Книга Химеры

      — Я наложу на вас иллюзию, — говорил Стрэндж, с благодарностью принимая от мисс Аллен таблетку аспирина и стакан воды. Заклятья заклятьями, а головную боль от такого количества этанола, принятого вовнутрь, ещё никто не отменял. — Ваша одежда останется той же самой, чтобы вам было удобнее двигаться, но все будут видеть нечто более соответствующее эпохе. А то, боюсь, две дамы в джинсах, у одной из которых на поясе висит сушёная человеческая голова, не будут благосклонно восприняты суровыми европейскими моряками.       Рика и Линда согласно кивнули. В прошлое они отправлялись вдвоём — ведь некромантке это и было нужно. Правда, она толком не могла сказать, в какое именно время в прошлом ей надо было попасть, но середина восемнадцатого века была ничем не хуже других вариантов.       Протрезвевший и унявший тремор маг готовился открыть портал в нужную точку — прямо из больничной палаты. Благодаря своим навыкам и настройке на Курта, до сих пор лежавшего без сознания, он смог определить, в какое время именно по этим координатам будет проходить парусный корабль. Портал должен был открыться в трюме, а дальше…       — Будьте очень осторожны, — инструктировал девушек Стрэндж, разминая пальцы. — Будущее не определено, а прошлое — изменчиво с далеко идущими последствиями. Я не могу гарантировать ваше возвращение, равно как и то, что вы не погибнете там и тогда. Но если у вас получится сделать то, что от вас требуется в том времени, и вы окажетесь в тупике… Химера, я не зря читал вам лекцию по астральному зову. Призови Древнюю — она на тот момент ещё является Верховным Чародеем Земли и главой Камартаджа и владеет этим медальоном, Око Агамотто. Если с ней правильно поговорить, она отправит вас куда надо.       — Привет от вас из будущего передавать? — неловко попыталась пошутить Рика, но маг ответил внезапно серьёзно:       — Передай. Тем больше шансов, что она тебе поверит. И скажи, что после её смерти я смог… договориться. И удержать Камартадж и весь мир. Она… — тут он совершенно циничным образом ухмыльнулся. — Она та ещё стерва была, на самом деле. Но если ей не хамить и сказать всю правду — поможет. Я в этом уверен.       Иллюзию маг наложил мастерски: это были достаточно простые платья с приподнятыми спереди до колена подолами, под которыми виднелись штаны и сапоги. Так и приличия более-менее соблюдались (в достаточной степени для каких-нибудь рыбачек или дочерей моряков), и не должно было возникнуть когнитивного диссонанса при виде того, как дамы бодро чешут, скажем, вверх по ступенькам, не придерживая «подол», которого не ощущают.       Раздав последние указания — когтями и мечом не светить, регенерацией и некромантией не хвастаться, но при угрозе членовредительства или изнасилования в глаза и в пах кулаком или коленом давать смело, — Стрэндж глубоко вздохнул, сосредоточился и закрыл глаза. Под круговыми движениями его правой руки, украшенной «двойным кольцом», необходимым для открытия портала, в воздухе начали появляться искры — но не привычно золотые, а изумрудно-зелёные.       Вскоре искры сложились в круг, затем в центре появилось тёмное пространство, оттуда на собравшихся повеяло запахами просмолённого дерева, пеньки, соли, йода и прочими трюмными ароматами.       Не теряя времени, девушки схватились за руки и, не оборачиваясь, прыгнули в портал, который тут же за ними закрылся. Последние зелёные искры растаяли в воздухе, и Химера поспешно переключилась на ночное зрение, чтобы осмотреться. Ведь никаких фонарей и свечей тут, естественно, никто не оставлял, чтобы не случилось пожара. Всё освещение — только тот свет, что просачивался сквозь щели в палубе сверху, но звериным глазам хватало и его.       