Каждый выбирает для себя...

      Вот уже битый час Марго названивала вначале Кире, но та упорно сбрасывала ее звонки, потом Ромке, но тот вообще не отвечал, и только когда она сдалась, раздалась долгожданная трель мобильного.       — Маргарита Рудольфовна, я не мог раньше ответить, простите, — вместо приветствия сказал Малиновский, чуть задыхаясь. — Что-то случилось?       — Нет, Ромочка, ну, что ты? Как можно считать такой пустяк, как приход милиционеров, происшествием? — голос ее сочился ядом. И ее можно было понять. Андрея разыскивают, чтобы арестовать, а его лучший друг и, между прочим, соратник по аферам, в это время никак не может ответить на телефонный звонок, потому что ублажает свою плоть с очередной моделькой.       — К вам приходил наряд? Но почему?       — Андрея разыскивали, — Марго не выдержала, расплакалась.       — В смысле? Кто разыскивал, зачем?       — Приходили из отдела по экономическим преступлениям с ордером на арест, — сквозь слезы с трудом выдавила она из себя.       — На арест? Но почему?       — Против Андрея и Кати открыто уголовное дело. Сашка подал заявление, как и обещал.       — Вот козёл! — выкрикнул Ромка.       — Вы тоже козлы не меньшие, все трое, — продолжая плакать, заявила Маргарита, но тут же обвинять перестала, взмолилась: — Ромочка, ты нам сейчас очень нужен, приезжай.       — Да, конечно, я сейчас буду, — тут же откликнулся Малиновский.       — Попробуй дозвониться до Кирочки, мои звонки она сбрасывает.       — А она чем может помочь? Что ей сказать, если дозвонюсь?       Роман был совершенно уверен, что чьи-чьи, а его звонки Кира тем более проигнорирует, и спросил скорее по инерции, чем в самом деле надеясь, что сможет хоть чем-то помочь.       — Она должна срочно отозвать и доверенность на Сашкино имя, и делегирование своего голоса ему. И речь сейчас идет не об Андрее, и не о том, чтобы ему отомстить или простить. Ты можешь себе представить, что начнется, если к иску, как ты говоришь, козла свои иски приложат банки?       — Но Андрей с Катей объехали всех, включая Шнейдерова, добились реструктуризации долгов, не станут банки…       — Роман, — раздался голос Павла Олеговича, и Малиновский понял, что Ждановы поставили аппарат на громкую связь, — ты действительно такой наивный или вид делаешь? Включи голову, как только слухи о следствии просочатся…       — А они просочатся, — добавила Марго.       — Без сомнения, — снова Павел. — Как только слухи об уголовном деле о мошенничестве против президента «Zimaletto» просочатся за стены отдела милиции, все директора банков, в том числе и Шнейдеров, тут же забудут о реструктуризации и начнут требовать немедленного возврата кредитов.       — И будут правы, — заплакала Марго, — это же их деньги.       — Тогда какая разница, отзовет Кира доверенность или нет?       — Огромная, — устало сказал Жданов-старший. — Одно дело, когда заявление подает один из акционеров и совсем другое, если все Воропаевы вместе жалуются на махинации со стороны Ждановых с целью захвата бизнеса, тут уж пресса заинтересуется. Мне адвокат разъяснил.       — Ромочка, — снова вклинилась Маргарита, — пока Кирина доверенность на имя Сашки находится у меня, он о ней даже не знает, ты же помнишь, что он убежал, как ненормальный, с Совета директоров. Поэтому он подал иск только от себя, и нам пока удается держать ситуацию под контролем. Но что ему может помешать связаться с сестрой, и узнать про документы? Ничто! А вот тогда «Zimaletto» придет конец.       — Нас объявят банкротами, — опять заговорил Павел. — Кира должна это понять! И ей не поможет, что Андрей с Катей сядут в тюрьму, не только дивидендов не будет уже никогда, но и ее, Кирино имя тоже будет вываляно в грязи.       — Я все понял, сделаю все, что могу.       — И что не можешь, тоже сделай, пожалуйста, Ромочка, — жалобно попросила Марго.

