Книга Химеры

      Сперва они заехали в полицейский участок. Узнав, что приезжий согласился одолжить автотранспортное, комиссар вручил Рике рацию, но только одну («а две я вам не дам, и так от сердца отрываю»). Потом взял Лебо под локоток и отвёл в сторонку. О чём они говорили, Рика не слышала, но догадывалась: взрослый мужчина и юная, несмотря на здешний ранний возраст согласия, девочка, и если что случится, то он, то ему, то его… Француз карикатурно махал руками и явно открещивался даже от мысли о том, чтобы хоть как-то навредить «святой мадемуазель». Комиссар посопел, попыхтел, посмотрел исподлобья, но выдавать Рике табельное оружие вдобавок к рации не решился. Только попросил выходить на связь каждые полчаса. И если что, и если вдруг…       Машина у Лебо была годная. Именно что годная — для такой дороги и для такой погоды. Явно из Кейптауна, что Реми и подтвердил с обезоруживающей улыбкой:       — Ну, откуда у меня машина! Это прокат…       Рике почему-то показалось, что эта фраза — не его, а какая-то цитата, но она даже не стала гадать откуда. Ей было гораздо важнее сосредоточиться на дороге, тем более что погода действительно портилась: ветер усиливался, а на горизонте, с той стороны, где далеко-далеко шумело море, медленно надвигался тёмный грозовой фронт.       Реми попробовал было разговорить новую знакомую, но по односложным ответам понял, что лучше отстать, и задремал на переднем сиденье. Единственное, что Рика уловила из его болтовни, — то, что француз был вовсе не французом, а уроженцем Нового Орлеана. Просто язык оказался действительно родным.       Заслуженный внедорожник оставлял за собой милю за милей пыльной саванны. Рика успела один раз связаться с комиссаром Науде и доложиться, что всё хорошо, как вдруг Реми резко открыл глаза и выпрямился, отстёгивая ремень безопасности. От неожиданности девочка чуть не вывернула руль и вдарила по тормозам. Обернулась было к спутнику, спросить «какого хрена?!», но тот прижал палец к губам и жестом предложил прислушаться. Спустя пару минут в завывании ветра Рика различила посторонний звук: шум приближающейся машины.       Это вполне могли быть полицейские, рейнджеры или возвращающиеся с сафари туристы. Более того, это должны были быть именно они. Но Рика почему-то не спешила жать на газ и ехать дальше, а так и сидела, положив руки на руль, повинуясь немым жестам Реми.       Когда наконец из-за поворота дороги, из-за рощицы сухой акации выкатила машина, Рика недоумённо нахмурилась. Что-то было не так на этой картинке, вот только что?       Машина — тоже внедорожник, только чёрный, с наглухо затонированными окнами, по такой-то жаре! — резко остановилась, перегораживая им путь. Девочка растерянно посмотрела на своего спутника, но тот процедил сквозь зубы:       — Сиди! — и полез наружу.       С той стороны тоже хлопнула дверца. Вышедший из машины был мужчиной — и это всё, что Рика могла о нём сказать. Во-первых — далеко, во-вторых — пыль, поднявшаяся от саванны, уже мешала смотреть.       Реми неспешно пошёл к встречке, сунув руки в карманы, и полы его коричневого плаща хлопали на ветру. Девочка вытянула шею, стараясь хоть что-нибудь рассмотреть или хотя бы услышать, — но тщетно. Ветер заглушал все звуки. Рика машинально заёрзала на сиденье, а потом вдруг что-то как будто щёлкнуло — и она услышала обрывок разговора, да так, будто его вели здесь, рядом с ней, в кабине.       — …и передай своему хозяину, что и на него управа найдётся! — Голос Реми звенел от несдерживаемой ярости и полнился такой глубиной, что Рика невольно вжалась в кресло. — Если не сейчас, то очень скоро. А теперь — пшёл вон, щенок! Не смей меня задерживать!       Лебо резко выбросил вперёд левую руку, раздался пронзительный свист, и воздух рассёк небольшой, плоский, светящийся лиловым прямоугольник, врезался в лобовое стекло и так там и застрял, породив сетку трещин.       