Тринадцать

Пит — одноклассник. Я вхожу в класс. За окном солнечная осень. Смотрю под ноги. Красная юбка платья, худенькие ручки, почти новенькие черные туфли. Осматриваю класс. Он не полный. Совсем мало ребят. Еще очень рано. И сегодня я пошла в первый класс. Внимание привлекает мальчик за первой партой. У него светлые-светлые, почти белые, волосы. На парте лежал толстый альбом, а на одном из листов мальчик что-то рисовал карандашом. Видимо почувствовав мой взгляд, он поднял голову, и я увидела два ярко голубых глаза. Мальчик мне улыбнулся, я было сделала шаг к его парте, но дорогу мне перерезала девочка, пухленькая, с такими же светлыми волосами как у мальчика с альбомом. — Пит! — взвизгнула она, плюхаясь на место рядом с художником. Глаза у него стали немного грустные, но он приветливо улыбнулся девочке. А я была уверена, что это имя запомню навсегда. — Привет, Делли, — сказал он, закрывая альбом, попутно убрав туда рисунок. Я села за парту рядом. Спустя четверть часа класс наполнился детьми. — Привет, я — Гейл, — рядом сел мальчик, с такими же черными волосами как у меня и такими же серыми живыми глазами. Со стороны, мы наверное выглядим как брат и сестра. Когда учитель заполняла журнал, я узнала что фамилия Пита — Мелларк. Совместив всю информацию в моей голове, я сделала вывод — что он — сын Пекаря. Так прошел мой первый день в школе. Я пела песню долины, и видела как голубые глаза засияли. Пит — спаситель. — Я не пойду домой, не пойду. Я ничего не нашла, — шептала я, сидя под деревом в обеденном дожде. Одежда промокла от грязи и сырости. У меня уже даже слез не было. Толку от них мало. Живот дико болел. Я не ела уже очень давно. Голова ныла. Пальцы на ногах жгло от холода. Я начала засыпать. Дверь у соседнего дома резко хлопнула. Я и не заметила, что сижу возле пекарни. Глубокий вдох и мои легкие наполнил теплый аромат свежего хлеба. Из заднего входа выходит Пит. Я не сразу разглядела его сквозь пелену дождя. Следом вышла женщина, громко ругаясь. Потом я услышала звук удара. Пит даже не поднял руку к щеке. В его руках было несколько буханок хлеба, немного подгорелых, судя по черным пятнам. Женщина ушла, махнув рукой в сторону свинарника, парень постоял меньше минуты. Начал оглядываться и сделав несколько шагов вперед бросил буханки вперед. Я не сразу поняла, что произошло. Мои удивленные глаза поднялись на парня. Он еле заметно кивнул, потом оглянулся еще раз. Я как дикий зверек вскочила на ноги, которые слабо меня держали, схватила с земли брошенные Питом буханки хлеба и побежала прочь. Подходя к шлаку я поняла, что даже не поблагодарила его. Зачем он это сделал? Он явно не промахнулся, свинарник был в другой стороне. Неужели он сделал это специально? Слабо помню что было потом, я попала домой, отдала маме хлеб и оказалась в кровати. Засыпая я думала только об одном. Я должна сказать спасибо. Случайно или нет, он спас меня и мою семью. Пит — одуванчик. На улице запели сойки. Начала зеленеть трава. Вышло солнце. На большой перемене мы всем классом вышли на школьный двор. Мальчишки начали устраивать шуточные бои. Девчонки фыркали, но искоса наблюдали. Я топталась кругами по лужайке, пока взгляд голубых глаз не приковал меня к месту. Серый и голубой пересеклись всего на пару мгновений, Пит улыбнулся и отвел глаза, продолжая болтать с парнями из школы. Я посмотрела под ноги. Первое солнышко принесло с собой сюрприз. У моих ног желтый одуванчик. Я срываю его и сажусь в траву. Первый одуванчик в этом году. Я сижу и перебираю в руках желтые тоненькие лепестки. Надежда. Что однажды все так же расцветет, что начнется весна и в моей жизни. Такое же чувство мне подарил Пит, когда спас от голодной смерти. Я снова смотрю в толпу ребят, ища голубые глаза. И довольно быстро нахожу. Пит — сын пекаря. Стрела летит из-под моей руки точно в цель. Рыже-серый комочек шерсти падает к земле. — Метко, Кис-Кис, — подмечает Гейл, подходя ко мне откуда-то слева. Я ухмыляюсь, направляясь