***
— Спасибо за встряску. Я на тебя ужасно злюсь, но она мне была необходима, — сказала Кирюша, слегка сжав Малиновскому руку, когда самолет, выполняющий рейс по маршруту Прага-Москва заходил на посадку…Глава 16.
18 сентября 2019 г. в 17:44
Несмотря на то, что Ромке по маячку отслеживали маршрут передвижения Киры по Праге в режиме онлайн, разыскать ее оказалось не так просто. Только он сядет в такси, чтобы ехать в пивбар «У Флеку», где еще пару минут назад засекли мобильный Кирюши, как ему звонит Петруха (тот самый, который держал «руку на пульсе») и сообщает, что она уже покинула питейную и едет сейчас в сторону «Пивоварского Дома», Малиновский резко меняет маршрут, просит ехать побыстрее, почти настигает ее, но снова неудача. Кира уже направилась в сторону «Фердинандa».
— По-моему, мы занимаемся онанизмом, — позвонив в очередной раз, зло бросил Петр. — Воропаева забегает в очередной кабак, опрокидывает у стойки стаканчик-другой и чапает в следующее злачное место.
— Наклюкивается? — неожиданно даже для себя, заволновался Роман.
— Думаю, да. Так что езжай к «Kings Court» и жди ее там. Когда-нибудь она же должна вернуться в гостиницу.
— А если нет? Если она уже сдала номер и собирается уехать из Праги, а сейчас устраивает прощальные гастроли? Или где-то дойдет до кондиции и не сможет добраться до отеля. Нет уж, давай-ка отслеживать дальше.
И Ромка не ошибся… Петруха позвонил около трех часов ночи, устало отрапортовал:
— Кира в «У Чаши». Пьет виски с пивом, кричит, показывая на портрет Швейка, что если он с ней не выпьет, то она никуда не уйдет и вешается на бравых чешских парней, спрашивая, что с ней не так и почему ее никто не любит. Ты поспеши, а то бармен собирается вызвать полицию.
— Откуда тебе все это известно? — спросил Ромка.
— От верблюда. Она там зависла, я позвонил, сказал, что разыскиваю пьяную жену, сбросил ее фото бармену, и он мне все рассказал, да еще обещал придержать Воропаеву, если я, в смысле ты, успею за полчаса приехать. Потом он вызывает стражей порядка.
— Понял, еду, спасибо.
Киру Роман увидел сразу, она уже не буянила, спала, положив на стойку левую руку, на которую и уронила голову, в правой руке был прочно зажат бокал с остатками спиртного. Малиновский попытался унести ее из бара сонной, но она, не просыпаясь, захныкала, забормотала что-то и выронила фужер. Звон разбитого стекла разбудил и саму дебоширку.
— Ромка? — страшно удивилась Воропаева. — Ты что? Ты мне снишься?
— Я не снюсь, я за тобой приехал.
— Ты? А почему ты? Где Андрей? — Малина еще раздумывал, что бы такое придумать, чтоб крышу у Киры окончательно не сорвало, как она пьяненько захихикала, а затем всхлипнула. — Я знаю, он сейчас с Пушкаревой. Ромка, а что со мной не так? Почему он меня променял на эту мымру?
— Пойдем, Кир, пойдем, — обнял он ее, стараясь увести по-тихому, без скандала.
— Никуда не пойду! Пока ты не скажешь мне, что со мной не так, никуда не пойду! — надрывалась в пьяном крике бывшая Андрюхина невеста. — Я что не красивая?
— Ты очень красивая, — устало констатировал Роман, забалтывая Воропаеву и потихоньку продвигаясь вместе с ней к выходу. — Ты правда очень красивая, Кирюша.
— А тогда почему? Почему он не любит меня? Вот скажи, ты бы мог променять такую, как я, на такую уродину, на такое пугало, как Пушкарева? Или что, скажешь, что в женщине вовсе не внешность главное, да? Ладно, хорошо, пусть не внешность. Но я же всегда была на его стороне, я голос свой ему отдала на Совете, я брата родного предала, как быть с этим? Неужели я не заслуживаю его любви хотя бы за это?
Вот тут у Малиновского крышу и сорвало. Сорвало напрочь, сорвало так, что он совершенно перестал себя контролировать.
