Телефон звонит как раз в тот момент, когда Шастун идет на работу.
— Алло?
— Не понял.
Он останавливается, не дойдя до конца дороги, замирает прямо на проезжей части. Машина сигналит ему и только потом он приходит в себя. Сдавленно матерится, но быстро переходит на другую сторону.
— Вы не можете.
— За что?
Голос директора клуба обрушивается на него. Он предпочел бы услышать кого угодно. Его увольняли. Вот так вот, резко, по телефону. Без объяснения причины, а Антон все никак не понимал, как можно было взять и уволить человека. Просто так. Его словно выкинули на улицу как ненужную вещь и оставили со своими проблемами один на один, потому что он зависел от этой работы, несмотря на то, что порой наплевательски относился к клиентам.
— Антон, здравствуй, какая встреча. На работу идешь?
Он машет ему из своей машины. Антону хочется развернуться и уйти, но он не уходит, понимая, что этот день его окончательно растоптал и, стараясь сдерживать все свои эмоции, чувствуя, как они грохочут где-то внутри, отвечает:
— Шел.
— Шел?
Антону не нравится тон мужчины и то, как тот выглядывает из опущенного окна своего дорогого авто. Ему не нравятся часы на его запястье, не нравится, как выглядит его прическа, как одет мужчина. Таким людям, вроде Арсения Попова, лучше бы не появляться в такие моменты, когда Антон зол на все, а тот будто сам напрашивался. Еще и разговор начал. И продолжил его, задавая свои глупые, никому не нужные вопросы.
— Вы меня и с первого раза услышали. Можете порадоваться, больше не буду путать вам заказы и хамить. Уволить, блять, за хамство кому-то. Без объяснения причины.
Большую часть Антон говорит, уже даже не смотря на Попова. Он так искренне злится, что пихает сугроб ногой. Щеки краснеют на морозе. Его начальник просто еще не видел, как Антон действительно может хамить и стоять на своем, он бы показал им всем там, в этом баре. Богачам с толстыми кошельками, идиотам, которые заходили туда просто напиться, странным одиночкам за дальними столиками, вроде того очкарика, которого как-то раз ему довелось сажать на такси. Которому писал Саша.
Арсений подзывает его к себе, когда гнев перестает держать Антона своими лапами. Когда тот все еще злится, дышит часто, замерзшие пальцы крепко сжаты в кулаки, в голове чередой несутся слова об увольнении, но, кажется, он начинает успокаиваться. В голове начинает проясняться, но общаться уважительно с комиком, который был старше, успешнее и, что уж там скрывать, имел неплохую работу, он видимо никогда не сможет.
— Хотите дать мне еще чаевых? Ща, схожу только за своим фартуком официанта, — Он делает вид, что уходит, а потом возвращается. Попов все это время наблюдает за ним из машины, — Простите, забыл, меня же только что уволили. Езжайте куда хотели, а я пойду куплю себе пива.
— Ты закончил?
Антон достает сигарету, пытается поджечь ее, но зажигалка, будто специально, никак не хочет работать. Из окна высовывается рука, протягивая парню зажигалку с зажженным огоньком. Не сразу решаясь, но понимая, что выбора у него особо нет, он поджигает сигарету. Затягивается.
— Не знал, что вы курите.
Никаких «спасибо». В глаза мужчине старается не смотреть — стыдно. Чувствует себя униженным, как в тот раз, когда он действительно перепутал заказ. Попову можно вообще ничего не говорить, ему достаточно просто быть, чтобы делать такие вещи, от которых парень начинал злиться еще больше.
— Я не курю.
— Зачем вам тогда жига?
— Никогда не знаешь, для чего и когда она может пригодиться.
— Мне б щас пистолет пригодился. Застрелить начальника, а потом и себя. У вас, случайно, не завалялся?
