Саня, хуй соси

— Так что это еще за «мальчики Попова»? Они сидят в подсобке, уже на следующий день. Сегодня Антону разрешалось самому принимать заказы, а Павлов неплохо обучил его, оставалось лишь запоминать и не совершать глупостей. — Попов — гей, но он все еще пытается это скрыть, — это говорит девушка, которая уже переоделась в форму. Ее звали Женя, но Дима упорно называл ее по фамилии, как и она его. Она роется в своей сумке, пытаясь разыскать телефон, — Хотя почти каждую неделю мы видим, как он снимает номер в отеле с каким-нибудь парнем. Облегченно вздыхает, когда находит телефон в кармане куртки. — Вот типа тебя, — Павлов тыкает пальцем в Антона. Гришечкина берет сок, который принесла с собой и делает несколько долгих глотков, морщится, со стуком возвращает его на стол и, слегка пошатываясь, выходит в зал. — Сока там меньше половины. Но Антон не нуждается в объяснениях. — Попов такой же натурал, как Гришечкина — не пьющая. Парня мало волновало то, сколько водки намешано в этот сок, но слова этих двоих его зацепили. Он тоже был нужен Попову для каких-то своих нужд? Если сейчас бежать к нему с вопросами, Антон рискует вылететь из этого места уже на свой второй день, поэтому пока он оставит эти мысли подальше, до нужного случая. Да и Павлов его уверял, что чаевые тут огромные, надо найти лишь подход. Будто обычное таскание еды на тарелках от одного стола к другому заключало в себе целое искусство, но скорей всего Дима просто обожал преувеличивать. Попов заявляется через пару часов. Ходит между столов, кивает Антону. Все шло идеально, пока мужчина не появился в его поле зрения. Вино едва не выскальзывает из его рук, Шастун ругает себя и старается держаться на расстоянии от мужчины, лишь бы тот снова не заговорил с ним. — Ты ж говорил, что Попов тут не частый гость, — хотя Антон подозревает, что мужчина приехал проведать его, какой-то частью себя ему хочется в этом ошибаться. — Может быть, у него тут встреча. Дима пожимает плечами. — Просто забей, Шаст. Наше дело тянуть с него деньги, пока мы хуи пинаем. Оказывается, Антон ошибался, когда полагал, что только он один не питает теплых чувств к мужчине. Только вот теперь, в свете последних событий, он словно чувствовал, что медленно начинал оттаивать и даже проникаться каким-то невидимым доверием. Пока что оно было едва уловимо и при любом обстоятельстве, которое могло это доверие подорвать, испарилось бы навсегда, но сейчас Попов будто не давал нового повода его ненавидеть. А Шастун просто не мог пользоваться им, ведь все это удачное стечение обстоятельств и глупое совпадение, которое случается только раз в жизни, и потерять это сейчас было просто нельзя. Интересно было, откуда мужчина набрал этих горе официантов, проблемы за которыми тянулись так же, как за Антоном, но они тоже прекрасно это скрывали. Неужели мужчина набирает персонал из жалости? Человек, которому плевать на всех, кроме себя. Это не вязалось у Антона с привычным образом, который он нарисовал в своей голове и менять что-то он точно не хотел, но иногда Попов и правда переступал границу и был слишком заботлив. Это пугало и удивляло одновременно, как и та крупная сумма чаевых, оставленная им в баре, когда Шаст, доказывая свою правоту, на деле перепутал заказ. Был ли он одинок настолько, что нанимал к себе идиотов и просто людей, явно не подходящих для этой работы, но для чего? Он словно создавал себе новые проблемы, чтобы у него было оправдание, чтобы не решать действительно важные дела. И сейчас он дергал запонки на своем пиджаке, расхаживая мимо столов и иногда поглядывая на Антона. Тот лишь пытался выполнять свою работу.  — Сегодня ты намного лучше справляешься со своими обязанностями, — Ему поручено было накрыть на один из столов, чем он сейчас и занимался. Павлов не ошибся, у Арсения действительно проходила здесь встреча, в подробности которой он сильно вдаваться не стал. А потом поручает Антону стоять у входа, ожидать какого-то парня, который должен сказать, что он от Попова. Антону требовалось лишь привести его к столу и обслуживать. Будто поручить это нельзя было лучшему официанту, но перечить не было смысла, поэтому он лишь поправляет рубашку, устремляясь к дверям. Жаль он не умеет видеть будущее или продумывать шаги наперед, ведь это позволило бы ему удивиться не так сильно, когда он увидел парня на пороге. Женя не бывал в таких местах. Он и представить не мог, что однажды почувствует себя важным гостем, даже если это было совсем не так. Ваш держится уверенно вроде бы, хотя они еще не вошли. Возможно, просто не хочет показывать волнение. На самом же деле, внутри Саши все переворачивалось. Он собирался провести эту встречу, натянув на лицо глупую улыбку, кивать и иногда задавать вопросы, хотя это было вовсе не в его характере. Ему следовало бы вести себя более открыто, возможно даже пошутить несколько раз, но сегодня он будет молчать. Обязательно скажет, как красив ресторан, в который его пригласили, похвалит еду и самого Попова, но на этом его лимит сегодняшних слов будет исчерпан. Они останавливаются у дверей. Несмотря на ветер, продувающий до самых костей, хочется задержаться подольше. — Давай я зайду первым. Женя стоит напротив. Заглядывает тому в глаза, понимая, что готов он вообще на все что угодно. За спиной у него здание, в котором наверняка играет музыка, снуют официанты, пахнет едой и жизнь ощущается еще сильнее, чем где-либо, ведь в такие места ходят люди, чьи кошельки явно не пустуют. Калинкина заметят, думает Саша, стоит тому только зайти. Словно не он шел на встречу, а Женя. Даже если присутствующие в ресторане посмотрят на него всего секунду, просто потому что будучи такими любопытными, смотрят вообще на всех, но на самом деле, многие задержат взгляд. Саша просто знал это, еще когда представлял его в костюме. — Давай, хоть какая-то от тебя польза. Его непосредственность в некоторых вещах вызывала в Саше настоящий восторг. Это было такое теплое чувство, когда смотришь на человека и понимаешь, что сам никогда не смог бы так же. Невозможно найти было ответа на вопрос, что же такого есть в Калинкине, чего нет в остальных, но Саша уверен, если он спросит, Женя тоже ему не ответит. И когда он толкает двери замерзшими пальцами, все происходит как и предполагал Саша. Все смотрят. Не синхронно, скорее даже украдкой, мимолетом, но каждый обращает внимание. Удивительно, как Женя только не замечает всех этих взглядов, неужели он сам никогда не чувствовал, насколько отличается от остальных? Но эта мысль задержалась в его голове всего на секунду, вытесняемая куда более важной вещью. Они втроем сталкиваются друг с другом и это похоже на самую напряженную игру в гляделки. Женя первым опускает взгляд. Саша берет себя в руки, но говорить получается как-то смято и неуклюже, будто прежде он никогда не разговаривал. Антон непроницаем. За ним наблюдают, но на данный момент он может только сжать кулаки, улыбнуться и будничным тоном попросить следовать за ним. После этого он попросит отлучиться, запрется в небольшой комнатке для официантов и с такой силой ударит по столу, что тот едва не расколется на две части. Они втроем испытывали одинаковые эмоции и удивительно, как над всеми не образовалась грозовая туча, готовая разразиться дождем. Потому что непонимание их было настолько сильно, что разбило бы каждое окно в этом ресторане, если бы они только позволили эмоциям взять над