***
Квоту выбить не удавалось, денег на операцию Валерию Сергеевичу у Пушкарёвых не было, а ему становилось все хуже и хуже. Где-то в полдень Катю срочно вызвали в кабинет заведующего отделением, где молодой и нагловатый доктор ей сказал, что даже если ее отца сейчас введут в искусственную кому, чтобы аппаратами поддерживать в нем жизнь, то времени на сбор средств у нее не более двух суток, иначе… Он не договорил, да и незачем было что-то договаривать. Переговорив с Колькой и с мамой, Катюша совсем запаниковала. Биржа была на спаде, значит Зорькин ничем им не мог помочь. Можно было продать квартиру, но срочная продажа — это мизерные деньги, на операцию может и хватит, а потом… а потом на улицу, и отцу после операции тоже. Был соблазн позвонить Андрею, но во-первых, она помнила что у него не было своих денег даже на изменения меры пресечения, а во-вторых, ей очень не хотелось обременять его своими проблемами. Перебрав в уме все возможные и невозможные варианты, Катя засунула свою гордость куда подальше, достала мобильный и набрала номер. — Роман Дмитриевич? — Катя, вы? Не представляю, что должно было случиться, чтобы вы позвонили мне. — У меня действительно беда, Роман Дмитриевич, и мне очень нужна ваша помощь. Ах, как же ему захотелось покуражиться, как захотелось спросить: — Что же вы с бедою ко мне, к своему злейшему врагу за помощью обращаетесь? — но тогда он и сам себя перестал бы считать человеком и Андрей ему этого никогда бы не простил. И потом, вдруг это именно с Палычем что-то произошло, он же еще в больнице. Да и голос у Кати был такой испуганный, встревоженный и грустный, что даже на расстоянии чувствовалось, как ей больно и плохо. Нет-нет, не мог Роман сейчас куражиться. Никак не мог. — Что случилось? Чем я могу помочь? — Мне срочно нужно продать квартиру, очень срочно. Поможете? — Зачем? — Мне нужны деньги. — Зачем и сколько? — Сорок восемь тысяч долларов. — Зачем, — настойчиво спросил он. — Вдруг вам нужны деньги на адвокатов, чтобы легче было нас разо… — У меня умирает отец, — перебила Катюша. — Без операции ему осталось жить два дня, а квоту на операцию не дали. — Где вы? Я сейчас буду, — немедленно отозвался Малиновский…Глава 22.
17 июня 2020 г. в 00:23
Возможно, только сейчас до Ромки со всей очевидностью стала доходить мерзость его «шутки». Это мелко и подло, это недостойно мужчины — высмеивать внешность женщины. Тем более, что в случае с Пушкаревой, ее внешние данные повлияли на степень ее корысти, властолюбия и мстительности прямо пропорционально степени «похорошения». Когда она была страшненькой, карьера и один одобрительный мимолетный взгляд Палыча был пределом ее мечтаний и она лбом могла прошибить стену, чтобы добиться цели. Теперь же, когда Катерина стала красавицей (тут Ромка поморщился, ибо приходилось констатировать факт, наступив на горло собственной песне), она уже не собирается биться головой о стену, чтобы прорубить окно в высший свет, теперь ей достаточно пошевелить наманикюренным пальчиком, чтобы оболваненный Жданов прошиб эту стену своим лбом и стал несчастным на всю жизнь, а Маргошенька приняла ее сторону и начала говорить с ним, с Ромкой, как с врагом народа. Теперь Катерине свет Валерьевне карьеру сделать, да благосклонный взгляд Андрея получить мало, «уж не хочет быть она царицей, хочет быть владычицей морскою»*, теперь ей подавай все, что прежде принадлежало Ждановым, Воропаевым, ну, и ему, Малиновскому.
— Ромка, ну что ты молчишь? Ответь хоть что-нибудь, — устало попросила Марго.
Он вздрогнул, погруженный в собственные мысли он, вроде бы, и слушал мать друга, и в то же время не слышал ее, и на какой вопрос сейчас отвечать, не имел никакого понятия.
— Что я могу сказать? Вы правы, Маргарита Рудольфовна, — на всякий случай ответил он, а шестеренки в мозгу бешено закрутились в поисках выхода из неловкого положения. К счастью, в этот самый момент затрезвонил его мобильный. — Алло?.. Прямо сейчас?.. Кира, имей совесть, ночь на дворе, я… Что?!. Хорошо, я буду где-то через час… Что? Нет, раньше никак не получится!.. Кирюша, не пори горячку. Дождись меня, пожалуйста и мы с тобой все обсудим. — Малиновский нажал кнопку «сброс». — Маргарита Рудольфовна, я должен бежать. Кира разобижена на весь мир, грозится присоединиться к Сашкиному иску.