Антон еще раз затягивается и произносит последнюю фразу даже слишком серьезно, без намека на шутку, будто он и правда задумал совершить что-то такое. И на этот раз он впервые заглядывает в глаза Арсению. Заглядывает, пытаясь не отвести взгляд. Он мог бы подумать, что глаза мужчины были похожи на небо, но это было до жути банально. Да и небо они, кстати, совсем не напоминали. Не напоминали они море, бушующее, громкое, в котором запросто можно было утонуть. Антон не тонул, даже наоборот, более чем ощущал себя стоящим на земле, засыпанной снегом. Не напоминали они льдины, потому что холодными тоже не были, но при этом они и не грели совсем. Были пустые, но пустота эта будто скрывала в себе что-то большее, такое, что узнать Антон бы не смог, не получилось бы разглядеть, да он и не пытался. Они напоминали ему химикат, при попадании на кожу который оставил бы на ней ожоги, потому что все так и было, парень терпеть не мог, когда этот мужчина, наглый комик, разглядывал его с ног до головы. И говорил с ним таким тоном, таким, будто они друзья. Играл, конечно. Правды и искренности нельзя было ждать от этого человека, но Антон сам себе удивился, когда понял, что все еще стоит и беседует с ним о чем-то непонятном. Это неплохо отвлекало от действительно серьезных проблем. И все же, глаза, уставившиеся на него в ответ, желавшие, наверно, пробуравить в нем дыру своим взглядом, напоминали ему химикат. Концентрированную, резко пахнущую чем-то отвратительно искусственным, жидкость. Неприятно синего цвета, от которой глаза слезились. Такая стерла бы любую ржавчину, как в рекламах принято говорить. Такую, если выпить, рискуешь умереть, захлебнувшись в собственной рвоте. Как-то иначе описать ощущения, которые Шастун испытал, заглядывая в голубые глаза, наполненные пустотой и средством для мытья-чего-угодно, он бы не смог.
— Кстати об этом. Тебе повезло, что у меня сегодня хорошее настроение. В одно заведение, скажем так, это мой небольшой бизнес, как раз недостает официанта.
— Сочувствую.
С сарказмом.
— А мог бы спросить про зарплату и график работы.
Ждет. Стучит большими пальцами по рулю, но догадывается, что Антон откажется. Ничего, он еще даст ему время подумать.
— Да пошли вы. Узнали, что меня уволили и решили сразу взять в свой сраный бизнес. Помните, что я вам там говорил? Не нужны мне подачки.
Глаза Антон отводит, последний раз затягивается. Бросает сигарету. Та ударяется о машину и тонет в снегу. У Арсения все готово заранее. Он продумывает ходы наперед, но, впервые за долгое время, действует не только в своих интересах. Это было привлекательное предложение, и Антон бы не раздумывая согласился, но это предложение делал ему мужчина, которого он терпеть не мог. Арсений протягивает ему визитку.
— А я что тебе говорил? Я не делаю подачек.
Он нажимает на кнопку, поднимая стекло. Заводит машину.
Антон держит визитку в руке, демонстративно бросая ее в снег, когда мужчина уже трогается с места. Через какое-то время визитку он поднимет, засунув ее в карман.
Достает телефон. Нажимает на вызов.
Арсению он не позвонит, даже если тот скажет, что увеличит зарплату вдвое от той, которая уже была. Звонит он Саше.
Несколько гудков, потом еще. Он набирает уже третий раз, но ему никто не отвечает. Ему так хотелось с кем-то поделиться всем, что произошло, поговорить об этом с кем-то близким, не только с комиком-выскочкой, который сам не понимает, о чем говорит, но Саша не отвечает. В самый нужный для Антона момент, когда тот совсем запутался и не знает, что делать, когда хочется высказаться, когда зубы скрипят от злости, он остается один. Он не мог осознать всего того, что свалилось ему на голову за такой короткий промежуток времени. Зачем Арсений решил нанять его, далеко не самого опытного официанта? Зажечь сигарету должен был кто-то другой, Саша должен был сказать ему, что все обязательно будет хорошо, и они с этим справятся. Не Арсений Попов. Ему хотелось получить помощь, даже самую маленькую от человека, от которого он вполне ожидал ее получить. Такие неожиданности расстраивали, ненависть к комику все сильнее оседала на нем, на душе становилось тоскливо.
Саша не отвечает, даже когда Антон добирается до дома. Он писал ему смс, надеялся, что тот перезвонит, но с каждой минутой он все меньше ждал звонка.