ними верх. Попов не замечает. Антон поглядывает на него искоса, пока поправляет галстук-бабочку, но тот держится абсолютно уверенно и спокойно, как и в любой другой день. Сценарий, который Саша несколько раз прокрутил у себя в голове, сейчас как-то забылся, он помнит только некоторые детали. — Наш лучший официант. Антон слышит это, удаляясь с записанным заказом. Отправляется он сначала в каморку, чтобы вложить всю силу в этот удар по столу. Перед глазами только Саша, который пришел с этим очкастым парнем. Теперь Антон понимает, кому предстояло прислуживать целый день. В его голове все складывалось совсем не лучшим образом. Где был Саша, когда Антон так нуждался в нем? Он старался не выстраивать логическую цепочку сам, но она уже рисовалась в его голове. Возможно, именно поэтому, выйдя из комнатки, он снова возвращается в нее, чтобы сделать несколько глотков сока. Боль в руке от удара будет точно не самой сильной болью, которую сегодня ему предстоит испытать. Атмосфера не была напряженной. Парни обменивались встревоженными взглядами. Оба думали, видя в глазах друг друга практически одинаковые чувства, что волнуются они из-за предстоящего разговора с Арсением, но на самом деле вдвоем они думали только об официанте. Саша пытался сосредоточиться, несколько раз провел пальцами по столовым приборам, Женя улыбался, поправлял очки, которые сидели идеально и никуда сползать не планировали. Со стуком Антон ставит тарелки, стараясь держать себя в руках. Лыба на нем самая примерзкая, смотреть противно, но когда поворачивается к Попову, выражение лица меняет. На Попова-то злиться ему было незачем. — Как там та история с салфеткой, кстати? Такое ощущение, что Попов позвал Сашу в ресторан только ради этого вопроса. Все остальное он говорил довольно скомкано, но важную информацию все же смог донести. Женя кивал, уронил вилку один раз, встретился взглядом с официантом и будто бы прочел по губам, что тот желает ему смерти, хотя по губам раньше никогда не читал. — Вы еще помните, — он водит по полупустой тарелке вилкой, но потом поднимает взгляд, — У кого-то не хватило смелости признаться. Может, оно и к лучшему. Женя таращится на него сквозь стекла своих очков. Смотрит так, будто раньше был слеп и сейчас ему дали возможность видеть. Он был таким зажатым и молчаливым иногда, но сейчас позволил бы себе встать, замахать руками и заорать о том, что Саша неправ. Это не ему не хватило смелости признаться, это Саше не хватило смелости спросить, кому принадлежала эта салфетка. Сейчас уже ничего не сделаешь и важный разговор прерывать нельзя, даже если очень сильно хочется. Шастун смотрит на Женю. Видит, как настроение этого парня меняется, в его голове мысли дорисовывают забавные сюжеты, где парень прыгает на стол и начинает злиться, будто крышу ему сорвало. О причинах Антон не задумывается, но в глубине души понимает, что причина достаточно проста. Обладатель салфетки на самом деле был неизвестен и он вдруг вспоминает, почему вообще Саша теперь с ним. — А ты, — он поворачивается к Антону, который все это время стоял за его спиной, — Насколько я помню, сначала работал вместе с Александром. Никого не помнишь? Шастун представляет себя и все происходящее со стороны. Каждый, кто сидит за этим столом, нацепил на себя маску и явно что-то недоговаривает. Даже он сам. Зачем вообще тогда говорить о чем-то, если в этих разговорах не больше правды, чем в фильмах, что основаны на реальных событиях? — Там так много посетителей, я бы точно не смог запомнить. А сам смотрит на Женю. У него не было оснований думать, что салфетка принадлежала именно ему, как и не было оснований полагать, что Саша проводил все это время с ним. Но салфетка, написанная