Каждый выбирает для себя...

      Подготовка к венчанию шла полным ходом, но Катя отчего-то была совершенно уверена, но никакой свадьбы не будет, что все обязательно сорвется в самую последнюю минуту. Причем, с каждым днем эта уверенность только крепла. Вот например вчера, когда привезли ее платье, мало того, что это оказалась совсем не та модель, которую хотела невеста, так еще, когда ее все-таки уговорили его примерить, в комнату зашел Андрей и увидел Катюшу в свадебном платье. А ведь все знают, что это плохая примета. Или сегодня, практически за час до венчания, когда доставили букет невесты, оказалось, что он составлен из лилий. Но она несколько раз предупреждала, что у нее аллергия на эти цветы! И самое ужасное, что ни для заказа нового платья, ни для переделывания букета времени не осталось совсем. Но и это были всего лишь мелочи, по сравнению с тем, что Катя совершенно не знала сценария собственной свадьбы и запросто могла сделать что-то не так и попасть впросак.       И зачем только Андрей согласился, чтобы Кира с Кристиной взяли на себя организацию их церемонии? Они же явно заранее планировали сорвать свадьбу.       Так и вышло…       Скрепя сердце Катюша надела ненавистное платье, и даже взяла в руки букет, хотя прекрасно знала, что может начать чихать и покрыться красными пятнами в любой момент. Зачем? Да потому что ни с кем ссориться не хотела.       — Пойдем, Катенька, — Валерий Сергеевич, одетый с иголочки в черную фрачную пару, согнул руку в локте, дочка взяла его под руку, и они ступили на ковровую дорожку, ведущую к алтарю, где их уже ждал жених.       Платье было претенциозным, с очень длинным, тянущимся по полу шлейфом, шествовать в нем было неудобно, в смысле стыдно, и трудно, особенно без привычки себя демонстрировать и репетиции, и очень страшно было запнуться и оскандалиться. «Они хотят надо мной посмеяться», — наконец-то поняла Катенька и на секундочку остановилась. Кира с Кристиной, обе в очаровательный нарядах от Модного Дома «Christian Dior», не упустили момента, тут же, словно случайно, наступили носками туфелек на шлейф Катиного платья, невеста, не заметив подвоха, двинулась дальше. Мгновение и… шлейф вместе с юбкой остался лежать на полу (недаром же Кирюша упросила Милко сделать модель моментально «сбрасывающей хвост»), а взглядам присутствующих открылись чулки, пояс и трусики, идущей к алтарю невесты, начавшей чихать и покрываться ярко-красными пятнами.       Андрей от растерянности не мог сдвинуться с места, а Валерий Сергеевич, укоризненно покачал головой, развернулся и пошел к выходу старческим шаркающим шагом, оставив дочку одну на ее лобном месте.       — Папа! Папа, вернись, — закричала Катюша. Он даже не обернулся. — Папа, не уходи, — она попыталась за ним броситься, но не смогла, дикая боль пронзила правую ногу…

***

      — Катя, Катенька, проснись, — мягкий, бархатный, самый родной голос укутывал ее невесомым флером, пряча от любопытных взглядов. — Ты кричишь и плачешь, проснись.       — Папа! Что с папой? Кто-нибудь, скажите, что с папой? — сквозь сон выкрикивала девушка, будто в бреду.       — Я сейчас, подожди, родная, я сейчас все узнаю. — Жданов выскочил из палаты, и тут же вернулся назад. — Все хорошо, с папой все хорошо, Катенька, — убежденно успокаивал он свою девочку, хотя было непонятно, действительно он что-то выяснил или только вид делает.       — Андрей? — девушка распахнула залитые слезами глаза, села, обхватила его за шею, и задрожала всем телом, — Ты мне снишься? Ты тоже мне снишься, Андрюшенька?       — Нет, солнышко, — у Жданова сжалось сердце, так похудела, так осунулась и подурнела за несколько дней его девочка. — Я не снюсь, я здесь, я с тобой, я рядом.       