Книга Химеры

      Несколько дней Рика откровенно болела. И дело было даже не в том, что её психическая регенерация заметно уступала оной у Химеры: она в принципе не хотела заметать своё горе под коврик и делать вид, что ничего не произошло. Уход Курта сильно ударил по ней болью, и общий консилиум, включающий в себя Химеру и лидеров Братства Мутантов, приговорил её к постельному режиму. Тем более что ей надо было наконец-то нормально пережить всё, что с ней произошло с того злосчастного дня в Лестер-сквере, не подрываясь в тот же вечер кого-то искать, с кем-то разговаривать и в чём-то убеждать.       Единственным светлым пятном во всей этой ситуации стали слова Саллаха — когда он тем утром обнимал за плечи заплаканную девушку, помогая подняться с пола:       — Если тебе станет от этого легче, Мантикора, послушай опытного человека. Твой мужчина боится — но боится не тебя. Уж в этом можешь мне поверить, тут у меня глаз намётан.       И конечно же, положение дел изрядно спасала Химера. Если бы не она, Рике бы серьёзно подпортило психику осознание, что она теперь — вдова при живом муже. И даже если они когда-нибудь встретятся вновь, Курт будет уже совсем другим человеком, с другим именем — и, возможно, с другой женой, и уж точно не узнает её. Но Химера, как и в случае с Умкой, когда они узнали правду о её сестре, добровольно брала на себя половину боли — и убеждала Рику, что, по заверениям её звериной чуйки, всё будет хорошо, и это ещё не конец. В целом, это было довольно слабое утешение, да и Рика не знала, не говорится ли это просто поддержки ради. Но даже такая невесомая и туманная надежда сумела стать якорем, не дававшим девушке соскользнуть в бездну отчаяния.       На третий день постельного режима Рика поняла, что ей надоело плакать, — и ещё пару дней снимала стресс перед обедом и по вечерам, избивая сперва грушу, а потом Ксава. Последний в долгу не оставался, и девушка была горячо благодарна ему за взаимный обмен тычками, подножками и перекидыванием через бедро: умница Чарли не обращался с ней, как с фарфоровой статуэткой, и поток его острот, порой откровенно неприличных, не иссякал ни на минуту. Впрочем, он ни разу не шутил про Курта, и за это Рика была ему благодарна вдвойне.       Когда же минула неделя, за завтраком Рика заявила, что готова к решительным действиям.       — Я осталась не затем, чтобы слоняться по дому унылым привидением, — сообщила она лидерам Братства и Саллаху, ожесточённо терзая омлет с сосисками ножом и вилкой. — Вы говорили, что найдёте применение моим навыкам. Если у вас есть какое-то задание — давайте, а то я задолбалась страдать без дела. Хочу страдать с пользой!       Лучше, конечно, вообще не страдать…       «Я подумаю об этом завтра».       Мужчины переглянулись. Джимми улыбнулся, поправил очки и сообщил:       — Мы ждали от тебя эту просьбу. И рады, что она воспоследовала раньше, чем кто-то из нас надеялся.       — Кто-то из вас, юноши, — педантично уточнил Саллах, кладя себе в кофе кружок лимона. — Я примерно на такой срок и рассчитывал.       Ксав только что-то пробурчал в свою кружку с чаем про шибко умных старпёров, и мудрый араб сделал вид, что не расслышал.       — Задание действительно есть, — кивнул Джимми, отодвинул от себя пустую тарелку и промокнул рот салфеткой. — И тут вы поможете нам обе, милые дамы. Поскольку, с одной стороны, дело связано с переговорами — а ты, Мантикора, уже зарекомендовала себя как если не опытный, то хотя бы удачливый дипломат — и в разговоре с Охотником, и в общении с леди Мэрионн, и в деле Кейнов. А с другой стороны, наше поручение напрямую связано с преступным миром… и тут уже вступают твои знания, Химера, хотя бы о криминальной прослойке твоего Готэма и о том, как себя лучше вести с его представителями. Не думаю, что наши преступники так уж сильно отличаются от ваших.       Рика глубоко вздохнула и затолкала поглубже мысль о том, что вот уж что-что, а последние её переговоры — с Куртом — откровенно провалились.       — Преступники — значит, преступники, — пробормотала она. — Кого мне надо уговаривать? Аналог Пингвина, Загадочника, итальянскую мафию? Или кто тут есть в Готэме…       — Не в Готэме, — покачал головой Ксав. — Ты отправишься в Берлин. — И без перехода поднял глаза и отсалютовал кому-то за спиной Рики. — Привет, дорогая, сегодня будешь прыгать.       — Пожрать дайте, сатрапы… — пробурчала заспанная и одетая в мини-пижамку Бланка, спускаясь с лестницы на второй этаж и потирая глаза кулаком. — Сначала завтрак, потом всё остальное.       Пока Бланка ела, Рику ввели в курс дела: её заданием было склонить на сторону Братства некоего Паука. Это был берлинский затворник американского происхождения, практически никогда не покидавший своего дома и обладавший доступом к огромной и запутанной паутине связей с преступным миром — отсюда и прозвище. И ещё он был законченным параноиком в плане чужой электроники, поэтому вход в его жилище с телефонами, ноутбуками и даже умными часами был заказан. Больше ничего Рике про него не сказали. Только то, что он будет неоценимым союзником в борьбе против «Астартес».       — Больше знаний — больше предвзятости, — покачал головой Джимми в ответ на её удивление. — Слушай интуицию, она у тебя работает, как швейцарские часы. Я уверен, ты найдёшь к нему подход.       — Ты должна убедить его позвонить нам, — добавил Чарли, — а уж прочие детали мы сообщим ему сами. И не потому, что мы тебе не доверяем! Просто если такая зелёная почка начнёт заваливать его слишком тонкими подробностями насчёт наших планов, это будет выглядеть чересчур подозрительно.       Это было совершенно безумное задание, и в иное время Рика бы сказала, что у неё нет никаких шансов на успех. Но в таком состоянии она только вспомнила старую присказку Логана из другого мира «ай, любись оно всё неведомым животным!», махнула рукой… и согласилась.       Медлить не стали. Бланка, закинувшая в себя еду, заявила, что больше не хочет убивать окружающих, и начала готовиться к телепорту на другой континент. Подготовка включала в себя рисование практически идеального круга на заранее расчищенном участке двора. Когда Рика и Бланка встали в этот круг лицом друг к другу, держась за руки, у девушки в мыслях промелькнуло, что в кино в такие моменты обычно даются последние указания, часть из которых можно уже не услышать, и они-то и оказываются самыми важными… Но это было не кино: все молчали, эффектного момента не вышло. Только Саллах поднёс руку к сердцу, губам и лбу, желая девушкам счастливого пути.       Сперва ничего не происходило. Потом у сосредоточенной, закрывшей глаза Бланки начали проявляться тонкие белые узоры на лице, похожие на татуировки, которых не было видно в обычное время. Начерченный на земле круг замерцал, из него стала постепенно подниматься цилиндрическая стена белого света. И когда она закрыла девушек целиком, поднявшись выше голов, Бланка резко распахнула залитые белым сиянием глаза…       И светом залило всё вокруг.       Рика не чувствовала себя — ни рук, ни ног — и ничего не видела, но у неё было чёткое ощущение, что она летит. Она ощущала в себе Химеру и рядом — Бланку, что уверенно и чётко направляла этот полёт. Было понятно, что всё идёт как надо, но… с какого-то момента загривок девушки начало покалывать странное ощущение, похожее на чувство взгляда. А потом…       А потом её выдернуло из этого потока света. Даже нет, не выдернуло, а аккуратно вынуло, очень заботливо, даже бережно, чтобы не повредить. Но у Рики всё равно перехватило дыхание, а когда она вновь ощутила своё тело, ноги её предательски подрагивали. По всем органам чувств ударили все звуки, краски и запахи реального мира, и у девушки закружилась голова. Тело сработало машинально: когти выпрыгнули сами собой, и Рике стоило больших трудов тут же убрать их обратно, чтобы не привлекать к себе внимание. Какое-то время она тупо стояла, уперевшись ладонями в колени, пытаясь отдышаться и подавить лёгкую тошноту, и только когда унялась кровь и раны меж костяшек закрылись, оставляя привычные царапины, смогла выпрямиться и оглядеться.       