кем-то, была именно за самым дальним столиком в углу, а туда этого парня обычно и тянуло. Но где-то екает сердце. Слабо, один раз, укололо и прошло. Ведь если после встречи Саша и очкарик пойдут домой вдвоем, то он, этот парень, он завалит вопросами Сашу. И что тогда произойдет, Шастун не знал, но допускать этого было нельзя. Ведь даже если салфетку не он написал и вообще не имеет к этому отношения, даже если он и не собирался что-то спрашивать, лучше окончательно в этом убедиться. Встреча близилась к концу. Вполуха он слушал скучные речи Попова, пока бегал вокруг других столиков. — Да не волнуйся, у тебя хорошо получается. Столкнулся с Гришечкиной. Улыбнулся, поблагодарив ее за сок, она усмехнулась, отставляя на пустой стол грязные тарелки. Свободными руками поправила бабочку Антону. — Съехала. Сейчас это его волновало еще меньше, чем работа. Даже если бы он знал, что Попов не сводит с него глаз все это время, больше бы он волноваться не стал, но все же он снова благодарит ее. Прошло совсем немного времени, а он уже знает основные правила этикета и матерился, кажется, последний раз вчера. Удавка на шее в виде смешного галстука-бабочки из любого сделает эстета, даже если это временно. Наверное, стоило поблагодарить Гришечкину за сок еще раз, потому что пришелся он очень кстати сегодня. Не сказать, что Шастун надрался на рабочем месте, действовать настолько опрометчиво даже для него глупо, просто оторваться от напитка было сложно. — Наши гости оставили тебе неплохие чаевые и благодарили за отличное обслуживание. Никто чаевых не оставлял. Никто даже словом не обмолвился про Антона. Он пропускает это мимо ушей, хотя при других обстоятельствах обязательно бы прицепился. — Давно они ушли? Закрывает сок, отставляя его на стол. Поднимает глаза на мужчину и сейчас уже ощущает, что стены немного плывут. Но приятно так, плавно. Будто чувствуешь, что можешь остановить это, но сам не хочешь. И как только Арсению удается стоять на полу, который движется постоянно? — Нет, буквально только что. Хочу тебя похвалить, не разочаровал. Разочаровал. Разочаровал, потому что он только для этого создан. Но сейчас чувства притупились, а значит вину и стыд он почувствует через пару часов. — Арсений Сергеевич, можно мне сегодня пораньше закончить? Он будет смотреть ему в глаза, даже если стены едут, даже если мозги — каша, но он знает, что скажет. И знает, зачем сегодня нужно закончить пораньше. Ноги у него длинные, он догонит этих двоих, пока время еще было, но его оставалось все меньше. Каждая минута была на счету, но почему же Арсений так медлит, почему же так растягивает слова? — Это твой второй рабочий день, Антон. Если он не разрешит, Шастун взбесится, но останется на работе. Он чувствовал себя совсем мальчишкой, когда просил Попова о просьбе. Умолять бы не стал. Причину объяснить бы не смог. — Знаю, но мне надо прямо сейчас. — Ты мой должник. Получается, уже второй раз оказываю тебе услугу. Окажешь и мне? У Попова было все в этой жизни, а чего не было, он смог бы легко купить. Но минуты беспощадно текли, в помещение уже становилось ужасно жарко, он так волновался, что дай ему только разрешение, как пустился бы пулей на улицу. Просто некогда было думать, какую услугу мог бы оказать Антон человеку, у которого было абсолютно все. — Какую? — Буду подвозить тебя домой после работы. Мозги все еще в кашу, но слова мужчины заставили стены комнаты резко остановиться. Об этом можно поговорить потом. У Антона есть вопросы. Их много. Выразить их в приличной форме и без мата вряд ли получится, это займет еще определенное количество времени, но сейчас ему предстояло проглотить их и выйти из комнаты, схватив куртку с вешалки.

