Каждый выбирает для себя...

      Катя слушала Марго очень внимательно, изредка кивала головой, потом вспоминала, что собеседница ее видеть не может и бормотала: «Да» или «Хорошо», и только в конце разговора произнесла несколько фраз.       — А как же мои родители?.. Это правда?.. Да… Да… Спасибо большое… Вы на него не сердитесь, пожалуйста, он прилетит, как только врач ему разрешит… Нет… Нет-нет, ничего страшного… Да… Рассечена бровь и, возможно, сотрясение мозга… Нет! — тут она даже рассмеялась тихонько. — Да… До свидания, Маргарита Рудольфовна.       Нажав кнопку «сброс», Катюша невидящим взглядом посмотрела на Жданова, прищурилась, уходя в себя, и о чем-то глубоко задумалась. Ее молчание длилось долго, слишком долго для оголенных нервов Андрея. Наконец, он не выдержал.       — Кать, ну что? Что тебе мама сказала?       — Что? — очнулась девушка. — Ты что-то спросил?       — Спросил.       — Что?       — Чей у тебя мобильный? — он почему-то не захотел вернуться к прежнему вопросу.       — Мобильный? Мой! А что?       — Как это — твой? В твоем я симку уничтожил.       — Я не вру! Это мой. Мой рабочий, мне его Юлиана выдала, а симку ты сломал в личном.       — Я не сказал, что ты врешь. — Андрей закрыл на минутку глаза и вдруг застонал: — Господи, о каких глупостях мы говорим! А хочется совсем о другом, Катенька.       — О чем?       — Ты мне поверила?       — Представляешь, Маргарита Рудольфовна завтра, то есть уже сегодня с самого утра поедет к моим родителям, — совершенно не в тему, словно бы и не слышала вопроса, начала рассказывать Катя. — Она сказала, что заберет их к себе в загородный дом, чтобы милиция их больше не беспокоила. А если папе будет нужна медицинская помощь, устроит его к хорошим врачам.       — Ты мне поверила? — настойчиво переспросил Жданов.       — Она со мной говорила очень тепло, как будто я и правда твоя…       — Ты мне поверила? — перебил Андрей, не в силах больше вынести разговора слепого с глухим. — Катя, нам надо поговорить, слышишь?       — А мы что делаем?       — А мы… Мы не слышим друг друга. Пожалуйста, девочка, очень тебя прошу, услышь меня. Ты мне поверила? Скажи только «да» или «нет», больше ничего. Ты хоть понимаешь, что от этого зависит вся наша жизнь, и моя, и твоя?       — Понимаю. Твоя мама говорит, что… — Катя снова замолчала, ушла в себя, а потом забормотала, глотая слова. — Я даже понимаю, что если я сейчас скажу «нет», то и сама никогда уже не буду счастливой. Невозможно жить без тебя и быть счастливой! Не получится. Но и с тобой не получается. Совсем. Я… Я уже не могу сказать, что не верю, но… Не станет же Маргарита Рудольфовна врать… Или станет?       — Не станет. Мама может схитрить, но врать не будет.       — Она сказала, что ты действительно отменил свадьбу и… И что ты хочешь жениться на мне.       — Это правда, я очень хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Можешь считать это официальным предложением. Ты мне веришь?       — Я боюсь тебе верить. Я вообще верить кому-то боюсь. Все врут, даже Юлиана. Андрей, я запуталась, я не знаю, верить тебе или нет. — Катя устало опустилась на стул и расплакалась.       — Кать, не плачь, ну, пожалуйста, я совершенно не переношу твоих слез, слышишь? — казалось, что Андрей сейчас сам расплачется. «Верит, — подумал он. — Уже верит! Верит, но боится признаться даже себе, что верит. Что же делать?» — Знаешь, ты просто меня прости, за все сразу, по совокупности. Простить-то ты меня можешь, даже если пока не веришь? Можешь дать мне шанс доказать тебе, что лжи больше не будет? Прости меня, а?       — Простить? Я пытаюсь, правда, пытаюсь. Но не могу, не получается! Извини, — едва слышно прошептала Катюша, с трудом поднялась со стула, ссутулилась и пошла к двери палаты.       Катю необходимо было остановить, но как?       