Рика вздрогнула и на секунду зажмурилась. Этой секунды хватило, чтобы хлопнула дверца, взревел мотор — и, с визгом развернувшись, чёрная машина умчалась туда, откуда приехала, оставив на утоптанном грунте след от шин.       Этот визг, раздавшийся всё так же, будто из-за плеча, настолько ударил Рике по барабанным перепонкам, что она зажала уши. А когда отняла от них ладони — звуки вновь пришли в норму, а Лебо уже устраивался на переднем пассажирском сиденье. Рика пытливо уставилась ему в лицо — на скулах так и ходили вспухшие желваки — и невольно отшатнулась, когда он посмотрел на неё в ответ.       Белки его глаз потеряли право так именоваться: их заполняла непроглядная чернота, в которой двумя алыми искрами пылали радужки.       — Извини. — Поняв, что она видит, Реми выдохнул и потёр лицо ладонями. Когда он снова посмотрел на девочку, его глаза вернули себе прежний цвет, белки пришли в норму, а на лице вместо гримасы ярости появилась усталая, чуть печальная улыбка. — Я не хотел тебя пугать. Просто… не думал, что всё так обернётся. Видимо, теперь придётся представляться до конца? Помимо того, что меня действительно зовут Реми Этьен Лебо, моё прозвище — Гамбит, и так вышло, что я — мутант. Пожалуйста, не бойся и не убегай.       — Ага, — нервно хихикнула Рика, инстинктивно отодвигаясь от него, как только позволял ремень безопасности. — А который из? Вас там, кажется, две коалиции…       — На самом деле — гораздо больше. — Реми поднял руки на уровень глаз, демонстрируя пустые ладони, и усмехнулся: — Ну, не из тех же, что кричат «вся власть мутантам» и «людей — в резервации». Я работаю на профессора Ксавье.       Один лишь звук этого имени — и Рика внезапно успокоилась, сама не зная почему. Может, оттого, что сама вспоминала о нём с утра? Ксавье был известен. Его лицо можно было увидеть по телевизору, в Интернете, на фотографиях в газетах. Пожилой лысый человек с добрыми, понимающими и немного грустными глазами, навсегда прикованный к инвалидному креслу. Его лицо внушало доверие, и…       — Кто такой этот хозяин?       Вопрос вырвался будто сам по себе, и Реми нахмурился.       — Магнето, кто же ещё. Мы знали, что он что-то затевает, набирает сторонников, но непонятно было, где именно по территории, ведь даже профессор… — Тут «француз» осёкся, черты его лица мягко поплыли — и тут же заострились, когда он впился взглядом в лицо девочки. — Постой… А ты откуда знаешь о хозяине?       Отпираться не было никакого смысла.       — Услышала, — вздохнула Рика, доставая из кармана курточки походный складной нож. — Я, видишь ли, с самого утра вроде как тоже… мутант.       Теперь она поняла, что было не так в той машине с самого начала. Судя по скорости, с которой она ехала, и времени, через которое её стало видно, нормальная человеческая девочка никак не могла бы услышать шум мотора с того расстояния, что элементарно высчитывалось обычными школьными формулами.       Щёлкнуло откидное лезвие, Рене слегка подобрался, как лев перед прыжком, но — Рика всего лишь проколола палец и протянула руку вперёд. Эффектнее было бы резануть, конечно… Но этот-то фокус она уже практиковала утром, в отличие от.       — Невероятно, — шёпотом протянул Гамбит, слегка расширившимися глазами наблюдая, как затягивается ранка и впитывается кровь. — Регенерация. И, судя по всему, звериный слух. Но ты не можешь быть… Ты совершенно на него не похожа.       — На кого? — подозрительно спросила девочка, убирая нож обратно.       — На Логана… Ты его не знаешь! — отмахнулся Реми. — И нам сейчас не до этого. Вот что, Федерика Клейтон… — Он окинул взглядом её лицо и фигуру, как будто сомневаясь в чём-то, а потом — решился: — Вот что, Рика. Есть совершенно авторитетное мнение — и не только моё, — что вся эта погодная аномалия — дело рук Магнето. Он каким-то образом набрал ещё больше силы, но даже и это сейчас не главное. С твоим происхождением мы тоже разберёмся потом. Но, учитывая, куда мы едем и кого только что встретили… Рика, нам нужно как можно быстрее добраться до твоих родителей.       Девочка без второго слова втопила в пол педаль газа, повторяя манёвр встречной чёрной машины — разве что без разворота. Реми что-то ещё говорил, вцепившись в ручку над окном, но она его уже не слышала. В ушах шумела кровь, редкие колючие кустики за окном слились в одну, пусть и прерывистую линию, сосало под ложечкой, а в мозг долбилась одна, непонятно откуда взявшаяся мысль: происходит что-то плохое, только бы не опоздать…              

