Любовь и Торчвуд

Мы с Янто просыпаемся утром около десяти часов, почти одновременно, и я тут же притягиваю его к себе, в абсолютно собственнические объятия. Удивительно, но мне даже не хочется секса: после всего произошедшего за последние двое суток я счастлив просто тому, что Янто рядом. Как мало, оказывается, человеку надо для счастья, думаю я, шепча какую-то глупую и нежную утреннюю бессмыслицу в шею любимого и поглаживая тяжёлые длинные пряди. Даже не видя его лица, чувствую, как он блаженно улыбается, а потом напускает на себя притворную серьёзность и строгим тоном сообщает: — Джек, нам нужно работать. Эта его деловитость донельзя веселит меня. Нет, Янто, как бы ты ни вещал, что-де много лет прошло, ты всё тот же засранец, которого я обожаю до глубины души. — Ты после болезни. Какая может быть работа? — капризно отзываюсь я, прижимаясь ещё теснее. — Небеса, Янто, как я рад, что ты… что ты жив. Я уже было подумал… Джонс тянет меня на себя, и я оказываюсь сверху, опираясь на локти. Мой любимый заспанный, растрёпанный и уже румяный, вся его мертвенная бледность исчезла. — Я заставил тебя подождать немного, — невозмутимо произносит валлиец. — Я же ждал. До меня не сразу доходит смысл сказанного. Ждал... Ох. Я был прав тогда. — Но теперь действительно пора работать. Тебя надо восстановить в должности. И прежде, чем я успеваю что-нибудь возразить, Янто выпутывается из моих объятий и шествует в душ. Я некоторое время лежу, счастливо улыбаясь, а потом присоединяюсь к моему любимому. Процедура восстановления "капитана Джека Харкнесса" в Торчвуде занимает немногим больше получаса. Кровь, фото сетчатки глаза, ввод данных. Янто всё это время находится рядом, как бы Харпер на него ни ругался за нарушение постельного режима, как и Лиз, даже Тош с Рисом уже мне приветливо улыбаются. Оуэн, кажется, простил меня ещё вчера, когда увидел мой затравленный взгляд при мысли, что Янто может не очнуться. — Оуэн, ты был прав, — беззаботно улыбается Гвен, нажимая «Yes» после внесения изменений в мой профиль в системе. — Нам есть что отпраздновать. Давайте сходим куда-нибудь? — Ура, мы пойдём гулять, мы пойдём гулять! — тут же начинают прыгать дети, звонко смеясь. Я подхватываю на руки Натали и кружу её по комнате. Сверху доносится стрекочущий звук, от которого по позвоночнику бегут мурашки — это Мавануи так смеётся, присоединяясь к семейному празднику. Мне безумно хорошо, а в душе и голове зреет уже важное решение... — Сходим, но завтра, — обламывает нас Харпер. — У Янто постельный режим ещё сутки как минимум, с контролем его физического состояния. Янто тут же морщится, но не возражает, как и остальные. Даже дети притихают и спокойно уходят в детскую, заниматься какими-то своими, несомненно, очень важными делами. Видимо, за время моего отсутствия Оуэн стал непререкаемым авторитетом во всём, касающемся медицины. Впрочем, всем и без ресторана есть чем заняться. Команда должна довести до ума закрытое вчера дело. Я опять ненадолго оказываюсь предоставлен сам себе, потому что, как ни крути, но они вели дело самостоятельно, и даже моё формальное участие в финальной операции ничего не меняет. Удивительно, но я нахожу, чем заняться: пока взрослые работают, а Оуэн уводит Янто на какое-то жутко обязательное обследование, я иду к детям в детскую и подробно расспрашиваю их об их же жизни в Торчвуде, а после рассказываю удивительные истории про путешествия среди звёзд, про Доктора и ТАРДИС. Юные торчвудцы слушают меня, раскрыв рты, я им даю пощупать мой манипулятор («Такой же, как у меня!» — довольно надувшись, выдаёт вердикт Элизиум), а потом всех по очереди обнимаю и катаю по всему Хабу, усадив на плечи, и смеюсь сам себе: Джек Харкнесс неожиданно превратился в воспитателя детского сада и, что самое удивительное, неплохо справляется с этой ролью. В таком виде меня и находит мой любимый валлиец — когда на меня снова взобрался Лиз. — Почему не в постели? — недовольно спрашиваю я Янто, ссаживая сына со своей шеи и, погладив того по голове, позволяю умчаться к друзьям. — Стало интересно, чем ты занят, — пожимает Янто плечами, невозмутимо глядя на меня. Но я-то вижу, он был тронут разыгравшейся перед его глазами семейной сценой. — Нет, ты просто не хочешь бесполезно валяться, — фыркаю я, — вот и ищешь способ подольше оставаться на