***

— Хорошо держался. Женя старается не упоминать о том, что произошло. Саша тоже будет молчать до последнего. Оба чувствуют, как невыносимо молчать и делать вид, что все у них замечательно, но еще тяжелее обсуждать тему, вертевшуюся у всех на языке. — Спасибо, что поддержал. Не могу поверить, что после Нового года меня ждет то, к чему я так долго шел. Это произносят обычно радостно. Некоторые смахивают невидимые слезинки, что собираются в уголках глаз. Некоторые прыгают от счастья и стремятся подарить любовь всем вокруг, будто бы желая разделить чувство, что переполняет их изнутри. Саша говорил тихо. С легкой улыбкой. С голосом, который почему-то оставался безэмоциональным и серым, хотя он пытался добавить немного красок в него. Ему запрещено было сейчас чувствовать себя плохо. Его выбрали, перед ним открывались новые двери, но что-то так мешало, что-то не давало покоя, как только они оказались на улице. Об этом не напишешь забавный стендап. Он не врал, он действительно не мог поверить, но стоило проговорить это вслух, поделиться с кем-то. Не мог поверить, что осознавая все это, не чувствует вдохновения, не чувствует вообще ничего. — Ты этого заслуживаешь. Шастун должен знать, говорили ли они уже про салфетку. Потому что если говорили, он будет все отрицать. Они недалеко отошли. В карманы руки, на лицах улыбки с нотками сожаления. Снег норовит их полностью засыпать, мороз безжалостно закусает, будто злая собака. Очкастый видел примерно такую же сцену, когда они обнимались с Сашей. Что он хотел сказать тогда, зачем подходил? Такие парни не переживают драму. Не боятся, будто любовь всей жизни не ответит им взаимностью, потому что влюбляться не умеют. Только короткие связи, чувства — мусор, они были не нужны. Удел слабаков, но не его. А потом до смешного нелепым ему кажется эта форма официанта. Грустно и глуповато выглядит он в дорогих стенах ресторана. Странно и неуместно в дорогой машине. Неправильно выглядит его жизнь. Только бежать от чего-то хорошего, напиваясь, лишь бы отстаивать с пеной у рта свое право на салфетку, которая была даже не его, это тоже было слабостью. Но это было его жизнью намного больше. Это означало жизнь, это текло по каждой букве этого слова, это наполняло его. Сок с привкусом водки или водка со вкусом сока. Арсений Сергеевич, желающий подвозить его до дома. Саша, который не отвечает на звонки. Кто был ему ближе в итоге, если он вдруг почувствовал себя таким нужным в этой машине, в этом ресторане, даже в баре, когда рядом был мужчина? Даже если без объятий и разговоров. Он ревнует, его бросили, его правда рушилась на глазах. Только самое страшное было совсем не это, а то, что теперь с каждым шагом приходилось убеждать себя в этом. — Саш. Друг напротив друга. Жалкие сантиметры. Женя старался не упоминать. Старался. Голос дрожит. Голос — корабль, готовый в любой момент сменить курс, придумать любой другой вопрос. Потому что на самом деле вопросов было чуть больше, чем бесконечность. — Так что там с этой салфеткой? — Все сложно. Смотрит на него. Ждет большего. Это даже за ответ считать было тяжело. — На самом деле, знакомый один написал, не бери в голову, Жень. — Хотел мне помочь, наверное. — Ну, со стендапом. Неплохо же вышло, да? Так по свойски и грубовато. Подходит со спины, руку на плечо ему закидывает. Никогда не позволял себе такого, при всей своей открытости, но зеленые глаза в Женю. Почти что змея, сожрет живьем и выплюнет кости. — Что-то ты рано. — Попросился уйти пораньше. Предлагаю пойти отметить твой успех и нажраться как свиньи. Ваш знает, что им надо поговорить. Надо, но так не хотелось, будто все в один момент стало казаться бессмысленным и глупым. Еще Ваш знает, что Шастун зол на него, а он зол на Шастуна. А еще Женя рядом и при нем драму устраивать не очень-то и хотелось. Потому что тогда