***

      Рика Клейтон сидела на пятках на голой земле и тупо смотрела на свои пыльные коленки и молчащую рацию в безвольно опущенных руках. Надо было вызывать дядю Мбеки, отрывать от дел людей, просить помощи… Хотя о какой помощи могла идти речь сейчас?       Они опоздали.       Рика не плакала. Не кричала, не билась в истерике. Она даже успела точно опознать останки — наполовину сожранные, наполовину разодранные и разбросанные по стоянке, от которой осталось лишь одно название. Успела, прежде чем её вывернуло наизнанку сегодняшним завтраком.       Ветер тоскливо выл, трепля волосы людям — живым и мёртвым. Лебо ходил вокруг, что-то искал, тихо матерился по-французски, а Рика сидела и смотрела в одну точку. Мыслей в голове не было. Никаких. В эту голову сейчас вообще ничто не укладывалось. Даже понимание того, что те исковерканные тела, которым Гамбит пытался придать хоть какое-то достойное положение своей странной лиловой энергией, — это её родители. Были.       Пус-то-та. Ничто. Яма, в которую летишь, как Алиса, только вокруг — ничего, и даже банка из-под апельсинового варенья не ударит по голове вдогонку. Лишь на виске бьётся жилка и призрак мысли о том, что надо бы позвонить…       — Рика.       На плечо легла тёплая мужская ладонь. Рика не шелохнулась. Гамбит тяжело вздохнул и опустился на корточки рядом.       — Рика… Сейчас ты будешь считать меня бессердечным. И в иное время я бы сам вывел тебя на истерику, чтобы ты прорыдалась, а я тебя утешил, как мог. Но ты должна собраться. Собраться и подумать. Девочка, ты ведь лучше разбираешься в зверях, чем я. Ты знаешь этих львов. Ты умеешь читать следы. Так прочти и скажи мне: то, что произошло, — это естественно? Это вообще могло случиться? Ну же, Рика, помоги мне!       Он резко встряхнул девочку за плечи, да так, что голова её мотнулась, а челюсть клацнула, и та наконец-то подняла глаза и посмотрела на него. На лице Реми отражалась смесь понимания, сочувствия, боли и тёмного нутряного гнева, поднимавшегося к белкам его глаз чёрными нитями. Он не врал и не притворялся. Он действительно понимал, что она чувствует. Но сейчас… так было надо.       Рика разлепила пересохшие губы.       — Я… проверю.       Реми рывком поднял её за руку.       — Молодец. Я пойду ещё осмотрюсь. У твоих родителей ведь были рабочие видеокамеры?       И Рика пошла проверять. Обходя по широкой дуге изломанные останки, которые Лебо успел прикрыть тентом от палатки.       И чем больше девочка вчитывалась в следы, тем больше лицо её искажалось от изумления и непонимания. Сложно было разобраться в том, что тут натоптали, но точно были понятны два момента. Во-первых — львы сюда пришли. Она не сразу сопоставила этот факт от горя, но Клейтоны, как всегда, обустроили свою стоянку не рядом с прайдом, а на приличном отдалении, чтобы запах временного человеческого жилья не мешал животным. Но они пришли сюда. Все разом. А во-вторых — здесь были люди. Или не совсем люди. Кто-то ещё. Двуногие.       И когда львы уходили, один из двуногих шёл рядом с ними.       Не спросясь Гамбита, Рика пошла по следам. Ей не было страшно, лишь в животе тугим холодным узлом пульсировала обречённость. А когда она увидела то, что увидела, не пройдя и пары десятков шагов от растерзанной стоянки, — лишь тогда она упала на колени и зарылась ногтями в сухую землю, а по щекам её потекли слёзы.       