Тринадцать

Я открываю глаза. Меня окружает стерильная белизна и запах спирта, в перемешку с ядерной химией. Я в больнице. Последнее, что помню, как взрывались дети, как горели их тела. Как моя сестра, бросилась спасать, и угодила во вторую волну. Девочку подбросило в воздух, а затем, обдало огнем. Прим сгорела в огне революции. Моя сестра, из-за которой я отправилась на Игры, что бы спасти. Все что я делала было для нее. Изначально. Для нее одной. А она погибла. Так и не увидев, как отменят игры, как у меня появятся дети, как на ее голову водружают белую фату… Я начинаю плакать. Но каждая слезинка отдается болью на коже. Сойка — пересмешница подпалила крылья, ей вырвали душу, как только ее белокурая сестра пала на площади перед дворцом. Я наконец слышу тихий шепот. Поворачиваю глаза на звук, вижу маму. Она сидит опустив голову, но настойчиво водит пальцами по моей руки и напевает мелодию, совсем не слышно. Но она отдается болью в моей памяти. Я вновь проваливаюсь в черноту. Успеваю увидеть лишь жидкость, которая из капельницы потекла в мои вены. — Смотри, Прим! Это — сойка-пересмешница! — я верчу в руках деревянную птичку, подаренную мне папой. Он сам ее сделал вчера. А утром, мы вместе ее разрисовывали соком из ягод, и поэтому, деревянная фигурка пахнет лесом и летом. Маленькая рука тянется к игрушке, а голубые глаза, светловолосой девочки, сияют от лучей из окна. Мы сидим у камина. За окном просыпается первый летний денек. Вчера папа впервые брал меня с собой в лес. Я носилась меж деревьев, пока отец не показал мне как надо. В тот день, я впервые смогла подкрасться к зайцу. Он улизнул от меня, конечно. Но я была рада и тому, что могу быть как папа. Бесшумной, в лесной глуши, и незаметной, даже для тех, кто видит дальше своих ушей. Сестра неуклюже встала на ноги, и начала бегать вокруг меня с птицей в руках, изображая ее полет. Я улыбалась. Мой слух привлекла тихая мелодия. Пока Прим нарезала круги вокруг меня, я развернулась к креслу, стоящему чуть поодаль от нас. Папа сидел закрыв глаза, а мама у него на коленях. Она тоже не открывала глаза. И только их губы слегка приоткрывались, так что я поняла, что звук был именно от них. Я медленно, как недавно научилась, встала и пошла к ним. Мне хотелось разобрать хоть слово. Я подползла совсем близко. Они пели. У папы был великолепный голос. Ножки устали. Труден был путь. Ты у реки приляг отдохнуть. Я села у папиных ног, облокотившись на кресло. Закрыла глаза. Солнышко село, звезды горят, Завтра настанет утро опять. Маленькая Прим, увидела, что мы все сидим вдалеке. Вскоре сестренка присоединилась, загнездившись у меня на коленях. Я крепко прижала ее к себе. Тут ласковый ветер. Тут травы, как пух. И шелест ракиты ласкает твой слух. Сойка была все ещё в руках у девочки. И нас окутал запах лесных ягод, я, будто в реальности, почувствовала, как шуршит ветер в зелёных листьях. Пусть снятся тебе расчудесные сны, Пусть вестником счастья станут они. Рука папы погладила меня по волосам. Мы долго ещё сидели так, все вчетвером, с закрытыми глазами, и окутанные магией колыбельной. Прим задремала. А лучи солнца засияли ещё ярче в ее почти золотых волосах. Вновь открыв глаза, я почувствовала, что лицо мокрое от слез. А слабая улыбка была больше похожа на истерику. Тихого шепота больше не было слышно. Мама ушла. — Пропустите ее! — командует Пэйлор, и два охранника уходят с моего пути. Они открывают передо мной двери теплицы, и я чуть не падаю вновь в обморок. Запах роз бьет по мозгам и всем защитным механизмам. Мне хочется сбежать. Но я упрямо шагаю вперёд, пересекая границу с заснеженной