Они стояли в отсеке, в котором лежали связки канатов и каких-то иных снастей, которым Рика не знала названия. На мгновение она пожалела, что с ними нет Тустепа: парень бредил морскими судами прошлого и зачитывался всякими там приключениями капитана Блада и прочих романтических героев, так что уж он бы знал, как тут что правильно именовать. Другое дело, что как старшая в команде рисковать им она не имела права… Да и судя по гримасам Стрэнджа, он и не собирался отправлять в прошлое больше двоих.       Далеко впереди угадывались очертания каких-то больших бочек, в которых Химера предположила запас пресной воды для команды. Именно воды — потому что запахом пороха тянуло сзади, а не спереди.       Пол под ногами слегка покачивался, да и всё вокруг тоже, а из-за бортов слышался глухой и мерный шум волн.       — Ну и что мы теперь будем делать? — вполголоса поинтересовалась Линда, на автомате потянувшись ладонью к эфесу невидимого теперь меча, но вовремя отдёрнув руку. Пусть вокруг никого не было, но привычку здесь и сейчас надо было изживать.       — Не знаю, — пожала плечами Рика. — В принципе, можно попробовать спрятаться и просидеть тут до Портсмута. Успеем придумать легенду, как мы пробрались на борт, и всё такое.       — А как думаешь, чей это корабль — англичан или французов? — Некромантка тут же, не теряя времени, деловито принялась шуровать в грудах канатов, прикидывая, как устроить им убежище. Глаза у неё горели бледно-зелёным, так что в темноте она явно тоже видела хорошо. — Док ведь не разглядел название. А то если англичан — это, конечно, хорошо…       — Если это французы — то они тоже наверняка знают английский, — успокоила её Химера, шагая следом с прохода. — Времена торговли, вот это всё. Ну или, в крайнем случае, говорить буду я, язык я знаю.       Внезапно чувство ностальгии остро кольнуло сердце, когда Рика вспомнила, что именно с французского языка и его носителя, Гамбита, начались все её приключения…       Но тут куча снастей, которую принялась разгребать Линда, тихонько вскрикнула человеческим голосом. И зашевелилась.       Девушки вздрогнули и отступили на шаг.       — Кто здесь? — задала Линда такой логичный, но такой вечно глупый вопрос, вырвавшийся у неё на автомате.       — Йа… п-прошу вас… — жалобно отозвалась куча. — Прошу вас, допрые фройляйн… не пот’ходите ко мне…       И услышав этот голос, гораздо моложе, но всё равно до боли знакомый, Рика сперва не поверила своим ушам, а потом ей показалось, что вокруг неё перевернулся весь мир. Потому что восьмого августа 1769 года, в трюме корабля, направляющегося из Гавра в Портсмут, с ней говорил…       Нет, надо убедиться. У меня, наверное, глюки. Не может этого быть! Середина восемнадцатого века! Может, это какой-то другой немец, просто с похожим голосом? Но сперва его надо успокоить…       — Кто ты? — ласково спросила Рика, аккуратно подходя к куче и опускаясь рядом на колени, чтобы казаться меньше. — Мы тебя не обидим, не бойся. Как тебя зовут?       — Менья… менья зовут’ Курт’ Вагнер, допрая фройляйн… — донеслось из глубин канатов. И, приглядевшись, Рика разглядела где-то там, внутри, знакомые, светящиеся, золотые глаза. — Но йа умоляю вас… не смот’рите на менья. Bitte… Пожалуйста. Йа не хочу, штобы вы испугалис…       — Я нашла фонарь, — вмешалась в разговор Линда, которой явно надоело переливать из пустого в порожнее. Щёлкнула зажигалка, разгорелось пламя свечи, бесформенная груда снова вскрикнула…       А потом раздался хлоп! И от кучи канатов во все стороны рванулось облако пахнущего серой, фиолетового дыма. Тут же хлопнуло ещё раз — и, не удержавшись на потолке трюма, с жалобным воплем на пол грохнулась щуплая нечеловеческая фигура.       