к подбитой белке. — Сегодня пойдешь в пекарню? — отец Пита обожает белок. Он всегда у меня их покупает, иногда меняет. На хлеб или сладкое. Я хватаю с земли рыжий хвост, седьмой за сегодня, и кидаю в охотничью сумку. — Да, давно не потчевали пекарей свежей дичью, — отзываюсь я, складывая оружие в ствол пустого дерева. На часах еле-еле стукнуло восемь часов. Мы возвращаемся из леса, направляемся на рынок. Гейл продает пару тушек мертвых зверьков, а я на ходу прощаюсь с ним и иду к пекарне. Над тяжелой дверью звенит колокольчик, запах выпечки окутывает меня, а на кассе я вижу Пита. Парень заполняет какие-то бумажки, не видит меня. — Привет, — я нагло ставлю сумку на прилавок. — Здравствуй, Китнисс, — Пит опирается на локти, и улыбаясь смотрит на меня. — Сейчас позову отца, ты же ему добычу принесла? — я киваю, а парень удаляется за закрытую дверь, где появляется хлеб. Спустя время появляется главный пекарь, в сопровождении сына. У Пита в руках бумажный пакет. — Китнисс, рад тебя видеть, — здоровается пекарь, занимая то место, где прежде стоял Пит. Я уже вытащила белок на прилавок, держа парочку за хвосты. — Пит, — пекарь протягивает руку к сыну, забирая бумажный пакет, — Тут десяток сырных булочек, — Пит приблизился к отцу. — Прим сказала, тебе понравились в прошлый раз, — почти виновато добавил парень, я чуть улыбнулась. Это была правда. Я влюбилась в эти булочки на прошлой неделе. — Хм, да. И вот еще пара буханок хлеба, — пекарь поставил еще один бумажный пакет рядом, — Спасибо, за свежее мясо, — подмигнул почти по дружески мне отец Пита. — Спасибо, за свежий хлеб, — вторила я, забирая свою добычу из пекарни. Последний раз встретившись с Питом глазами я покинула теплый дом, пахнущий жизнью, покрепче сжимая сверток с сырными булочками. Пит — борец. На улицах опадали первые листья. Мы сидели в пыльном спортивном зале нашей школы. Сегодня был турнир по борьбе. Парни из всех классов принимали участие в этом, задача же женской половины нашей школы была — наблюдать, рукоплескать и болеть за своих фаворитов. Оставалось пару этапов до финала. Среди претендентов на победу — Гейл, Пит, старший брат Пита и еще пара ребят из старших классов. Два месяца назад закончилась жатва на 73 голодные игры. Месяц назад в двенадцатый дистрикт вернулись два гроба с убитыми детьми. Меньше чем через год — первая жатва у Прим. Я так боюсь за нее, я не смогу допустить, что бы моего утенка забрали на игры. Маленькая, добрая, светлая Прим. — Полуфинал! Пит Мелларк и Гейл Хоторн! Вторая пара… — звучат имена брата Пита и того парня. Мои глаза обращены к первым полуфиналистам. Начинается бой, и спустя пару минут я с ужасом понимаю, что болею за Пита, а не за моего напарника по охоте. Прим, сидевшая рядом со мной, в один момент резко вскакивает и начинает поддерживать Пита. Сестра протискивается в первые ряды, громко кричит и прыгает на месте. Спустя время Пит придавливает Гейла к полу, отсчитывают десять секунд, и объявляют победу Мелларка, а точнее двух. Финал будет между братьями Мелларк. Я невольно улыбаюсь, радуясь победе Пита. Переползаю на несколько скамеек вперед, что бы поближе видеть финал. Хотя внешне, я скорее всего безразлично пялюсь в тетрадь у меня на руках, лишь изредка поглядывая на место сражений. Пит — трибут. — Китнисс Эвердин, — еле разлепляя губы шепчу я в микрофон, любезно предоставленный капитолийской птицей. — Должно быть это твоя сестра? — щебечет улыбаясь она. — Да, — еще тише отвечаю я, поднимая глаза от пола, смотрю вперед. Не вижу ничего, глаза слезятся, а в ушах звенит пронзительный вопль Прим. Пока я пытаюсь поймать самообладание, Эффи направляется к чаше с именами юношей. Она стучит дважды по микрофону и я оборачиваюсь в ее сторону. — Пит Мелларк, — нет. Этого не могло произойти. Толпа расступается, и я вижу светлую макушку, движущуюся к трибуне. Пит обступают миротворцы. А я отворачиваюсь, изо всех сил сдерживая слезы. Я не позволю им выставить меня слабой. — Вот