улицей. Сад. Сад из тысяч белоснежных роз. *** * Я захожу в свою комнату на 12 этаже. Огромное окно во всю стену, большая кровать, две двери. И запах. Никогда не любила его. Возле кровати стоят две тумбы. Я наконец нахожу источник запаха. Цветы. Розы. Белые. Но даже самые свежие цветы так не пахнут. Я подхожу, и достаю один цветок из композиции. Выношу его под лампу. Тонкие прожилки отливают металлом. * — Поздравляю, — говорит президент, водружая мне на голову корону. Из его рта Несет смертью, а белый цветок, прикреплённый к пиджаку жалит мой нос. Я сглатываю, что бы не плюнуть ему прямо в лицо. * -Дорогая моя, Мисс Эвердин, мы же договорились не лгать друг другу, — на столе имбирное печенье. А на экране я целуюсь с Гейлом. Сноу встаёт из-за со стула, водружая в букет на столе идеальную капитолийскую подделку. Белый цветок погубит все эти полевые ростки. * Едва заметное покачивание головой. Я не справилась. Он только что отпил из бокала шампанское, золотой напиток приобрёл оттенки бардового. Кровь. Белая роза, едва заметно, покрылась испариной. Искусственный цветок почти живой, он может чувствовать. * На мне сверкающее белое платье. Я разглаживаю руками жемчужную сетку. — Как красиво, — шепчу я, совсем тихо. — Ты прекрасна, — за спиной появляется Пит. Я стою перед зеркалом, в своей комнате. Парень мнется на месте, в итоге сцепляет свои же руки. Он боится ко мне прикасаться. Я встречаюсь с ним глазами через стеклянную гладь. Я чуть улыбаюсь. Он не виноват. Он тоже так не хотел. И я не хотела. — Пит, — шепчу я. — Не надо, — просит он. Слишком больно. Для него, для меня. Он думает, я опять собираюсь говорить об ошибках, о чувствах, об игре. Слишком мало шансов было для НАС. Я мотаю головой. Нет, Пит. — Обними меня, — прошу я, не отрывая взгляда. Жду, когда вновь увижу голубые глаза в отражении. Парень замирает, напрягается. Он думает. Взвешивает. Но мы одни сейчас в моей комнате. Наконец он смотрит. Делает шаг вперед. — Правда или ложь? — шепчет он, не решаясь на последний шаг. Я лишь слегка поднимаю уголки губ. Мы с Прим иногда играем в эту игру. — Правда, — говорю я. И руки парня прижимают меня к его груди. Я чуть откидываю голову, сама удивляясь своему поведению. Пальцы Пита скользят по украшениям на корсете. Он зарывается носом в мои волосы, я слышу как глубоко он вдыхает. Боже, как бы мне хотелось не приносить ему столько боли. Много минут проходит, прежде чем нам приходится оторваться друг от друга. В дверь стучат, и Пит поднимает голову, в последний раз смотря на нас в зеркало. Он почти по кошачьи проводит щекой по моим волосам. Мне нравится, то что я вижу в зеркале. Мне определенно хотелось бы, что бы это однажды стало правдой. Мне бы хотелось его любить. Пит коротко целует меня в щеку, и отдает Цинне. Я вижу в руках у своего стилиста цветок. Шарахаюсь назад, как от огня. — Нет, — отрезаю я. — Извини, приказ Сноу, — виновато признает Цинна, — Он искусственный, бумажка, — говорит он чуть тише. Я знаю, ты ненавидишь розы. * Я выбегаю из дома. Ноги несут меня в лес. Я спотыкаюсь обо все на пути. Снег залез в обувь. Слез еще нет, но истерика уже накрывает меня. Я падаю на землю и плачу. Пока нервы не решают, что с них хватит, и я отключаюсь. Розы. Розы? Розы! Мне снятся белые цветы, которые опутывают меня, сдавливают горло, забираются в рот, под кожу. Я кричу. Но в ответ лишь ядовитый смех. Открыв глаза, в голове лишь одна мысль. Я должна спасти Пита. Уже через пол часа я стою на пороге у ментора. * Гремят барабаны, а я сама хватаю Пита за руку. Спустя время, следую совету стилиста, и нажимаю кнопку. Раздаются восторженные