Книга Химеры

      Если бы не Джонатан Кейн, сделавший своё странное, но очень конкретное предсказание, Рика бы ещё десять раз подумала, доверять ли мужику с такими силами и невидимой для окружающих ящерицей. В конце концов, поверить в то, что он тут оказался «чисто случайно», было совершенно невозможно. Да и сам мужик, в общем-то, не скрывал того, что ждал её — ждал их обеих, а в первую очередь — Химеру. Это вполне могло быть уловкой Аметиста, который вполне мог выложить «Астартес» всю подноготную о пришелице из другого мира, которые вполне могли найти в своих рядах такого мутанта, который…       А способности Химеры в теле Мантикоры так не к месту были урезаны настолько, что она не могла определить, мутант это или нет! Случай с Металлургом был, скорее, исключением, чем правилом… Но лупоглазая ящерица сказала «блап» — а значит, странному человеку можно и нужно было верить.       Его действия тоже говорили сами за себя. Прежде чем даже представиться, как-то знакомиться и куда-то идти, он коротко извинился и разбудил троих грабителей, перед этим отобрав у них оружие. Затем последовал не очень длинный разговор на немецком, из которого Химера понимала через два слова на третье, но его хватило, чтобы незадавшиеся преступники поснимали балаклавы и смущённо потупились. После чего мужчина с ящерицей что-то переспросил, взял в руки один из пистолетов, сосредоточился… И на глазах изумлённой общественности оружие явно потяжелело в его руках, меняя цвет на мерцающий золотой. Ещё пара коротких фраз — и грабители, подхватив уже однозначно драгоценный пистолет, с изменившимся лицами поспешили вон из банка.       А мужчина усмехнулся в усы, повернулся к девушке и пояснил:       — Идиоты. Но не безнадёжные. У одного из них болен сын, и болен тяжело, завод закрыли, всё плохо, жрать нечего, попса одна по телеку… Короче, обычная история отчаяния и глупости, ведущая к попытке ограбления. Повезло ещё, что никто тревожную кнопку не нажал… В общем, я превратил им пистолет в золото и велел больше так не делать. — Тут он сделал Рике большие глаза и громким доверительным шёпотом сообщил: — Магия! Точнее, волшебная трансфигурация, переложенная на магию, то есть трансмутация вещества. Но я обещал знакомство. Меня зовут Эбрахам Файнс, а много кто и много где знает меня как Летописца. Идём, что ли, сядем где-нибудь в баре? Эти ребята, — он кивнул на остальных клиентов и работников банка, — минут через десять сами очнутся. И не будут ничего помнить. А с камерами я уже поработал.       Ящерица у него на плече презрительно чихнула и снова сказала «блап». Летописец хлопнул себя по лбу и исправился:       — А, прости. Это — Барт. Мой друг, спутник и зверь духа. В своё время я обрёл его в Ваканде, и с тех пор он всегда со мной. Вообще, он умеет разговаривать по-человечески, но только когда считает нужным. В иное время кроме «блап» от него ничего не дождёшься. — Тут он прервался и снова усмехнулся. — Если честно, я тоже до ужаса нервничаю. И кошмарно хочу курить. И мне надо очень о многом тебе рассказать. Идём?       — Я заметила, что рассказать надо много… — пробормотала ошеломлённая Рика, послушно двигаясь за ним к выходу.       Поток подробностей, нужных и ненужных, которым её с ходу окатило, несколько ошарашивал. У обеих девушек — причём, независимо друг от друга — сложилось такое ощущение, что человек, назвавшийся Летописцем, чуть ли не подпрыгивает от переполняющей его информации, которой ему наконец-то есть, с кем поделиться. И одновременно с этим — ведёт себя, как ребёнок в кондитерской или магазине игрушек…       Нет, скорее, в детской комнате. Когда можно в кои-то веки побегать, поорать, подурачиться, пошвыряться предметами и оставить повсюду отпечатки измазанных в краске ладоней.       «Вот да. Как будто его год держали взаперти, а теперь выпустили и разрешили ходить свободно».       Не то чтобы ходить свободно. Действовать. Помнишь Улле в баре на Дороге?       «Такого забудешь…»       В их мысленном диалоге воцарилась пауза, а Рика внезапно поймала на себе хитрый взгляд Летописца, и у неё тут же сложилось впечатление, что он их слышит.       Ну… я бы не была удивлена.       «Угу…»       Они дошли даже не до бара, а до маленького уютного кафе, где продавали исключительно мороженое и алкоголь. Когда Рика вспомнила, что забыла поменять деньги (зачем и затевался весь этот поход в банк), Файнс отмахнулся и заявил, что угощает. И уже через две минуты они устроились за угловым столиком, с двумя стаканами рома и креманкой с тремя шариками, политыми шоколадной глазурью (Файнс безошибочно угадал вкусы — крем-брюле, банановое и пломбир).       Пока Рика поглощала сладкое лакомство, пытаясь прийти в себя, Летописец с наслаждением закурил, делая незаметный для окружающих знак рукой — точно такой же, какой Химера неоднократно видела в исполнении Джона Константина. И поэтому обе девушки не удивились, когда дым от сигареты послушно пополз в сторону вытяжки.       — Ну-с, давай начнём с начала и с главного, — несколько более спокойно протянул Файнс. — Главное в том, что большая часть моей истории отнюдь не для Рики-Мантикоры. Она для Рики-Химеры. Вы сейчас действуете в тандеме, и потому я неизбежно должен задать вопрос: Мантикора, хочешь ли ты слышать и знать всё, что я расскажу? Потому что отчасти всё это тебе не нужно, а отчасти может быть и опасно. Решите там, между собой, а потом я продолжу.       Он откинулся на спинку стульчика и даже глаза демонстративно прикрыл, мол, ничего не вижу, ничего не слышу. Барт, восседавший у него на плечах, выдал своё коронное «блап» и слился с окружающей реальностью. В смысле, стал невидимым уже для всех.       Рика глотнула рома… и тут её осенило:       «Ты ведь тоже помнишь, что я не говорила, какое выбрала для себя прозвище?»       Помню, помню. Точно не говорила. И я тебя тоже так не называла.       «Магия-шмагия…»       Магия-шмагия. Но вопрос он задал вполне себе разумный. Ты точно хочешь во всё это лезть? Я-то уйду, а тебе здесь ещё жить…       Рика фыркнула.       «Зачем тебе-то задавать вопрос, на который ты уже знаешь ответ? Мы с тобой в одной лодке. Ты спасла мне жизнь и рассудок — и не один раз. Пусть рассказывает. Может, и я как-нибудь смогу помочь».       Ну, тогда скажи ему сама, — улыбнулась Химера невидимой улыбкой. Это твоё тело.       Рика-Мантикора бестрепетно вонзила ложечку в оставшийся шарик мороженого и окликнула того собеседника, который был во плоти:       — Мы решили. Я хочу знать всё, так что рассказывайте… мистер Файнс.       Летописец медленно покачал головой, открывая глаза:       — Никаких мистеров и Файнсов, умоляю. Для тебя — только Эйб, Рика. В любой твоей ипостаси. Ты вполне заслужила обращаться ко мне даже не на «ты», а на «эй, твою мать». И я поясню, почему. Только начну, как обычно, издалека. Дело в том, Химера, что мы с тобой «соотечественники». Мой, полный приключений и прочего путь начался на Земле-семьсот семьдесят семь. Да, это её номер в… ну, реестре миров, что ли, если тебе так проще, — пояснил он в ответ на недоумевающий взгляд. — Примерно пятнадцать лет назад я стал тем, кем стал. Чуть-чуть магом, чуть-чуть шаманом, чуть-чуть волшебником… короче говоря, ворлоком. Но самое главное — рыцарем и слугой Надежды. С большой буквы. Я был знаком и дружил с Барри Алленом — да, мой зверь духа назван в его честь, — был знаком и дружил с Брюсом и его сыном Дереком, работал в школе Ксавье, пусть и недолго, и успел поучаствовать в куче судьбоносных событий. И сейчас у тебя, Рика-Химера, должен возникнуть вполне логичный вопрос.       