они! Трибуты 74 Голодных игр! — орет Эффи, а я уже смотрю на Пита. — Пожмите друг другу руки, — пищит капитолийка, и мы с Питом впервые соприкасаемся кожей. Я замираю. Этого просто не может быть. — Пит Мелларк и Китнисс Эвердин! — парень смотрит мне в глаза, и почти ободряюще улыбается. Это будут самые ужасные игры. Запах хлеба и тепло его рук. Я не знаю как оказалась в комнате прощания. Пит — якорь. Я забираюсь на колесницу. Хватаюсь за бортик, и недоумеваю, как мне удастся простоять целый прокат на этой штуке. Я же свалюсь. Цинна спрыгивает с колесницы и вдруг, вспомнив что-то еще, кричит нам; его слова тонут в грохоте музыки. Он кричит опять и размахивает руками. — Что он хочет? — спрашиваю я Пита. Я поворачиваюсь к нему и слепну от яркого света его пламенеющей одежды. Должно быть я полыхаю так же. — По-моему, он говорит, что бы мы взялись за руки, — отвечает Пит и сжимает мою ладонь. Цинна одобрительно кивает головой и поднимает большой палец. Это последнее, что я вижу перед выездом. Сжимаю наши руки посильнее, когда рев трибун оглушает меня. Я жмурюсь, от ламп, софитов и ярких вспышек огня на нашем пути. Вскоре начинаю делать попытки взаимодействовать с толпой, когда из нее слышаться выкрики моего имени. Ловлю розу, машу руками. Точнее рукой. Второй я накрепко вцепилась в Пита. Уверена, что если отпущу ее — сразу же упаду с этой автопилотной колесницы. Мы доезжаем круг. Президент говорит речь. Я ощущаю яркую неприязнь к этому человеку. Чувствую, что слишком сильно сжала ладонь Пита, и собираюсь разжать пальцы, что бы не доставлять ему неудобств. — Не надо, пожалуйста, не отпускай, — говорит он. В его голубых глазах сверкают огненные блики. — А то я свалюсь с этой штуковины. — эх, Пит. Знал бы ты, что я сама такого же мнения. И только благодаря тебе, я не слетела прямо на ходу во время нашего парада. Но вместо этого, я говорю лишь «хорошо», и сцепляю наши руки покрепче. Пит — оратор. Я кручусь в ярком платье, и треск огня шумит на его подоле от моих движений. Зал восторженно шумит, Цезарь восторгается, и мой стилист сдержанно кивает камере, которая направилась на него. Я говорю еще пару фраз и зал провожает меня. К ведущему вызывают Пита. Я никогда не смогу стать такой откровенной и общительной как он. У Пита это в крови. Он завоюет внимание и симпатию любого жителя Панема. Они мило болтают с Цезарем, как старые друзья после разлуки. Вскоре, речь заходит о чувствах и девушках. Пит уклоняется от прямого ответа, но Цезарь всегда добивается ответа, но свои вопросы. И Пит сдается, заявляя что уже давно влюблен в одну девчонку из родного дистрикта. Я невольно вспоминаю всех самых красивых девушек двенадцатого. Пытаюсь угадать, кто же это. Пит добавляет, что в эту девушку влюблены многие в двенадцатом и я почти уверена что речь либо о Делли либо о Мадж. — Значит, все, что тебе нужно, — это победа: победи в Играх и возвращайся домой. Тогда она уж точно тебя не отвергнет, — ободряет Цезарь. Зал одобрительно шумит, поддерживая ведущего, а Пит грустно усмехается. — К сожалению, не получится. Победа… в моем случае не выход, — парень сцепляет руки в замок, опускает голову. — Почему нет? — озадаченно спрашивает ведущий. Пит краснеет как раз и, запинаясь, произносит. — Потому что… потому что… мы приехали сюда вместе. - выдает Пит. Публика понимает все быстрее меня, а я, почему-то думаю об Эффи. Пока зал не начинает вновь скандировать мое имя. Я поднимаю голову, и вижу на всех экранах свое лицо. Пит Мелларк. Сын пекаря. Влюблен в меня. — Да-а, вот уж не везет так не везет, — говорит Цезарь. А я понимаю, что этот парень, сидящий рядом с лучшим ведущим Капитолия, переплюнул все интервью взятые сегодня. Пит — напарник. Капитолий объявил новые правила. Победить могут двое. Трибуты из одного дистрикта. Я нашла Пита у реки, раненого, изможденного. Сейчас мы в пещере. Парень спит в мешке, его знобит, на лбу выступил пот. Я закидываю колчан стрел за спину и выбегаю наружу. Моя цель — рог изобилия. Как все стремительно в этой жизни. Еще пару дней назад, я думала что парень решил убить меня, а сейчас я бегу на встречу смерти ради возможности спасти его. Я впервые поцеловалась. Это так странно. Я не думала что это произойдет на арене, моих Голодных Игр. Пита лихорадило, его губы были горячими и сухими. Рог уже близко. Не смело будет надеяться, что мне удастся убраться живой, но прямо сейчас мне хочется быть оптимисткой. *** Мы снова целуемся в нашей пещере. Я впервые чувствую тепло, растекающееся до кончиков всех пальцев по моим венам. Питу лучше, его губы больше не горят от температуры и заражения крови. Я не хочу что бы этот момент заканчивался. Кто ты для меня, Пит Мелларк? Пит — доброволец Эффи с дрожащим голосом называет мое имя, на жатве 75 Голодных Игр. Я делаю шаг вперед, занимая место трибута. Эффи медленно двигается к чаше, в которой всего две бумажки. Я смотрю на Пита. Он ровно держит спину, взгляд сдержанный, от него исходит опасность. Пит настроен спасти меня любой ценой, я знаю это. Вот только он не в курсе, что я дала себе слово спасти его. Эффи называет имя Хэймитча, и я успеваю лишь быстро выдохнуть, как раздается знакомый уверенный голос. — Есть доброволец, — чеканит Пит, выходя вперед. Вижу, как ментор хватает парня за руку, пытаясь отговорить. Пит резко вырывает руку, занимая место рядом со мной. Я не заслуживаю такой любви. Я не заслуживаю Пита. Я сделаю все, что именно он вернулся с Квартальной бойни. Я целую три пальца левой руки и поднимаю их вверх, вторя всем жителям моего дистрикта. Пит — мертвец. — Пит, НЕТ! — ору я, но парня уже отбросило на землю. Я кидаюсь к нему и падаю на колени. -Пит! Пит! — наклоняю ухо к его груди. — Он не дышит! Он не дышит! — меня откидывает в сторону сильная рука, я на ходу заряжаю лук, готовясь убить напавшего. Но вижу Финника, который целует моего жениха. Стоп! Что? Он пытается завести ему сердце. Он не целует, а делает искусственное дыхание. — Давай, Пит, — приговаривает Финник надавливая руками Питу на грудную клетку. Долгие десятки секунды, Пит начинает хватать ртом воздух, а я уже плачу, снова оказываюсь рядом с ним. — Пит? — откидываю с его лица волосы, нежно провожу пальцами по лбу. — Осторожно, впереди силовое поле, — шепчет мои жених, а я уже не стесняясь плачу. — Ты умер! — всхлипываю я, а парень слабо прижимает меня рукой к себе. Я знаю, что нас, именно нас сейчас транслируют на все экраны в Панеме. Несчастные влюбленные из дистрикта 12. К черту эти камеры. Я дала слово спасти его, и чуть было не нарушила в первый день игр. Хороша защитница. Пит — оружие Капитолия. Раздается гимн Панема, и появляется Цезарь Фликерман. Мы обедаем в тринадцатом. Рядом сидит Гейл, а сама столовая наполнена людьми. -…гость — Пит Мелларк, — я резко поднимаю голову к экрану и замираю от счастья. Там Пит. Живой. Но обрадовалась я рано, когда парень начинает говорить, столовая тринадцатого взрывается осуждением. Гейл поддерживает их. А я шлю его подальше. Пит. Жив. Ночь мне опять снятся кошмары. Просыпаюсь от настойчивых толчков в плечо. Переворачиваюсь на другой бок, оказываюсь нос к носу с сестрой. Прим выросла. Иногда она говорит такие умные вещи, что мне становится страшно. — Что они с ним сделают? — шепчу я, проваливаясь в мрачные сны. — Все, что бы сломить тебя, — отвечает Прим, а я с ужасом понимаю, что сестра права. Я сама дала оружие Капитолию, показав, на сколько этот парень мне важен. Пит стал их оружием, а я — оружие повстанцев. Мы оказались по разные стороны баррикад. увидимся ли мы еще? И я засыпаю. Я не спасла его. *** Противный пикающий звук привычно будит меня. Пошевелиться — довольно проблематично. Оцениваю обстановку — правая рука прикована к капельнице. Левая замотана. Трудно вздыхать. А вокруг приятный запах уюта. Я открываю глаза, и вижу причину этого запаха. — Пит, — шепчу я, пробуя свой голос, голубые глаза, как и много лет назад уже смотрят на меня. А его рука оказывается в моей.