Его отец спал. Из приоткрытой двери доносился его храп, Антон делает телевизор немного тише, закрывает дверь. Они жили вдвоем, после смерти матери жизнь превратилась в сплошной ад для Антона, состоящий из одинаковых дней, поэтому дома он старался появляться как можно реже. Он чувствовал себя лучше на работе, только там же, работая, он мог отдохнуть. Громкая музыка и шутки комиков позволяли ему расслабиться, заглушить плохие мысли. Только теперь идти ему было некуда, потому что его уволили. Отец не должен был узнать. Если бы мама была жива, она бы придумала что-то, но сейчас он оставался один на один с собой. Отец прикладывался к бутылке, тратил ту часть зарплаты, которую Антон оставлял на жизнь, мог уходить из дома и приходить только под вечер. В иные же дни он валялся на диване, часами смотря телевизор. Говоря Антону, что это он убил свою мать. Ей ведь волноваться нельзя было, а она плакала ночами, потому что сын у нее был сплошным разочарованием. Поэтому в их квартире было ужасно тяжело находиться. Все вещи и фотографии отец вынес. Спрятал в шкаф. Заложил кольца со свадьбы в ломбард. Начал пить. А Антон, бывало, сравнивал себя с отцом, и никогда, никогда в жизни он не хотел бы на него походить. Особенно в тех случаях, когда сам просыпался в квартире друзей, шел блевать то, что выпил прошлой ночью, прижимал лоб к холодному кафелю в туалете. Ловил ртом воздух, скользил по полу ногами в бессильной попытке встать, метался где-то внутри себя и разрывался на части. И старался не думать.
Саша не отвечает. Антон идет на балкон. Достает сигарету. Зажигалка, которая так подвела его на улице, сейчас мгновенно сработала. Попов, сука, никогда не упустит шанса показать свое превосходство над кем-то, даже если дело касается зажигалки. Парень не знал, что делать. Саша так и не перезвонил. Он старался не винить его, но получалось плохо.
Визитка. Цифры большие, яркие, так и просят, чтобы их вбили в телефон и позвонили. Антон пока сдерживается.
Что Попов мог ему дать? Антону, который едва окончил колледж, отработал официантом, похоронил свою мать, боялся, но любил своего отца? Все эти светские вечера, дорогие отели, мужчины и женщины, выпивающие, вечно разговаривающие на свои скучные темы. Он был далек от этой жизни, он словно пришел из другого мира, не смог бы влиться, даже если бы очень захотел. Его уволят с этой работы, которую предложил Попов, не пройдет и недели. Потому что он не годился для этого. А скрываться за белым фартуком, дурацким галстуком-бабочкой и прилизанной челкой мог кто угодно, даже сын алкоголика.
Что Попов мог ему дать? Зарплату, выше, чем ему когда-либо платили. Неплохую работу, с графиком, который он мог бы выбрать сам. Без выходных. Без отпусков. Лишь бы не бывать дома, не превращаться в того Антона, который не может сказать отцу заткнуться, который уже и сам поверил, что довел мать и та умерла. Какое она имела право оставлять сына на этого человека? Какое право имеет Антон вот так бессовестно отказываться от этого, возможно последнего шанса?
И он набирает номер. Волнуется, но сейчас надо отбросить любые эмоции. Он уверен в себе и ему на все плевать, как и обычно. С Сашей было бы проще, но его нет рядом.
— Я насчет вашего предложения.
Попов отвечает тут же, словно ждал звонка. И нисколько не удивляется, когда парень соглашается на работу. Он предлагает ему подъехать за ним, чтобы отвезти на место и все обсудить. Слышит, как нехотя парень диктует адрес, будто заставляет себя делать это.
И приезжает он быстро. Шастун стоит уже в дверях своего подъезда, топчется с ноги на ногу, неуверенность его переходит к рукам, где он нервно сжимает пачку сигарет в кармане. Он сделал все правильно, правильно поступил.
Хорошая у него машина. Просторная, дорогая, чистая, словно Попов моет ее после каждой поездки. Курить в такой даже как-то неудобно, да и Антон не думает об этом. А рычит она как, когда заводится, Шаст знает, что больше ему не доведется посидеть на переднем сиденье такой дорогой тачки.
— Хороша она, да?
Фыркает, глаза закатывает, взгляд — в окно, на дома, снег и прохожих, на светофор и проезжающие мимо машины, но как бы не пытался скрыть воодушевление, оно все равно проступает на его физиономии глупой, детской улыбкой, словно исполнилась мечта. Да, он рад сейчас, правда рад, но Попову необязательно глядеть на это, такие штуки ну слишком личные для Антона.
