Книга Химеры

      Конечно, Рика попыталась переубедить Бальтазара. Но белый симбиот проявил не только упрямство, но и неумолимую логику рассуждений. И главным его козырем был недостаток времени. И дело было даже не в Дарксайде, который когда ещё прилетит.       Я чувствую своего сородича — и он чувствует меня. Он знает, что я с тобой, и уже объединил все свои части в одного себя. Он был занят этим всё время, пока я был здесь, но только теперь у меня появилось достаточно умений, чтобы это осознать.       Проблема была в том, что Бальтазар не мог чётко определить местонахождение чёрной твари, но зато с уверенностью утверждал, что они сейчас находятся на одном континенте. Надо было торопиться, чтобы не подставить под удар школу, поэтому Рику и Константина спешно перебросили порталом в Сахару, на участок, неведомо как и за какие деньги купленный Старком. Там белый симбиот вновь облёк тело Рики бронёй и издал странный, вибрирующий низкочастотный звук, от которого у девушки заломило все кости. Это был призыв, на который должен был откликнуться враг.       А потом Джон остался чертить свою звезду и снова засыпать её песком, чтобы не спалить контору раньше времени, а Рика вернулась в школу, чтобы ему не мешать — и самой подготовиться, хотя бы морально. В конце концов, чёрному симбиоту ещё нужно было добираться на другой континент.       Рика надеялась, что за эти несколько часов кто-нибудь придумает гениальный план, чтобы Бальтазару не пришлось жертвовать собой, но озарение, как назло, никого не посетило. Предложение Стрэнджа нанести на симбиота или хотя бы на саму Рику знаки защиты против огня по здравом размышлении отвергли: никто не знал, как местная магия подействует на инопланетное существо из другого мира и не помешает ли схватке с заведомо сильнейшим противником. Все прочие предложенные методы тоже пришлось отклонить по той же причине — и ещё по одной очевидной: в конце концов, симбиот находился в теле Химеры и выходить под палящее африканское солнце должен был в последний момент, чтобы не ослабнуть раньше времени. А травить перед битвой всякими химикатами кровь и внутренние органы, пусть даже у регенеранта… такое себе решение.       Так и получилось, что пока енот в темпе даже не вальса, а какого-то тектоника клепал бомбу из подручных средств, Рика… сёрфила интернет. Она находила яркие и красочные фото природы и творений рук человеческих, смотрела видео с котиками, большими и маленькими, слушала свою любимую музыку — в общем, делала всё, чтобы Бальтазар за это время впитал как можно больше впечатлений и эмоций. И это занятие, вкупе с психической регенерацией, не давало ей предаваться отчаянию заранее: как можно страдать над пока ещё не выкопанной могилой друга — да, пожалуй, что уже друга, — если ты занята тем, чтобы этот самый друг почувствовал себя как можно более живым?       И ещё… Умом Рика понимала, что шансов никаких. Но всё её существо настолько активно противилось безысходности, что девушка подсознательно — да и сознательно тоже — отвергала мысли о грозящей Бальтазару смерти. Ей было плевать, что кто-то может назвать это инфантилизмом. Она решила до последнего надеяться и верить, что всё как-нибудь обойдётся: случится чудо, кто-нибудь вмешается, способности Бальтазара окажутся круче, чем он себе представляет, или в ней самой найдутся какие-то скрытые резервы организма, как уже бывало — и не раз.       В общем, в назначенное время Рика вышла на точку в совершенно боевом состоянии духа. За что получила мысленную благодарность от симбиота, которого явно подпитывал её пыл.       Ракета успел доделать бомбу тютелька в тютельку, и теперь высоко-высоко в небе над Сахарой с ней в обнимку парил лично Железный Человек, не пожелавший, чтобы хоть какие-то активные действия происходили без его участия. Судя по всем расчётам, времени оставалось ещё прилично, но Химеру решили отправить в пустыню заранее: получить инструкции от ворлока, осмотреться на местности и вдоволь надышаться воздухом родного континента — пусть и гораздо севернее покинутого дома.       Но когда Рика вышла из брызжущего искрами портала, тут же закрывшегося за ней, и огляделась, она с удивлением обнаружила, что вокруг никого нет. Только чуткий нос подсказывал, что под песком что-то явно начертано, а то и выжжено — и, судя по всему, уже готово и замаскировано.       