Она оказалась на улице какого-то не знакомого ей города, явно европейского. Мимо по тротуару ходили люди, ничуть не напуганные и не удивлённые появившейся неведомо откуда девушкой, а по дороге неспешно проезжали редкие автомобили, чётко соблюдающие скоростной режим. На стенах пяти-семиэтажных домов красовались вывески, написанные латиницей.       Но не по-английски.       Рика огляделась с нарастающей паникой. Одна, непонятно где, ещё и без средств связи… Телефон она оставила, чтобы не расставаться с ним на входе в дом Паука, а Бланка должна была доставить её прямо к порогу — и домой от порога. А теперь…       И ещё Рика с мучительным стыдом сообразила, что толком не знает, как выглядит Берлин.       Снова, как и в Гималаях, ей пришлось прибегнуть к дыхательным упражнениям — и только теперь она сообразила, что ошиблась: она была не одна.       «Химера, ты здесь?!»       Здесь, здесь… Ждала, пока тебя паничка отпустит, а то ты бы меня и не услышала.       «Где мы?!»       В плане города — я знаю не больше твоего. Но мы точно в Германии.       «Химера… я не знаю немецкого… И какая-то пачка денег у меня в кармане лежит, но тут, кажется, в ходу не доллары?»       Спокойно. Во-первых, если у вас есть Евросоюз — здесь в ходу евро, а доллары можно поменять в любом банке. Там точно умеют говорить по-английски. А во-вторых — я пару слов всё-таки знаю. Невозможно не запомнить хотя бы «гутен таг», когда общаешься с…       Она поперхнулась и неловко замолчала, но Мантикора легко достроила конец фразы. Химера имела в виду Курта Вагнера из своего мира, но не хотела причинять подруге боль ассоциациями.       Чтобы не съезжать на ненужные мысли, Рика принялась составлять план действий. И первым пунктом в этом плане было дозвониться до Америки — благо номер телефона в доме Ксава был записан на бумажку и сунут ей в карман перед отправкой. Рядом удачно оказался телефон-автомат, а нужное количество монеток и название города, где очутилась Рика, удалось получить от проходившей мимо сердобольной старушки, на которую подействовали отчаянные жесты и дикая смесь английского и ломаного немецкого.       В Америке ответили сразу.       — Рика! Слава богу! Куда тебя занесло?! — орал в трубку Ксав. — Мне позвонила Бланка, она в панике, говорит, что тебя выдернуло из телепорта! И она теперь найти тебя не может, говорит, не навестись! С ней за всю историю прыжков не случалось ничего подобного! Ты где?!       — В Дрездене, — вымученно улыбнулась Рика. — Понятия не имею, каким образом я здесь оказалась, но…       В трубке раздалось какое-то невнятное шебуршание и сдавленные проклятья, а потом зазвучал спокойный голос Джимми:       — Значит, так. Первым делом ты идёшь в ближайший банк и меняешь деньги. Они ведь у тебя есть? Хорошо. Потом покупаешь телефон и связываешься с нами ещё раз. Бланка сейчас пока не может к тебе переместиться: ей нужен перерыв после первого прыжка — и, как сказал Чарли, она почему-то не может тебя обнаружить. Но не волнуйся. Мы тебя найдём и всё организуем. Ты окажешься там, где надо. Главное — связь…       И в этот момент в трубке раздался щелчок, и приятный, хоть и автоматизированный женский голос сообщил Рике что-то на немецком. Что конкретно — она не поняла, но в целом смысл был ясен: на нормальный международный звонок монеток не хватило.       Но в Братстве знали, что Мантикора и Химера живы, целы и в Дрездене — а это было уже что-то. Приободрившись, Рика начала искать банк — про себя благословляя всех богов за то, что на обоих языках это слово звучало примерно одинаково…       Банк нашёлся минут через пятнадцать. Он был совсем небольшим, прохладным, там работало всего одно окошко, к которому уже стояла очередь. Какой-то неспешный и настырный дедок очень обстоятельно доказывал что-то клерку, за ним стояли двое мужчин с портфелями, явно пришедшие вместе, а за их спинами откровенно скучала молодая женщина. По залу тоже сидело и ждало несколько человек: банк явно открылся после обеденного перерыва, и к каким-то окошкам должны были подойти работники.       