Ричард Андерсон:
Новое утро не предвещало ничего особенного. Совершенно ничего. Я наперед знал, что будет: люди отсидят две пары экономики, а после, как всегда, удачно увильнут с физкультуры, посчитав, что лучше им будет пойти домой. Ненавидел и любил одновременно: с одной стороны, весьма неприятно было наблюдать, как люди наплевательски относятся к занятиям; с другой, это значило, что у меня будет дополнительных полтора часа на то, чтобы заняться самим собой. С этими мыслями я устало накидываю спортивную сумку на плечо и выхожу из квартиры. — Не хочешь со мной после пар в баскетбол поиграть? — я с любопытством рассматриваю лицо брата в надежде, что увижу там какое-то одобрение или радость касательно моего вопроса. — Извини, Рич, — Коннор тяжело выдыхает и облокачивается об стену, опуская лицо. — Отец Маркуса сегодня организовывает новую выставку. Я приглашен. И я уже сказал, что пойду. Извини меня, но надо было раньше предлагать. Попробуй предложить кому-нибудь еще. Я опускаю лицо с глубоким вздохом и замираю, раздумывая, но раздумья мои длились не долго. Облокотившись об стену рядом с Коннором, я поднимаю взгляд на толпу одногруппников, которые стояли неподалеку и ждали начала пары. — Никто из них не согласится, — я киваю в сторону подростков и горько усмехаюсь. — Чувствую себя каким-то дауном, ей богу. Как будто только мне сдался этот баскетбол. — Вообще-то, так оно и есть, — Коннор посмеялся с меня, а я недовольно фыркнул. — Почему бы тебе не предложить Гэвину? Ком встал в горле. Я глянул на Коннора так, словно он сказал что-то непростительное, недопустимое, из-за чего захотелось возмутиться, но вдруг в голове возник резонный вопрос: «А что меня смущает?». Я замер, пытаясь найти на него ответ, или скорее даже оправдание для того, чтобы не звать Гэвина, но вдруг понял, что такого просто нет. Не было причин, чтобы сторониться Рида или воспринимать его как какого-то отброса, к которому противно прикасаться. Но в чем же тогда дело? — Рич? – Коннор осторожно заглянул мне в глаза, и я вышел из ступора. — Я что-то не так сказал? — Нет, — тут же отмахнулся от брата, отрицательно мотнув головой. — Все в порядке. Кстати, а где Гэвин? В груди что-то болезненно йокнуло. Я ещё раз осмотрел повнимательнее своих одногруппников, выискивая там побитое лицо, но Рида среди них не оказалось. Чувство тревоги неожиданно объяло меня, окутало, схватило за горло, и эту гадость я умело скрываю за злобой. — Сука, – не удержавшись, выругался. — Если этот гад сейчас где-то с наркоманами снова шатается, клянусь, я убью его. — Не делай поспешных выводов, Ричард, — совершенно спокойно отвечает брат. — Может, он ещё придёт. Он мог банально опоздать. Сам понимаешь, что всякое бывает. Подожди ещё немного. Я соглашаюсь с Коннором. Но Рид не пришёл. Ни через пять, ни через десять, ни даже через пятнадцать минут. И когда прозвенел звонок, я вдруг понял, что ждать его больше не имело смысла, а тревога плавно начала переростать в тупой страх. Что, если с ним что-то случилось?Гэвин Рид:
Всю ночь я не мог уснуть. Состояние стресса было настолько велико, что я буквально не мог сомкнуть глаза, даже не смотря на то, что был вымотан этим сучьим днем. В голове ужасным образом начали проскальзывать негативные картины, связанные с Томом. Начиная от того, что его задавит машина, заканчивая не самыми доброжелательными подростками с садистскими наклонностями. Я искал способ отвлечься, расслабиться. У меня еще был тот самый косяк, который я украл у отца, но я не решался закурить его — вдруг неожиданно мне стало мерзко от этой зависимости. Но я нашел другой способ отвлечься. В ту ночь я вырвал