Рика с досадой потёрла внезапно зазудевшее ухо. Все технические средства пришлось оставить в школе на случай, если они расплавятся. Связь предполагалось держать через Константина, которому не надо было подставляться под бомбу.       Ну и куда он подевался?       Будто в ответ на её мысли, Джон, руки в карманы, вырулил из-за ближайшего бархана и направился к ней своей обычной развязной походочкой.       — Всё готово, золотце, — крикнул он ещё издали. — Я тут как раз отходил… осквернить древние пески, чтобы не поганить начерченное. А ты молодец, встала точно по центру. Сейчас только руки мне дай, я у тебя на ладонях пару символов начерчу для экзорцизма.       — Но Джон, мы же договаривались, — напомнила Рика. — Никакой магии мне на тело, она может помешать Бальтазару…       — Ай, не волнуйся, — легкомысленно отмахнулся ворлок, подходя ближе. Судя по его движениям, он старательно не наступал на проведённые под песком линии. — Это так, заготовка. Начнёт работать, только когда я начну ритуал, а до этого силы в ней не будет. Давай, золотце, раньше сядем — раньше выйдем.       Джон протянул к ней руки ладонями вверх — но Рика не спешила подавать свои в ответ. Что-то не так на этой картинке… Но что?       Правое ухо зудело всё сильнее…       И тут до Химеры дошло. На груди у Джона Константина, как и у всех членов Ордена, команды «Нова» и прочих соратников Рики, болтался камень-индикатор — тот самый, созданный ещё в школе Ксавье, руками Хэнка и Александра Бордера, и зачарованный — в том числе и Стрэнджем. Вот только этот камень вместо обычного зелёного сделался красным. А то, что Рика принимала за зуд в мочке уха, было тем самым сигналом, который подавал ей главный индикатор: «Рядом враг».       У Рики помертвели губы. Не могло быть никаких сомнений: чёрный симбиот неизвестно каким образом добрался до места раньше и захватил тело Константина. Того самого Константина, который должен был проводить его экзорцизм. И рядом с которым совершенно, абсолютно нельзя было взрывать эту чёртову бомбу.       Сознание Рики будто остекленело. Напротив неё стоял и улыбался привычной кривой улыбкой её друг, любовник и наставник, а его глазами на идеальную жертву смотрела даже не смерть.       Хуже.       И не было связи. Ни с кем. Ни с человеком в ало-золотой броне, зависнувшим где-то в небесах, ни с теми, кто мог следить за операцией с помощью магии и спутников Старка и Уэйна. Внутри у Химеры сжался боевой пружиной поймавший её мысли симбиот, готовый послать и так на коленке собранный план ко всем чертям…       Но губы Рики шевельнулись. Последней, невозможной надеждой и совершенно сумасшедшим наитием в пронизанном зноем воздухе прозвучали волшебные слова:       — Курт… мне нужна твоя помощь.       Хлоп.              Курт Вагнер, сын Мистик и Азазеля, телепортер с синей пушистой шёрсткой, добрый католик с демонической внешностью, которого в Мюнхенском цирке… Но сейчас важно было не то, что он по первому зову неведомо каким усилием прыгнул через океан на другой материк, и даже не то, что он этот самый зов каким-то непонятным образом услышал. Сейчас критически важным являлось то, что он преподавал актёрское мастерство в школе «Нова» и школе Ксавье.       Когда Курт увидел алый камень на груди Константина, у него даже не расширились глаза. Более того, даже чуткий нос Химеры не уловил какого-то изменения в его настроении. Он не стал отпрыгивать, принимать боевую стойку и заниматься разными прочими глупостями. Курт Вагнер совершенно бестрепетно шагнул к Джону, доверительно приобнял его за плечи — с симбиотом-то внутри! — и с безмятежной улыбкой проговорил:       — Джонни, mein Freund, прости, что мешаю, но я хотел тебе кое-что сказат'... Это срочно. Давай-ка отойдём.       И пока он говорил, воздух вокруг него постепенно темнел, пока не начал мерцать и не облёкся фиолетовой дымкой, такого же цвета, как те клубы, в которых он появлялся и исчезал при телепортации.       А потом снова раздался хлоп. И ещё один — недалеко, метрах так в ста. И Джон Константин рухнул как подкошенный и распростёрся с закатившимися глазами на раскалённом песке, и на груди его победным изумрудом сверкал на солнце камень-индикатор. А рядом с ним на одно колено, совершенно без сил, припал Курт Вагнер, упираясь дрожащими трёхпалыми руками в землю и пытаясь отдышаться.       