— Значит так, дорогая, хорош выё… выёживаться. Быстро в такси! Приедем в гостиницу, примешь холодный душ, выпьешь воду с нашатырем, проблюешься, попьешь кофе, тогда и поговорим, — строго, даже можно сказать, зло отчеканил Роман.
Это, как ни странно, помогло. Кира притихла, молча села в такси и до самой гостиницы не проронила ни одного слова. Только вздыхала, пьяно икала и изредка всхлипывала. И в гостинице Воропаева вела себя вполне прилично, не считая того, что в лифте пыталась прижаться к высокому белобрысому мужику и пожаловаться ему на то, что ее никто не любит. Концерт начался, когда Ромка втащил Киру в номер и закрыл за собой входную дверь. Пока он наливал в графин с водой нашатырь, Воропаева времени не теряла, разделась донага и пошла, неприлично вихляя задом, к Малиновскому. Он смотрел на это представление с какой-то брезгливой жалостью, и это очень задело ее.
— Что? Не ожидал, да? А может, мне надоело быть хорошей и верной девочкой? Вам же такие не нужны, вам же шлюх подавай, таких, как Пушкарева. Знаешь что, а давай мы с тобой переспим. Давай наставим Андрею рога, вот такие, — она подняла руки и развела их в стороны, — ветвистые!
— Нет, родная, мы с тобой не переспим.
— Почему? Для тебя я тоже недостаточно хороша? Даже для тебя, который гоняется за всеми юбками? Так ты скажи мне, что я должна делать, чтобы понравиться хоть кому-то? Андрей же делился с тобой, он же тебе рассказывал, чем его взяла наша мымра. Так научи и меня мужиков завоевывать.
Кира вплотную подошла к Роману и начала расстегивать пуговицы на его рубашке, ее рука попыталась скользнуть под ткань, но он резко уклонился, одной рукой взял со стола графин, другой — схватил девушку в охапку и отнес в ванную комнату.
— Хочешь здесь? Я не против! — пьяно захохотала Воропаева. — Давай трахаться здесь.
— Какую хрень ты несешь, Кирюша. Завтра не сможешь глаз на меня поднять от стыда, дурища. Пей! — Ромка зажал Кире нос и заставил пить воду с нашатырным спиртом пока ее не начали сотрясать рвотные позывы. — Давай, приходи в себя, — строго сказал он и вышел, чтобы не смущать. Хотя вряд ли ее сейчас можно было хоть чем-то смутить.
Много позже, когда Кира уже не только очистила желудок, но и приняла ледяной душ, и как следует наревелась, и выпила крепкий сладкий кофе, и обессиленная, сидела на диване, укутавшись в халат, она тихонько спросила:
— Почему все так получилось, Ромка? Чем она лучше меня? Я что, не заслужила любви Андрея? Я же всегда была на его стороне.
— Кира! Любовь не заслуживают, понимаешь? Есть даже такая поговорка, что любят не за что, а вопреки, слышала?
— Слышала. И все же, почему? Поговори со мной, только серьезно поговори, скажи мне правду. Мне так важно понять в чем моя ошибка.
— Хочешь серьезно? Будет тебе серьезно. Хочешь правду? И это сколько угодно порций. Но начать я должен с того, что завтра, вернее уже сегодня мы вылетаем в Москву.
— Это Андрей тебя прислал за мной, правда? Он понял, что любит меня? Да, Ромка? — у нее даже глаза загорелись, словно она начала оживать.
— Нет, Кира, я здесь по поручению Павла Олеговича, — жестко сказал Малиновский, скрипнув зубами.
Он действительно не понимал как, а главное, о чем можно серьезно говорить с человеком, который реагирует всего на два слова. Во-первых, на «Андрей» и, во-вторых, на «Жданов». А ему нужно, очень нужно, просто необходимо было, чтобы Кира хотя бы попыталась вникнуть в бедственное положение вещей, услышала, что с «Zimaletto» и захотела помочь. Но как до нее достучаться Роман понятия не имел. Вот и скрипел зубами от злости.
«А может, сказать ей правду? — подумал он. — Пусть получит еще один ледяной отрезвляющий душ. Ну, вдруг проснется? Вдруг включит голову? Это же в первую очередь важно для нее, а уж потом для окружающих ее людей».