всю свою тетрадь. Я вырывал дешевые листы затем, чтобы ручкой расписывать на них объявления о пропаже Тома. Знаю, что лучшим вариантом было бы обратиться в редакцию и распечатать все на более прочных материалах, которые защищены от влаги и сырости, но у меня попросту не хватило бы денег. И к тому же, кто среди ночи вообще работает? Да никто. А действовать нужно было быстро и сейчас. Под утро мне стало совсем плохо. Снова желудок начал скручивать страшный голод. Сознание рисовало разного рода вкусности, и оттого было еще ужаснее, но я быстро отсеивал эти мысли. Вкупе с моим желудком соль на рану подсыпал насморк и слабость в организме. Видимо, я действительно простыл. Еще бы. Организм, даже если бы и хотел бороться, явно бы не смог — результат истощения, голода и стресса. Так или иначе, а я справился с первой частью своей задачи. Почему с первой? Потому, что нужно было еще и развесить эти объявления, а это уже будет немного сложнее. Во-первых, мне просто необходим был скотч, которого в нашем доме, кажется, с момента его строения не было. Из этого следовало, что нужно было его купить, а единственный более-менее нормальный магазин находился в полчаса ходьбы от моего дома, правда цены там были заоблачные. Но ничего. У меня еще осталось немного денег (к слову, это мои последние деньги), но этого должно было хватить. Если после такой мелкой покупки еще что-то будет, я постараюсь найти дешевую еду. Выходя из комнаты, я выхожу в коридор и накидываю на себя курточку. Уже даже не боюсь встречи с отцом — во мне накопилось достаточно злости для того, чтобы она заглушила собою страх. Эйшер появляется в проходе и облокачивается на дверной проем, наблюдая за мной, пока я пытаюсь спрятать в рюкзак вырванные листы. — Что там у тебя? — он кивнул на рюкзак; как странно, что я не видел в нем агрессии, а только искренний интерес. — Гэвин, покажи, — он подходит ко мне, и я отрываюсь от своего дела, замерев. — Если ты опять прячешь какую-то дурь, клянусь, я выбью ее из тебя. Он настиг меня и схватил за плечо, оттолкнув в сторону, а я и не сопротивлялся — не было сил. И к тому же, мне действительно не было что скрывать, пусть даже от такого гада. Я только наблюдал за тем, как он начинает рыться в моем рюкзаке. И как с удивлением обнаруживает там ровным счетом ничего, кроме исписанных вырванных страниц тетради. Эйшер берет один такой лист и начинает читать то, что я написал: «Разыскивается котенок. Окрас черный без каких-либо пятен. Откликается на кличку Том. Если Вы обнаружили его, пожалуйста, свяжитесь со мной по этому номеру», и снизу был номер телефона. Эйшер тяжело выдыхает и поджимает губы, отводя взгляд от листа. Он глянул на меня несколько задумчиво, после чего положил лист тетради обратно в рюкзак. Когда я понял, что угрозы он не представляет, я лишь схватил свои вещи и принялся обуваться. Отец так и стоял, наблюдая за мной в абсолютной тишине, пока неожиданно не подал голос: — Мне жаль, что он пропал, — что? — Можешь считать меня скотиной, Гэвин, но зря ты его ищешь. Ты его уже не найдешь, можешь даже не пытаться. Ты ничего с этим уже не сделаешь, пойми это. Зря только время тратишь. Я поднимаю на Эйшера взгляд, полный злости, а тот смотрит на меня с снисхождением, сложив руки на груди. Я обул свои кроссовки и выровнялся, не отрывая с отца глаз, как вдруг неожиданно заговорил: — Знаешь в чем разница между тобой и мною? — говорю озлобленно, но голоса не повышаю. — Я не могу смириться с потерей своего друга. А ты так легко смог смириться с потерей любимой женщины. Для тебя это проще. И вместо того, чтобы, как ты, разлагаться обьебанным на диване, я пытаюсь решить