кому-то точно прилетит по лицу и вероятно прилетит Жене, а этого он ну никак не мог допустить. Саша не двигается. Не знает, как реагировать, руку не сбрасывает. Будто ходили по минному полю, и слова выбирать приходилось друг для друга. — Тебе обычно не нужен повод для этого. Звучит грубо. Шастун пошатывается слегка, опирается едва не всем весом на Сашу, будто уже пьяный. — Сегодня не «обычно». И другу твоему выпить надо, а то он какой-то неживой. Шастуну нужен Женя. Поиздеваться. Посмотреть со стороны на них с Сашей. Пить он почти не будет, завтра ведь на работу. Завтра Арсений со своей дорогой тачкой. Сегодня Саша, которого он наконец выпускает и встает рядом. Губы Жени дрожали. Это с Вашем он чувствовал себя таким своим, что мог позволять даже смеяться в его присутствии. Но с официантом он делался маленьким, неуверенным в себе мальчиком, каким, на деле, всегда и являлся. Ему не хотелось отпускать Сашу. От этих проблем с салфеткой правда тянуло выпить, но с алкоголем он будет осторожен. Подвоха можно было ждать везде. — А ты согласен? В глазах мольба, лишь бы не бросал его сейчас. Женя кивает, взгляд отводит. Глаза цвета льдин сейчас начнут таять, если он не возьмет себя в руки. Он же не такой размазня, чтобы расплакаться. Саша почти облегченно вздыхает, но никто не замечает этого. Антон косится в сторону окон дорогого заведения, но кроме машин, что паркуются совсем рядом, разглядеть ничего не удается. Куртка на нем расстегнута и висит, бабочка болтается на шее, но снимать он ее не станет.

***

Пьют они в баре, который прекрасно всем знаком. Шастун уже успел обложить матом управляющего, потом нового официанта осыпал любезностями, Женя позволил себе выдавить улыбку в этот момент, но сидел как на иголках. Пили они за его столиком и от этого он чувствовал себя слегка неловко. Будто эти двое вторглись на его личную территорию. Они неуместно выглядели сейчас, притащив стулья, расставив пустые и полупустые пивные стаканы. Женя наблюдал за ними раньше, в основном за Сашей, конечно, но и с Шастуном был знаком, пускай не так близко. Шастун был смешной. Не такой, как Саша, который со своей привычной холодностью позволял себе смешно пошутить, а когда сам очень сильно смеялся, мог схватить за руку кого-то случайно или ударить кулаком по столу. Это всегда было при нем, только вот Женю он за руку никогда так не хватал. Возможно, еще не было повода или он сам сторонился этих случайных касаний. Шастун смеялся со всего, но в каждой его фразе Жене виделся двоякий смысл. Он был вовсе не так прост, каким пытался казаться. Он действительно похвалил Сашу и отсыпал ему добрую долю пожеланий, но все чаще Женя встречался с ним взглядом. Саша же вечно разглядывал белую пену от пива в своем стакане. Только накаленная атмосфера сходила на «нет», будто угли, которые постепенно остывали, но стоило их поворошить, огонь снова бы разгорелся. — Я ее с собой решил взять. Он достает сложенную салфетку и разворачивает ее на столе. Женя узнает свой почерк и на душе теплеет, раз Саша подумал, что вместе с ней ему будет легче пережить разговор с Поповым. — Боже, Ваш, я тебе еще десять таких нарисую. Он хватает стопку чистых салфеток с подноса и швыряет в него. Промахивается. Так вот о каком знакомом говорил Саша. Женя мог бы догадаться и сам. Теперь он чувствовал себя обманутым даже сильнее, чем обычно, а когда Шаст протягивает ему пачку чипсов, улыбаясь, будто они лучшие друзья и проблем никаких не существует, Жене становится ну совсем не по себе. — Это я написал. Никто не слышит его. Даже Саша. Саша не смотрит на него, потому что смеется с чего-то прямо сейчас. На секунду Жене кажется, что его вообще нет за этим столом, что он превратился в невидимку и все забыли о нем. Если он уйдет прямо сейчас, они и не заметят. — Это моя салфетка. Тянет руку к Саше через весь стол, слегка сжав его за запястье. Это помогает. Карие глаза смотрят на него, губы еще растянуты в улыбке, рука держит стакан с пивом. Пока Шастун еще не повернулся, еще не услышал, пока Женя не успел завладеть и его вниманием, они смотрят друг в друга и будто снова в квартире или на холодной улице бегут до магазина. И Женя уже раздумывает, стоит ли говорить это сейчас. — Я тебе это написал. Отпускает его запястье, касается той самой салфетки. Ведет по буквам.  — Нет. Улыбается Шастун во все зубы, но Жене хочется отодвинуться, будто чувствует, что прямо сейчас его обольют пивом. — Кажется, Женечка перепил. Потом говорит, что такси вызовет и подержит очки, если Жене блевать вздумается. Ему не хочется говорить с Антоном, потому что это не их разговор, но Саша продолжает молчать. Он был таким милым, доверял Жене, но в вопросе с дурацкой салфеткой решил не менять сторон. Почти предательство, ведь Женя рассчитывал, что Саша поймет все. А потом сидеть тут становится невыносимо. В очередной раз придется сбежать, оставляя правоту кому-то другому. Саша не ввязывался в конфликты, но сейчас разве имел он право на молчание после всего того, что было? Только когда Женя встает и выходит, только после того, как еще топчется возле входа, мечтая сейчас о сигарете или пули прямо в висок, Саша все же выходит. И от этого становится ну совсем не легче. — Не обижайся на Шастуна, он ко всем такой. — Но ты ему веришь? — Верю. Женя кивает. Ему и впрямь сегодня предстоит оставить наедине этих двоих. — Просто Шастуну нужна была эта салфетка, поэтому я легко могу поверить, что он это сделал. Ноги ватные, почти привычное ощущение. В глазах слезы, еще немного и покатятся по щекам. — А зачем тебе заниматься такой ерундой? Ты и так удивительный. И по пути до дома он прокручивает это еще десять тысяч раз. Отстаивать правоту или оставить все как есть, но сегодня он победил. — Вот теперь можем и выпить. Антон поднимает бокал. И теперь пить они будут за то, что Жене никто не поверил, за то, что тот еще и трусливо сбежал. Хотя вслух он опять проговорит свои поздравления, на которые Саша даже не улыбнется. — Успокойся. Саша и не замечает, как Антон придвинулся ближе. Будто с каждой минутой он незаметно двигал свой стул. — Женя не маленький, наверно уже лег спать. А это уже почти у самого уха. У Саши бегут мурашки. Он встречается с его губами, отставляя стакан от себя. Возможно, он и правда слишком сильно волнуется за этого парня. Саша чувствует губы Антона на своих. Вкус пива, воздуха не хватает, дышит он рвано. Чувствует руки под столом, что ведут по ноге все выше. Только он отстраняется, оглядываясь вокруг. Никто не смотрит. Потому что это самый дальний столик, потому что тут обычно темнее, чем в других частях бара. Потому что Шастун тоже знает об этом, поэтому позволяет себе все это. — Мы пьяны и мы, — он снова тянется к Саше, — вместе? Они платят, оставляют официанту даже немного чаевых, но идут не на выход. Шастун тянет Сашу в туалет, чуть ли не бегом, Саша быстро идет за ним. Он действительно пьян сейчас. Перед глазами зрители аплодируют, и он читает свои шутки со сцены. Он будто ищет глазами Женю, но никак не может вспомнить, за каким тот столиком обычно сидел. — Бля, всегда хотел разбить это зеркало. На самом деле не всегда, а только после встречи с Поповым, но уточнять Антон не будет. Кабинки тут узкие, грязные. Стены исписаны ругательствами, на полу туалетная бумага. Саша в одной из таких кабинок. Прижиматься спиной к ней противно, но после всего того, что навалилось на него, после количества выпитого пива, это становится мелочью. Шастун впивается в его губы, и они только успевают хватать грязный, затхлый воздух этого помещения. Саша вспотел, руки Антона лезут тому под свитер, поднимают футболку, касаются ледяными пальцами кожи. — Я даже закрою глаза на то, что ты