Жданову очень захотелось пойти по проторенной дорожке: сделать вид, что ему стало хуже, например, ужасно разболелась голова. Тогда бы Катюша его пожалела, как пожалела, когда Юлька стукнула дверью по голове. И да, это был самый короткий и верный путь к примирению. Но это снова была бы ложь, а лжи больше не будет, он так решил.       Тогда как? Что придумать, чтобы она услышала его и поверила? Чтобы хотя бы дала ему шанс…       И помощь пришла откуда не ждали. Возможно, именно потому, что Андрей отказался хитрить, Господь над ним сжалился, прислав в палату врача.       — I am so sorry! — столкнувшись с Катюшей, извинился доктор и быстрыми шагами приблизился к кровати стукнутого. — Господин Жданов, готовы результаты анализов, — не обращая внимания на испуганный взгляд девушки, вернувшейся от двери к постели, обратился он исключительно к Андрею. — Увы. Как я и опасался, дело намного серьезней, чем кажется. Боюсь, что уже через час мы начнем готовить вас к операции, время дорого, а прооперируем утром.       — Тогда почему не сейчас? — потянула Катя врача за рукав халата. — Если время дорого, почему вы сейчас не делаете операцию? И… Что у Андрея, скажите пожалуйста. Это не опасно?       — Девушка, вы хоть и невеста, но руки не распускайте. Во-первых, операция сложная, у нас нет нейрохирурга такого уровня, мы вызвали его из Лондона, и он прилетит только к утру. Во-вторых, это действительно опасно, больного нужно подготовить как следует. Так что даю вам полчаса на прощание и попрошу покинуть его палату, — не говоря больше ни слова врач развернулся и вышел из комнаты.       — Доктор, подождите! — Катя бросилась вслед за ним в коридор. — Опасно? Почему опасно? Что с Андреем? Что вы собираетесь делать с ним?       — Как много вопросов. Девушка…       — Я — Катя.       — Хорошо, Катя. Так вот, Катя, у вашего жениха две трещины в основании черепа. В височной и затылочной части. Его же не только дверью по виску стукнули, он еще и о стену затылком приложился. Там такие огромные гематомы, что если их не убрать, — тут доктор очень выразительно за голову схватился, показывая, какая беда может случиться, если дело пустить на самотек.       — Значит, надо убирать?       — Обязательно надо.       — И тогда все будет хорошо?       — Обязательно будет, если операция пройдет успешно, и если больной из наркоза выйдет. Но это же операция, все может быть, сами понимать должны. Так что ступайте попрощайтесь.       С этими словами врач кивнул Катюше головой и резво, чуть ли не вприпрыжку пошел по коридору к операционному блоку.       «… Если операция пройдет успешно, и если больной из наркоза выйдет. Но это же операция, все может быть, сами понимать должны. Так что ступайте попрощайтесь… Если операция пройдет успешно… Если больной из наркоза выйдет… Все может быть… — загудело набатом в голове Катеньки, на глаза навернулись слезы, а ноги вдруг стали ватными и слушаться перестали. — Что я творю? Господи, что я творю?», — еще успела подумать она перед тем, как бросилась к Андрею в палату.       — Андрюша, я верю тебе, слышишь? Я тебе верю. Прости, что я тебя мучила, за все прости, я очень тебя люблю, — словно в бреду шептала Катя Жданову на ухо, заливая его лицо своими горячими, солеными до горечи слезами. — И ничего не бойся. Все будет хорошо, обещаю тебе. Боже мой! Что же делать? Надо лететь в Москву, необходимо лететь. Но я не могу тебя одного оставить.       Сказать, что Жданов совершенно растерялся от ста восьмидесятиградусного разворота в поведении Катюши, это ничего не сказать. Нет, он обрадовался, конечно, обрадовался, даже ком, прочно стоящий в горле с самого Совета директоров, растворился, словно его и не было. Вот только… Андрей подумал, что дела его совсем плохи, раз уж Катя так резко его и «простила», и «поверила» в его любовь.       — Я умираю, да?       — Нет! — она даже руками замахала, чтобы быть более достоверной. — Что ты такое говоришь, Андрюша? Даже думать о смерти не смей! Все будет хорошо, слышишь, я же люблю тебя. И ты не можешь, не имеешь право бросить меня сейчас, когда я тебе поверила. Ты замуж меня позвал, а теперь что, решил обмануть? Опять обмануть? Запомни, Жданов, если ты вздумаешь умереть, значит, ты снова солгал мне, и этого я никогда тебе не прощу.       Чем дольше и убедительней говорила Катя, тем больше Андрею становилось ясно, что они прощаются навсегда. «Зато, я умру счастливым», — сквозь гул в голове проскочила мысль, и он улыбнулся.       — Ты правда меня простила, Катенька? Правда? Не потому что мне предстоит операция?       — Андрюша, я прошу тебя, я тебя умоляю, давай забудем обо всем, что было в прошлом, давай…       — Я не хочу забывать всё, — возмутился он. — Ты предлагаешь мне забыть твои трогательные косички? Или может, мне нужно забыть, какой ты была нежной и страстной, когда мы любили друг друга впервые? Нет, извини, но я не хочу забывать все, что я полюбил в тебе.       — Я не об этом. Я тоже ничего не хочу забывать ни твоего «честно-честно», ни твои поцелуи, ни твое те… — она смутилась, ненадолго замолчала. — Я предлагаю забыть то плохое, что нас отдалило, и начать отношения с чистого ли…       — С чистого не получится, — хмуро перебил Андрей. — И не надо с чистого. Все, что было — это часть нашей с тобой истории. Может, когда-то мы будем вспоминать…       В палату без стука вошла медсестра, сказала, что им пора прощаться и вышла.       — Кать, поцелуй меня, — попросил Андрей, и это получилось у него слишком жалобно. А уже через секунду они целовались, как в последний раз в жизни, оба стараясь унести с собой воспоминания об этом последнем поцелуе. — Катька моя, — едва отстранившись, прошептал Андрей и вдруг посерьезнел. — Ты должна лететь в Москву, слышишь? Со мной все будет хорошо, вот увидишь. А ты должна лететь.       — Я люблю тебя, Андрюша. Я очень тебя люблю.       — Я тоже, маленькая моя, я тоже. Иди, Катенька.       И она пошла, каждые пол-шага оглядываясь и пытаясь сказать что-то еще, но слезы мешали ей произнести хоть один звук, и только когда за ней закрылась дверь, Жданов плотно сжал веки и дал волю и страху, и сожалению, что им на любовь судьба отпустила так мало времени, и даже слезам…       — Ну, что? Помирились? — услышал он голос Юлианы и почувствовал, как она тронула его за плечо.       — Юлька! Как хорошо, что ты зашла. Послушай меня внимательно. Не надо, не перебивай! Если со мной что-нибудь случится, позабо…       — Что с тобой может случиться? — хохотнула Юлиана.       — Всякое может быть, это же операция на моз…       — Ты дурак? — теперь уже захохотала Виноградова, снова перебивая Андрея. — Какая операция? Я тонну бабок лекарю влила, чтобы вас помирить. Я же понимала, что против таких аргументов Катюхе не выстоять.       — Катя права, все лгут, — усмехнулся и Жданов, воскресая. — А я не буду! Я не хочу, чтобы мы помирились из жалости, не хочу, чтобы Катенька сходила с ума от беспокойства, не хочу ей врать. Так что давай-ка, зови ее назад.       — Не надо меня звать, — в палату входила Пушкарева. — Господи! Какое счастье, что я пошла за вами следом, Юлиана Филипповна, какое счастье, что я все слышала. Какое счастье, что ты не захотел воспользоваться ситуацией, Андрюшенька. А самое большое счастье, что никакой операции делать не нужно.       Они и не заметили, как Юлиана ушла, все говорили и говорили, и говорили, словно только что встретились после долгой разлуки, а впрочем, так оно и было. И не только говорили, но это уже не наше с вами дело.       — Жизнь так быстротечна, а иногда так внезапно конечна, Катенька, что не стоит ее тратить на ссоры и выяснения отношений, согласна?       — Еще как согласна. Давай лучше будем тратить ее на любовь… После того, как разберемся со всеми делами «Zimaletto»…