступить в любой вуз и стать тем, кем она так мечтает. Она не портит чужое имущество или не подаёт заявления о домогательствах ради получения карманных денег, как это делаете вы. Я ее не слушал. Странно. Мои бредовые мысли кажется начинают сбываться. Хотя этого совсем не может быть, но я задаю странный вопрос. — У неё есть веснушки как у вас? — Что? — Ну веснушки! А ещё она, наверно, ночами в приютах пропадает или там бабушкам по дому помогает. (Рома, остановись, ты несёшь очередную бредятину на фоне расплывшихся воспоминаний) — Это вас не касается. — Почему же? Вы привели мне в пример свою дочь. Так вот. Похожая девушка с веснушками свободно продала мне запрещенные вещества в одном из раскрученных клубов неподалёку от центра. (Я вообще отмороженный, черт) — Причём тут моя дочь? — Не знаю. Мало ли. Я смотрю на неё и все ещё вижу перед собой молодое подростковое лицо. Один в один. Немного помешкав, все-таки решаюсь добавить — У неё ваши глаза. И внешность. — Вы пытаетесь намеренно вести меня в заблуждение? — Нет. Просто. Присмотритесь к дочке. Это был Aglomerat. На Чкаловской. — Это полный бред. Я предлагаю вам заняться более полезными делами. Например, продумать линию защиту. Вы понимаете, что мы можем максимально снизить срок, если вы докажете вынужденную самооборону. Не желаете мне рассказать, что случилось в ту ночь от первого лица? — Зачем? Вы же уже так тщательно изучили материалы дела! И даже знаете о моем прошлом. Кажется, я наконец-то включил мозг и начал отходить от своих изначальных предположений. — Затем, что если я не узнаю все подробности и возможные подводные камни, то попросту не смогу вам помочь. Хоть вы и сами, похоже, хотите остаться здесь. — Хорошо. Но я не убивал его. — То есть как? (Кажется, адвокатша была явно удивлена) Вы же сами дали признательные показания после задержания? — Да. Я защищал сестру. Она нажала на курок. Если бы я был на ее месте, то сделал бы тоже самое — Вы понимаете, что это самооговор? — Конечно. И если вы начнёте меня переубеждать поменять свои показания, то я откажусь и от ваших услуг. И от услуг сотни других адвокатов. Она замолчала. Только смотрела на меня и изредка тяжело вздыхала. — Зачем вам это, Роман? — Я обязан ее защитить. Остальное я вам не скажу. — Это обнаружится рано или поздно. — Нет. Если вы мне поможете. — Не понимаю. (В ее глазах промелькнула злость) И я не намерена идти у вас на поводу. Попрошу провести для вас следственный эксперимент, чтобы следствие наконец-то пошло по верному пути. — Вы этого не сделаете! Я резко соскочил со стула и посмотрел ей прямо в глаза. — Хах. С чего вы такое решили? — Aglomerat. Думаю, почти каждую ночь после 2 или 3 часов она там. Проверьте сами. И если я буду прав, то давайте сотрудничать на моих условиях? — Наглый подросток. Я больше не намерена выслушивать этот бред. — Ну пообещайте же! Ну! Вам че так сложно? Она подала жест и немедленно покинула меня. Вот так просто. Словно я какой-то душевнобольной. Но! Сам охранник остановился возле меня и не спешил уходить так просто. — К тебе тут гости. Лицом к стене. — Девушка блондинка? (Я чувствовал, как сам невольно начинал волноваться только от одной возможности увидеть ее) — Я не разглядывал. Беременная — Алиса… Мы прошли по коридору в комнату для свиданий, которая была похожа на огромное помещение с переговорными окошками, ограждёнными пуленепробиваемыми стёклами. Рядом с каждым из них телефонная трубка с той и другой стороны. Люди могут видеть друг друга, но общая обстановка все равно остаётся напряжённой. Охрана снуёт туда-сюда, но не приближается слишком близко. Я слышал каждый звук, раздававшийся рядом, но не поднимал взгляд от пола пока сопровождающий вёл