Каждый выбирает для себя...

      Уже упорхнули сестры Абалкины, напившись чая и отведав пирогов, уже Андрей унес домой свою Катюшу, услышав от врача, что состояние Валерия Сергеевича стало стабильным, пусть и далеким от полного выздоровления, а Ромка все сидел в холле у реанимации, все думал, и не замечал, что раствор в его капельнице давным-давно закончился. И неизвестно, сколько времени он продолжал бы находиться в прострации, если бы его мобильный не начал орать благим матом, сигнализируя, что кому-то срочно понадобилось с ним поговорить. Малиновский вздрогнул, очнувшись, достал аппарат из кармана пижамы, взглянул на экран и тут же поднес трубку к уху.       — Привет, Андрюха. Ну что, нашли донора? Все получилось?       — Привет. Спасибо, Ромка, все уже более или менее в порядке. — Жданов надолго замолчал, словно забыл, зачем позвонил другу. — Слушай, ты не мог бы часика через два приехать к моим? Очень нужно поговорить и посоветоваться.       — А ты что, в Москве? — спросил Роман, прекрасно зная ответ.       — Да.       — Давно прилетел?       — Утром.       — Аааа… Понимаю! Первым делом девушки, самолеты потом. Ну, ничего, мы люди не гордые, можем и подождать, — не утерпел от упрека Роман. — А ты уверен, что твоя королева не против моего визита?       — Нет, Катя не против твоего визита, — после минутной заминки сказал Андрей. — А вот я уже не уверен, что хочу тебя видеть. Знаешь, ты прав. Пожалуй, не стоит тебе приезжать, — и в трубке раздались короткие гудки.       — Дебил! — громко воскликнул Малиновкий, хлопнув себя ладонью по лбу. — Господи, ну почему я такой идиот?       Люди, находящиеся в холле реанимации, словно по команде повернули к нему головы, и это Ромку взбесило еще больше. Он не сразу осознал, что и сейчас злится не на Жданова, не на Пушкареву и даже не на этих, чересчур любопытных людей, а на себя. Потому что никто из них ни в чем перед ним невиновен, а вот он…       Выскочив на лестничную площадку, Ромка тут же пожалел, что не сел в лифт.       «Тащись теперь с этой бандурой по ступенькам, — подумал он. Усмехнулся, наконец увидев, что раствор в капельнице уже закончился, вытащил из вены иглу, ногой отодвинул систему к стенке и немного успокоился. Даже рассуждать начал трезво: — Веду себя, как ребенок. Вместо того, чтобы пожать протянутую руку, начинаю ее кусать, как щенок неразумный».       Он и себе не смог бы объяснить, почему он, вполне взрослый, вполне успешный, вполне ответственный начальник отдела маркетинга, как правило неглупый, а иногда даже умный и мудрый, временами впадал в детство и начинал нести такую ахинею, что чертям в аду становилось жарко. И отчего приступы инфантилизма случались с ним только тогда, когда напротив нужно было быть наиболее серьезным и зрелым?       «Это просто защита. Не люблю, когда в душу с ногами или когда обидно, а больше всего не люблю если нужно оправдываться, уж лучше прикинуться дурачком, — думал он, спускаясь по лестнице. — А самое ужасное, что защищаться нужно от самых родных и близких. Только от них! Чужие люди обидеть не могут, не парят меня их обижалки, и в душу залезть не могут, хрен я их в душу пущу, так отошью, что будут лететь дальше, чем видеть, и оправдываться ни в чем перед посторонними мне не нужно, в гробу я видал их обвинения».       Вот тут его снова скрутило, да так, что воздуха стало недоставать, пришлось присесть на ступеньку и отдышаться. Он вдруг понял, что он дурак, самый настоящий дурак, что никто из близких людей на него никогда не нападал, что он защищался превентивно. Ну, в самом деле, разве Андрей или Машка, или мама, хотели ему зла, лезли в душу, чтобы там наследить? Разве хоть когда-нибудь, они его били под дых? Нет! Так почему же он от них, самых родных защищается? Только потому, что когда-то силиконовая кукла Селена, которую он вопреки здравому смыслу считал родной и близкой, танком проехалась по его чувствам?       А если быть до конца честным с собой, то это он бил под дых самых близких людей, он сам! Слава Богу, никого из них сломать не удалось, а ведь мог, еще как мог. И Машку мог сломать, да так, что та не выкарабкалась бы от его предательства, И Андрюху, ведь видел же, что мужика реально скрутило, влюбился не по-детски, но почему-то палки в колеса совал, зачем-то издевался над его любимой женщиной. А мама? Она же вообще могла не выжить после его демарша. А в чем она перед ним провинилась? Захотела быть счастливой после развода? Он ведь уже не был маленьким мальчиком, он прекрасно понимал, что женщина, полюбив мужчину, не перестает любить своего ребенка. Все понимал, но почему-то испугался, поставил мать перед выбором.       «Дебил! — осенило Ромку. — Права Катька, ох, и права, я просто-напросто инфантильный дебил! И Катюха, хоть и била безумно больно, хоть и заставила оправдываться и выкручиваться, а не со зла. Она всего лишь поставила зеркало передо мной, и она… Она родной и близкий человек. Ну, хотя бы потому, что ее Андрей любит».       Малиновский вытащил из кармана мобильный и, не раздумывая ни секунды, набрал номер.       — Палыч, я был неправ. Ей Богу, я все осознал, прошу прощения, — затараторил он, опасаясь, что Жданов не захочет с ним разговаривать. — Прости меня, ладно?       — Ладно. — Ромке показалось, что Андрюха сказал это «ладно» слишком равнодушно, но он отмахнулся от своих параноидальных навязчивых мыслей. В конце концов он не барышня, и Жданыч ему друг, а не возлюбленный.       — Тебе еще нужно со мной поговорить и посоветоваться?       — Да.       — Так я приеду, обязательно приеду.       — Вот и хорошо, мы тебя ждем.       — Ага. Послушай, спроси у Катюхи номер телефона… — он замолчал, не решаясь выговорить имя.       — Машин? — пришел ему на помощь Андрей.       — Ага.       — Она просила не давать тебе ее номер. Даже если будешь очень просить, все равно не давать. И Катя пообещала, понимаешь?       — А раз пообещала, значит, не даст, — констатировал Роман, — так ведь?       — Да.       — Я всего лишь хотел изви… — тут его осенила такая гениальная идея, что он даже слово не договорил. — Забудь, Палыч, я сам, я все сделаю сам. Буду у вас через час-полтора. Пока.       Настроение начало подниматься, шаги убыстряться до бега, и в приемный покой, сияя ослепительной улыбкой, влетел уже совершенно уверенный в себе Малиновский. Нашел укромное местечко, снял больничную пижаму и активно начал разыскивать давешнего врача, так профессионально подлечившего его. Честно говоря, это была не самая простая задача, но Ромка с ней пусть и не сразу, однако, справился.       — Слушай, а хочешь еще денег? — спросил он, наконец отыскав доктора.       — Ага. И здоровья хочу, и жену красавицу-умницу, и любовницу молодую горячую. А ты волшебник? Ты выполняешь все заказы?       — Я не волшебник, так что здоровье, жену и любовницу будешь сам добывать, а вот денег не пожалею.       — И что я должен за это делать? Учти, на криминал я не подписываюсь.       — Ты чего, мужик, какой криминал? Что ты можешь? Лишнюю клизму поставить? Нет-нет, мне лишних клизм не надо. Мне нужно один номерок телефона раздобыть.       — Ты ничего не перепутал? Это больница, а не детективное агентство, и не справочное бюро.       — Я ничего не перепутал. Слушай сюда! Сегодня одна дамочка сдавала у вас кровь для Пушкарева Валерия Сергеевича, у нее группа редкая.       — Четвертая, что ли?       — Да, моя, и резус мой, вот я и хочу на всякий случай иметь при себе ее номер. Мало ли что может случиться, вдруг мне донор понадобится срочно. А?       — От меня-то что нужно?       — Ты мне заветные циферьки найди, я тебя бумажками с Франклином отблагодарю, и разойдемся. И не надо говорить, что это невозможно. У вас тут тоже есть компьютеры закольцованные на больничный комплекс. Ну что? Договорились?       — Нет, я в базу данных не полезу.       — Ну, как хочешь. Придется найти кого-то другого, только деньги тогда получит он.       — Как говоришь фамилия больного?..       Через пять минут Малиновский вышел из больницы, зашел в кафе, заказал две чашки эспрессо, минералку и уселся за столик. Есть ничего не стал, знал, что Марго не успокоится, пока его не накормит, пусть и насильно. И потом, вдруг у Ждановых пирожки Катиной мамы остались…