ситуацию. Но для тебя проще, конечно же, ничего не делать. — По-твоему я не искал твою мать? — лицо Эйшера вдруг неожиданно преобразилось агрессивным оскалом, но страха я не испытывал. — Блять, по-твоему, я не пытался с ней связаться? Гэвин, если кто-то уходит от тебя, то он уже не вернется. Как же ты не можешь осознать? Ни твоя мать, ни твой проклятый кот, уже не вернутся. А ты зря только время тратишь. — Но у меня хотя бы есть надежда, — Эйшер вдруг неожиданно вскидывает брови, и впервые за столько времени я вдруг вижу в нем растерянность. — И я не собираюсь ее терять. В отличии от тебя. Я в последний раз смотрю на отца, после чего спокойным, ровным шагом выхожу из квартиры, захлопнув за собой дверь. Эйшеру нечего было сказать. А мне — добавить.Эйшер Рид:
Рука касается русых волос, плавно по ним ведет. В последний ли раз я трогаю ее волосы? В последний ли раз мы стоим так близко друг к другу? Я слышу запах ее тела — сладкие духи, нанесенные поверх шеи, отчего мне хотелось ее целовать, словно ребенком пытаясь попробовать карамель. Губы мягко касаются девичьей кожи, и на них вдруг появляется усталая улыбка. — Я обязательно вернусь, милый, — слышу ее голос, и вдруг чувствую, как рука мягко стелется по моим отросшим волосам. — Присмотри за Гэвином, ладно? Он будет скучать. Ему нужна будет твоя поддержка. Отцовская поддержка. — А я не буду? — горько усмехаюсь в ответ на слова любимой, между пальцами играясь с ее вьющими волосами. — Ты можешь не уезжать? — с надеждой спрашиваю. — Пожалуйста, не бросай меня. — Мы уже говорили об этом, Эйшер, — она тяжело выдыхает, и я слышу в ее голосе нотки разочарования. — По-другому просто не получится. Пока мне предложили работу, у меня есть шанс обеспечить и Гэвину, и нам двоим, нормальное будущее. Я просто на пару месяцев уеду на заработки, но я обязательно вернусь. И буду звонить тебе, спрашивать, как твои дела. Ты тоже без дела не сиди. Попытайся найти работу. — Обязательно, — я в очередной раз касаюсь губами ее шеи, оставляя короткий поцелуй, а после выравниваюсь и заглядываю в любимые серые глаза. Рука скользит по нежной щеке. Я не хочу терять ее. — Ты точно вернешься? — Я обязательно вернусь, Эйшер,— любимая кладет обе руки поверх моих, и оттого становится еще хуже. Горло душит. — Можешь верить мне. Я вернусь. Но она не вернулась. Ни через месяц. Ни через два. Ни через три. Ни через год, и даже через несколько лет. Она исчезла. И я все хочу ее забыть. О ней напоминало мне буквально все, и буквально все тем самым до жути раздражало: картина, которую она купила на распродаже, благополучно была выкинута на свалку. Даже такие мелочи, как кружка, из которой она пила чай, не могли не остаться незамеченными. Выкидывая вещи, я словно пытался выкинуть ее из своей сердца. И, вроде бы, теперь уже ничего не напоминаем мне о ней. Только серые глаза сына и этот запах карамели в голове.Ричард Андерсон:
К концу второй пары я уже потерял всякую надежду обнаружить Гэвина в учебное время. Не то, чтобы я был как-то особо расстроен его пропажей. Мне было все равно на него. Или я просто пытался себя в этом убедить? Конспекты под рукой приобретали немного другой оттенок. Почерк как-будто выдавал мое раздражение вперемешку со страхом — он становился более расплывчатым, словно кто-то его покоробил. Обычно я так не пишу. Вместо угловатых, строгих линий и одинакового размера знаков все чаще стали проскальзывать такие мелочи, как ошибка в слове, пропущенная цифра, или буква, которая лишь отдаленно напоминала свое реальное значение. Я не мог выкинуть этого мальчишку из головы. Что с ним? — Ричард, — вдруг неожиданно я слышу голос