Каждый выбирает для себя...

      Увлекшись работой, Мария и не заметила, как пролетело немало времени, взглянув на часы, она охнула, спать оставалось самую малость, не стоило даже расстилать кровать. «Тут подремлю, на диванчике», — подумала девушка, но планам ее не суждено было сбыться. Резкий звонок в двери лишил сна не только ее…       Первым издал трубный рев длинный, тощий и вечно голодный Антошка, он потому и спал очень чутко, что всем своим обжорским нутром чувствовал, как приближается время кормления. Заслышав бас братца, тоненько запищала в своей кроватке миниатюрная зеленоглазая красавица Ксю. Есть она никогда не хотела, и с большим удовольствием проспала бы любую кормежку, особенно ночную, но что же поделаешь, если рядом с тобой вовсю вопит брат? Поневоле проснешься и начнешь пищать вместе с ним, чтобы мама поскорее проснулась, пришла, накормила уже их с троглодитом, и можно было бы спать дальше.       Настя вскочила с постели, как вскакивала всегда, едва раздавался плач близняшек и спешно направилась к ним в комнату, бросив на ходу идущей к входной двери сестре:       — Совсем уже одурела от своей работы?! Детская в другой стороне.       — Я не сдурела, кто-то звонит в дверь, — буркнула Мария.       — Вначале выясни кто там, без этого не открывай, — велела младшенькая и юркнула в комнату ребятни.       — Сама знаю, — огрызнулась сестра и взглянула на экран домофона. Однако, монитор был абсолютно черен, то ли аппарат сломался, то ли кто-то умышленно закрыл глазок камеры. — Кто там? — в ответ звенящая тишина.       Машка пожала плечами и поспешила в детскую, откуда раздавался все усиливающийся рев малышей.       — Ну, кто там? — спросила Настасья, передавая сестре Антона.       — Понятия не имею, — Абалкина-старшая, приложила сынишку к груди, и он моментально прекратил плакать, схватил рукою мамкину титьку, чтобы уж точно никто не отнял, и зачмокал, закряхтел от удовольствия. Как только брат замолчал, притихла и Ксюшенька. — Ты велела не открывать дверь пока не выясню, кто пришел, я и не открыла.       — А почему не выясни…       — Экран был черным, — перебила сестра, — может, кто-то баловался.       — В час ночи?       — Насть, оставь это. Лучше разведи Кабриту, у меня сегодня молока на двоих не хватит.       — Ну вот, теперь Ксюша будет вынуждена питаться смесью, а я говорила, что не надо было тебе сдавать кровь, хватило бы моей.       — Надо было! — твердо ответила Маша. — И хватит меня воспитывать, ничего страшного не произошло. Разведи смесь, пожалуйста, пока Антошка не все вылакал, он что угодно есть будет, а Ксю я покормлю.       Анастасия укоризненно покачала головой и вышла из комнаты. Первым делом зашла на кухню, налила воду в чайник и включила его, затем подошла к входной двери, прислушалась и приоткрыла ее, не снимая цепочки. На площадке никого не было и девушка уже стала закрывать створку, как увидела на полу большую корзину с цветами. «Дебил», — подумала она о ком-то абстрактном и захлопнула дверь, так и не забрав подарка. Не до того ей было, она спешила приготовить смесь, докормить Антона и еще успеть выспаться.       — Представляешь? Какой-то идиот оставил корзину с цветами на площадке, — шепотом сообщила Абалкина-младшая, прикармливая мальчишку из бутылочки.       — Откуда ты знаешь? Открыла двери? Ну, правильно, это же только мне нельзя рисковать, — Мария усмехнулась.       — Я цепочку не снимала, только посмотрела.       — Интересно, кто это мог тебе принести цветы среди ночи?       — Почему это мне? — возмутилась Настя. — Может, это как раз для тебя презент?       — Не может! Это ты у нас умница-красавица, у тебя поклонников толпы, а я никому не нужна, — Мария улыбнулась, но как-то грустно. — Да и мне никто не нужен, кроме моих поросят и тебя.       «Поросята» так же синхронно, как раньше проснулись, теперь уснули, и сестры, уложив их в кроватки, вышли из комнаты. Машка сразу пошла к себе, расстелила постель и юркнула под одеяло, но ей снова не дали уснуть.       — А вот и нет! Вот и нет! — Настена вбежала в спальню сестры держа в одной руке огромную корзину с цветами, а во второй открытку, которой неистово размахивала. — Это не мне, это тебе, Машенька!       — Мне?!       — Да, тебе! Вот послушай, — не спрашивая разрешения сестры, Настя раскрыла открытку и начала читать: — «Машка, я так горжусь, что когда-то мне удалось пройти «по краешку твоей судьбы». Ты была самым светлым, самым ярким лучиком в моей жизни, а я, дурак, этого не понял». Тут еще стихи:«Одна звезда над нами светит, и наши разошлись пути. Одной тебе на целом свете могу я вымолвить: «Прости!»* — как всегда, когда Настасья была перевозбуждена, она забралась под одеяло к старшей сестре и прижалась к ней. — Кто это прислал, как ты думаешь, Машенька? Мне кажется, что…       — Давай спать, — перебила ее Маша.       — Какая же ты не романтичная! Как ты можешь спать, когда…       — Анастасия!       Все, дальше спорить было бесполезно, уж если Абалкина-старшая чуть повышала тон и называла сестру полным именем, значит, уже что-то решила для себя и с места ее не сдвинешь.

***

      В доме Ждановых царила приторно сладкая идиллия и это безумно раздражало Романа. Он готов был пережить еще один позор Совета директоров, да что там позор, он готов был месяц, целый месяц вести жизнь аскета и даже не заглядываться ни на одну рыбобабочку, только бы никогда в жизни больше не присутствовать ни на чьем ужине, где свекровь со свекром растекаются патокой перед невестой сына и с обожанием смотрят на нее, где теща не устает подкладывать воздушно-нежные, пышные пирожки будущему зятю и все разговаривают друг с другом вежливо и деликатно, но не чопорно, не как на королевском приеме, а тепло и по домашнему.       «Господи, — подумал Малиновский, — у них же сейчас от святости крылья вырастут. Не хватает только парочки ангелов. Впрочем, и это не проблема, Андрей с Катюхой быстренько ангелочков сообразят, и через год-другой за этим столом все станут растекаться розовыми слюнями, со всех сторон подсовывая лучшие кусочки АндроКатям, и умиляться каждому их «агу» и пуку».       — Я… покурить, — пробормотал он, суетливо встал и спешно пошел к входной двери. Воздух был прозрачным, чистым и прохладным, и Ромка, вдохнув полной грудью, немного успокоился, достал пачку сигарет, вынул одну, чертыхнулся, вспомнив, что зажигалка осталась в кармане пиджака, и вздрогнул, когда увидел огонек, поднесенный к его сигарете. — А ты чего покинул свой Эдем? — не очень дружелюбно спросил Малиновский, увидев, Андрея. — Воспитывать меня пришел?       — А что мне тебя воспитывать? Ты что, маленький мальчик? Ел руками или бросал котлетами в лица сидящих за столом? Нет! Подумаешь, сидел с кислой рожей, так может, у тебя зуб болит…       — Скажи, Палыч, — перебил Роман, — тебя самого не тошнит от этого?       — От чего?       — Ну, от этого, — Малина неопределенно помахал руками в воздухе.       — От чего?       — Вот от этой банальщины, этого мещанства, этой… Этой…       — Рома-джан, я тебе один умный вещь скажу, но только ты не обижайся**, — улыбнулся Андрей, сделал небольшую паузу и заговорил очень серьезно. — Мы обсуждали шаги по выводу компании из кризиса, папа двумя руками поддерживает наш план, тебе отведена огромная роль, собственно для этого мы с Катей и просили тебя приехать. Я понять хочу, ты в команде или нет. А ты ничего не слышал. Совсем ничего, потому что закручивался в узел от зависти.       — Я? — возмутился Ромка. — От зависти?       — Да, ты, и да, от зависти. Ладно, я пошел, а ты постой и подумай, чему ты завидуешь и почему злишься.       Жданов ушел в дом, а Малиновский, прикурив следующую сигарету от почти искуренной первой, хотел хмыкнуть от нелепости, которую услышал от друга и вдруг понял, что Палыч прав. Он действительно безумно завидовал этому банальному, теплому, уютному, пусть даже мещанскому, черт с ним, ужину в кругу родных и близких. И боялся… Ужасно боялся за Андрея, потому что все всегда предают всех, а Ромка не хотел, чтобы Жданова предавали.       Он помнит, прекрасно помнит вечера в доме у родителей. Помнит, как было тепло и уютно пока папа крепко не встал на ноги и не нашел себе новый уютный и теплый дом. Вдруг и Катя, как только приживется в гламурном сообществе…       — Хрень! — неожиданно громко сказал Роман. — Бред сивой кобылы. Я — идиот! Это все мои детские комплексы, я так боюсь, чтобы не было больно потом, что из-за этого отказываюсь от настоящего.       — А вот тут ты прав, — услышал он чей-то голос, наверное, свой же внутренний. И рассмеялся, вместо того, чтобы снова на себя рассердиться.       И неподъемно тяжелый камень упал с души. Все было просто, все было очень просто — его земной путь не закончился, еще есть время строить свою жизнь самому вместо того, чтобы завидовать чьей-то. Пусть даже это жизнь самого близкого друга. Нужно порадоваться, что ему хорошо, что он себя нашел, и отправиться в путь в поисках своего счастья.       Ромка даже прослезился от такой простой истины, правда плакал недолго, ибо замерз, а потому вытер слезы и тоже пошел в дом, тем более, что ни одного пирожка он еще не съел.       — И обязательно нужно пригласить Киру с Александром, — настаивала на чем-то Катерина.       — Зачем? — вопрошал Жданов-младший. — Ты же прекрасно понимаешь, что кроме крика и оскорблений ничего мы от них не услышим.       — Катя права, — поддержал будущую невестку Павел Олегович. — Мы не должны давать повода даже подумать, что вы снова что-то затеваете в обход них. Андрей, ты же прекрасно понимаешь, что они в любой момент могут снова подать заявление в милицию. И что тогда? Нет-нет, Катя однозначно права, все должно быть прозрачно до хрустальности.       — Ромка, ну, скажи ты им, — по старой привычке обратился Палыч за поддержкой к Малиновскому, но тот ел пирожки, жмурился от удовольствия и даже «ухом не вел».       — А давайте вначале я поговорю с Кирочкой и Сашей, — предложила Маргарита Рудольфовна, — объясню им все, попрошу их держать себя в рамках.       — Ага! Попросите крокодилов стать вегетарианцами, — хмыкнул Ромка с набитым ртом. — Думаю, они все осознают и даже будут лить слезы, пережёвывая пищу.       — Ромочка, какой ты недобрый, — Марго чуть хлопнула его по руке ладонью.       А он млел! Сидел, жевал, смотрел на присутствующих чуть прищуренным взглядом и млел, и понимал, что то, о чем они говорят — это очень важно. Но гораздо важнее вот так сидеть в кругу родных и близких, уплетать вкусные воздушные пирожки и знать, что здесь тебе рады, здесь тебя не обидят только для того, чтобы тебе сделать больно, здесь тебя любят.       — Простите, — минут через сорок, когда все рабочие моменты были обсуждены, сказал Роман, вставая, — мне пора ехать.       Он был уверен, что сейчас все наперебой бросятся его уговаривать остаться, и его действительно начали уговаривать. И он бы с удовольствием остался, но ему пора было в путь!       Конечно, впереди еще много времени, он успеет найти свое счастье, но пора было отправляться на его поиски…