Пристроившись в хвост очереди, Рика рассеянно окинула взглядом зал. Добропорядочная бюргерша с двумя детьми, пара худосочных парнишек студенческой наружности, мужчина лет тридцати в чёрном кожаном плаще, ещё один мужчина, только лет пятидесяти, с утомлённым лицом и кучей справок в руках…       Рика не сразу поняла, что заставило её прервать осмотр зала и вернуться взглядом к мужчине в плаще. В его фигуре было что-то странное. Вроде бы на первый взгляд ничего особенного — невысокий, полноватый, добродушная улыбка, тёмные волосы, небрежная щетина… Он стоял в тени у колонны и вертел в руках серебристый портсигар жестами заядлого курильщика, которому вот прямо сейчас нельзя предаться своей пагубной привычке. Но то ли так тень падала, то ли у него было что-то вроде горба…       А потом Рика обомлела, когда этот «горб» зашевелился, закопошился, поднял голову… и оказался здоровенной ящерицей! Ящерица выпучила круглые вращающиеся глаза по типу хамелеоновых, поменяла разом несколько цветов, от малинового к индиго через сиреневый, и смачно… зевнула! Причём, не как пресмыкающееся, а совсем по-человечески.       Никто вокруг не обращал на это зрелище никакого внимания. Подумаешь, мужик с разноцветной ящерицей на плечах! Да такой, что на этих самых плечах уже едва умещается…       «Химера, ты это видишь, или я всё-таки схожу с ума?»       Ви… вижу. Только, похоже, остальные не замечают. Это не что-то привычное для местных, они эту рептилию просто не видят!       А рептилия, видимо, окончательно решила добить случайную зрительницу, потому что развернула совершенно не свойственные хамелеону крылья, довольно потянулась… и сказала «блап».       Это был совершенно чёткий и отчётливый «блап». И что Мантикора, что Химера могли побиться об заклад, что в нём звучало чисто человеческое ехидство.       Рика как раз начала соображать, где и от кого слышала про этот «блап», как в зале открылось сразу два новых окна. Народ оживился, начали выстраиваться две новые очереди, девушка отвлеклась…       И тут произошло самое банальное в мире событие — из тех, что бывают всегда не к месту.       Дверь в банк распахнулась, и внутрь, потрясая пистолетами, ворвались трое парней в классических чёрных балаклавах. Что они орали, Рика понять не могла, но всё было ясно без слов. Началась суматоха, добропорядочная бюргерша завизжала, прижимая к себе детей, в воздухе остро запахло страхом и адреналином.       Лихорадочно оценивая обстановку, Мантикора уже прикидывала, как и когда выпускать когти — и стоит ли, учитывая такое количество потенциальных случайных жертв и отсутствие собственного опыта в предотвращении ограблений банков… Как вдруг со стороны раздался голос. Глубокий, как полноводная река, мощный и одновременно бархатный, перекрывающий весь шум и гам в зале, который с повелительными интонациями произнёс на чистом английском:       — Достаточно, пожалуй. А теперь спать. Всем. Кроме тебя.       И Рика вскинула голову в изумлении, глядя, как грабители, кассиры и посетители оседают на пол. А мужчина с ящерицей на плечах отлип от колонны — и шагнул ей навстречу, на ходу меняя внешность. Его плечи расправились, лишний жирок истаял, в волосах появились проблески седины, а щетина превратилась в ухоженные усы и бородку. Одежда тоже изменилась: вместо летних туфель на мужчине оказались тяжёлые ботинки, окованные серебром, а чёрный плащ покрылся серебряными же знаками, половина из которых была знакома Химере и через неё Мантикоре — по урокам Доктора Стрэнджа и Джона Константина.       Мужчина подошёл к Рике и улыбнулся — по-прежнему добродушной, но от этого не менее хитроватой улыбкой. И сказал:       — Здравствуй, Химера. Наконец-то мы встретились. И вас я тоже приветствую, юная леди. Будем знакомиться?       А ящерица размотала длинный хвост, ранее обмотанный вокруг шеи «седока», повела крыльями и снова сказала:       — Блап!