***

      Не переставая крутиться на кухне, словно белка в колесе, Анастасия нет-нет, да заглядывала в одну из комнат, и тогда тяжело вздыхала, жалея сестру — опять работает, без перерыва пишет и пишет что-то. И все потому, что им очень нужны деньги! Семья разрослась, а кормилец, вернее кормилица, как была одна после смерти отца, так одна и осталась. Настя сколько раз хотела пойти работать хотя бы на каникулах, Машка не разрешала, мол, работа будет учебе мешать. Хорошо еще по дому помогать не запрещает.       Задумавшись, девушка не сразу услышала звонок мобильного, а потом долго и тупо смотрела на экран, обнаружив, что номер незнакомый. Мария вскочила со стула и подбежала к сестре.       — Насть, Настена! Ответь быстрее, весь дом перебудишь, — попросила Машка, тронув ее за руку. — Ты что, спишь?       — Алло, — негромко ответила Настена.       — Привет!       — Здравствуйте, — вежливо поздоровалась девушка, пытаясь понять, где она слышала этот голос.       — Не узнаешь?       — Нет.       — Машка, это я…       — Вам Маша нужна? — перебила Анастасия. — Тебя, — она сунула аппарат в руку сестре.       — А почему на твой номер? — удивилась Мария, но трубку взяла. — Алло. Алло… Говорите!.. Хм… Представляешь, повесили трубку.       — Машуль, мне кажется, я знаю кто звонил.       — И кто?       — Роман Малиновский.       — Не выдумывай! — почему-то рассердилась сестра.       — Я не выдумываю, мне кажется, я узнала его голос.       — Вот именно, кажется. Крестись, раз кажется, — лицо Абалкиной-старшей пошло красными пятнами. — Иди спать. Очень тебя прошу.       — А ты?       — Я еще немного поработаю и тоже пойду спать.       — Спокойной ночи.       — И тебе.       Увлекшись работой, Мария и не заметила, как пролетело немало времени, взглянув на часы, она охнула, спать оставалось самую малость, не стоило даже расстилать кровать. «Тут подремлю, на диванчике», — подумала девушка, но планам ее не суждено было сбыться. Резкий звонок в двери лишил сна не только ее…