Amentes / Сумасшедший

Гэвин просыпается совершенно не от звонка будильника, что стоит на небольшой тумбочке, заваленной ненужным хламом, а от жаркого, настойчивого шепота, чужих рук и собственного возбуждения. Его душит жаркая волна, поднимающаяся к горлу, она топит его в омуте, тянет руки, касается кожи, прожигает в нем дыры. Его глаза открываются, смотря в темноту, а губ касаются поцелуем. В тишине, при шорохе за стенами дома, сквозь темноту, его хриплый вздох оглушает его самого и оседает в нем, в его груди красными всполохами возбуждения и непонимания. Язык скользит по его губам, настойчиво просит впустить, и он сдается, так и не начав сопротивляться. Потому что сил нет, потому что собственный голос в голове требует не сопротивляться, отпустить себя, отдать свое хваленое мироощущение с потрохами на растерзание львам. — Гэвин, — его имя в темноте, произнесённое чужим хриплым голосом, звучит громом среди ясного неба. И он стонет. Его бедер касаются чужие руки. Настойчиво, грубо вжимаются в него телом, горячим и таким же возбужденным. Мужчина хватается за него руками, скользит по спине пальцами, не имея возможности сжать ладони на одежде, её попросту нет. И его снова целуют, по коже скользят ладони, лаская и изучая. И это приятно, от этого становится страшно. Его глотку заполняет песок. Он не может вырваться, не хочет, страшно становится лишь на миг, короткий, но от того и жуткий. — Гэвин, — чужой голос снова повторяет его имя, и его волос касаются рукой, вплетают пальцы, а губы снова оказываются в чужом плену. Горячо и бесстыдно, от того и ночь является самим пороком, ведь в темноте происходит слишком много всего. И это время истинно время бесстыдства. Рид звучно стонет, его тело пылает, по венам уже и не кровь бежит, а возбуждение. Бесстыдство сквозит в каждом движении темноты. Он все ещё привыкает к темноте и к тому, что она дарит. Горячие губы касаются его тела. Ноги, подвластные чужим рукам, оказываются на плечах Ричарда. Смех его утробный в темноте, пробивается в теле молнией. Рид хватается за простыни и стонет. Его лодыжек касаются губами мягко, но настойчиво. А руки без стеснения, со стороны хозяина, ползут по телу, ласкают, и Гэвину кажется, что мозг его окончательно плавится, когда пальцы смыкаются на его члене, натянутым тонкой тканью трусов. Чужие, чуткие пальцы легко и непринуждённо ласкают его плоть. Ричард что-то шепчет, но голос его доходит до сознания обрывками. Расползается пятнами, и он не понимает, как такое возможно. Его продолжают ласкать, стягивают ненужное нижнее бельё, почти незаметно для Гэвина. Он не видит, не может сосредоточится на чём-то одном. Он не сдерживает тихие стоны, не сдерживает рвущиеся с губ слова. Рид злится на себя и целует человека, что прожигает в его душе огромную дыру боли. Ричард не останавливается, опускает его ноги и его губы, мысленно чертыхнувшись. Опускает голову, лижет широкими мазками языка его член. Горячая глубина рта поглощает все остатки мыслей, связных и бессвязных, оставляя белое марево. Детектив хрипит, хватается за его волосы пальцами, оттягивая назад и не отдавая себе отчёта. Теряет себя в наслаждении и стонет, стонет, стонет. А наслаждение горячей волной, бушующей, как тайфун, дёргает нити в его теле. Ураганным ветром он скручивает его внутренности, и он кончает. Он практически ненавидит Ричарда, он ненавидит его за то, что он делает с ним. Даже когда его снова целуют, даже когда сил не остается, и он хрипит, дергается, прогибается в пояснице. Как шлюха. И стонет, звучно и громко, ловя губами воздух, чужие поцелуи, шепот, и свой вкус на чужих губах. — Вам было хорошо? — шепот чужого голоса рядом с ухом не приводит его в сознание. Он надрывно хрипит, втягивая в лёгкие побольше воздуха. — Ненавижу… тебя — Ничего, Гэвин, это ненадолго. Ричард улыбается, но в темноте этого не видно. Рид не злится, потому что чужие руки с лёгкостью его обнимают, а ладони своевольно сжимают ягодицы, прижимая ближе к себе. Гэвин не противится, не может…

***

Коннору говорят, что он идеален. Его считают таковым. Он не смеется, серьезно смотрит людям в глаза… Но иногда ему кажется, что он намного хуже своего брата. Тот не скрывает свои мысли и, наблюдая за тем, с каким лицом он говорит что-то Риду, ему становится смешно. Неприкрытое вожделение сквозит в его взгляде, и его руки тянутся к мужчине. Гэвин не замечает этого, или просто прикидывается, что не замечает. Но Коннор видит все, особенно взгляды брата и его мысли, что четким черно-белым текстом вспыхивают в его глазах. — Коннор? — голос у Хэнка хриплый, прокуренный. Рейс смущается, когда слышит его, и теряется. И это вдвойне странно, но он не противится себе. Он искренен, настолько насколько вообще может… — Что-то случилось? — Посмотри вот эти дела, — ему в руки попадает чёрная папка. Он открывает ее незамедлительно и, хмуро посмотрев на текст, кивает. — Что я должен сделать? — он понимает, но спрашивает, снова. — Установи зависимости, — Андерсон улыбается, чешет затылок и зевает. Все же Лейтенант он не плохой, а еще он оказывается не настолько уж ужасным, чтобы его ненавидеть. И Коннор подает в тартарары.