одной из Трейси, и резко перевожу на нее перепуганный взгляд. — Звонок уже давно был. Ты чего здесь сидишь? Я хлопаю глазами. Осознание настигло меня далеко не сразу, а лишь тогда, когда я осмотрел аудиторию: все уже давно ушли. Только Трейси со своей синевласой девушкой здесь были. Даже преподаватель уже давно покинул свое рабочее место. На плечах обеих одногруппниц уже были застегнутые куртки, а я даже тетради не сложил в рюкзак. Видимо, я задумался. — Спасибо, — только и могу, что сказать, начиная собирать вещи. — Вы как всегда? Решили проебать физкультуру? Не стыдно? — Не стыдно, — говорит девушка, усмехнувшись. — Но мы не идем домой, между прочем, как остальные. Нам нужно помочь миссис Трейл в актовом зале, она сама нас отпросила с пары. Преподаватель согласился. А ты? — А я пойду на физкультуру, — встав со своего места, я накинул рюкзак и даже вздохнул. — Правда, не совсем понимаю, что я там вообще буду делать. У меня нет человека, с которым я мог бы потренироваться, а одному это делать как-то не особо имеет смысла — играть без соперника просто тупо. — Физрука попроси, — совершенно серьезно ответила девушка. — Он, в конце-концов, преподаватель. Я думаю, он не откажет тебе, если ты попросишь с ним потренироваться. — Да, конечно, — с неким разочарованием я беру пальто в руки и тяжело вздыхаю, направляясь в сторону выхода. — Спасибо тебе, Трейси... Идя по коридору, я со скучающим видом осматриваюсь вокруг в поисках хоть кого-нибудь. Может быть, кто-то из одногруппников таки решил остаться? К несчастью, никого из моих знакомых не наблюдалось, даже с других факультетов. Я увидел только Маркуса в компании какого-то белобрысого парня, но прекрасно понимал, что человек, у чьего отца сегодня важная выставка, вряд-ли согласится провести время со мной. Я это прекрасно понимал (но было жаль, ведь с ростом Маркуса он был бы отличным соперником). Проходя мимо библиотеки, я обнаруживаю Шерил, которая далеко не с первой попытки таки открыла старенькую дверь в свое пристанище. Остановившись, я несколько заинтересованно глянул на нее, после чего аккуратно подошел сзади, едва ли касаясь рукой женского плеча, отчего девушка вздрогнула и с испугом повернулась ко мне. — Привет, — я добродушно поздоровался и убрал руку, и на лице ее возникла легкая улыбка. — Меня зовут Ричард. Ты... Шерил, ведь так? Извини, если напугал. — Ничего страшного, — девушка поправила прядь волос и усмехнулась. — Приятно познакомиться, Ричард. Откуда ты знаешь мое имя? Мы, вроде, раньше не встречались. — Я слышал о тебе. Ты, вроде как, подруга Гэвина. Я прав? — Шерил удивленно вскинула брови. — Я знаю, что ему нравится проводить время в библиотеке. Сегодня он не явился ни на одну пару. Я подумал, может быть, ты знаешь что с ним? Он тебе что-то по этому поводу говорил? — Нет, — она отрицательно качнула головой, с недоумением глядя на меня. — У меня даже нет номера телефона Гэвина, чтобы я смогла позвонить и узнать у него как дела. Да и он сам по себе очень закрытый парень, он и не сказал бы мне. Я не знаю, почему его нет. Я молчу. Мне нечего сказать. Шерил тоже не знала, куда пропал Гэвин, а большего мне от этой девушки и не нужно — она мне не интересна. Тяжело выдохнув, я потер переносицу, готовый молиться о том, чтобы этот безответственный человек явился на учебу хотя бы завтра. Хотя бы. Ибо я уже понимал, что предполагать, что он придет на одну пару физкультуры — тупо. Шерил осматривает меня с ног до головы изучающим взглядом. Я смотрю на нее выжидающе, та, на удивление, теперь уже выглядела совершенно спокойной. Пусть и явно задумчивой девушкой. — Ты волнуешься за него, — в груди вдруг