— Господи, как же я устала от этого балагана. Ромочка, езжай к ней, постарайся объяснить, что Андрею с Катей она, конечно же, отомстит если объединится с Сашей, но заодно по миру пустит и себя, и брата, и Кристи, и нас, и всех работников. Пусть подождет хотя бы до того, как поговорит с адвокатами. Езжай, Ромочка. — Малиновский уже подошел к двери, когда услышал: — Ой, погоди, ты же даже не поел, — забеспокоилась Жданова. — Вот, возьми пирожков себе, и Кирочке. Это Катина мама напекла.
До Воропаевой пирожки не доехали, Ромка их сам сжевал в такси, все до единого один за другим, поэтому ему пришлось зайти в магазин, купить нарезку сыров, ветчины, красной рыбы, ну, и овощей-фруктов прихватить не забыл. Вдруг Кирюша голодная, тогда говорить с ней будет вообще невозможно.
Не раз и не два потом Малиновский возблагодарил Бога, что догадался еду с собой принести, Кира была голодной и злой, а в холодильнике у нее гулял ветер. Единственное, о чем Роман пожалел, так это о том, что не оставил Воропаевой пару пирожков, от них бы она точно подобрела, ведь он же, вкусив эту «пищу богов» оттаял, он даже подумал, что может Пушкарева, в качестве жены Андрея, не такое уж большое зло… Будет печь мамины пироги, угощать его, когда он к другу в гости заходить станет.
— Ромка, а может, нам выпить? У меня есть single cask «The Macallan M», покупала осенью в Англии для Андрея, — глаза девушки наполнились слезами и она даже не попыталась их скрыть, но Малиновскому почему-то жалко ее не стало. Может, потому что уже в следующую секунду ее лицо перекосило злобой. — Пусть ему теперь мымра покупает виски, пусть травит его дешевым пойлом. — Кира саркастически расхохоталась.
— Нет, пить я не буду, и тебе, родная, не дам.
— А кто ты такой, чтобы что-то мне разрешать или запрещать? Я тебе не родная, я бывшая невеста твоего бывшего друга, в ранге родственных связей — десятая вода на киселе. Так что пить мне или не пить я буду решать сама.
— И то верно: кто я такой, чтобы мешать тебе копать для себя погребальную яму? Никто! Просто я думал, что твоя цель — показать Андрею, что он ошибся, что ты лучше Пушкаревой, что ты не декларируешь, а действительно на его стороне. А тебе хочется одного — убедить его, что он не ошибся в своем выборе. Ты права, мы с тобой не просто десятая вода на киселе, мы вообще по разные стороны баррикад. Ладно Кирюша, я ухожу, делай, что хочешь.
— Погоди! — Воропаева вцепилась в рукав Ромкиной куртки. — Нам нужно действовать сообща. Помнишь, ты говорил, что из-за этой мымры и вы с Андреем рассорились? Я не смогу жить спокойно, пока ей не отомщу. А ты сможешь?
— Я? — тут Малиновский всерьез задумался. — На твоем месте я бы смог отложить и месть, и ненависть. По крайней мере до тех пор, пока над Андреем висит Дамоклов меч, пока ему нужна моя помощь, пока у меня была бы надежда показать ему, что он ошибся.
— На моем месте? А что, у тебя самого нет повода ненавидеть Пушкарёву? И это после того, как она так унизила тебя в аэропорту при Маргарите, смотрела на тебя как на грязь под ногами? После того, как она разрушила вашу с Андреем дружбу? И ты хочешь сказать, что у тебя нет повода её ненавидеть?
«Бедная Кирюша, — подумал Ромка, — она действительно непроходимо глупа. Пытаться манипулировать мною, это верх человеческого идиотизма, это как лепить куличики из песка, а потом на голубом глазу стараться скормить их мне».
— У меня нет повода ненавидеть Катю, — спокойно, пожалуй, даже слишком спокойно ответил Роман. — Они с Андреем собираются поженится, заметь, не я собираюсь взять Пушкареву в жены, а он. Разве это не его право? Его. Так почему я должен за это ненавидеть жену своего друга? Я лучше буду ходить к ним в гости, есть пироги и играть с их детишками.