игнорировал мои звонки, — притягивает его к себе, дышит тяжело. — Я правда не слышал, — расправляется с пуговицами на дурацкой рубашке, стаскивает бабочку на его шее. Антон снимает свитер с него, замирая прямо с ним в руках, но потом снова приникает губами к губам парня. — Не помню у тебя такой футболки. Саша вспоминает, что совсем забыл о том, что футболка совсем не его, что он должен был отдать ее сегодня. В голове снова Женя. Руки Шастуна шарят везде, расстегивают пряжку на ремне его джинсов, он поддается этому, чувствуя такую сильную вину за свои мысли, но произносит только, на выдохе, в самые губы Антона: — Она новая. — Врешь. Тот усмехается, а Саша не понимает, отвечает он на то, что футболка новая или на то, что звонки не слышал, но отрицать не будет. Врет. Антон медлит почему-то. Стоит Саша уже спиной к нему, щекой прижимается к этой грязной стене. Нарисованный черным маркером член и несколько ругательств попадают в его поле зрение, закатывает глаза. Ему хочется спросить у самого себя, хочет ли он этого всего прямо сейчас по настоящему, потому что все это как-то неправильно и наигранно и вообще… Вздох срывается с его губ, когда рука Антона обхватывает его член и ведет по нему. Надавливает большим пальцем на головку, очень медленно, время тянет. Вперед подается, а потом резко бедрами назад, ощущая спиной Антона. Дышит тот часто и быстро. Потом все это так затягивается и Саше уже кажется, что они просто подрочат друг другу в грязной кабинке туалета, а потом забудут об этом. Но потом первый палец оказывается в нем, и он сжимается и чувствует себя так неприятно и грязно. Шастун покрывает шею его мокрыми поцелуями, спускается ниже к плечам. Потом два пальца и кроме боли, глаза ему застилает еще и чувство вины. Непроизвольно на глаза выступают слезы, Антон не замечает этого. Антон ведет пальцами по его члену, Антон ускоряется пальцами, расширяя дырочку, Антон тихо постанывает сквозь зубы, изнемогая от желания, которое тянуло в самом низу. И потом, когда он вынимает пальцы и входит в Сашу, тот может лишь снова вздохнуть, прижимаясь лицом и телом к стене, выхватывая глазами надписи, сделанные кем-то. Может лишь двигаться в такт с Антоном, не желая большего, при этом мечтая поскорей уже кончить. Закусывая губу почти до крови, напоминая себе расслабиться, но ругая себя за то, что позволил вообще этому всему случиться. Антон тянется к его уху, целует его, покусывает мочку. — Тебе хорошо? Саша кивает, прижимаясь разгоряченным лбом к стене, и вздергивает бедрами, будто хочет, чтобы Шастун двигался еще быстрее, чтобы вошел в него целиком, чтобы чувствовать этот набухший член и может хоть немного вместе с этим почувствовать удовольствие. Антон груб и быстр, теперь он уже совсем не церемонится. Когда Саша кончает в руку парню, когда с его губ все же срывается короткий и едва слышный стон, он чувствует, как Антон, вбивается еще несколько последних раз, а потом тоже кончает, изливаясь прямо в него. И это тоже делает Сашу таким грязным, как стены в этом туалете. Антон оставляет еще несколько поцелуев на его затылке, что-то говорит, но очень тихо и Саша не слышит. Включается вода в раковине. Бабочку поднимает с пола, рубашку застегивает на все пуговицы. А Саше еще нужно время чтобы отдышаться, Саше нужно еще время, чтобы осознать произошедшее и переварить это. Он хочет выйти отсюда, вызвать такси и больше никогда не выходить из дома. — Блять, я тебя люблю что ли. Отражение Антона в зеркале. Он все ждет ответа от Саши, но тот возится с футболкой и свитером в закрытой кабинке. А когда выходит, становится рядом, но в зеркало не смотрит, боясь увидеть выражение своего лица. — Я тебя тоже. В голове Женя стоит напротив и безжалостно врет о салфетке. Потом разворачивается и уходит. Он сейчас спит или плачет? — Только больше не пропускай мои звонки, хорошо?