Каждый выбирает для себя...

      Больше она ничего не могла сделать для папы. Оставалось только ждать приезда Романа, а ждать было невыносимо. Невыносимо было думать, что секунду назад она, возможно, в последний раз разговаривала с отцом — сейчас его введут в кому, и никто, ни один человек на планете не даст гарантию, что даже если удастся собрать деньги вовремя, даже если папу успеют прооперировать и операция закончится невероятно успешно, то это еще не значит, что его сумеют вывести из комы с неповрежденным мозгом. Но даже если все пройдет как задумано, никто не может поручиться, что отец вернется к нормальной жизни.       Самое ужасное, что это она, его любимая дочка, которой он всегда так гордился, больше всех виновата в его плачевном состоянии. Папа ее простил, перед тем, как ему начали вводить лекарство, он прошептал:       — Я очень люблю тебя, доченька, ты самая лучшая. Не смей себя ни в чем винить.       Папа простил. Она простить себя не может. Как можно простить себе или Андрею, или Роману, что папе пришлось пережить приход в дом милицейских, чтобы арестовать его Катеньку? Он же думал, что она кристально честна.       Очень хотелось выть и биться головой о стену, но вокруг были люди, поэтому слезы, это было все, что Катя смогла себе позволить.       В кармане глухо зазвонил мобильный, Катюша достала аппарат и тупо уставилась на экран, номер был ей совершенно не известен, и отвечать не хотелось. Очень не хотелось, но пришлось, мало ли кто мог звонить… От адвоката Ключевского до секретаря окружного суда с сообщением, что за ней уже выслали наряд, и от анестезиолога, требующего немедленно оплатить его работу по введению папы в искусственную кому до Министра здравоохранения, сообщающего, что квота на операции неожиданно была выделена.       — Алло.       — Катя? Ну, наконец-то, — донесся из трубки усталый и тревожный голос Андрея. — У вас все в порядке? Что происходит? Я звоню-звоню, а никто не отвечает. Ни ты, ни мама, ни отец, ни Ромка, ни даже Кира. Катюш, что-то случилось?       — «Случилось, Андрюша. Беда случилась! Понимаешь, папа… Мой папа… Его ввели в искусственную кому, чтобы он смог дождаться операции. Ему срочно нужно делать операцию на сердце, без нее ему осталось жить всего два дня. А квоты нет и денег тоже нет. Я совсем растерялась, понятия не имею что делать. Как хорошо что ты позвонил, мне ведь о своей беде даже рассказать некому. Маме я ничего говорить не буду, пока не решу проблему, у нее давление. Если начнет нервничать, может спровоцировать гипертонический криз. Помоги мне, пожалуйста. Я знаю, ты сможешь помочь, только ты и сможешь». — Кричала Катюша… про себя, и молча глотала слезы, пытаясь успокоиться, выровнять дыхание и вообще, сделать все возможное и невозможное, чтобы Жданов не догадался, что она в истеричном, почти обморочном состоянии. — У нас все нормально, — наконец выдавила она. — Как ты? Когда тебя выпишут?       — Ты меня не обманываешь? — проигнорировал Катин вопрос Андрей. — Почему у тебя такой грустный голос? Мне кажется, что ты плачешь…       — Нет-нет, тебе кажется, я просто соскучилась, вот и грущу.       Что еще она могла сказать? Правду? Кому? Этому ненормальному? Ему же ещё даже швы не сняли, лежит в больнице в чужой стране, гематома, пусть не такая, как он придумал, но ведь есть. Ну, расскажет она ему правду, и что? Да он тут же удерет из больницы, тут же рванется в аэропорт, не дожидаясь ни разрешения врача на перелет, ни изменения меры пресечения. Чем это может закончиться? Серьезными осложнениями с головой и арестом. Так что уж лучше она промолчит, лучше сама попробует решить проблему. Любым путем, даже если придется продать душу дьяволу.       — Кать! Катенька, что случилось? — не на шутку взволновался Андрей, безошибочно ощутив ее боль и тревогу. — Ты не отвечала на мои звонки. Почему?       — Ты же помнишь, что у папы был приступ стенокардии, когда меня пришли арестовывать?       — Да. И как это связано с ответом на мои звонки?       — Твоя мама устроила отца в больницу, чтобы он прошел обследование, я была у него, там всюду аппаратура, мобильным пользоваться запрещено, вот я его и выключила.       — А мама с папой почему не отвечают?       — Спят, наверное. Им за двое предыдущих суток почти не удавалось поспать, вот они и отсыпаются.       — Ладно, допустим. А Ромка почему молчит?       — О, Господи! Ты решил меня доконать вопросами? Ты что, не знаешь своего друга? Наверное, снова с какой-то бабочкой кувыркается, вот на звонки и не реагирует. И не надо спрашивать у меня, почему тебе не отвечает Кира. Вот этого я уж точно не знаю.       — Не злись. Пожалуйста, Катька, не злись. Согласись, ситуация не рядовая. С вами там может случиться всё что угодно, а я далеко, я даже помочь не смогу, если что, а вы не отвечаете на звонки. Вот я и волнуюсь. — Андрей немного помолчал. — Кать, спасибо, что ты дала мне шанс       — Не тебе одному, нам обоим.       — Я очень тебя люблю, слышишь?       — Слышу. Я тоже. Как ты себя чувствуешь?       — Все хорошо, завтра выписывают, и я сразу прилечу.       — Если ты меня действительно любишь, ты прилетишь только тогда, когда врач тебе разрешит, а Ключевский сделает твой прилет безопасным. И не вздумай меня обманывать, второго шанса не будет. Целую тебя.       — Я тоже тебя целую. Пока. — Андрей нажал на кнопку «отбой» и с обидой пробормотал: — А сама обманываешь. — немного подумал и тут же набрал другой номер. — Юлиана?.. Пожалуйста, позвони Катюше… Да… Там что-то случилось, но она мне не рассказывает, что именно… Спасибо, пока.       Едва закончив разговор с Андреем, Катя обессиленно уткнулась лбом в огромную кадку с фикусом и дала волю слезам. Увы, в покое ее не оставили. Следующей позвонила мама, и Пушкаревой снова пришлось глотать слезы и сдерживать чувства, и успокаивать мать, и врать, что папе стало легче и он сейчас спит, и снова врать, будто доктор сказал, что операция обязательно поможет…       — Ой, мама, прости, меня сестричка ругает, что пользуюсь мобильным, а здесь нельзя, — скороговоркой пробормотала Катюша, увидев подходящего к ней Романа.       — Ну, что тут у вас случилось? — несколько грубовато спросил Малиновский вместо приветствия, но девушка, кажется, даже не заметила его хамства, по крайней мере, никак на него не отреагировала.       Она вообще была ему незнакомой, эта Катя, не обычной всезнайкой «Катькой мега-мозгом», не всегдашней суетливой серенькой мышкой, не вчерашней светской дамой, взирающей на него, как на грязь под ногами, и даже не уставшей стервой, заставляющей его вслух читать инструкцию и уснувшей посреди экзекуции.       Сегодняшняя Катя была глубоко несчастной, сломленной девочкой-подростком, стоящей на краю пропасти и умоляющей ее спасти. У Ромки даже дыхание перехватило, когда он повнимательнее рассмотрел ее: бледное до прозрачности личико, красные припухшие от слез веки и нос, яркие, почти алые губы, которые она явно прикусывала, чтобы не зарыдать в голос, и глаза… Мамочки, какие невозможно огромные растерянные глаза раненной лани, умоляющей о помощи. При этом Катя была невероятно хороша, ее не портили ни отекшие веки, ни припухший нос, ни бледность, она была похожа… на ангела.       — Помогите мне сегодня же продать нашу квартиру. Пожалуйста. Центр, три больших комнаты, санузел…       — Катя, погодите, ничего продавать не нужно, — перебил ее Ромка.       — Мне больше негде взять деньги, Роман Дмитриевич.       — Деньги — это не проблема, деньги найдем, но…       — У вас есть такая сумма? Вы сможете мне одолжить сорок восемь тысяч долларов? — она недоверчиво прищурилась.       — Деньги у меня есть, но при чем здесь деньги? — Роман отчего-то смутился. — Дайте мне все бумаги вашего отца и врачебные выписки, или как они там называются.       Катюша немедленно протянула ему папку с документами, Малиновский ее взял и тут же, не говоря больше ни слова, скрылся в кабинете заведующего отделением.

