Каждый выбирает для себя...

      Отвлекшись на поиски человека-невидимки, Ромка прослушал, как и с чего начался разговор Андрея со своей Катенькой на интересующую его тему, и только когда прозвучало его имя, стал вслушиваться в их беседу.       — Я не понял, каким боком Малина связан с этими сестрами, и как получилось, что и ты с ними знакома, — сказал Жданов. — Может объяснишь?       — Объясню, но… далеко не всё.       — Почему?       — Во-первых, я сама не так много знаю, а во-вторых, это же чужая жизнь, чужие отношения, а сплетничать я не хочу. Спросишь у Ромки сам, что он посчитает нужным, он тебе расскажет, — тут она нахмурилась и вздохнула, вспомнив, как «живописно» Малиновский умеет обрисовывать внешний вид женщин не модельной внешности, — только ты, пожалуйста, не позволяй ему оскорбительно говорить о внешности Маши.       — А что о ней можно сказать? По-моему, она хоть и полненькая, но очень яркая красивая женщина.       — Не сомневаюсь, Роман в любом случае найдет что высмеять, не позволяй ему. Ладно?       — Ладно. Рассказывай.       «Значит, вот кто из них Машка, — Малиновский прикрыл глаза, стараясь как можно четче увидеть внутренним зрением Марию. — Правда, яркая и красивая, — подумалось ему. — Жаль, что толстушка, можно было бы…».       От этих мыслей почему-то бросило в жар и он покраснел. Бог его знает отчего. То ли гормоны забушевали, то ли давление подскочило, то ли стыдно стало за то, что и тут оказался дерьмом и, вместо раскаянья, стал рассматривать подругу детства, которую сам же и предал, как товар на рынке.       — Андрюш, то что я сейчас скажу… — вывел Малину из внутренних переживаний голос Катюши. — Ты только не переживай, ты поверь, я от всей души тебя простила и забыла об обиде, даже не вспоминаю. Честно. Просто без предыстории будет непонятно, зачем я стала копаться в Ромкином прошлом. В общем… Когда я прочла инструкцию, я поверила, что недостойна не только любви, но даже малейшего мужского внимания, поверила, что я сама во всем виновата, что таким, как я место в лесной чаще, чтобы не смущать своим внешним видом людей. Что таким, как я…       — Катя, — горячо прошептал Жданов, — Катенька, ну, пожал…       — Андрей, не надо меня успокаивать! — перебила Пушкарева. — Все в порядке. Я давно уже точно знаю, что любой человек заслуживает, чтобы его любили, и красота тут совершенно не при чем, во всяком случае внешняя. Я не для того это вспомнила, чтобы ты меня пожалел, я просто рассказываю, понимаешь? — Палыч кивнул и даже попытался улыбнуться, но Ромка, знающий друга, как свои пять пяльцев, прекрасно видел, что ему безумно стыдно за ту проклятущую инструкцию, хоть и не он ее писал, и очень больно за ту боль, которую они причинили Катерине. — Сейчас я все понимаю и смотрю на прошлое отстранено, а тогда мне казалось, что жить не для чего, да и, уж конечно, не для кого.       — Как это не для кого? — вскричал Жданов. — А я? Ты же знаешь, что я без тебя не могу!       — Теперь знаю, а тогда меня Колька спас, сказал, что такие гадости о женщине мог написать только закомплексованный неудачник, над которым в пубертатный период девочки насмехались. Вот я и решила разузнать его биографию, все-все, до самых мелочей.       «Жить надо для себя, дура! Ты у себя одна единственная, не у кого-то», — довольно зло подумал Роман и очень удивился, когда осознал, что злится он не на нее, не на эту самую «дуру», а на себя, за то что довел до срыва ее тогда, а Андрея сейчас. Вон как тот побледнел, представив, что его ненаглядная могла что-то сделать с собой, даже руки затряслись и губы побелели…       Что-то Малиновский сегодня непривычно часто и искренне злился на себя, и это ему, прямо скажем, не нравилось.       — Получилось? — меж тем поинтересовался Андрей у невесты.       — Конечно.       — Как? Ты что, залезла в его личное дело?       — Ой, Андрюшка, у тебя сейчас такой смешной недоуменный вид, — хихикнула Катя, — и в личное дело тоже, только там сведений мало, зато в интернете… Читать не перечитать. И о Малиновском, и о тебе, и о ком хочешь, кроме нас с Колькой.       — А о вас почему нельзя прочесть? — заинтересовался Жданов.       — Мы с ним не были зарегистрированы ни на одном сайте, а вот у тебя есть страницы и в «LinkedIn», и в «MySpace» и в «Facebook», а с февраля и в «Одноклассниках», так что я о вас с Ромкой все-все знаю, например, номер школы, имя первой учительницы, как и всех остальных учителей, и одноклассников, и однокурсников, или что ты учился в классе «Б», а твой друг после переезда в Москву в классе «А». В общем, все что только возможно… И о тебе, и о нем.       — Вот это мы с Малиной лопухнулись, — до боли знакомым и родным жестом Андрей запустил пятерню в свою шевелюру и взлохматил волосы, снял очки, потер переносицу большим пальцем правой руки, водрузил окуляры на место и хмыкнул. — Кать, а расскажи, что ты обо мне накопала.       — Ты что? Там на трехтомник материала, — хитро прищурилась Пушкарева, — у меня заболит язык если я эту сагу начну пересказывать, у меня все задокументировано, сам потом сможешь прочесть досье.       — Что, и про мою… про мой…       — Андрюш, — Катя коснулась рукой его руки, перебивая, — давай я все-таки в двух словах о Марии, а о себе ты и сам знаешь все.       — Ладно, давай о Марии.       — Они с Романом учились в одном классе, дружили, по настоящему дружили, как мы с Колькой. Только у них дружба быстро переросла в большее, — Катенька немного помолчала и улыбнулась. — Знаешь, именно с Машей Малиновский в первый раз в жизни поцеловался.       — Да ты что? — У Жданова загорелись глаза.       — Ага. А потом Ромка ее предал! — погасила Пушкарева горящие глаза Андрея. — Я не могу тебе в деталях рассказать, что там произошло, но…       — Не знаешь?       — Знаю, но это не моя тайна, спроси у своего друга. И вообще… Давай о главном.       — Давай.       — Мария сумела меня примирить с самой собой и я перестала себя винить и жалеть. Правда, я оказалась глупее Машеньки, я несколько месяцев пыталась вам мстить, извела и тебя, и себя, и Кольку. Вымотала нервы и себе, и вам с Романом, и ничего доброго не делала, только разрушала все вокруг себя и множила зло. А она не стала никому мстить, просто весь свой ум, все свои силы направила на созидание. Представляешь, Маша экстерном закончила школу, в четырнадцать лет поступила в медицинский, а в двадцать уже была кандидатом наук. Сейчас она одна из ведущих специалистов в своей области, у нее несколько уникальных методик по пересадке, вернее улучшению перед пересадкой... или подсадкой… чего-то там… Я не помню чего, но ее методику используют и у нас и за рубежом. А ведь ей только чуть больше двадцати шести лет! Представляешь, Андрюша, чего она уже достигла и что еще может сделать с такими-то способностями? И все почему? Потому что не мстила, а работала. И она даже благодарна Малиновскому за то что он ее предал. Знаешь, что она сказала?       — Что? — заинтересовался Андрей.       — Что если бы еще в детстве не поняла, что все мужчины предатели и совершенно не стоят ни минуты времени, ни одной нервной клеточки и ни одного эмоционального всплеска, потраченного на них, то никогда бы не сумела сделать такую головокружительную карьеру.       — Кать, но ведь это ужасно, — глаза Жданова стали очень грустными. — Разве карьера — это главное? Тем более, для женщины. Женщина не может, не должна жить только ради успеха и славы. А Маша обрекла себя на одиночество, она не оставила места ни любви, ни… — он запнулся, пытаясь подыскать нужные слова. — Самое прекрасное, что есть на Земле, это любовь. Жить без любви немыслимо.       — Но ты же как-то без нее жил, — устало прикрыла веки Катерина, — и не жаловался. И даже счастливым был, когда заключал какую-то выгодную сделку, или ловил в свои сети очередную бабочку.       — Я тогда не знал, что это только видимость счастья. А Маша, она же жен…       — Андрюш, — перебила Пушкарева, — давай закончим этот разговор. Во-первых, это не наше дело, а во-вторых, Маша уже дважды…       Роман и так слушал очень внимательно, о чем говорили Андрей с новоиспеченной невестой, а тут вообще превратился в одно большое ухо, стараясь не пропустить ни слова из того, что Катя рассказывала о его подруге детства. Но увы, узнать, что же Маша «уже дважды», Малиновскому так и не удалось, как раз в эту минуту к фикусу подошли сестры Абалкины. Настя опустилась на скамью рядом с Ромкой, руку в сумку и начала там что-то искать.       — Машка, держи яблоко, последнее. И чтобы съела все вместе с косточками и хвостиком!       — А тебе?       — А мне Андрей крепкий сладкий чай сделает, — уверенно ответила Анастасия. — Сделаете?       — Конечно! — Жданов вскочил и быстрым шагом пошел к двери, но обернулся. — А вам, девочки что-нибудь захватить? — спросил он у Кати с Марией.       — Мне тоже чай, если можно, — попросила Абалкина.       — Я ничего не хочу, — кисло улыбнулась Пушкарева, — спасибо, Андрюш, — и тут же перевела глаза на Машу. — Папа… Вы не знаете, как он?       — Все хорошо! — мягко заверила та. — Вот увидишь, не пройдет и получаса, как твой отец пойдет на поправку. Мы с Настюхой образцово показательные доноры.       — Да-да, — вклинилась в разговор сестра, — это правда. Уж если мы кому-то даем кровь, то человек обязательно выздоравливает.       — Вы меня просто успокаиваете, — грустно сказала Катя. — Вы что же, всегда знаете, для кого сдаете кровь?       — Знаем, конечно. Мы же девять-один-один, группа редкая, выезжаем только на конкретные SOS, так что мы точно знаем, кто наш клиент.       — Ой, а ведь у меня та же группа крови и тот же резус-фактор, — задумчиво пробормотала Пушкарева. — Я бы тоже хотела…       — Это очень просто сделать, — тут же откликнулась Анастасия.       — И очень сложно, — подхватила Мария.       — Почему?       — Ну, хотя бы потому, что очень желательно правильно питаться, заниматься спортом, беречься от простуд, практически забыть о спиртном и всегда, в любое время дня и ночи, как пионер, быть готовым, — закончила Маша со смехом. — Вот, например, Малиновский никогда бы не смог быть образцовым донором SOS. Ты же, небось, от него узнала, что я подхожу, да?       — Да.       — Он тоже подходит, но отчего-то перенаправил тебя ко мне. Стало быть… он либо сам болен, или пил не просыхая. Он болен? Я не имею в виду душевную атрофию — это у него хроническое.       — Насколько я знаю, нет!       — Вот тебе и ответ на твой вопрос.       А вот это уже был удар ниже пояса... Сколько раз за эти сумасшедшие дни после Совета директоров Ромка получал удары и за дело, и по инерции, сосчитать невозможно. И даже сам себе оплеухи отвешивал, но так больно ему еще не было. Никогда.       Уже упорхнули сестры Абалкины, напившись чая и отведав пирогов, уже Андрей унес домой свою Катюшу, услышав от врача, что состояние Валерия Сергеевича стало стабильным, пусть и далеким от полного выздоровления, а Ромка все сидел в холле у реанимации, все думал, и не замечал, что раствор в его капельнице давным-давно закончился...