Вместо того, чтобы обрадоваться, Катя горестно разрыдалась и начала бормотать что-то нечленораздельное, захлёбываясь слезами, и Жданов совсем растерялся. Понять, что она пытается рассказать было невозможно, оставалось только догадываться, рисуя в воображении картины одну страшнее другой. Он не знал, что ей сказать, чем утешить, только гладил ее по спине, губами стирал слезы с глаз и приговаривал:       — Ну, все, маленькая моя, все, успокойся, я рядом, теперь все будет хорошо, мы обязательно справимся со всеми бедами. Я же с тобой. Только ты расскажи мне, что случилось, иначе я никак не смогу тебе помочь.       — Мне снился плохой и страшный сон, понимаешь? — она всхлипнула.       — Понимаю. Что тебе снилось?       — Наша свадьба, и я была в белом платье, а рядом был папа. Это очень плохой сон, очень-очень.       — Наша свадьба, Катюша, это всегда хорошо, а не плохо. Ты увидела ее во сне, значит, мы обязательно поженимся.       — Ты ничего не понимаешь в снах! Ничего! Видеть себя в белом платье это к тяжелой болезни или вообще к смерти. Тем более, что па…       — Немедленно выбрось, пожалуйста, из головы эти глупости, — мягко, как неразумному малышу, сказал Андрей. — Наша свадьба — это всегда к здоровью и счастью, а никак не к болезни и уж, тем более, не к смерти, запомни это, — он нежно поцеловал ее в шею возле уха и интимно спросил шепотом: — Свадьба-то хоть красивая была?       И тут же пожалел, что не откусил себе язык до того, как задал вопрос, потому что Катюха снова зарыдала.       — Не-е-ет! Кира с Кристиной ее сорвали, выставили меня почти голой перед всеми гостями-и-и-и…       — Дуреха ты моя любимая, — Андрей крепче прижал к себе Катю и усмехнулся. — Это было всего лишь предупреждение, чтобы мы их на свадьбу к себе не звали. И мы их не позовем, а если сами придут, то не пустим. Договорились? А теперь успокойся. Все, маленькая моя, все. Поплакала, и будет.       — Это правда ты? Ты здесь, ты приехал?       — Да.       Катенька отстранилась, близоруко прищурившись, попыталась сфокусировать взгляд на расплывшемся в пятно лице Андрея, и только тут окончательно отошла ото сна.       — А врач тебе разрешил перелет? — строго спросила Катя.       — Ммм… — Палыч замялся, врать не хотелось, они же договаривались больше никогда друг другу не врать, а правда была наказуема, вот он и решил зайти с совершенно другого бока. — Я уверен, что ты бы тоже ко мне прилетела ни у кого разрешения не спрашивая, если бы я оказался в беде. И вообще, почему я узнал о болезни твоего отца от мамы, а не от тебя? А? — и тут же перевел разговор на Пушкарева. — Кстати, я не понял, почему ты спишь в травматологии, где Валерий Сергеевич, как он себя чувствует, и почему ты одна? Где мама, где Ромка?       Катюша откинула одеяло, показывая туго забинтованную ногу, и снова собиралась дать рева, даже лицо скривила, но вовремя одумалась. Конечно это хорошо и полезно — иногда давать себе слабину и почувствовать рядом могучие плечи защитника, только у ее героя на голове до сих пор повязка, он летел из Египта на свой страх и риск, и какие будут последствия не знает никто. И вообще… Увидев поврежденную Катину ногу он побледнел, глаза стали испуганными и такими жалостливыми, что ему самому в пору было подержаться за чье-нибудь плечо.       — Андрюш, ты не переживай, там всего лишь ушиб, — поспешила с объяснениями Катенька. — А где Маргарита Рудольфовна я не знаю, наверное, вышла куда-то, но она здесь, со мной ночевала. У тебя такая чудесная мама, ты не представляешь, она приняла меня, как родную дочь и носится со мной, как с писаной торбой.       — А Ромка? Ромка куда делся?       — Твоя мама пришла, он ушел. Ему же тоже отдыхать нужно, правда?       — Правда. Вы с ним как? Помирились?       — Мы помиримся, мы обязательно помиримся, ты даже не сомневайся, и по этому поводу не переживай. Он мне очень помог.       — Да?       — Да! Ты знаешь, что это он выбил квоту на операцию для папы? А потом был со мной целый день, и кормил меня, и разговорами занимал, чтобы я тут с ума не сходила. Ромка, он… Он неплохой человек, он просто ещё очень маленький.       — Как это — маленький? — недоуменно спросил Андрей.       — Эмоционально маленький и душевно маленький. Не умеет ни чувствовать чужую боль, и сопереживать не умеет. Горя он в жизни не видел, вот и не вырос, остался в пубертатном периоде. Зато он дружить умеет, как подростки дружат — до «жизнь положить за друга». Так что мы помиримся, вот увидишь. И не только ради тебя, поверь мне.       — Катя, у вас есть дру… — с этими словами двери в палату резко распахнулись и на пороге, увидев сына, застыла Маргарита Рудольфовна. — Ты же мне слово дал, Андрюша! Как же так? — она бросилась к сыну, обхватила его голову руками, старясь не задеть повязку, прижала к себе и, едва касаясь губами поцеловала в лоб чуть-чуть повыше раны. — Обманул? Опять обманул.       — Маргарита Рудольфовна, — вмешалась Катюша, решив взять грех на себя, — врач ему разрешил лететь.       — Врет, Катенька, не верьте ему, врет.       — Нет, что вы, это правда! Я спросила у Юлианы, она подтвердила.       И то верно, зачем расстраивать мать, если сын все равно уже прилетел, и ничего изменить нельзя? Так что Катя, конечно же, соврала, но исключительно с целью поберечь нервы Марго. Правда, при этом не забыла незаметно погрозить кулачком Андрею.       — Совсем забыла, увидела тебя, — мама взъерошила волосы сына, — и забыла. Катюша, я сейчас была в реанимации, с Валерием Сергеевичем все хорошо, но ему нужно влить несколько порций крови, а она редкая, запаса нет.       — Так пусть берут у меня, — Катерина тут же попыталась встать с кровати, но Жданова ее придержала.       — У тебя нельзя, у тебя анемия, тебе самой впору вливать. У вас в семье есть кто-то еще с такой группой крови, может двоюродные братья-сестры, может, племянники?       — У папы был брат, у него есть дети, но все они живут далеко, в Забайкалье. Господи, что же делать?       — Прежде всего, не паниковать! — Андрей взял ситуацию под свой контроль. — В самом крайнем случае, если не будет выбора, донор есть — это ты! А пока время есть, я постараюсь найти донора. Успокойся. Какая группа нужна?       — Четвертая, отрицательный резус, — глаза Кати медленно, но верно наполнялись слезами.       И никто из них не видел, как от стены в коридоре «отлепился» совершенно раздавленный, до глубины души потрясенный услышанным Ромка, и бросился в реанимационное отделение. Увы, его кровь, отравленная алкоголем, хоть и подходила по всем другим параметрам, но помочь ничем не могла.       Удивительно, но именно этот факт оказался контрольным выстрелом в голову Малиновского…       Слава Богу, у него хватило сил и разума в этот момент не устраивать душевного стриптиза и самобичевания, отложить это на потом, на после, когда и донор будет найден, и Валерий Сергеевич спасен. А сейчас вся его энергия и неуемная фантазия были брошены на операцию «Спасти подполковника Пушкарева».       Первым делом Роман позвонил в «Zimaletto» Пончевой.       — Танечка, пиши приказ по компании.       — Да, Роман Митриевич.       — Для спасения жизни срочно нужен донор четвертой группы крови, резус отрицательный.       — Что случилось, Роман Дмитриевич? Кому нужна кровь?       — Мне, — ни на секунду не задумавшись, соврал Малиновский, зная, как любят его девчонки в цеху, и секретариат, и другие работники. Все, вплоть до уборщиц и буфетчиц.       — Ой! — запричитала Татьяна, — что с вами случи…       — Все потом, — перебил Ромка, — время работает против меня. Ты же не хочешь, чтобы я умер? Пиши! Донору/донорам будет выплачена компенсация в размере трех окладов.       — Провести деньги приказом?       — Нет, я буду платить из своих. И вот еще. Объявляй это сообщение по громкоговорителю раз в полчаса. Для связи дашь номер моего мобильного. Все поняла?       — Да.       — Действуй! От тебя сейчас зависит моя жизнь…