Они лежали там. Все. Старый опытный самец — и молодой, с ещё щетинистой гривой, которого пока не выгоняли из прайда. Львицы, охотницы и добытчицы, с оскаленными даже в посмертии клыками. И львята, отчего-то именно сейчас отчётливо выделявшиеся пятнистыми шкурками на фоне травы. И у каждого из зверей между глаз виднелась чёрная дырочка, над которой, если бы не ветер, наверняка вились бы мухи.       Торопливые шаги рядом, поражённое «merde!» — Гамбит. Рика опомниться не успела, как её отвернули от ужасного зрелища, обхватили обеими руками и уткнули лицом в коричневый плащ, тонко пахнущий дорогим одеколоном. И стали держать, пока плечи девочки тряслись, а из груди рвались рыдания…       Когда слёзы закончились, Рика где-то ещё минуту посидела так, ощущая, как её аккуратно гладят по голове, а потом шмыгнула носом и неуклюже пробурчала первое, что пришло в голову:       — Ты, наверное, сейчас невесть что обо мне думаешь. Там — не плакала, а сейчас…       — Нет, что ты, — в голосе Реми над её ухом слышалась горькая усмешка. — Наша психика — такая штука, что только держись. И защитные механизмы в ней могут быть самыми разными. Я, если честно, ожидал, что ты будешь кусаться и бить меня. Но ты оказалась ещё сильнее, чем я думал изначально. А сейчас я тебя отпущу… и ты расскажешь мне всё, что узнала. Хорошо?       Рика прерывисто вздохнула — так вздыхают маленькие дети после долгого плача, — и отняла голову от его груди. Потянулась было утереть лицо, но Реми бережно поймал её руки и вытащил из кармана влажные салфетки и носовой платок в бежево-коричневую клетку. Рика поняла, шмыгнула носом и принялась оттирать землю из-под ногтей, параллельно рассказывая всё, что удалось узнать.       — Значит, увёл, а потом убил… — сквозь зубы процедил Реми, когда Рика закончила свой краткий отчёт и шумно высморкалась в предложенный платок. — Что ж. Я знал, что один из подручных Магнето управляет зверями. Но чтобы так, весь прайд… Что-то тут нечисто, Рика. Вот, держи.       Ей в ладонь скользнула флэшка — карта памяти одной из восьми видеокамер, которые брали с собой родители.       — Всё, что удалось спасти. — Реми чуть виновато пожал плечами. — Лагерь громили профессионально. Не звери. Люди. Мутанты. Но одна камера уцелела, и я её нашёл. Мы сможем понять, как всё это было. Но и сейчас я точно знаю: твоих родителей убили. И львы здесь — тоже жертвы, которым влезли в головы и сказали «фас». Их заставили, Рика.       Гамбит взял девочку за плечи и пристально посмотрел в глаза.       — Рика… Мы сейчас можем вызвать рейнджеров. Я отвезу тебя обратно в город, где о тебе позаботятся, а потом сам поеду искать моего друга. Тебе нужно только сказать.       Сказать… И будут люди с сочувствующими взглядами, и придётся всё заново рассказывать, пусть даже и дяде Мбеки, и потом, наверное, он подаст на опекунство — а может и не получиться, потому что не дадут и будут искать родственников, а потом… А что потом?       В лицо бросился старый иррациональный страх, из раннего-раннего детства: люди в костюмах и при галстуках, люди с оловянными глазами и одинаково постными лицами, которые смотрят — и видят не живого человека, а столбик цифр или набор букв. Те, от кого её всегда защищали родители. И эти люди обязательно придут за ней, как только она останется одна, и тогда…       — Нет. — Рика мотнула головой и снова шмыгнула сопливым носом. — Буря уже близко. У тебя мало времени. Я обещала помочь. А здесь — уже никому… — Голос её дрогнул, но девочка упрямо сглотнула распухший в горле ватный комок и закончила: — А твой друг пока ещё жив. И пусть так и остаётся.       Она протянула Реми платок, но он с улыбкой покачал головой и помог ей подняться.       — Поехали. С комиссаром свяжемся по дороге. А платок оставь. Тебе он нужнее, чем мне.       Последнюю фразу он произнёс по-английски, и это уже точно была цитата, которую Рика помнила и любила, как и киноисточник, и это понимание даже вызвало на её лице слабую улыбку.       У неё была цель. Пусть и не жизни, но хотя бы ближайшей пары часов. А дальше…       «А дальше — посмотрим».