Туннельный эффект

Пролог Доктор Дайо Игве разговаривал с призраками. На самом деле лишь с одним; на старом фото в бумажнике Майя осталась вечно юной в вечернем платье с открытыми смуглыми плечами. У нее слегка потек макияж от смеха. В бокале розового вина отражались огоньки свечей. Доктор Дайо Игве прятал от посторонних это фото, а если попадалось чужим, все чаще спрашивали: «Это ваша дочь?». Он отмалчивался с живыми, но продолжал разговаривать с Майей, и ей посвятил свою работу по паранормальной активности мозга, границах разума, за которые науке только предстояло шагнуть. Он увлекался парапсихологией и раньше, Майя его всегда внимательно слушала — не в пример студентам в колледже, пускай и ничего не понимала. Призрак же, напротив, словно шептал на ухо тайны бытия; душа существует, говорила Майя, она настолько же реальна, как синаптические сигналы мозга, просто пока не научились замерять. Доктор Игве выступал с докладами в Гарварде, Массачусетском Университете, в Японии, Австралии, попытался даже приехать с лекциями в СССР. На последнюю работу критика посыпалась почти сразу. Рецензенты подчеркивали антинаучность, недоказуемость. Гипотеза должна подтверждаться либо быть опровергнута фактами. Последней каплей стал Мэттью Ллойд, чопорный ректор в Эдинбурге: «Вы пишете о существовании души, доктор Игве, но мы занимаемся наукой, а не теологическими изысканиями». Поначалу он пытался отвечать критикам, но становилось только хуже. Его откровенно высмеивали уже на уровне желтых газетенок. «Прости, Майя», — говорил доктор Игве своему личному призраку. — «Прости, я не смог рассказать им о тебе». Вечно юная мертвая супруга брала его под руку, и они молча шли по улице. Доктор Игве разговаривал с призраками, но остальной мир не хотел их слышать; и он уже почти смирился с этим. Погубленная карьера значила все меньше — таковы призраки, чем дальше, тем больше требуют и отнимают у живых. Майя по-прежнему любила Густава Лейтнера — они познакомились когда-то на концерте тогда еще почти неизвестного пианиста. Доктор Игве купил билет и на это выступление, справа от него сидела дама лет шестидесяти, а слева кресло Метрополитен Опера для всех казалось пустым, люди недоуменно косились на незанятое сидение в битком набитом зале. Доктор Игве по-прежнему покупал два билета. Майя держала его за руку. Они вместе слушали Грига, Рахманинова и Шостаковича в исполнении Густава Лейтнера. Как прежде. Антракт всегда заставал врасплох — доктор Игве слишком погружался в музыку Лейтнера, необходимость покинуть зал казалась ему надуманной и лишней. Он пожаловался Майе: вот зачем прерывать волшебство? Однако пришлось покориться, и подобно многим, доктор Игве отправился за чашкой кофе или чаю. Майя пила в антрактах вино — красное, как сгусток крови в мозгу, что убьет ее однажды. В кафе при Метрополитен Опера было слишком много багрянца — от пола до подсветки бара и голографического табло с трансляцией лучших моментов из постановок. Людской поток заполнил помещение обрывками восхищенных разговоров, каких-то сплетен, ароматами духов и мельтешением; Дайо Игве просто ждал, когда же антракт закончится и они с Майей смогут вернуться в зал. Он далеко не сразу заметил официанта, а когда тот, вышколенный и отутюженный в своей монохромной одежде, произнес: «Простите, сэр», не понял, что обращаются к нему. И точно также недоуменно выслушал, что его приглашают в VIP-зал — строго говоря, «VIP» он был условно, даже не отделен от остального пространства. Вся разница — черные диваны вместо стульев; так что доктор Игве впервые осмотрелся по сторонам: кому он понадобился? Он встретился взглядом с крупным мужчиной — азиатом лет тридцати-тридцати пяти, лицо показалось смутно знакомым, но доктор Игве не хотел никаких разговоров, он пришел за музыкой Лейтнера, он пришел с Майей. Доктор Игве ничего не ответил официанту, просто остался на своем месте. Майя покачала головой с осуждением: ты ведь где-то видел этого человека, значит, он из научных кругов. Вдруг это твой шанс? «Плевать мне на шансы», — ответил ей Дайо Игве, который сам уже не верил в себя. И так все должно было закончиться. Вот только человек сам подошел к нему после концерта. — Вероятно, с моей стороны было неправильно отвлекать вас от культурного досуга. Извините, доктор Игве. Тот же беседовал с Майей — она делилась впечатлениями о концерте. Им вновь помешали. «Да кто вы и что от меня нужно», — едва не выпалил он, уставившись на непрошеного собеседника с плохо скрываемым раздражением. И вспомнил, где его видел — в основном, на обложках журналов. — Алекс Ю, — тот протянул руку. Точно. Президент «ТранСтар», типичный делец от науки. Он возглавлял космический проект, о котором не рассказывали разве с сенсоров на утюгах и стиральных машинках, а многие коллеги доктора Игве фыркали, что нейробиолог с мировым именем Уильям Ю просто купил своему старшему сыну теплое местечко. На рукопожатие все же Игве ответил. — У вас отличный музыкальный вкус, доктор Игве, — заметил Алекс Ю. Тот молчал, все еще не понимая, что вдруг понадобилось президенту ТранСтар, у которого, безусловно, расписана каждая секунда, от опозоренного ученого. — А я вот ровным счетом ничего не понимаю в классической музыке. На самом деле, я пришел ради вас и ваших работ. Их я прочитал от корки до корки и хочу предложить вам должность на космической станции «Талос-1». Дайо Игве продолжал молчать, и его верный призрак — тоже. — Мистер Ю? Вы… что же… «Он просто взял и пришел ко мне, сам?» Алекс выглядел невозмутимым. Слишком маленькие для полного лица очки придавали ему какой-то то ли уставший, то ли недовольный вид. — Ваши разработки показались мне слишком важными, чтобы присылать одного из рекрутов. Понимаю вашу растерянность, но, к сожалению, времени на размышления почти нет. Возьмите транскриптор. Если хотите, можете подумать до завтра, доктор Игве. До одиннадцати часов. Вас устроит? «Да», — шепнула Майя. «Он знает о нас — он слышал наши голоса; мы там, наверху, в темноте звезд — мы шепчем и поем золотыми нитями». Доктор Дайо Игве не только разговаривал со своим призраком, но и не смел прекословить ей.