На вид ему было лет шестнадцать — чистый ровесник Рики. Те же трёхпалые руки, синяя шёрстка по всему телу, острые уши, гибкий хвост со стрелкой на конце… Только лица разглядеть не удалось, потому что Курт-подросток тут же скорчился на полу в угловатый клубок, закрывая руками голову.       У Химеры защемило сердце, когда она поняла, что следующей его фразой будет «Не бейте…».       — Не бойся, — быстро сказала она. — Я же сказала, мы тебя не обидим.       — Йа никому никок’та не причиньяль зла… — глухо донеслось из клубка. — Но это менья фсе бойацца. Фсе, к’то посмотрит’… Для фсех йа — отродье дьявола… Но я клянус вам, Госпоть Фсемогущчий мне сфидетель — йа крещён! И молюс каштый ден, и молнийа с неба не поразила менья…       И вот тут уже Рике стало плевать на век, год и возраст! И уж тем более на какие-то там предосторожности. Потому что перед ней дрожал от ужаса забитый мальчишка, который был виноват только в том, что родился таким. И до дивных технологий, позволяющих ему принимать человеческий облик, оставалось ещё добрых две сотни лет с гаком… А убить его людские страхи и предубеждения грозили прямо сейчас.       — Я тебе верю, — твёрдо сказала Рика и придвинулась ближе, аккуратно положив Курту ладонь на плечо. Тот дёрнулся, пытаясь отодвинуться, и девушка удержала его — мягко, но непреклонно. — Никакое ты не отродье дьявола. Ты просто так выглядишь. Это у тебя с рождения?       — Да… — Убедившись, что его не бьют, Курт-подросток осторожно выглянул из-под локтя, сверкнув золотым глазом. — Йа не зналь сфоих Vater und Mutter… отца и мать… От’ них мне осталас лиш записка с именем, и йа дафно потерьяль этот’ клочок’ бумаги. Йа вырос в цыганском цирке…       — Оно и видно, — фыркнула Линда и закатила глаза, когда Рика бросила на неё яростный взгляд. — Ладно, ладно, пойду посмотрю, что тут ещё есть интересного. А вы пока общайтесь. Фонарь вам оставлю, вон там ещё один висит.       Подождав, пока она отойдёт, Курт ещё чуть-чуть развернулся из клубка и недоверчивым шёпотом спросил:       — Скажите, фройляйн… почему вы так’ допры ко мне? Почему не боитес? И та фройляйн… она ясфительна и нетерпелива, но фсё так’ ше не боицца… Почему?       И вот тут Рика прикусила язык, чтобы не ответить глупость.       Что я ему скажу? Что мы из будущего и знакомы? Нет, мне Стрэндж голову оторвёт, если это на что-нибудь повлияет. Да я сама себе голову оторву! И Курт не поверит. Уж не знаю, когда и как в нём проявляется то, о чём он говорил, — знание о происходящем в этом и других мирах, — но сейчас оно ещё явно в нём не проснулось. Он и себя-то до конца не осознаёт, не то что происходящее! Прав был доктор… Надо быть очень, очень осторожной. И не ляпнуть чего не надо.       — Потому что мы знаем, что Господь создаёт людей разными, — медленно ответила Химера, осторожно и тщательно подбирая слова. — Ты ведь знаешь, что на другом континенте живут люди с чёрной кожей? А на другом конце мира, в Азии, желтокожие и узкоглазые?       Курт робко кивнул. Он уже почти совсем развернулся, и Рика, подавив желание накрыть ладонью его встрёпанную макушку, вместо этого взяла его за руку. Тот вздрогнул и с неверием уставился на её тонкие пальцы, ласково сжимающие его один — толстый, как два сдвоенных человеческих.       — Просто порой люди у Него получаются… ну очень разными, — продолжала девушка, про себя надеясь, что религиозный подросток не примет её слова за ересь. Но если я начну ему сейчас нести про мутации и ген Икс, это будет ещё большая ересь! — Очень редко, но так бывает. Тогда и появляются такие, как ты.       — Йест’ ещчо такие, как’ йа?! — встрепенулся Курт, и Рике стало больно от того, какой отчаянной надеждой зажглись его золотые глаза.       — Не с такой внешностью, как у тебя, — со стыдом поправилась она, глядя, как он снова сникает. — Но тоже со способностями… которых нет у обычных людей. Вот, например, ты перемещаешься с места на место…       — Йа ранше мок’ лучше, — очень трогательно пожаловался Курт, садясь в уже знакомую Рике позу — обнимая руками и хвостом колени. — Ф детстфе, кок’да мы приесшали в новую дерефню, йа так’ спасалса… от тех, кто менья драсниль. И…       — …и кидался камнями, — закончила за него Химера, с ужасом и состраданием замечая полузаживший шрам у него на нижней челюсти, где ещё не отросла обратно синяя шёрстка.       Курт беспомощно пожал плечами. А потом робко улыбнулся. Не разжимая губ, чтобы не показать клыки.       — Потом один священник’… он сказаль мне, што сие йест’ грех перет’ Господом, но йа смогу спасти свою душу, йесли не буду так’ делат’… прыгат’. Он сказаль, што йа проклят’, но он будет’ молицца за менья, штобы… ко мне вернулса человеческий облик’, украденный дьяволом.       — Но время шло, и ничего не менялось, — пробормотала Рика, кляня себя за испорченность дитя двадцать первого века — но не в силах не прикинуть, насколько далеко могли зайти эти… хм… молитвы. И не надо было ли, как говорит Джон, вызывать обратного экзорциста, чтобы изгнать священника из тела ребёнка…       — И йа снова началь прыгат’, — смущённо кивнул Курт. — Просто сейчас немношко… разучилса. Не так’ хорошо выходит’. Йа знаю, это грех… но порой это очен спасает’.       — Никакой это не грех! — воскликнула Химера, беря его руку уже в обе ладони. — Тот человек… — Не «врал», нет, только не «врал»! — …ошибался. Это просто твоя способность, и её надо развивать. Мы все рождаемся со своими, просто у большинства они проявляются примерно лет в тринадцать-шестнадцать, а у тебя — с рождения…       Курт странно посмотрел на неё, потом снова на свою руку в её руках, а потом невольно подался назад.       — «Мы»? — переспросил он. — Фройляйн, вы хотите обманут’ бет’ного уродца ис жалости? Вы софсем не похожи на менья. Вы… нормальная. Правильная. И такая красивая… Какой ис вас урот’?       У Химеры стало горько во рту.       Ну хватит! К чёрту, всё к чёрту, пусть Стрэндж мне что угодно отрывает — я так больше не могу!!!       — Это не уродство, Курт, — покачала головой она, осторожно отпуская его пальцы и поднося правую руку к груди. — Нас могут называть как угодно, но настоящие уроды — не мы, а те, у кого злые, безобразные души. Я тебе сейчас кое-что покажу, только ты обещай не пугаться, хорошо? Тебе ничего не угрожает.       И после того, как Курт отполз ещё на пару шагов, садясь в настороженную позу на корточках, Химера — медленно, мучительно медленно! — выпустила когти на правой руке.       Курт так и ахнул. Но потом — его реакция оказалась совершенно не такой, как подспудно боялась Рика. Вместо того, чтобы хлопать или хотя бы забиваться в дальний угол, он подполз поближе и, попросив взглядом разрешения, осторожно коснулся пальцами двух костяных лезвий. А потом, глядя, как впитывается в кожу кровь, серьёзно спросил:       — Это… больно?       Он меня… жалеет?!       — Каждый раз, — кивнула Химера, втягивая когти и показывая, как заживают две ранки между костяшками. — Но я уже привыкла и почти не замечаю. Вот когда так медленно — тогда да, ощутимо больно.       Курт съёжился и потупился.       — Йа…       — Не извиняйся! — взмолилась Рика. — Я просто не хотела напугать тебя резким движением. Ты ни в чём не виноват.       Она всё-таки погладила его по волосам. Под её рукой Курт сперва замер, но потом постепенно расслабился и даже благодарно боднул ладонь, подставляясь под нежданную и непривычную ласку. А потом с осторожностью перехватил её руку и неожиданно церемонно, с большим достоинством — даже не спросил, а именно осведомился:       — Позволит’ ли фройляйн?..       И только после согласного кивка поцеловал даже не руку — воздух над рукой.       