вопли. Я вижу Сноу, который почти гордо вскинул голову. Я смотрю на Пита. Он как и я, горящие угли. Нас вновь окутало свечение огня. — Розы, — шепчу я, и он слышит. Крепче сжимает мою руку, позволяя облокотиться. Наша повозка украшена белыми цветами. И они, как по команде, стали источать ядовитый аромат. — Я с тобой, — я лишь киваю. Всегда. * Планолет приземляется на остатках дистрикта двенадцать. Забавно, но деревня победителей оказалась нетронутой. После всех съемок, и хождений по разбомбленному дистрикту я совершенно подавленная направляюсь в свой дом. Тут все так же. Ничего не изменилось. Вот только… Я открываю дверь и застываю в ужасе. На столе ваза, с увядшими цветами. Но белая вспышка упорно сияет в центре. Я подхожу ближе, и вижу розу. Свежую, приторную, мерзкую розу. Он был здесь. Он знал, что я вернусь. * — Наш гость, Пит Мелларк, — я медленно поднимаюсь со скамейки, оставляя Гейла за спиной. С экрана на меня смотрят голубые глаза. В голове одна мысль «он жив». Пит отвечает на вопросы, совсем не в пользу повстанцев. И я слышу со всех сторон одно — предатель. Но им не понять, они не видят. Цветок, пригнездившийся у сердца. Сигнал опасности. Пит никогда бы доброй воле не поднес так близко розу. Они ему ненавистны, не меньше чем мне. Что же они с тобой делают, мой мальчик с хлебом? * Открывают люк, и в глаза бьет свет. Везде воронки от бомб, но мы живы. Капитолию не удалось, нас спас Пит. Пока меня ослепляло солнце, мои рецепторы сработали быстрее. Я шагаю за Боггсом. Давлю ногами хрупкие стебли. Наклоняюсь, поднимаю одну. — Солдат Эвердин, они могут быть отравлены, нужно все… — я перебиваю его. — Это для меня. Это послание. — они пытают его за каждое мое слово. Бьют, режут… я не знаю. — Я не буду сниматься, — комкаю белые лепестки и швыряю от себя. — Договор сойки, солдат Эвердин, — но я уже не слышу. Я падаю на колени, и просто кричу. Он не заслужил. Он не заслужил. *** — Здравствуй, Китнисс, — старик заходится в кашле. Он сидит на скамейке, я обхожу безобразные кусты идеальных цветов. Мы говорим не долго. — Это вы сбросили бомбы, — чеканю я, еле сдерживая слезы, — Вы убили Прим, — не знаю, как я еще стою. — Вы правда думаете, что будь у меня хоть один планолет, я бы не бежал? — спрашивает он мягко и с улыбкой. — Дорогая моя мисс Эвердин, мы же договорились не врать друг другу, — по приятельски сказал он. А я начинаю понимать, но верю с трудом. — Вы следили за мной, а я за вами. Похоже нас обоих одурачили, — усмехается он, и алая кровь капает с его губ. Я разворачиваюсь, мне почти его жалко. Но только почти. Старик остается верен себе, белая роза, как всегда, прикована к его одежде. Отгоняет запах смерти. — Миссис Мелларк, — говорю я, прежде чем захлопнуть дверь теплицы. Победители сидят за круглым столом. — Предлагаю провести 76, символические Игры. — говорит Койн. Вскакивает Финник, Пит, Битти бьет кулаком по столу. Койн не знала одного. Розы — не символ власти. Они символ смерти. И стоящие за ее спиной букеты, не добавляют ей авторитета. Одна роза падает на пол, и охранник услужливо выбрасывает ее в мусор. — Я голосую «за», ради Прим, — Пит готов был кричать на меня, Хэймитч лишь покорно согласен. Но правду сейчас знают только два человека в этой комнате. Вот только одна из нас, явно недооценила другую. Сноу стоит на площади, привязанный к столбу. У меня за плечами лук. Я натягиваю тетиву. Белая роза все там же. Я прицеливаюсь. И эхо звенит в ушах. «Мы договаривались не врать друг другу». Он прав. Мы договаривались. Я выпускаю стрелу, и она пронзает белый цветок на накидке Койн. Президент падает на кафель.