***

      Малиновский перезвонил через два с половиной часа.       — Маргарита Рудольфовна, Кира не отвечает, но мне пробили ее мобильный, она в Праге в отеле «Kings Court». Я уже в Шереметьево, вылет в девятнадцать-пятнадцать. Вы не волнуйтесь, я ее найду по маячку и заставлю хотя бы выслушать.       — Ромочка, какой же ты молодец! Только давай без своих фантазий, не нужно обнадеживать Киру, обещать ей, что Андрей к ней вернется. Он не вернется.       — Все понял. А что с ним? Я до него не могу дозвониться.       — Мы тоже не можем, и это очень-очень плохо. Павел начинает терять терпение, начинает говорить всякие глупости.       — Передайте ему, чтобы он в Андрее не сомневался. Мало ли что, вдруг аппарат разрядился, а он батарею забыл с собой взять, или хуже того, украли мобильный.       — Я знаю своего сына, Ромочка, я в нем не сомневаюсь. А Пашка… Он просто очень переживает, — Марго чуть-чуть помолчала. — Лети с Богом, — и добавила про себя: — сыночка.       Когда позвонил Андрей, а позвонил он практически ночью, Ждановы-старшие уже забылись в тревожном и неглубоком сне, усыпленные тоннами валерианы в купе с успокоительным. Возможно, поэтому Павел наговорил сыну много несправедливого и жестокого. Даже не наговорил, накричал, как на школьника, и слушать не стал, что мобильный украли.       — Меня это не касается, ситуацию создал ты вместе со своей Катериной, вам ее и расхлебывать. Чтобы сейчас же вылетели в Москву, причем через Прагу. Оба!       — Почему через Прагу?       — Там Кира, она оставила доверенность на ведение дел в «Zimaletto» на Сашкино имя. Как хочешь, но ты должен ее убедить отозвать доверенность.       — Паша, но ведь туда полетел Ромочка, — услышал Андрей сонный мамин голос.       — Ромочка, Андрюшенька, деточки, сыночки, Катенька, Кирочка, малюточки, — взревел Павел присюсюкивая, наверное, хотел таким образом спародировать Марго. — Рита, они давно уже не дети, и нечего им носы подтирать! Умеют поставить весь мир вокруг них с ног на голову? Пусть научатся и отвечать за перевернутый мир. Ясно?       — Паш, да ведь Роман полетел в Прагу, зачем еще Андрею с Катей туда лететь? Пушкарева для Кироч… для Киры, как красная тряпка для быка, и ты об этом прекрасно знаешь. Она же, увидев Катю, выколет себе глаз, если будет уверена, что сопернице выколют оба.       — Согласен. Пусть Андрей один летит через Прагу, а Катерина должна немедленно появиться в Москве, и продолжить работу в компании. Слышишь, сын?       Андрей слышал, он все слышал, и очень даже понимал отца, но больше всего его беспокоила не ситуация вокруг «Zimaletto», а возможный Катин арест.       — Папа, а если Катюшу арестуют прямо в аэропорту? Что тогда? Сможет она и дальше работать?       — И тебя вместе с ней? Об этом я не подумал. Вот это вляпались, куда ни кинь, всюду клин. Я не знаю, что делать, Андрей. Не имею понятия.       — Пашенька, — опять донесся до ушей Андрея голос матери, — давай позвоним Ключевскому, может, ему удастся договориться заменить арест подпиской о невыезде?       — Марго, ты же прекрасно знаешь, в какую сумму это нам обойдется, да еще на обоих. У меня сейчас нет таких денег, придется брать твои.       Андрей прекрасно слышал, как мама растерянно пробормотала:       — У меня тоже нет денег.       — Ты все потратила? — спросил Павел.       — Увы.        — Значит, речь о Пушкаревой пока не идет, — и уже сыну: — Андрей, я попробую изменить тебе меру пресечения. Завтра перезвоню.       — Я бу­ду ут­ром, — Жданов-младший тут же на­жал кноп­ку от­бой, и ра­зоб­рав на час­ти Ка­тин мо­биль­ный, пе­рело­мил над­вое ее СИМ-кар­ту. И только после этого посмотрел на Катю. — Пос­лу­шай ме­ня вни­матель­но, де­воч­ка, — ему с тру­дом уда­лось отор­вать ее ру­ки и отс­тра­нить­ся. — Де­ло серь­ез­нее, чем я мог пред­ста­вить. Я дол­жен ле­теть в Мос­кву.       — Я с то­бой, — тут же встре­пену­лась Ка­тюша.       — Нет! За­яв­ле­ние по­дал Саш­ка, нас ре­аль­но мо­гут арес­то­вать, по­это­му ты ос­та­ешь­ся здесь. В Мос­кву не зво­ни, я не хо­чу, что­бы те­бя смог­ли вы­чис­лить. А ког­да опас­ность бу­дет по­зади, я сам при­лечу за то­бой. По­няла?       — А как же мои ро­дите­ли?       — Я с ни­ми встре­чусь и по­гово­рю, по­пыта­юсь их ус­по­ко­ить. Я по­забо­чусь о них, Ка­тень­ка.       Она да­же не поб­ледне­ла — прос­то ста­ла вдруг бе­лой, как сте­на за ее спи­ной.       — Я все по­няла, Ан­дрей Пав­ло­вич. Вот те­перь я все по­няла! Толь­ко ни­чего у вас с Ма­линов­ским не вый­дет, яс­но? Я вам не ду­ра!..       И снова стала чужой, отстраненной, холодной, как лед. И Андрей растерялся, он просто не понял, он правда не понял, о чем говорит Катя. Он бы даже обрадовался, если бы услышал ее пусть несправедливые и злые слова, но тогда хотя бы стало понятно в чем оправдываться. Однако, она молчала. Смотрела ему в глаза пустым, мертвым взглядом и молчала.       — Я знаю, что ты не дура, — наконец смог заговорить Андрей. — А вот я, очевидно, дурак, потому что я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь. Чего у нас с Малиновским не выйдет, Катя?       — Вам не удастся повесить на меня аферу с подставной компанией, Андрей Павлович, вам не удастся выйти сухим из воды, а из меня сделать вечную беглянку, скрывающуюся от правосудия и не смеющую вернуться на Родину без риска быть арестованной. План был хорош, ничего не скажешь, но вам не повезло, вы нарвались на уродину у которой не только железные зубы, ненасытность в этом вопросе и четыре глаза, но и аналитический склад ума. И сложить дважды два она умеет.       — К-кто умеет? Ч-что? — Жданов даже заикаться начал от этой фантасмагории.       — Я умею. Умею логически мыслить и просчитывать ситуацию на десять ходов вперед. Не повезло вам.       Самый «ужасный ужас» для Андрея был не в том, что говорила Катя, а в том, как она это говорила — таким же пустым и мертвым голосом, каким был ее взгляд.       — Катенька, ты как себя чувствуешь? — осторожно спросил он, но она проигнорировала его вопрос.       — Интересно, кто придумал этот замечательный план? Вы или Малиновский? Впрочем, зачем я спрашиваю, автор нового плана, конечно же, Роман Дмитриевич. Вы ведь не только плана составить не в состоянии, вам еще и инструкции по его реализации необходимы, причем, желательно в письменном виде, чтобы подсматривать, как в шпаргалку. Передайте господину Малиновскому, что он написал плохую инструкцию, ваша миссия провалилась. Прощайте, Андрей Павлович, встретимся в суде.       Казалось бы, эти несправедливые упреки в каком-то непонятном заговоре должны были разозлить или обескуражить Андрея, а он вдруг обиделся. Он что, в самом деле такой никчемный, что не может придумать какой-нибудь план, или не может творчески подойти к выполнению плана? Значит, Роман по мнению Катюши талантлив и креативен, хоть и подлец, а он сам — хоть тоже подлец, но бездарный и серый человечек, живущий по шпаргалке? И так о нем думает женщина, которую он любит больше всего на свете, больше, чем себя?       Честно говоря, если бы не обида, возможно, Андрей не сумел бы собраться, так и мямлил бы что-то невразумительное, не решаясь перейти в наступление. Но обида победила и непонимание, и чувство жалости, и чувство вины, и страх, что Катю арестуют.       — Прощайте? — взревел он. — Ну, нет! Размечталась! Никуда ты отсюда не выйдешь, пока мы все с тобой не проясним. Поняла? — он вынул из кармана ключ-карточку, помахал ею перед носом девушки, и снова засунул в карман.       — Я буду кричать, — ответила Катя, но голос уже не был мертвым.       — Хоть закричись, тут звукоизоляция, как в студии записи, только голос сорвешь. А лучше не кричи, а расскажи, чтобы и я знал, какой план придумал Ромка, и что я выполняю. Мне же интересно это знать. Давай, Катенька, давай! Расскажи мне сказочку на ночь, можешь начать со слов: «А было все так…», я не обижусь.