меня к ней. Главное — набрать в легкие побольше воздуха. Но почему-то я волнуюсь, как мальчишка. А ещё я рад. Очень. Ведь на самом деле мне не терпится ее увидеть. — У вас тридцать минут. Все разговоры только через переговорное устройство. Ясно? Я кивнул. Сел. Перед глазами появилось сначала лёгкое платье такого приглушенного розового цвета на маленьких-маленьких пуговицах, которые были раскиданы ровными рядами в области груди. Если бы я остановился на мгновение, то смог пересчитать их все. Но мои глаза вновь опустились вниз. Алиса обхватила руками свой живот и нервно перебирала пальцами. Да. Пока мы не виделись он заметно вырос. Она все больше стала походить на обычную беременную девушку, а не на мою сестру. Ей шло быть беременной. И этот факт только украшал мою и без того красивую Алису. Я понимал, что не могу больше молчать и, взяв в руки эту старую и еле держащуюся на соплях трубку, встретился с ней взглядом. Она смотрела прямо на меня. Глаза в глаза. Они были такими большими, ярко-карими. На миг мне показалось, что я никогда их не видел такими. Алиса не отводила их. Наоборот. А ещё она улыбалась. Но тоже не так. Точнее, не как всем. И даже не как в прошлом. Это было настолько искренне, что я думал, что начинаю сходить с ума. И если хоть на миг представить, что я окажусь прав, то меня накроет волна счастья и горя одновременно. И я больше никогда не смогу это забыть. Ее взгляд. — Привет. (У меня вышло довольно нервно и обрывисто) — Ромка… Я… скучала. Она неуверенно оглянулась вокруг и потом преподнесла ладонь к стеклу, как бы обводя черты моего лица в воздухе. Я прислонил свою в ответ. Все вокруг перестало быть важным. — Ну как ты? Тебя выписали? (Каждое слово звучало как обрывок, голос постепенно повышался, я буквально кричал в трубку) — Нас. (Она широко улыбнулась и провела свободной ладонью по животу)… Знаешь, как она пинается по ночам? — Хочу это узнать… (мой голос дрогнул, но я не мог дать слабину прямо перед ней) — Прости меня за те слова… Я… не то тогда хотела сказать…точнее я не понимала, что говорю — Сейчас это не важно. Что говорит врач? С ней все хорошо? — Кажется, она будет очень большой девочкой… Я сейчас за троих ем. Рома, знаешь, он когда сказал, что сердцебиение пришло в норму и она начала снова развиваться… ну как нужно… я уже не верила… А ещё ты знаешь, я прочла в одной книжке пока лежала на сохранении, что ребёнок на этом сроке уже начинает различать звуки… Блин, Ромка… она ещё не родилась, а уже знает кто мы… Я улыбался в ответ на ее слова, как идиот. Мне так хотелось сейчас к ней прикоснуться. Ощутить запах… крепко сжать ее в своих объятиях… А ещё мне хотелось, чтобы Алиса не прекращала говорить. Ни на минуту. Может быть тогда мне удастся забыть о том, что я должен сделать… — А как ты? — Все нормально. Здесь не так плохо. Она вопросительно посмотрела на меня. — Ладно. Не буду врать. Тут ужасно. И единственное что меня спасает — ты. — Рома, ты же хочешь поскорее выйти отсюда? Так позволь мне тебе помочь? Теперь я уверена, что справлюсь — Нет. Это теперь целиком и полностью моя проблема. — Но ты оказался от адвоката. От лучшего адвоката. Андрей за него ручается и… — Давай просто помолчим и насладимся этим моментом? Пожалуйста… — Можно я скажу кое-что ещё? В тот день… в больнице… мне было очень страшно… и больно… мне казалось, что ты хочешь причинить вред Лерке — Нет… наоборот! — Дослушай. А потом ты держал меня за руки. Помнишь? А я вырывалась! — Да уж… синяки до сих пор заживают… — Мне сложно это сказать — Тогда может быть сначала я? — Да, конечно… Она улыбнулась и снова посмотрела на меня. Её рука так и касалась моей. Через стекло. Я не чувствовал. Но знал, что скорей всего у