Он улыбнулся и указал на Рику двумя пальцами с зажатой между ними сигаретой.       — Да уж… — пробормотала Химера, перенимая управление телом с разрешения хозяйки. — Если ты знаком с моим отцом — и наверняка с отцами, обоими, — и у нас вообще столько общих знакомых… Как так вышло, что я о тебе нигде не слышала? Ни в Англии, ни в Америке.       Летописец сунул сигарету в зубы и негромко хлопнул в ладоши:       — В точку! Фишка в том, что я создал особое заклятье для тебя, перед тем как окончательно уйти из нашего мира. Нечто вроде «Венца Молчания». Чтобы при тебе обо мне не упоминали. Ну а Стивена, Чарльза, Константина и Курта просто попросил не говорить обо мне. Заклятье было с условием, что оно развеется после первой настоящей встречи со мной. И теперь, боюсь, ты будешь слышать обо мне чаще, чем тебе хотелось бы. — Он пожал плечами, будто извиняясь. — Понимаешь ли, я и так слишком сильно поучаствовал в твоей судьбе. Ну, и правила Мультивселенной требовали того. Думаю, кто-нибудь при тебе о них уже мог упоминать. Тот же Курт, например. Ладно, теперь слушай, как всё это было на самом деле.       И в следующий час на Рику хлынул поток историй пятнадцатилетней давности. О том, как бывший второй лейтенант и бывший журналист из Стар-Сити обрёл фотографическую память, требующую записей оной в дневнике, силу голоса, силу магии, а потом и силу сна. О том, как в итоге он оказался проводником и рыцарем совсем иной, куда более древней и могущественной силы. О троице друзей «Курт-Эйб-Константин», превращавшей в цирк и балаган всё, с чем она входила в соприкосновение. О том, как он увидел некогда во сне Рику-Химеру, услышал в том же сне слова «школа “Нова”», и вместе с Брюсом и прочими создал фонд «Нова» для основания этой самой школы. О том, как в конечном итоге он стал «слишком силён, чтобы заниматься проблемами родного мира» и был вынужден уйти из него навсегда. Бороться с неким «Великим Злом».       — Тебе пока не время знать об этом, Рика, — глубоко затягиваясь, говорил Эйб. — Я сам, когда в первый раз столкнулся лишь с тенью этой дряни, чуть не сошёл с ума от ужаса. Твоему папе Чарльзу пришлось блокировать мои воспоминания об этом, просто чтобы дать мне время набрать сил и посмотреть на этот кошмар трезвым взглядом. Впрочем, я увлёкся, и речь сейчас не об этом. Речь о том, что происходит у тебя дома. В общем… — Он замялся, и стало ясно, насколько сложно ему произнести следующие слова. — Короче. В происходящем виноват я. Тот дневник, что я вёл. Оттуда… потерялся ряд страниц. А в них было… многое. Очень многое. Имена, даты, позывные, кое-какие истории. А самое главное — точки моих схронов, запасников со всякой ерундой, которой не нашлось места у меня дома, а деть это куда-то было надо. И среди этой ерунды были крайне ценные и местами очень опасные штуки... Но! — Он выставил вперёд ладонь, предупреждая поток праведного гнева. — Мы можем всё исправить. Гарантирую.       