Субституция

— У тебя до смешного маленькие мечты. Олег держит ноутбук на коленях, пока Сашка думает, чем бы кинуть в мужчину, чтобы перестал издеваться над его интервью. В итоге в Меньшикова полетела скомканная футболка, которая валялась у Петрова под рукой. И недовольство своё выразил и подзатыльник, вроде, получить не должен. — Ну да, с высоты вашего-то опыта и возраста, Олег Евгеньич, всё мелко. Обиженный Олег поднимает на него глаза и смотрит так пристально, что бедному Сане хочется только спрятаться под одеяло. А ещё лучше — поползти вымаливать прощение. Может, тогда и простят наглеца. Желательно с продолжением. Но ему не дают и шанса. Вновь смотрят в экран ноутбука, показывая, что разговор окончен. Додумался ты, Сашка, заговорить про возраст после отрицательных результатов анализов. Очень умный мальчик. Сиди теперь, гляди на Меньшикова собакой побитой, лови секундные изменения выражения лица, которые намекали бы на твоё прощение. А обижаться Олег умел долго и со вкусом — пресловутый, проклятый опыт! Ему до такого умения владеть собой и своими желаниями — раком до Китая. Но лучше всё же в сторону любовника, даже если такой пассаж он не оценит. — Олег… Глаз не поднимает, ни один мускул на лице не дёргается. Только перестаёт ногой немного качать. Совсем каменеет. Только и слышно, как печатает что-то. Теперь до самого утра дуться будет. Надо будет встать на полчаса раньше, кофе поставить. По утрам Олег любит вязкий, как смола, но сладкий. А ещё и бутербродов сделать, потому что на что-то большее в семь утра никого не хватает. Ну, если только у Меньшикова не бессонница. Все планы были разрушены уже через пять часов. У Олега первый раз отнялись ноги. — А теперь всё то же самое, но громче! И начните наконец смотреть не в текст! Уже сколько репетируем, честное слово. Петров неосознанно начинает вновь тереть запястье. Какое-то фантомное ощущение не то щекотки, не то боли преследует его уже давно. Если быть совсем с собой честным, то он знает, откуда это пошло. Олег часто держал его именно за запястье, когда мог ещё двигать руками. В последние дни языком-то еле шевелил, говорил, как после инсульта. Если, конечно, его не было. Врачи потеряли счёт болезням, которые одновременно обрушились на ослабленный организм. — Ты домой-то пойдёшь или продолжишь изучать узор паркета? Ожидал. Не дёргается, потому что ходить тихо Сергей и не собирался. Где пресловутый эффект неожиданности, который создаётся, когда ты о чём-то напряжённо думаешь, а к тебе подкрадываются сзади? Прекрасный книжный приём. И Петров уже давно ощущает себя героем паршивого романа, глупого фанфика. Мышкой, бегущей по замкнутому лабиринту собственной души. — Сейчас. Пойду. Посижу немного. Отдышусь, да. Самого себя уговаривает, что встать надо. Перестать сверлить взглядом мелькающего на сцене андроида. С каждым днём он всё сильнее привязывается к псевдо-Олегу. Корабельными канатами связываются, притягиваются. Как бы Саша не убеждал себя, что надо перестать так пялиться на андроида, что в душе должна быть одна ненависть, но упрямое сердце игнорирует разум. Ещё немного — окончательно сдастся здравый смысл. С тонущего корабля сбегает даже капитан. Жить хотят. А как жить в воспалённом, больном его мозгу? Стрелка часов медленно двигается к отметке «6». Его репетиция кончилась три часа назад. Последняя — полчаса. Он сидит здесь и смотрит, как ушёл в свои электронные схемы (или что там у него в мозгу) Меньшиков-андроид. Подбородок, лежащий на коленке, уже болит, а он продолжает любоваться профилем Олега. Даёт себе надежду, что его любимый жив. Что именно он сидит по-турецки на сцене. И поднимется через пару минут, намедитировавшись. Поедут вдвоём домой, чтобы опять гонять чаи по полночи на кухне, дурацки-романтично переплетать пальцы, пытаться залезть под стол, ударяться о него головой и, вместо жаркого минета, доставать кусок мяса из морозилки, чтобы на спектакль Петров с шишкой не вышел. Сплетаться в кровати. Даже не ради секса, а чтобы наготой тел чувствовать каждую клеточку чужого тела. После того, конечно, невозможно не начать выводить Олега из себя, пробовать его терпение, смотреть, как быстро тот возбуждается от любого прикосновения. И чего на слова про возраст и опыт обижается? Сашка же любя. Олегу пусть и за пятьдесят, а в постели, если сильно не загонять, совсем не ощущается. Не ощущалось. Сам себя одёргивает. Потому что правду когда-то сказал Олег. У Петрова до смешного маленькие мечты. Больше всего в жизни он мечтает вернуть к жизни всего одного человека. Самого любимого, красивого и талантливого. У кого-то величественные мечты. А ему бы вновь, хоть на часок ощутить себя счастливым. А таковым он может быть только рядом с Меньшиковым. Настоящим, а не его заменой. Но сейчас возможно только это. Подмена любви на ощущение нежности. Неравноценный обмен, совсем нет. А потому хватит себя мучить, загонять. Легче снова напиться, очистить мысли. Усмешка. Думает совсем как алкоголик. Всегда их ненавидел, презирал. А вон оно всё как получается. Сам пополнил синюшные ряды. Что бы сказал Олег? Дал бы подзатыльника, выкинул бы все бутылки. Так приди, Олег! Спаси! Не спасёт. А андроид отключает свою диагностику. Встаёт, пока Сашка пытается незаметно сбежать. Не удаётся. — Александр, вы тут очень кстати. Я хотел обсудить с вами новый график репетиций. У вас же съёмки, да? Всё знает, железяка. Во все дыры пролезет. Петров кривится, но останавливается у самых дверей. Ждёт. И слышит за спиной почти человеческие шаги. Совсем человеческие.