неё ледяная… у Алисы всегда такие ладони, когда она волнуется. Я знал, что она хотела сказать. Точнее, я хотел, чтобы она это сказала. С того самого дня, как понял, что люблю ее. Но теперь я не мог себе этого позволить… Иначе моя ноша обязательно ляжет и на ее плечи. И я молчал. Черт. У меня только один шанс сказать все… но это все не укладывается в обычные фразы или предложения. Знаю, мой голос сейчас будет дрожать, поэтому сжимаю руки в кулаки. Смотрю в ее глаза и вспоминаю разом все моменты, нас связывающие. Они проскальзывают сквозь ее пальцы, мысленно разливаются белой краской по стенам и потолку… не могу объяснить, почему выбираю именно белый. Наверно, это символ чистоты. А эта любовь была чистой. Я бы мог нарисовать целое граффити здесь за эти полчаса… Изобразить наши улыбки, те самые общие моменты, фразочки, шутки… Но я был связан по рукам и ногам… И мог только говорить. Снова взгляд на неё… И мой собственный голос, который стал почти не узнаваем. — Я люблю тебя… Наверно. Я слишком часто говорю эту фразу. Но она важна для меня. И ты важна. Алиса. Я всю жизнь видел, как эти… прости меня… мудаки… доводили мою сестру для слез… использовали ее… желали ее… я каждый день видел какими жадными глазами смотрят на тебя мужчины в тех дорогих ресторанах или на всяких там презентациях. И ты тоже смотрела на них. А я вёл себя., ну как придурок… старался привлечь внимание… А потом вообще влюбился… ну… это же типо нельзя… а я дал себе обещание делать все, что нельзя. И у нас не могло ничего получиться… не должно… (я взял паузу, чтобы отдышаться), а в итоге ты родишь мне ребёнка совсем скоро… вот… (ещё одна пауза), но я не смогу быть с тобой в это время. Вообще не смогу… у меня за спиной еле оконченная школа и пара курсов колледжа. Я идиот, Алиса. Я делаю ошибки каждый день. Но я люблю тебя. И… (я сглотнул ком, подкатывающий к горлу, потому что не могу больше говорить, но заставляю себя продолжить)… я прошу тебя оставить меня… не приходи больше. Не пиши… даже если мне повезёт и я выйду на свободу — я все равно останусь тем легкомысленными мальчишкой с дурацким юмором и целой кучей комплексов. Я ненавижу себя за это. Прости… Я резко встал и отвернулся. Не мог смотреть на неё в этот момент. Но я знал, что она плакала. Охранник подозрительно переминался с ноги на ногу. Он хотел подойти и и начать выяснять в чем дело. И Мне пришлось вернуться на своё место. Заплаканная Алиса жестами убеждала взять меня трубку — Говори — Я не могу спать в этой квартире… Мне страшно… — Живи пока у Тани. — Ты хочешь вот так вот расстаться? Я не позволю тебе. я все равно буду приходить сюда. Хоть каждый день… я буду приходить и смотреть на тебя… Рома… Почему? — Тебе нельзя сейчас волноваться. Наша девочка этого не хочет. (Алиса утвердительно кивнула) Не нужно себя винить за это все. И реветь тоже. Я хочу, чтобы ты испытывала в эти месяца только положительные эмоции. Ты ведь носишь под сердцем самое ценное, что у меня есть. И ты можешь приходить сюда. Столько времени, сколько посчитаешь нужным. Но я не выйду. Не проси. Просто попробуй забыть это… — Рома! Постой. Подожди. Рома? Я положил трубку, а она держала ее у своих дрожащих губ по которым катились крупные капли слез. Смотреть на неё в этот момент было невыносимо. Она стучала ладошкой в стекло, но я не слышал ни единого звука. Только видел ее глаза и губы. Алиса произносила одну и ту же фразу… Она кричала ее так, что даже охранник подошёл и попытался ее успокоить. Но это все происходило для меня в тишине… я бы не хотел слышать ее крики. Но. Даже так. Мне всегда придётся помнить эти огромные заплаканные глаза и губы, которые пытаются сказать мне то, что уже не имеет никакой важности…