***

Гэвин машет рукой, отбивается от обнаглевшей мухи, прикрывает один глаз. Мутное изображение стены предстаёт перед его глазами, и он смаргивает. Ему жарко, ужасно жарко и тяжело. Горят искусанные губы, он чувствует пару небольших ранок, а еще он понимает, что его кто-то чертовски сильно обнимает. В голове сумятица, его чутье давится воздухом, когда вспоминает ночь, горячий шепот на ухо и чужой рот на своем члене. И оргазм помнит, а больше ничего. Ричард что-то мямлит за спиной и прижимает Гэвина к себе сильнее. Горячее дыхание обдает шею, кожа горит от поцелуя. Это конечно пиздец, как мило, утренние нежности, все такое… Но Риду становится не по себе. Он поворачивает голову, встречаясь с глазами цвета стали, и попадает, потому что уже не его шею целуют, а губы. Рид приоткрывает рот, отвечает и не может закрыть глаза, так и пялится в чужие. Ричард тоже не закрывает глаза. И, пожалуй, это можно назвать сражением. — О боже…— Гэвин говорит не задумываясь, когда от его рта отстают. — Можно просто Ричард, — самомнение у Рейса чертовски большое. Рид хмыкает, но на слова не отвечает. С кровати поднимается и понимает одну не маловажную вещь, он вообще полностью обнажен. Как можно было не заметить…? — Не плохой вид детектив, — голос у Ричарда становится хриплым, он тянет гласные, и голос его звучит с рычанием, от чего Гэвин сматывается в ванную с такой скоростью, что можно назвать космической, ибо так быстро он никогда не ходил. Ричард проследил за ним, и когда он скрылся, едва слышно засмеялся, его вечно серьезное лицо смягчилось. — Гэвин … Гэвин… Едва покачав головой, он уставился в окно, улавливая в отражение стекла свой взгляд.

***

День однозначно оказывается не настолько ужасным, чтобы сбежать с этой планеты. Гэвину кажется, что, если он сегодня не закончится, при всем том, что он даже еще как следует не начался, он сдохнет. Прямо на месте, секундой… Ричард его не поддерживает, но его взгляд ощущается на спине. Он не такой, как всегда, но блять… Риду это не особо нравится — пристально наблюдать за его передвижением. Он, в принципе, не особо любит, когда за ним наблюдают. Он огрызается, как чертова псина. Скалится. Ричард равнодушно наблюдает за ним, расплывшись в лёгкой улыбке. — Блять! Ричард не согласен с ним в корне. Но ничего не говорит.

***

Работать приходится с натугой. Они просматривают дела, и от того кажется, что день длится вечность. Тянется как резиновый и не заканчивается. Выходные уже маячат на горизонте, зовут, машут руками. А день все еще не кончается. — Выпьем кофе в обед? — Да, — Гэвин не придает значения его словам. Но соглашается. —Хорошо, — Рейс опускает взгляд на компьютер и пробегается по строчкам на экране. Ничего не происходит. Назойливая тишина.

***

Обед все же наступает, и через некоторое время Рид подскакивает с насиженного места, останавливаясь. Ричард, так же следует его примеру, обходит свой стол и поворачивается к выходу. Остальные на них смотрят с подозрительным любопытством. Рид фыркает, замечая эти взгляды. Покер фейс на лице Рейса так вообще отпугивает потенциальных вопрошателей. — А куда мы, собственно, направляемся? — за пределами департамента все-таки интересуется Гэвин у мужчины. Чужой взгляд обращается к нему, Рид от невроза и неожиданности облизывает пересохшие в миг губы. — Не далеко есть небольшая закусочная, вам понравится, — уверяет Рейс, отворачиваясь и смотря прямо перед собой. — Ладно, — только и отвечает другой. И это так смешно и глупо, что в миг Риду хочется смеяться. Хотя смех был бы странным. Натуженным. —Ладно. Какая несусветная глупость!

***

Рид отдает должное напарнику. Небольшая закусочная оказывается все же довольно приличной. Приятный запах выпечки и сахара витает в воздухе, смешивается с запахом кофе, терпким и сладковатым. А также иногда улавливается запах корицы, шоколада. У стойки стоит миловидная женщина. Ее темные волосы, слегка тронутые сединой, не портят ее, взгляд добрый, а улыбка играет на губах. — Добрый день, — женщина по имени Джанин, снова улыбается, смотря на посетителей. Рид косится на Рейса. — Добрый, мы бы хотели сделать заказ… — он не успевает продолжить. — О, я бы могла вам и вашему парню посоветовать прекрасный яблочный пирог и только что сваренный кофе, — Гэвин хмурится, но на слова реагирует холодно. — Прекрасно, Гэвин что бы вы хотели заказать? — Пусть будет яблочный пирог, и кофе. И, пожалуй, немного сливок в кофе. — Отлично. Ваш заказ будет готов через пару минут, присаживайтесь, пожалуйста. Гэвин хмурится в окно. — Гэвин, не хмурьтесь, — Рейс усмехается, смотря на не него. Рид фыркает и закатывает глаза. Ну, почему происходит такая херня?! Ричарду вообще все по барабану, улыбается вот. Смеется. Сверкает глазами. Но какого черта все думают, что они встречаются. Какого хрена?