А прямо напротив Рики осталась стоять на кривых подобиях ног уродливая чёрная масса, бугристая и неравномерная, совершенно бесстыдным и ужасающим образом антропоморфная — как на картинах Босха.       Потому что Курт Вагнер перенёс с собой Джона Константина. Только Джона Константина.       Но Рике было уже некогда волноваться из-за него: как он, что с ним, жив ли? Потому что разожравшийся, набравший массу симбиот раззявил мерзкое подобие пасти на той опухоли, что заменяла ему голову, и кинулся на неё. А навстречу ему с пальцев Рики рванулись белые щупальца, стискивая, отталкивая, не давая дотянуться. И в ту же секунду, как её тело полностью оделось в доспехи Бальтазара, до её ушей донёсся повелительный возглас Курта. Одно только слово:       — Тони!       А потом воздух вокруг стал пламенем.       Рике показалось, что у неё вот-вот лопнут барабанные перепонки, но ей было и уши не зажать. Даже через броню она чувствовала отголоски бушующего вокруг жара, а её слух и мозг до боли раздирали два визжащих, скрежещущих вопля: один — на расстоянии вытянутой, хоть и удлинённой, руки, а второй — внутри её головы. Она скорее почувствовала, чем увидела, как корчится и скукоживается чёрный симбиот, — но и хватка Бальтазара тоже слабела, и силы его таяли, и Химера всей собой чуяла, как по капле из него уходит жизнь…       Но он держался! И когда огонь развеялся и в лёгкие снова хлынул чистый воздух пустыни, кажущийся прохладным после такого жара, он всё равно держался! Из последних сил, рыча от натуги, но не давая врагу и сородичу найти спасительное убежище в теле идеальной жертвы. И Химера, стиснув зубы, отчаянно пытаясь передать Бальтазару хоть толику своей регенерации, надсадно зарычала вместе с ним:       — Джон… Джо-о-он!!!       Потому что в её памяти очень живо вспыхнул образ Крока, который тоже держался под пулями автоматчиков. А потом перестал.       Но ответа не было. Раненая тварь выла и бесновалась, напирая всё упорнее, и можно было подумать, что к ней возвращаются силы… Если не понимать, что это просто слабеет защита.       И когда Рика уже начала задыхаться от напряжения, в её мыслях раздался слабый голос того, кто сделал всё, что мог, и даже больше:       — Не могу… Прощай… Победи его!..       Потом был лёгкий вздох… И белая броня осыпалась на песок лохмотьями серого пепла. Рика яростно закричала от горя и гнева…       И наступила темнота.       На этот раз с ней никто не разговаривал. Ей просто сразу показалось, что она попала под монетный пресс. Чужая воля, злобная и бесконечно голодная, пыталась вытеснить её за границы сознания, заставить забыть, что значит владеть собственным телом, — забыть даже то, что это тело у неё когда-то было. Но в этот раз Химера была готова. У неё было два якоря. Её собственное имя — и последний наказ того, кого она научила жить: «Победи его!..» И мучительное чувство потери и несбывшейся надежды лишь делало её сопротивление ещё яростнее. Потому что Бальтазар сгорел ради неё, защищая её. И если она сейчас сдастся — значит, он погиб зря. А этого Химера допустить не могла.       И она давила. Не кормила голодную тьму смешными картинками, но отталкивала и изгоняла, пытаясь воздать стократ за причинённую ей сердечную боль. С сильнейшим и доселе незнакомым, родившимся из этой боли желанием — подчинить, растоптать, сломить чужую волю, повергнуть в прах. Повелевать тем, кто принёс в её жизнь столько горя и ужаса, из-за кого погибли и её родители, и львиный прайд, а теперь — ещё и тот, кто совсем недавно стал ей другом. И если для этого придётся перейти на тёмную сторону — сейчас ей было глубоко плевать на это. Оскалившийся зверь в её душе жаждал мести — и был готов на всё, чтобы эту месть осуществить.       — Exorcizamus te, omnis immundus spiritus…       Смутно знакомый голос слабым отголоском пробился сквозь тьму, подобно тусклой звезде в мутном мареве ночных туч. Но с каждым словом эта звезда разгоралась всё ярче.       — …omnis aliena potestas…       Что-то было не так в этой фразе.       Другое второе слово. Satanica.       