что-то защемило от таких слов. — Он твой друг, да? Я смотрю на Шерил, не зная что ей ответить, и все, что могу — это лишь тяжело сглотнуть вставший в горле ком. Я не знал, что сказать. Ебаный Гэвин. Даже когда его нет рядом, он умудряется ставить меня в неловкие или неудобные ситуации, где я либо бессилен, либо выгляжу глупо/странно. Ненавижу это чувство. — Мы не друзья, — я сказал это как какое-то оправдание, уверенно и строго. — Я просто волнуюсь за его успеваемость. И все. Он и так уже прогулял добрую половину учебного процесса. Я просто боюсь, что если он снова решил взяться за старое, то его исключат. — Понятно, Ричард, — девушка разочарованно выдыхает и открывает дверь затем, чтобы войти внутрь. — Жаль это слышать. Я думаю, Гэвин был бы хорошим другом.Гэвин Рид:
Обматывать каждый листок скотчем по всему периметру — наверное, самая ужасная часть моей работы за сегодня. Это выматывало, а пальцы, постоянно находящиеся на холоде, стали чуть ли не дубовыми. Я замерзал, но продолжал выполнять свое дело, пусть даже с каждым разом все труднее становилось банально открыть рюкзак. Я не чувствовал рук. Я не мог ухватиться за эту блядскую собачку молнии. В конечном счете единственное, что я мог делать — это вкладывать объявления в почтовые ящики домов. Это было проще всего, правда, нелегко определить, а заселен вообще дом или нет. Так или иначе, а я сделал все, что мог. Теперь оставалось только надеяться, но я понимал, что этого не достаточно — вечером я обязательно еще раз выйду поискать его, но на этот раз более продуманно, с фонариком. Идти в колледж, вроде бы, уже и не имело смысла. Я сидел на ступеньках какого-то заброшенного, богом забытого здания и думал о том, что буду делать в оставшееся время. Идти домой не хотелось. А искать Тома прямо сейчас я не мог — у меня отмерзло все, что могло отмерзнуть. Странное чувство. Знаете ли вы, когда глаза болят от холода? Слезятся, а ресницы тут же покрываются инеем и слипаются между собой так, что ты ничего не видишь. Может, поэтому я подорвался с места и шатающейся походкой пошел в сторону колледжа. А может, по несколько другим, более странным, причинам. Причинам, которые я не совсем понимал. И главной из них был человек, чье имя мне страшно и одновременно с этим безумно приятно прокручивать у себя в голове — Ричард. ...Как он сейчас на меня отреагирует? Я снова пропустил учебу. В очередной раз. Что мне сказать ему, когда увижусь с ним? Правду я точно говорить не буду. Блядство. А ведь я еще и договорился с ним, чтобы я отдал Тома ему. Как сказать о том, что планы изменились? Да и... если он так резко реагировал на мои прогулы ранее, чуть ли не как отец выбивая из меня дурь, то что мешает ему поступить точно так же и в этот раз? И в тот момент я вдруг отчетливо осознал: я был потерян. Мне некуда было пойти. Абсолютно некуда. Дома меня уже ничего не держало. Том бесследно пропал, и смысла туда возвращаться не было. Идти в колледж? А зачем? Чтобы наблюдать недовольное лицо Ричарда при виде меня? Чтобы ловить косые взгляды преподавателей оттого, что я не понимаю их предмет? Или в очередную заброшку, в которой меня ждут, разве что, лишь разрисованные стены и запах сырости. Но пальцы дубели все сильнее. Ног я уже почти не чувствовал. Все, чем я руководствовался в тот момент — ощущение ужасного холода и желание поскорее найти теплое место. С этими мыслями я встал с холодных ступень. С этими мыслями я направился туда, где, скорее всего, при моем появлении начнется хаос.Ричард Андерсон:
Ритм. Один единственный ритм, который я отбивал мячом по полу — это все, что было у меня в голове. Это все, что я вообще мог воспринимать в данный момент. Может, именно поэтому я и любил баскетбол? Параллельно с тем, что он помогает поддерживать тело в форме, он еще и дает возможность выпустить все накопившиеся мысли из головы. Все переживания, трудности, проблемы, горечь. Все, что тебя тревожило десятью минутами ранее, вдруг неожиданно исчезает, когда в руке оказывается оранжевый тяжелый мяч. — Давай, Ричард, — слышу мужском голос рядом, но не обращаю на него особого внимания, сосредоточенно продолжая набивать мяч. — Попробуй попасть с первого раза. У тебя это получится, если постараешься. Я не нуждался в советах этого человека. Он мне не тренер. Кинув взгляд на кольцо, я зацепился за него, помедлив, наконец беря мяч в обе руки. Секунда, и он был закинут ровно туда, где должен оказаться. Как жаль, что это не вызвало у меня ровным счетом никаких эмоций. Только полное безразличие вперемешку с каким-то разочарованием. Я знаю о том, что я закину мяч. Я знаю, что он попадет в кольцо. Это обыденная вещь. Примерно такая же обыденная, как размешивать сахар в чае, но разве ложка, которую вы видите ежедневно, будет вызывать у вас какие-то другие чувства, кроме как не безразличие? Вот и мои не отличались ничем от ранее описанных. — Молодец, Рич, — слышится одобряющий голос мужчины, но даже похвала не повлияла на внутреннее состояние. — Ты хорошо справился, да еще и с первого раза. — Да, конечно, — горькая усмешка разразила уста, и рука тут же отбрасывает мяч в угловую стену, после чего безжизненно свисает. — Как всегда... Не было ни амбиций, ни желаний. Лишь сумрачный признак чувств, что когда-то давно грели сердце. Я иду в сторону стены с тяжелым вздохом, вдруг отчетливо осознав — здесь нечего делать. Не было смысла вообще сюда соваться. Только зря потратил время на то, чтобы переодеться и тупо забросить одно очко. Идиот. — Эй, парень, — на грубый голос я поворачиваю свое лицо, и вдруг встречаюсь с хмурыми глазами мистера Лэйджера. — Ты в порядке? — Я просто не понимаю, зачем вообще сюда пришел. Чтобы в очередной раз забросить мяч в кольцо? — грубо отвечаю, а скорее даже начинаю огрызаться, вымещая свое разочарование на человеке. — Какой толк оттого, что у меня есть мяч, если нет человека, с которым можно было бы заниматься? Где-то внутри таилась обида. Выдохнув лишний кислород, я тяжело мну шею и собираюсь было уже уходить. Мужчина смотрит на меня разочаровано, с тоской, ведь прекрасно понимает — ему нечем мне помочь. А я и не пытаюсь просить у него помощи, ведь это — бессмысленно. Ровно так же бессмысленно, как и надеется, что я найду соперника. Дверь неожиданно скрипит. Я поднимаю лицо и вижу, как чья-то тень крадется внутрь. Совсем неуверенно, или даже с опаской, но все же она ступает вперед. А когда лицо неизвестного мне обрамил тусклый электронный свет, тело мое вздрогнуло, а на лбу выступил холодный пот. Я неожиданно увидел знакомые серые глаза, отчего сердце приостановило ритм. — Я извиняюсь, — голос хриплый, звучит еле-еле и настороженно. — Я могу войти? — Гэвин? — я не верю в то, что вижу перед собой его лицо. Черные пряди неряшливо спадали на лоб; руки тряслись, то ли от нервов, то ли от холода, а толстовка не по размеру свисала на худощавом теле — все это неожиданно появилось перед глазами, и внутри зародилось новое чувство. Чувство интереса, а скорее даже какого-то предвкушения заставляли в недоверии смотреть на Рида. Юноша зашел в зал и тут же отошел в сторону, неловко отводя взгляд в пол, когда мы с ним встретились. Я думал, что мне это кажется. — Привет, Рич, — но вот, мальчишка подал голос, и у меня уже нет сомнений, что это он. — Извини, что проебался. Я был