Малиновский сказал это лишь для того, чтобы ещё сильнее разозлить Воропаеву, заставить её в порыве гнева выложить все карты на стол, выведать, чего от неё можно ждать, а затем показать ей мастер-класс «манипуляжа», чтобы и думать не смела, что она может его переиграть. Каково же было его удивление, когда он вдруг осознал, что это и есть истина, что Марго была права, когда говорила: «Андрей имеет право любить ту, которую любит он, а не ту, которую нам бы хотелось, чтобы он любил». Как права была и во всем остальном, чего он, погруженный в свои мысли, вроде бы не слышал, но что зацепила периферия сознания и впечатала в мозг, как оказалось, намертво.
— Есть пироги и играть… с его детишками? — У Киры от ужаса распахнулись глаза. — Ты что же думаешь, что Пушкарёва пустит тебя в их дом? Ты не забыл, как она на тебя смотрела?
— У Кати был повод стереть меня с лица земли, а не то что презирать, — очень твердо сказал Роман и осознал, что это не просто слова для Воропаевой, что так оно и есть на самом деле. — Я найду способ с ней помириться, — он помолчал. — Кир, она не злопамятна, в отличие от меня или тебя.
— Это она-то не злопамятна? А ты помнишь, как она подставила Вику с бизнес-планом в отместку за то, что та представила ее отчет?
— Заметь, представила под своим именем, то есть не без твоей помощи украла ее работу. И потом… Кирюша, что значит, подставила?
— Предложила Вике сделать бизнес-план, а сделала его сама?
— Правильно! Сделала, а не украла. Кто мешал и Вике сделать? А? Или ты считаешь, что она должна была лишиться заработка для того, чтобы вы с Викусей плавали в шоколаде? Действительно, какая же она мерзавка, не пошла на плаху ради вашего благополучия, — Ромка хохотнул, но как-то нервно. Чем дольше он доказывал Воропаевой Катину правоту, тем больше понимал, что и ему необходимо пересмотреть своё отношение к Пушкарёвой. Просто сесть и записать в один столбик, что хорошего сделала Катя, а в другой, что плохого сделали ей. Все, в том числе и он. Может, тогда ему удастся примириться с выбором Андрея, начать относиться к Валерьевне по-доброму и приобрести еще и подругу, вместо того, чтобы лишиться единственного друга. — Ки-ра!!! Твоя Викуся за тридцать сребреников спала с твоим братом и сливала ему информацию, как и тебе за то, что ты ее кормила и давала бабки на бензин. Катюха же отказалась от ста тысяч долларов, в перспективе от полумиллиона, и что? Ты ни словом не осудила одну, и фурией налетела на другую. Вот она твоя справедливость.
— Ладно, допустим. Но неужели ты думаешь, что пугало позволит Андрею по прежнему ходить с тобой в бары, пить, гулять, флиртовать с модельками, как позволяла ему я.
— Слушай, хватит уже, а? — взорвался Ромка. — Можно подумать, что ты хоть что-то ему позволяла, что не держала на привязи, не манипулировала им и не старалась контролировать каждый его шаг. Ты, по-моему, главное забыла.
— Что?
— Наш разговор в Праге, а затем в самолете. Ты забыла, что однажды я тебе уже сказал: что если бы на всей земле остались только я, ты и Пушкарева, я бы выбрал ее, хотя ты красавица, а она мымра. Была мымра… — он помолчал. — Короче… Выбирай, что для тебя важнее — месть или спасение «Zimaletto». Выберешь месть, будь готова к тюрьме для Андрея, нищете для себя, Сашки и Кристи, не говоря уже о нас всех, позор и бесчестие, будь готова к презрению всех Ждановых и моей вражде. При этом Катя-то как раз будет в шоколаде, будет ездить на свидания к Андрею, будет его ждать, тем более, что много ему не дадут, будет владелицей нашей компании, уважаемой, обеспеченной дамой. И, может быть, даже возьмет тебя к себе в секретарши.
— Я просто убью ее, — выдохнула Кирюша и расплакалась.
— Замечательный выбор! Флаг тебе в руки, убей ее, пусть ее родственники получат «Zimaletto» в наследство, а ты лет пятнадцать тюремного заключения. Все, рыбонька, я пошел. Думаю, что тебе на зоне понравится.
— Ро-о-омка, — взмолилась, рыдая, Кира, — не надо не уходи. Скажи, что делать, помоги мне, Ромка. Пожа-а-луйста.
А вот это уже было конструктивненько. Помочь Малиновский всегда был готов, особенно если сам он еще пару часов назад придумал, как нейтрализовать Сашку вместе с его понтами, оскорбленным самолюбием, желанием насолить Андрею и заявлением в полицию, а для этого всего-то и надо было, что помощь Кирюши…
Примечания:
* "Сказка о рыбаке и рыбке".