— Значит, это не Андрюша? — поникла Кира. — Я всегда была на его стороне, я столько для него сделала, а он… Почему?
— Это ты-то всегда была на его стороне? Кому ты врешь? Мне или себе? Или ты так часто это повторяла, что и сама поверила в свою ложь?
— Ложь? — Воропаева округлила глаза и с недоумением посмотрела на Романа. — Я не вру, я правда всегда была на стороне Андрея и доказывала это не раз. Я никогда не лгу, Ромочка. Если ты считаешь иначе, то скажи. Ну, скажи! Только с конкретными примерами, не просто голословно, чтобы я сама увидела твою «правду», — она несколько раз согнула указательный и средний пальцы, как бы беря в кавычки последнее слово.
— Хорошо, но учти, что тебе будет больно. Это всегда больно — смотреть на себя со стороны.
— Я готова! — патетически сказала Кира, гордо вскинув голову, словно идущая на эшафот Орлеанская Дева.
— Тогда поехали. Начнем сначала, с голосования на выборах президента. Чем ты обусловила свой голос? Женитьбой на тебе — это раз, приемом на работу Виктории, твоей шпионки — это дв…
— Вика никогда не была моей шпионкой! — по инерции соврала Кира, перебивая.
— Заткнись! — заорал Ромка. — Заткнись и слушай! И хватит врать! Хватит! Клочкова шпионила не только для тебя, но и для твоего братца, и это прекрасно знаем не только мы с Андреем, но и ты. Как прекрасно ты знаешь и то, что это она по заданию Сашки вывела из строя компьютер Кати, подставив тем самым Андрея. Может, ты позволила уволить свою подружку? Нет! Это у тебя тоже называется быть на его стороне, да?
Судя по тому, как Кира вжала голову в плечи и испуганно посмотрела на Малиновского, она не ожидала такого ярого отпора, как не ожидала она и той суровой правды, которая обрушилась на нее.
— Но я… Она же моя подру…
— Очень прошу, не перебивай. Ты хотела правду, так имей мужество ее выслушать. Итак, свой голос на Совете директоров ты не отдавала, ты его продавала, это раз. Потом ты дошла до воровства. Это же надо было додуматься — украсть работу у Кати. Ты считаешь, что это прибавило тебе очков в глазах Андрея? Нет, милая, это ты его внимание на Пушкареву обратила. Пойдем дальше. Сколько раз ты за спиной Палыча звонила его родителям и жаловалась на него? А?
— Я же хотела, как лучше, Ромочка.
— Как кому лучше? Тебе? Или ему? Или интриговать за спиной, настраивать родителей против сына — это тоже быть на его стороне? А третировать Жданова постоянными звонками: «где ты, как ты, с кем ты» — это тоже быть на его стороне? Кира, он же дышать не мог, когда был с тобой, это ты понимаешь? Ты его душила как садист-надзиратель в тюрьме.
— Я только хотела всегда быть рядом, — всхлипнула Воропаева.
— Снова ложь! Ты никогда не хотела быть рядом, то есть на равных, ты всегда хотела быть «над», и руководить его жизнью. Кир, ты понимаешь, что люди не могут любить своих надзирателей-садистов, даже если те иногда им приносят пряники?
— Ты правда считаешь меня такой ужасной?
— Нет, я тебя считаю много хуже. Ты, как пиявка, присасываешься и сосешь кровь, пока сама не отвалишься. И спать я с тобой ни за что не буду. И дело не в том, что ты бывшая невеста Андрея, а в том, что потом от тебя не отвяжешься. И вот еще что, если бы на всей земле остались только я, ты и Пушкарева, я бы выбрал ее, хотя ты красавица, а она мымра.
Плакала Кира долго, очень долго. Может быть она, и ждала, чтобы Ромка начал ее утешать, но он сидел, опустив голову на руки и безмолвно ждал, чем обернутся его слова для общего дела.
— Зачем мне нужно лететь в Москву? — успокоившись, вымыв лицо холодной водой и перестав всхлипывать, спросила Вотопаева.
— Ну, слава Богу, включила голову, — с облегчением выдохнул Ромио и начал рассказ.