— Водить умеешь?
Поворачивается резко.
— Хотите дать по рулить?
Арсений смеется.
— Ответь сначала, а потом посмотрим.
Это так принято у этих поехавших богатых — катать на своих дорогих машинах бедных официантов, которых только что вышвырнули с работы?
— Не умею.
Честно отвечает, потому что вряд ли что-то изменилось бы, если бы он соврал. Ну, в самом деле, не посадил бы его Попов за руль.
— Не поверишь, я в твоем возрасте тоже не умел, всего лет пять вожу.
Мужчина плавно поворачивает руль, разворачивая машину, губы его на секунду подрагивают, словно он совсем не это сказать хотел, Шастун мог бы заметить это, но он снова таращится в окно.
— Я думал, богатые родители покупают своим детям права, чтобы они потом разбивали дорогие машины и сбивали пешеходов.
Это было резко. Антону не хотелось, чтобы это звучало так. Он осекается, но договаривает все же до конца. Тяжело оставаться таким безучастным и прятать улыбку и пытаться не уколоть каким-то обидным словом. А ведь Попов просто пытался помочь. Антон раздумывает, пока последние его слова все еще висят в машине, стоит ли ему извиниться, он поворачивается, когда машина останавливается на светофоре. Арсений поглядывает на него, парень готов к тому, что сейчас его попросят выйти из машины за такое хамство, но на губах мужчины появляется улыбка.
— Это правда, но меня это обошло стороной.
Стучит большими пальцами по рулю. Больше они не заговаривают в этой машине. Пальцы Антона тонут в кармане куртки, нащупывают телефон. Саша так и не перезвонил ему.
***
— Элементарные правила этикета ты знаешь?
— Вилку от ложки могу отличить, если вы на это намекаете.
Они застывают в дверях. Все тут, казалось, стоило дороже чем жалкая зарплата Антона, которую он получал на прошлой работе. Высокое здание с панорамными окнами, большая стоянка, огромный двор, и все это уже украшено к близившемуся Новому году. Но они застывают в дверях, когда Антон неуверенно отвечает на вопрос. Ему уже хочется заглянуть внутрь, посмотреть, какие люди ходят в такие дорогие места, и он знает, что даже самое дешевое блюдо в этом меню он себе никогда не сможет позволить.
— Антон, забудь о том месте, в котором ты работал до этого. Если ты будешь меня слушать и запоминать, что я говорю, мы сработаемся.
Это был небольшой ресторан, имевший при себе банкетный зал, столы, вмещавшие разное количество человек и совершенно-разнообразное меню. В другой стороне находился отель, в который Антону ходить запрещалось, да и не нужно было, все же он был всего лишь официантом. Та небольшая комнатка, в которой Антон проводил свое время в перерывы и переодевался там, даже близко не стояла рядом с местом, куда его отвел мужчина, выдав парню новую форму. Рубашка была бордового цвета, вместе с черным фартуком и галстуком-бабочкой смотрелась довольно солидно. Антон застегнул ее на все пуговицы, стоя перед зеркалом и долго разглядывая себя. Кто бы мог подумать, что он окажется в этом месте.
— Тебе идет этот цвет.
— Не мой стиль, но спасибо.
Выражение лица Антона тут же сменяется на безразличие, он выходит за Поповым, бросая еще один короткий взгляд в зеркало на свое отражение. Да, ему определенно шел этот цвет. В зале уже носятся двое официантов, которые старательно делают вид, что не обращают внимания, выполняя свои задания, но Антон чувствует на себе их взгляды. Хотя людей сейчас не так уж много, в основном это отдыхающие в отеле, Арсений ведет Антона за последний столик. Вручает ему тарелку, вилку с ножом и ложку и с видом преподавателя, усевшись за стол, просит Антона подать ему блюдо, которое он заказал.
— Но тарелка пустая.
— Это в теории. Представь, что тут пельмени. Я заказал пельмени.
Он указывает на тарелку, в нетерпении стукая по ней пальцем. Он выглядит как человек, у которого явно нет свободного времени, тем более на такую ерунду, но при этом ему, кажется, нравится то, что сейчас происходит. Антон не понимает, в клубе никто не просил его представлять пельмени на пустой тарелке.
— В таком крутом ресторане вы выбрали пельмени, хотя могли бы выбрать что угодно. У вас вообще их подают?