Потому что я не в перчатках. Господи, где он только набрался таких манер?! В цирке выучили, на потеху добрым поселянам, — или он подсматривал, заглядывал в окна, наблюдал, чтобы… чтобы быть таким же, как обычные люди, хотя бы в чём-то?       — Entschuldigen Sie… Простите, фройляйн, могу ли йа узнат’ ваше имья? — серьёзно спросил Курт, глядя Рике в глаза, и та поняла, что так и не представилась. Это было ужасно грубо и невоспитанно, и ещё грубее и невоспитаннее была необходимость назваться чужим именем, чтобы не навредить будущему, чтобы не было последствий, а она ведь его ещё не придумала…       Но тут звериная чуйка аж взвыла от возмущения! Всё естество Химеры просто-напросто восстало от требования соврать сейчас. И она поступила, как велел ей мистер Фриз. Пошла против логики, против всех предупреждений — потому что доверилась самой себе.       — Меня зовут Федерика. Федерика Клейтон, — слегка поклонилась она, потому что присесть в реверансе, сидя на грязном трюмном полу, не представлялось возможным.       — Фе-де-ри-ка… — медленно, по слогам, будто смакуя, произнёс Курт. А потом тоже поклонился, только гораздо ниже, прижав к сердцу трёхпалую руку. — Йа запомню ваше имя и вашу допроту, фройляйн Федерика. Йа буду помнит’ вас и ваши слова до конца жисни. И буду прыгат’. Дальше, чётче и лучше.       В ответ Рика, внезапно для себя, порывисто прянула вперёд и поцеловала его в щёку.       Если бы Курт физически мог покраснеть, он бы залился краской по самые уши. В неверном свете трюмного фонаря и под синей шёрсткой было не видно, какого цвета кровь прилила к его лицу — когда он неверящим жестом прижал пальцы к щеке, которой явно до этого никогда не касались ничьи губы, особенно девичьи. Золотые глаза наполнились непрошеными слезами…       — Атас, голубки, кто-то идёт!       Тряся рукой, явно обожжённой об уже потушенный фонарь, к ним в закуток ворвалась Линда, коршуном ринулась к первому фонарю, ещё горящему — и даже успела его задуть, но…       Раздалась ровная дробь быстрых шагов вниз по деревянной лестнице — шагов человека, который явно привык передвигаться по кораблю, идущему на всех парусах. Троица «зайцев» затаила дыхание — но после секундной паузы шаги неумолимо направились в их сторону. А вместе с ними — мягкий оранжевый свет от фонаря.       — Так-так, и кто же у нас жжёт свечи в трюме в неурочный час? — раздался чуть насмешливый ровный голос, и на «пороге» закутка с канатами появился крепкий молодой мужчина лет двадцати восьми, облачённый в богатый синий мундир, элегантную треуголку и белые штаны и чулки.       Рика инстинктивно дёрнулась загородить своими иллюзорными юбками Курта, мигом съёжившегося в комок и закрывшего голову руками. Линда на автомате опять попыталась ухватиться за эфес клинка, но в последний момент сделала вид, что хочет почесать шею.       Мужчина обвёл взглядом безбилетных пассажиров, и только чуть расширившиеся зрачки выдали его удивление. А когда он заговорил, голос его звучал всё так же ровно — и с той же толикой насмешки.       — Доброго дня всей честной компании. И кто же мне объяснит, что происходит на борту «Испаньолы»?       — «Испаньолы»? — довольно нелепо переспросила Рика, только через секунду поняв, что так называется корабль, на котором они все сейчас находятся. И ещё ей показалось, что где-то она это название слышала или читала о нём, вот только где…       — Вы что же, хотите сказать, что сами не разобрали, на какой борт пробрались? — усмехнулся мужчина и прикоснулся двумя пальцами свободной руки к полям треуголки. — Тогда мне будет вежливо представиться первым. Джеймс Хокинс, капитан военно-морского флота Его Величества Георга Третьего. И я повторяю вопрос: что вы делаете на борту «Испаньолы», леди и… джентльмен?