Вокруг начало светлеть. И с этим просветлением внешним пришло озарение внутреннее: но инопланетянин — не Сатана…       — …omnis incursio extraterrestialis adversarii…       И опять. Не адский посягатель. Внеземной.       Потому что нужны точные формулировки. Они всегда нужны, когда проводишь…       Экзорцизм.       …       Джон.       Рика открыла глаза.       Под её ногами ярко пылала адским огнём многолучевая звезда, надёжно вплавленная в прозрачную, кристальную толщу песка, спёкшегося в стекло от невыносимого жара. А напротив, у границы сыпуче-жёлтого и твёрдо-искрящегося стоял на коленях Джон Константин — бледный, измождённый, с запавшими, но сверкающими глазами — и читал на латыни формулу изгнания. Одну руку он вздымал к небу, а второй с силой опирался на плечо Курта, и оба они явно стояли на коленях не потому, что так нужно было для обряда, а просто потому, что стоять на ногах были не в состоянии. И с каждым словом экзорциста давящая на сознание Химеры воля слабела и таяла, а с её тела стекала отвратительная чёрная жижа, стекала — и собиралась в грязную лужу у её ног.       Там, где на прозрачной поверхности того, что раньше было африканским песком, лежали хлопья лёгкого серого пепла — раньше бывшего Бальтазаром.       И когда жижа стекла вниз до последней капли, многолучевая звезда вспыхнула особенно ярко — и погасла, унося с собой всю дрянь вместе с последним воем чёрного симбиота. Остался только пепел. А то, что Рика приняла за стекло, оказалось гигантским алмазом. Потому что когда она, рухнув на колени, проскрежетала по нему когтями, на гладкой поверхности не осталось ни единой царапины.       Рядом загудел воздух: на посадку заходил Железный Человек. Чуть не поскользнувшись после приземления, он оглядел стометровую в диаметре драгоценность, принадлежавшую ему по закону, и только и проговорил:       — М-да.       А потом легко поднял Химеру на руки и на бреющем полёте перенёс на песок, где, держась друг за друга, потихоньку поднимались на ноги Курт и Джон.       — Прости, золотце, — вздохнул Константин, обнимая девушку. — Сам не понял, как так вышло. Эта сука подошла сзади — да так, что я не услышал шагов. Я не знаю, кто был его носитель, и куда делось его тело — тоже не видел.       И был ли это тот, кто натравил львов на моих родителей, — тоже…       — Но мы победили, да? — безрадостно пробормотала Рика, вжимаясь лицом ему в грудь.       — Победили, — кисло усмехнулся ворлок. — Если бы я пришёл в себя хотя бы на минуту раньше…       С чистого неба ярко светило африканское солнце. До звериного слуха доносилось копошение местной живности, возвращавшейся к своим обычным делам после того, что тут устроили странные двуногие. Пахло жжёным песком, углём, горячим металлом — и почему-то валерьянкой.       Тоже мне, запах победы…       На плечо Химере легла трёхпалая рука, вынуждая повернуть голову. Рядом стоял Курт и внимательно заглядывал ей в лицо, взгляд его был изучающим и слегка напряжённым. Рика жалобно посмотрела на него в ответ. Уж неизвестно, что такого Курт увидел в её глазах, но уже через пару секунд он удовлетворённо сощурился и кивнул.       — Ты справилас, Химера. Ты молодец.       — Молодец у нас ты, Курт, — вздохнула она. — Спасибо. Если бы не ты… То, что ты сделал… И как-то услышал меня, и прыгнул, и выручил Джона… Я и не знала, что ты так можешь.       Курт только поморщился, поводя хвостом для равновесия: ноги у него всё ещё дрожали.       — А… Да. Это требует’ очен много сил, но в иск’лючительных случаях подоп’ное восмошно. Сейчас — получилос ф рекорт’ные сроки. И йа, пожалуй, больше не буду так’ делат’ никогда...       Рика невольно, хоть и вымученно, засмеялась и отлипла от Константина, уже сама ища взглядом его глаза. Потянулась ладонью, погладила небритую щёку. Неуютная пустота, образовавшаяся в сердце девушки после смерти того, кто практически с ней сроднился, потихоньку заполнялась тёплым, пусть и слегка печальным светом от осознания: все остальные живы и целы, эта тварь больше никому не угрожает. Мы справились.       — Ты не виноват, Джон. Кто ж знал, что этот гад пересечёт океан так быстро…       — Кстати об этом гаде… — Тони откинул забрало шлема и с любопытством посмотрел на ворлока. — Почему тебе так нужно было его именно изгнать?       — Всё просто, — буднично пожал плечами Джон. — Я экзорцировал инопланетянина — и теперь не попаду в ад после смерти. Такое условие мне когда-то поставил Люци. А если это тебя хоть немного утешит, золотце… — Он с неуклюжей нежностью потрепал её по волосам. — Я уж не знаю, как там у симбиотов с душами, но всё это случилось очень быстро, а какую-то частицу праха твоего белого красавчика в ад вместе с чёрной жижей всё-таки затянуло. Но, поскольку он погиб, жертвуя собой ради ближнего своего — в твоём лице, — место ему совсем не в аду, а на противоположном конце вектора. Опять же, не знаю, как у симбиотов с раем, но…       Рика снова рассмеялась, уже гораздо легче и искреннее, и подпёрла Джона плечом. Саму её тоже слегка потряхивало, но силы возвращались быстро: регенерация работала.       Курт снова внимательно посмотрел ей в лицо.       — Не жалееш, что надеялась до послет’него?       Девушка решительно мотнула головой.       — Нет. У нас почти получилось. А если бы я сразу смирилась и сложила лапки, мы бы не смогли попрощаться. Так что буду надеяться на лучшее и дальше. Это того стоит.       Курт снова довольно сощурил золотые глаза и повёл хвостом.       Тони оглянулся на огромный алмаз с застывшей внутри колдовской звездой и почесал в затылке.       — М-да… И это всё теперь моё. И с этим надо что-то делать.       — Только давай не сейчас! — взмолился Джон Константин. — Мне бы сейчас выпить и упасть. Или упасть и выпить. Не знаю, в каком порядке, может — одновременно… И покурить.       — Йа думаю, нам сейчас нужен портал, — согласно закивал Курт. — Что-то йа тоже немножечко… не в кондиции.       Он вопросительно воззрился на Старка, тот смущённо крякнул и предложил опереться на своё плечо.       А когда в горячем воздухе уже начало рассыпать искры кольцо появляющегося портала, за которым виднелась знакомая фигура в развевающемся плаще со стоячим воротником, Рика не выдержала и снова спросила у Курта:       — А почему ты так уверенно велел сбрасывать бомбу, хотя Джон лежал без сознания? Неужели настолько верил, что мы с Бальтазаром продержимся так долго?       — Знал, — поправил её Курт, шагая вперёд вслед за Старком. — Йа знал, что вы справитес. И не сомневалса ни на секунду. Так’.       

***

      Круглый портал пропустил в себя две пары, в каждой из которых один поддерживал другого, и закрылся. Прошла минута — и из-за соседнего бархана вышел высокий пожилой человек, одетый в чёрный европейский костюм. Испещрённое морщинами сухое лицо отражало количество прожитых лет, коротко стриженные седые волосы приминала широкополая шляпа, а на орлином носу плотно сидели небольшие круглые очки в металлической оправе. В одной руке человек держал пухлый коричневый саквояж, а в другой — элегантную чёрную трость с металлическим наконечником, которой он весьма уверенно орудовал, несмотря на несколько неподходящую сыпучую почву под ногами.       Оглядевшись и убедившись, что вокруг точно никого нет, долговязый старик без колебаний вступил на поверхность огромного алмаза, оставшегося после огненной вакханалии, и твёрдым шагом направился к его центру, помогая себе тростью. Там он поставил наземь саквояж, открыл его и припал рядом на одно колено, обозревая лёгкий серый пепел, который уже начал шевелить поднимавшийся ветерок.        — Так-так, — сказал он сухим и достаточно неприятным голосом. — Посмотрим, чем ты сможешь быть мне полезен. Но даже если её регенерация ничего тебе не додала… Я знаю, куда и для чего тебя применить. А ну-ка…       Старик достал из саквояжа археологическую кисточку и смёл часть пепла в совочек, после чего пересыпал в плотно закрывающийся контейнер. Затем встал, подхватил саквояж и снова огляделся, будто пытаясь запомнить пейзаж.       — Ну что ж, — негромко проговорил он себе под нос. — Интересные знакомства ты себе заводишь… Федерика.       Усмехнувшись, старик легко перевесил трость рукоятью на локоть и достал мобильный телефон. Номер он набирал по памяти, поскольку телефонная книга в предоплаченном, неотслеживаемом бёрнере была пуста. А когда на том конце метафорического провода ему кто-то ответил, уверенно и властно отчеканил тоном, не терпящим возражений:       — Это Клейтон. Операция завершена. Готовьтесь принимать груз.       Через минуту в небе застрекотали лопасти вертолёта.