Арсений вздыхает.
— У тебя еще будет время ознакомиться с нашим меню.
Антон смотрит на него, ожидая дальнейших действий.
— Ладно, — мужчина хлопает по столу, — Фуагра тебе подойдет?
— Не знаю что это, но звучит дорого.
Антон явно согласен. Он берет со стола тарелку, ставит ее перед мужчиной, рисуя в своей голове странное загадочное фуагра, которое тому предстоит есть. Арсений наблюдает за ним, как нож опускается рядом, едва не падая на пол, как ложка и вилка лежат на одной стороне. Антон видит эту картину и непроницаемое лицо мужчины и просит себя собраться. Невозможно было понять, о чем сейчас думает Попов, несмотря на то, что минуту назад он дружелюбно предложил представить на тарелке пельмени.
— Это конечный вариант?
— Да, — Антон поправляет ложку в последний раз, — Думаю да.
— Не подходи сегодня к гостям, посмотри за работой своих коллег и выучи самые простые правила.
Голос мягкий, но Антону не по себе. Сколько же ошибок он допустил? Нож все-таки съезжает со стола, шлепаясь у ног Антона. Тот неловко опускается за ним, а когда встает, Арсений оказывается ну очень близко.
— Не забывайте записывать любой заказ, Шастун.
Поправляет ему воротник рубашки, пока Антон может лишь молча кивать, уставившись на мужчину.
— И следите за внешнем видом, это важно.
Оставляет Антона возле стола с невидимой фуагра. Он касается воротника, того же места, где секунду назад были руки Арсения. Опускается на стул, словно ноги, ставшие ватными, отказали и он больше не в силах стоять на них.
— Заранее извиняюсь, я сначала подумал, что ты новый мальчик нашего Сергеевича.
Не успевает Антон собрать свои мысли в кучу, ему тянет руку парень в такой же бордовой рубашке — его коллега.
— Но когда он повел тебя в подсобку, все стало понятно, ты — наш новый официант.
Антон жмет ему руку. Ладони у того холодные, даже ледяные, но с виду вроде адекватный, правда тяжело разобраться, что он пытается этим сказать.
— А это что? Тебе нужна эта тарелка?
— На ней типа фуагра или пельмени, я так и не понял.
Теперь этот парень, на бейджике которого значилось, что зовут его Дима, смиряет его странным взглядом. Антон не замечает этого, вспоминая о Саше. Времени прошло уже достаточно много, тот мог перезвонить ему. Антон говорит, что Дима может убрать эту тарелку, а сам возвращается в комнатку, хватаясь за телефон. Пусто, все по нулям. Он набирает еще раз, но телефон отзывается унылыми гудками на том конце.
***
Холод пробирает его насквозь, пока он стоит возле задних дверей, скрытых забором и большой помойкой, от остальных глаз. За спиной у него повара трудились на большой роскошной кухне, а еще дальше зал продолжал наполняться людьми. Антон курил, пытаясь понять, где сейчас находится Саша, и как он сам за сегодня успел вылететь с работы, а потом очутиться в этом месте. Столько событий за день, что тяжело было переварить все сразу. Отношение Попова к нему было каким-то странным, выбивалось из рамок, но может у богатых просто так принято. Скольким еще странностям он найдет оправдание, что «у богатых так принято»? Дверь распахивается.
— Все пытаюсь бросить, — Дима поджигает сигарету. В другой руке сжимает грязное полотенце, фартук тоже запачкан, — покупают дорогие вина, а потом проливают их. И во всем винят официантов.
Он усмехается, пока Антон следит за уезжавшими со двора машинами.
— На прошлой работе приходилось сажать перебухавших на такси, а такие обычно не оставляют чаевых, — Антон понимающе кивает, с облегчением осознавая, что теперь это уже не его проблемы. Даже если сегодня утром все казалось совсем иначе.
— Просто расслабься и иногда делай вид, что работаешь. Попов почти не проверяет, что мы тут делаем.
Павлов, видя недоумение Антона, бросает докуренную сигарету в сугроб и скрывается за дверью.
День оказывается долгим, но продуктивным. Антон запоминает некоторые нюансы, вроде тех, с какой стороны должна лежать вилка, а с какой ложка и тут же отмечает про себя, как же сильно облажался перед Арсением.