***

      Вот уже два часа Кира пыталась поговорить с братом, и было бы большим преувеличением сказать, что у нее хоть что-то из этой затеи получалось. Сашка сестру просто-напросто не слышал, как китайский болванчик твердил одно и тоже: — Я им не позволю нас обворовать, — и так без конца. Правда иногда еще вставлял: — Сядут они у меня, все сядут. Как миленькие.       Наконец, Кирюше надоело разговаривать со стенкой, и она решила сменить тактику.       — Есть хочется, — жалобно сказала она. — У тебя есть что-нибудь перекусить?       — Ничего существенного. — Александр тут же стал заботливым старшим братом. — Так… Какой-то сыр и… Нет, хлеба тоже нет. Собирайся, поедем в ресторан, я тебя покормлю.       — Санечка, я не хочу никого видеть. Ты же понимаешь, что мы обязательно встретим знакомых, тут же начнутся расспросы: «почему отменили свадьбу, кто инициатор, что случилось», посыплются соболезнования. Нет, мне не вынести этого. Давай лучше закажем что-нибудь вкусненькое на дом, а потом поиграем в лото. Как раньше. Давай?       Лото… Это всегда было Сашкиной слабостью, может, потому что он всегда выигрывал в лото. А после смерти родителей это стала его Ахиллесова пята. Кира была уверена, что брат закажет что-нибудь из русской кухни, обязательно расстегай с курицей и свинину с моченой брусникой.       Так было раньше, когда живы были мама и папа, когда мама щедро подавала на стол еду, приготовленную ею самой, как правило блюда русской кухни, а потом они всей семьей часами играли в эту немудреную игру и обсуждали все события и планы на будущее. И Сашка млел от побед в лото и внимания, с которым его тогда слушали. Это было главное правило семейного вечера — разговор начистоту.       Вот и сейчас, отобедав, брат с сестрой достали заветный мешочек с бочонками и пластинки с номерами. Да, Кирюша схитрила, ей и тогда, если честно, до дури надоели такие посиделки, Кристине, кстати, тоже. Она и тогда относилась к ним без трепета и пиетета, теперь же откровенно использовала Сашкину слабость, манипулируя ею. Но стыдно Кирюше не было. До него же иначе не достучишься.       — Барабанные палочки, — выкрикнул брат, и с удовольствием закрыл у себя на пластине цифру одиннадцать. — Стульчики, — и пока Александр выискивал на своих и Кириных пластинках цифру сорок четыре, она сказала:       — Саша, я ведь не прошу тебя пойти на компромисс, я прошу только одно, давай сходим к юристам.       — А я что, подал заявление без адвокатов? Нет, моя дорогая, я вам не идиот, — задиристо, но довольно благодушно ответил брат, все еще рассматривая пластинки.       — Ты пошел к адвокатам по уголовным делам, а им что, им лишь бы деньги платили, вот они в тебя и вцепились. Я предлагаю найти юристов по трудовым спорам, по экономическим делам и проконсультироваться с ними.       — Чего их искать? В компании целый штат таких.       — Мало ли, вдруг ты не доверяешь нашим адвокатам. — Кира зорко следила за тем, как брат заполняет свои пластинки бочонками, тут было очень важно не пропустить момент, и она, к счастью, не пропустила. — Как всегда! Ты что, заговоренный? Снова выиграл! — и не делая ни малейшей паузы: — Ну, что, сходим к юристам? Я позвоню?       — Звони.       А уже назавтра Сашка забрал из милиции заявление, к немалому огорчению стряпчих по уголовным делам, ибо их кормушка закрывалась…