Файнс выжидательно уставился на девушку — как нашкодивший школьник, которому и стыдно, и линейкой по рукам получать не хочется. По крайней мере, так это определила для себя Рика-Мантикора, ошарашенно выдав из глубин сознания одно из странных присловий Сатаны, запомнившихся ей по сну:       «Яп-поны макароны…»       Рика-Химера тряхнула головой, медленно приходя в себя от свалившихся на неё откровений. Массив данных был такой объёмный, что до неё не сразу дошли последние слова Летописца. А уж когда дошли…       — Так, погоди-погоди! — Она ухватилась за стакан, как за спасательный круг, и опрокинула в себя остатки залпом. — Так ты хочешь сказать, что Пигидий… убийство Малкольма Мерлина, смерть Слэйда и Фьюри, смерть Кары, разрушение Готэма… что это всё — из-за тебя?!       «Чаровница говорила о каких-то страницах, которые нужно найти…» — заметила Мантикора, как наиболее спокойная сейчас из обеих.       — Именно! — Рика-Химера пристукнула стаканом о столик, забив на передачу слов своего второго «я» через рот: всё равно Летописец слышал. А потом ахнула, когда её догнало осознание: — И то, как эта Жопа Жука стакнулась с Дарксайдом… это тоже из-за твоего дневника?!       Файнс не отвёл взгляд. Не стал морщиться и юлить. Он просто открыл рот и ответил:       — Да. — И прежде, чем Химера успела произнести хоть что-то, он добавил: — Да, но. И в этом «но» немало, Химера. Выслушай меня. То, что я виновен в происходящем, дало мне уникальную возможность. Напрямую воздействовать на твою судьбу и на происходящее у нас дома.       При этих словах его глаза сверкнули такой хищной радостью и силой, что ярость девушки как-то сама собой сошла на нет. А Файнс продолжал, и пусть голос его не полнился той самой магической мощью, о которой он говорил и последствия которой обе девушки наблюдали в банке, но всё равно — перебить его не представлялось никакой возможности. Да уже и не хотелось, если честно.       — Сейчас с тобой говорит не «астральная проекция», не сон, не то, чем и как мне приходится общаться последние годы. Это настоящий я! И я могу действовать в полную свою силу. А это значит лишь одно. Мы решим все проблемы здесь. Твои и местами Мантикоры. Я помогу с ними. Главное ты всё равно сделала: ты вернула брата Бэтвумен этой реальности, сделала её хранителем Готэма и надеждой этого мира. Остальное — мелочи. — Эйб с лихим весельем пристукнул стаканом о столик и усмехнулся. — Так вот. Мы разберёмся с твоими делами, а потом я перемещу тебя домой. До того, как всё это началось. К тому моменту, когда этот… когда эта Жопа Жука бросила вызов Малкольму. Я проведу тебя в Нанда Парбат. В Зал Головы Демона. И ты изменишь всё. Я имею на это право, я могу это сделать, и я это сделаю. Вот теперь можешь меня проклинать.       Он снова откинулся на спинку стула и открыл портсигар.       «Я так полагаю, нет смысла переспрашивать, правда ли он может это сделать?» — слабо хихикнула Мантикора, тоже отходившая от пламенной речи.       — Проклинать не буду… — медленно разлепила губы Химера. — Я просто… я…       «Тебя выбрали, потому что ты готова к ошибкам, — всплыли внезапно у неё в памяти слова Дерека Уэйна, сказанные давным-давно, в прошлой жизни, в кабинете Чарльза Ксавье. — Пока ты учишься, невозможно абсолютно всё делать с первого раза. И даже опытные эксперты порой попадают впросак. А главное при этом — быстро сориентироваться, избежать паники и сделать всё, чтобы эту ошибку исправить».       Рика-Химера нахмурилась.       Это ты сделала? Подкинула мне это воспоминание.       И Мантикора тоже не стала юлить и честно подтвердила:       «Я. Послушай… Если уж тебя выбрали быть старшей в команде «Нова», потому что ты не боишься ошибаться и исправлять ошибки, — разве честно будет именно тебе требовать от других быть идеальными и никогда не лажать?»       