ногах. — И это тоже, — не отрицает любимый и вдруг еле заметно улыбается. Так, что разглядеть его улыбку почти невозможно... но не мне. Ах, он что-то задумал! От предвкушения по моему телу проходит дрожь возбуждения, но... — Янто, хоть у тебя и постельный режим, — наигранно хмурюсь я, — но это не значит, что в постели можно заниматься всем, чем заблагорассудится. Оуэн же предупреждал... — И?.. — Янто смотрит одновременно наивно и серьёзно, явно ожидая продолжения моей речи, но его нет. Все слова вылетают из головы, стоит только моему валлийцу еле заметно облизать губы. Юркий язычок, показавшийся на секунду между столь вожделенных губ, просто лишает способности мыслить. — Если хочешь, могу посидеть с тобой, — хрипло говорю я вместо того, что намеревался, и как загипнотизированный следую за Янто, смутно понимая, что, если тому сейчас будет угодно уложить меня, я просто буду не в силах сопротивляться. Но, оказывается, я не принял во внимание такую черту моего валлийца, как благородство. А также мастерское умение изощрённо издеваться и обламывать, в котором тоже есть своё очарование, хоть иногда оно и чертовски бесит... Так что мы проводим вечер в обычных разговорах, просто лёжа рядом и тесно прижавшись друг к другу. И с каждой новой минутой нашего общения, с каждым проведённым вместе часом я убеждаюсь, что моё решение — верно. Что именно так мне и стоит поступить. И чем быстрее я это сделаю, тем лучше... подойдёт даже завтра. Нет, именно завтра и будет правильно! О том, что я проспал дольше обычного, говорит тот факт, что я просыпаюсь в постели один. В этот раз подобное не пугает — я помню всё, что случилось недавно, потому позволяю себе немного расслабиться и не сразу покинуть кровать. Джонс находится в кухне — готовит кофе. Ну конечно же, что ещё бы он мог делать утром. Кажется, он немного недоволен. Он что, хотел принести мне кофе в постель? О, Янто... Скрыть улыбку не получается, и мой валлиец хмурится ещё сильнее, но это быстро проходит, стоит мне только его поцеловать. Невинно, в щеку, желая доброго утра. Оказывается, дети уже поели, и тётя Гвен повела их на прогулку: надо успевать ловить момент, пока активности Разлома не наблюдается. Они гуляют часа четыре, после чего уходят на положенный после час отдыха: кто хочет — спит, кто хочет — играет, но тихо, чтоб не мешать другим. Это правило было введено Уильямс после одной крупной ссоры, поясняет мне Янто, когда я удивлённо вскидываю брови, узнав о подобном расписании. И я снова дивлюсь умению Гвен обращаться с детьми. Оуэн снова уводит Янто на уже последнее обследование, после которого тому будет возвращена полная свобода действий, а я ухожу в нашу с Джонсом комнату, чтоб получше всё обдумать. Правда, теперь мысли мои больше касаются деталей предстоящего, а не вопроса: "Стоит ли?" В этом я уже уверен — да, стоит. И даже необходимо, если хочу показать всю серьёзность своих намерений. Янто заслуживает этого, да и мне... Этот шаг не будет лишним в наших с ним отношениях. Совершенно. За этими мыслями меня и застаёт Лиз. Он аккуратно стучится и, дождавшись одобрения (как же он напоминает мне Янто!), неспешно входит. Но стоит мне только улыбнуться и похлопать по постели рядом с собой, как вся его неспешность испаряется, и сын, сверкая широкой улыбкой, тут же оказывается рядом, обнимая за шею и щекотно дыша в ухо. А ещё через минуту в комнату входит Янто, окидывая нас слегка насмешливым взглядом. — Если вы ещё не забыли о ресторане, то пора собираться, — с улыбкой говорит самый лучший мужчина на свете и глубоко целует меня, а сын тихо изумлённо взвизгивает от этого в моё ухо и ерошит волосы на затылке. И в этот момент я понимаю, что бесстыдно, бесконечно счастлив — и больше не позволю себе упустить ни секунды из этого повседневного, такого истинного счастья. Мы втроём поднимаемся наверх, сияя улыбками и держась за руки. — Теперь нам не любой ресторан подойдёт, — объясняет Тош, пока Янто бронирует столик. — Детское меню, все дела, понимаешь… Уже в ресторане выясняется ещё одна любопытная вещь. — Я буду картошку фри с кетчупом и колу! — даже не открыв меню, заявляет Ната. — Я то же, что и Ната! — тут же отзывается Тимми. — Делаю ставки, что у нас уже ещё одна парочка есть, — радостно шепчу я на ухо Гвен. Валлийка хихикает, шутливо пихнув меня в плечо, как бы