***
Если бы работа ладилась, Гэвин не был бы так нервозен, и взвинчен. Время все еще тянется. Вдалеке слышен вкрадчивый голос Коннора. Тот улыбается, мелькает в глазах Рида блестками, и хмурым лицом светит Хэнк, ворчливо поджимает губы. И тянет что—то тихо. Не слышно, что они обсуждают. Рейс младший почти виляет хвостом, почти жмет уши к макушке, почти становится псиной. Ему видится у него хвост. Странности все наступают Риду на пятки. Ричарда не видно… Он пытается успокоиться. Не получается, чувствует себя его шлюхой. Ждет, когда погладит по голове, глупость какая. Не правда это. Не правда. Он убеждает себя. То, что они целовались совсем ничего, не значит, так что все в порядке. Крамольная мысль про минет на задворках тысячей фейерверков привлекает внимание машет флагами, Рид не обращает на нее внимания. Ни черта не в порядке. Гэвину не противно, нет. Он помнит его жаркие касания, его губы, голос. В голове хрипит его убитая мысль, чертова злость, таится внутри и это ожидаемо не нормально. Он злится, на себя. Снова и снова. Страшно от человеческого влияния на свои мысли, чувства, и страх порождение порока. Гэвин глотает горькую слюну. Страх распускается в нем цветет. — Детектив, — его пугает своя нервозность, за спиной голос чужой. И он оборачивается, смотрит сквозь время и человека, пока не проясняется в голове. В мыслях сплошь пустота вьюжная и стылая. Коннор улыбчивый, Искрящийся, от него болят глаза, он него тянет пони и розовыми блестками, и карамелью, сладостью, приторной скрипящей на зубах. Гэвин хмурится и не может ничего с собой поделать пусть поодаль стоит Хэнк и смотрит. Злобно так хмурится пожёвывает свои губы, и, кажется, бросится точно пес защитник. Господи, что за чушь? Ричарда не наблюдается. Слушает Коннора в пол уха, и его слова о том что им вообщем то нужны доклады и они сами себя не пишут, и вообще… все мысли в пустоту, все слова сквозь него, он не вменяем, нервозен, зол и потерян. Чертова судьба, чертовы чувства, Чертов сука Ричард. Пошло оно все щелкает выключателем сознание меркнет, и писк в его голове проявление крайней степени дурости. Гэвин подскакивает с места, уходит, убегает и летит сквозь мир сквозь время и людей. Ричард в голове, в голове как чертов голос из вне сломанное радио, нить стянувшая его глотку зашившая его рот, и сковавшая его цепями. Ричард еще и рядом бывает, часто так бывает, и оказывается, от чего о важным. Нет Гевину не нравится. Не нравится досконально. И он, отряхивая себя от звездной пыли и мыслей пытается убедить себя, убеждение конечно не его конек.***
Время сквозь пальцы, сквозь душу. Гэвину не важно ни что, даже он сам, глупый потерянный человек в силах мироздания, глупый и такой… Наивный, дурной с чернотой в душе с чернотой на губах и в сердце. Он касается своими черными пальцами своего сердца сквозь ребра кожу и легкие, он касается себя … Он так чувствует ощущает как колотится сердце сжимается от непонимания не принимая. В голове мысли тучами и мошкарой, раздирая вызванный своими чувствами, костер которые сжигает ведьму, ведьмака, сжигает тьму, сжигает разъедает, шипя расходится гулом. Гул нарастает и скалится темнота в его душе, и тянет к нему пальцы его страх и его кошмар, и гладит кончиками мертвыми и холодных пальцев его щеку. Он, кажется, теряется он уже потерян, раздавлен, и съеден. Его кошмар смакует его, и кошмар плывёт туманом и страхом. ОН прерывается, и вываливаясь в реальный мир после побега, и вообще оказывается возле окна, прыгать правда не собирается, даже не думает, но ощущает как горят глаза и легкие, он не плачет и не задерживает дыхание, глотку жжет сигарета, а дым от нее слезет глаза. Сигарета успокаивает, курилка изолированная и темная дает ему успокоится и прийти в себя, от ужаса и невнятного и злого, умышленного, действа своей души.***
Расследование идет медленно. Они пытаются расследовать что—то, но что? Кровь, остатки тел, косвенные улики, тонны текста, желтую прессу? Что они должны раскопать, если подвижки слабые, и идут из рук вон плохо? Его нервирует все. Рид вчитывается в ровные строчки текста, смакует буквы, и пытается сосредоточиться. Он передохнул, он выкурил пару сигарет, выпил дерьмового кофе, съел свой язык и душу, вытер черноту… Текст не вызывает доверия. Он затыкает уши. Коннор вертится рядом, ему определенно, что—то нужно. Он, хрипя, поднимает на него взгляд. Рейс на секунду сбивается с шага, и улыбается. Его улыбка. Господи, и его лицо, он не может сосредоточится. Он уже сидит слишком долго и думает тоже слишком много. Отплывает свои невнятные мысли. — Что? — его вопрос вообще не относится к чему-то конкретному. Совсем не конкретный вопрос. Этого он полагает хватит. — Ничего, — нервно поправляет волосы Коннор. А глаза начинают бегать. — Тогда не мельтеши, и пиздуй отсюда. — О детектив, не нужно так говорить моему брату, он ведь может вас не так понять., — голос Ричарда вкрадчивый, и Гэвин матерится, в голос. — И ты тоже можешь пойти нахер, — Гэвин злится. И кривится, искрится, пока горячий вздох возле его уха не отрезвляет его. И голос Ричарда, заставляет что—то нервно напрячься, и возбудится. — О детектив, ваше предложение невероятно заманчиво, — Ричард смакует свои же слова, — Но на хер, скорее пойдете вы, детектив. Гэвин хватает ртом воздух, возмещенные, а Коннор придвигается поближе, и он, кажется, слышал все что ему нашептал, его старший братец. Коннор не краснеет, нет. Улыбается, так же плутовски. Сверкают карие глаза. И Хэнк, маячивший чуть поодаль тут же оказывается рядом. Вокруг Гэвина целый цирк, животные одни, и это раздражает. Хэнк, по его мнению, выглядит не так и плохо, хотя черт его знает. Точнее не настолько плохо чтобы от него шарахаться. От него не несет дешёвой выпивкой, застарелым запахом сигарет и псины. Он опрятен. Хотя патлы так и не постриг. Ладно цирк на выезде — это вечная проблема, проблемы эти чертова куча всякой фигни.