Какими бы могущественными, умными и старшими они ни были…       «Какими бы ни были».       Рика-Химера вздохнула и потёрла глаза. А потом подняла взгляд на своего собеседника и усмехнулась.       — Я прощаю тебя, Эбрахам Файнс. За то, что стало с Готэмом и моими друзьями из-за тебя. Но только при условии, что мы действительно сможем всё исправить, — раз уж ты обещаешь.       — Не просто обещаю, а гарантирую, — кивнул Эйб. — Я ведь уже пытался дотянуться до тебя раньше. Чаровница, зар-р-раза трусливая, не выполнила из обещанного почти ничего. Но хоть дала нужную наводку. А потом я постепенно допёр, что могу не просто наблюдать, — он с таким чувством выделил это слово, что у обеих Рик свело скулы, как от лимона, — но и действовать.       Летописец вздохнул и потёр переносицу, а потом как-то даже смущённо признался:       — Мне… редко это удаётся в последнее время. И я искренне благодарен за твоё прощение, Химера. Я, понимаешь ли, сейчас, как виноватый Санта-Клаус. Целый мешок подарков в обмен на твоё прощение: выбирай не хочу. Считай, что ты на время получила в личное пользование могущественное и много знающее существо, сиречь меня. — Тут Эйб хитро прищурился. — Любые ответы, любые просьбы, любые желания.       Он покосился на пустой стакан Рики, извлёк из-за пазухи флягу из нержавеющей стали и ловко наполнил стакан на две трети.       — Ром из Атлантиды, — торжественно произнёс Файнс, повторяя процедуру и для себя. — С нашей родины. Пьёшь, и будто солнышко тебя целует взасос. И изюмное послевкусие. В общем, буду для тебя на сегодня личным джинном. Слушаю и повинуюсь, госпожа. Только это… ты помнишь про всякие условия?       Рика-Химера только вздохнула, а потом невольно засмеялась, вспомнив старый, но от этого не менее прекрасный мультфильм.       — Не убивать, не воскрешать мёртвых, не заставлять кого-то влюбиться в кого-то другого… У тебя наверняка другие параметры, но всё-таки. А уж ответы на вопросы… — Тут ей оставалось только глаза закатывать. — Когда-то мне уже предлагали ответить на любой вопрос. И ты не представляешь, какой ступор наступает из-за вседозволенности! Так’… Как сказал бы один мой…       Сердце Мантикоры кольнуло болью, и Химера запнулась, приникая к стакану. Ром был действительно божественный… но на языке всё равно было горько. И сейчас наступил тот самый момент, чтобы признаться…       А ведь он здесь, ты знаешь.       «Где?»       В Дрездене. Ты не обратила внимания, а я услышала и запомнила. Его отправили именно сюда. Начинать новую жизнь… Я даже адрес его нынешний знаю. Прости. Я понимаю, тебе больно, просто…       Мантикора только вздохнула.       «Забавное совпадение. Ха-ха. Не извиняйся, Химера. Ты ни в чём не виновата».       И тут Летописец вскинул голову.       — Я не прислушиваюсь к вашему внутреннему диалогу, дамы, — настороженно произнёс он. — Нет. Просто я ощущаю всем нутром: что-то не то. Не так. И да, Химера, я наблюдал не за всеми твоими приключениями здесь. Только за основным, ты уж прости, я ведь не перед телевизором сидел. Так что знаю только о твоих взаимоотношениях с Палачом, да ещё о паре моментов. Что случилось?       Химера искоса глянула на него и придвинула поближе креманку с остатками полурастаявшего мороженого.       Ты ведь… позволишь?       «А, чего уж там! Как говорят твои русские друзья: сгорел сарай — гори и хата. Рассказывай».       — Как бы тебе так сказать… — медленно проговорила Рика-Химера, набирая в ложечку мороженого. — Об этом, если честно, должна рассказывать Мантикора, а не я. Но ей слишком больно, поэтому слушай так. Дело в том, что муж моей подруги — Курт Вагнер…