говоря: ну тебя! Элизиум же долго копается в меню, всей своей педантичностью напоминая Янто, а потом церемонно выдаёт: — Я буду брокколи в соусе карри и арбузный смузи. Это настолько меня шокирует, что я впиваюсь в лицо Джонса-старшего взглядом, требуя объяснений. — У нас аллергия на сладкое, — со вздохом комментирует мой валлиец, гладя сына по идеально уложенным волосам. — Тётя Гвен нас сильно перекормила конфетами в своё время. Я опять чувствую себя виноватым на несколько секунд даже посреди этой семейной идиллии. Я ведь прекрасно понимаю, что Уильямс, как всегда, «хотела как лучше». У ребёнка не было второго отца, вот она и жалела его, закармливая сладким до аллергии. Я быстро беру себя в руки, не позволяя себе с головой окунуться в сожаления по поводу прошлого. К тому же пора претворять свой план в жизнь. — Я сейчас вернусь, — говорю я, легко чмокнув Янто в ухо, и встаю из-за стола. Надо сделать кое-что, пока наши блюда готовятся. Я прошу молоденького мальчика, ответственного за музыку, поставить что-нибудь романтическое, и, пока я направляюсь обратно к команде, зал наполняет голос Элтона Джона — «Can you feel the love tonight?». — Потанцуем? — прошу я, галантно склонившись к любимому и предлагая ему руку. На лице Янто такая гамма эмоций, что моё сердце невольно трепещет: удивление, радость, отголоски былой боли и притворная досада вкупе со счастливой обречённостью. Уже когда я вывожу его на середину ресторана, на пустое пространство, начиная нас легонько покачивать в ритм музыке, Джонс хмыкает: — Тебе не нужно лезть из кожи вон и демонстрировать мне свои романтические ужимки. Пока я тебе нужен — я буду с тобой. Не будет меня — будет ещё кто-нибудь. Всё в порядке, Джек. — Мне никто не нужен кроме тебя и Лиза, — отзываюсь я совершенно серьёзно, нежно прижимая любимого к себе. — Сейчас не нужен — потом будет нужен. Я принял это и смирился. — Ты не понимаешь… — Ты бессмертен. — Да, и впервые за свою долгую жизнь я чувствую… чувствую… что-то невыразимое. С тобой, как ни с кем другим. Мне понадобилось почти двести лет жизни, чтобы найти тебя, и я сомневаюсь, что смогу найти что-то бо́льшее… во всей огромной Вселенной. Я люблю тебя, Янто. По-настоящему. — Я тоже люблю тебя, Джек, — валлиец улыбается мне, но глубоко в глазах сквозит печаль. Слишком мало времени прошло с момента моего возвращения, чтобы он поверил до конца, но я не буду терять надежды и сделаю всё, чтобы его переубедить. Песня кончается, и я веду его за столик. Официант как раз выставляет последние блюда и спешно удаляется, оставляя нас с командой в тесном семейном кругу. — Минуточку внимания! — я пытаюсь улыбаться, но улыбка выходит несколько нервной. — Я впервые в жизни чувствую такую сильную связь с человеком, чья рука сейчас перед всеми вами так спокойно лежит в моей. Я демонстрирую всем ладонь Янто, всё ещё сжатую моими пальцами. — Я люблю тебя сильнее всех во Вселенной, Янто Джонс. И поэтому прошу у тебя руки и сердца, — обращаюсь я торжественно к своему валлийцу и добавляю уже тише и проникновеннее: — Давай поженимся, станем семьёй ещё и официально. Янто обескуражен. Похоже, я всё-таки поторопился, и мой любимый не готов к следующему шагу — я вижу, как виновато мечутся его глаза и сходятся на переносице брови. Душа уходит в пятки. Неужто откажет? Неужели всё впустую? Я был неправ? Сердце начинает биться где-то в горле, руки тут же потеют, а в голове проносятся другие возможные варианты, как можно было бы сделать предложение — самое важное предложение в нашей с ним жизни. Может, какой-нибудь из других способов бы увенчался успехом... Может, стоило приобрести кольцо, как все делают? Может, надо было не при всех, в более интимной обстановке?.. — Папа!!! Папа, соглашайся!!! — внезапно выкрикивает Элизиум, вскакивая со своего места и дёргая отца за пиджак. Гвен охает и смеётся, Тош всхлипывает от трогательности момента, и Янто совершенно теряется в этой общей буре эмоций. — Да, я… согласен, — с трудом выговаривает он, но мне и не нужно большего. Я, облегчённо выдохнув и отбросив в сторону все сомнения, терзавшие только что, с упоением целую своего возлюбленного, теперь уже жениха, и наконец-то окончательно забываю о тех ужасах, которые пришлось пережить. Всё неважно, когда в моих руках Янто Джонс — спустя столько лет, несмотря ни на что.