занят с утра. Можешь орать на меня, сколько влезет, я заслужил. Я не знаю, что мне и сказать. Лишь раскрываю рот для того, чтобы дать о себе знать, но вдруг снова приходит оцепенение, и я не в силах. Я уже и забыл о том, что Рид провинился. И он сам так удачно напомнил об этом. Значит, прекрасно осознает свое положение, причем настолько, что даже не пытается оправдаться. Или он все-таки понял, что со мной это не имело никакого смысла? Так или иначе, а ступор быстро сменился на злость. Этот гаденыш вернулся. Вот так вот просто извиняется, просто ради какого-то факта прощения. Я скалюсь и уверенным шагом иду к нему затем, чтобы отвесить звонкий подзатыльник в ответ на то, что тот треплет мне нервы на протяжении всего дня, но вдруг останавливаюсь от постороннего крика: «Ричард, стой!». И, повернув лицо, вижу физрука, который недовольно смотрит на меня. Мужчина молча стоит, сложив руки на груди, дожидаясь, пока я успокоюсь. И я успокаиваюсь, напоследок кинув взгляд в сторону перепуганного мальчишки. — Молодой человек, — мистер Лэйджер осторожно обращается к Гэвину, подходя ближе. — Вас как зовут? — Мое имя Гэвин. Гэвин Рид, — парень несколько нервно кивает головой. — Я из этой группы, Рич мой староста. Я опоздал на пару, простите, но у меня были важные дела. Я не мог прийти раньше. — Это какие такие важные дела, мальчик? — мужчина недовольно косится на него, а Гэв, как волчонок, стоящий перед дулом охотника, начинает вздыбливать шерсть. — Я помогал своему другу, ясно? — он оступается на шаг назад, а я вдруг резко вздрагиваю, когда слышу эти слова. Другу? Мистер Лэйджер удивленно вскидывает брови в ответ на услышанное, а я неотрывно смотрю в глаза Рида, который ожидал следующего вопроса. Или упрека. Или всего того, что принято было говорить таким оборванцам, как он, а потому кулаки его невольно сжались — я это заметил. Как будто он думал, что сейчас его ударят. Но мужчина этого не делает. И никогда бы не посмел сделать. Он лишь тяжело выдыхает, понимая, что толку с этого разговора нет, после чего сует руки в карманы шорт и уходит к себе в каморку, кинув напоследок: — Если позанимаешься эту пару до конца — я сделаю вид, что Вы не опоздали. Но в следующий раз, Гэвин Рид, будьте добры либо предупреждать Вашего старосту, либо меня лично, на крайний случай. Я-то закрою глаза, но это пока. В следующий раз такого быть не должно. Мужчина уходит. Я поворачиваюсь к Гэвину, который отказывается смотреть в мою сторону, стоя в полуобороте, после чего вдруг не выдерживаю и таки отвешиваю ему сильный подзатыльник. Мальчик тихо вскрикнул и поежился, хватаясь за голову, а я почему-то не почувствовал должного облегчения. И именно потому продолжил срываться. — Идиот! — я кричу на него, не обращая внимание на испуганные глаза Рида. — Ты какого черта пропал на весь день?! Почему ты не предупредил меня, Гэвин?! — все ранее накопившееся вопросы ручьем выливались на юношу, а я и не замечал, что вместо воды лил в костер масло. — Я что, многого прошу?! Хотя бы один звонок — этого было бы достаточно! — А тебя ебет, куда я пропал?! — тот оттолкнул меня от себя, и сам в опаске отошел на пару шагов назад. — Ты и так дал мне ясно понять, что я дерьмо, окей?! Хватит орать на меня! — Я буду орать на тебя ровно столько, сколько это потребуется, пока ты не поймешь одну простую вещь: прогуливать пары не выйдет! Какому такому другу ты помогал?! — в сердце проскочило что-то болезненное. — Очередному обьебышу, который скорее до смерти себя иглой заколит, чем бросит долбить?! Если ты опять вместо учебы предпочел какую-то дурь, клянусь, я!.. — Мой друг не наркоман! — голос парня вдруг срывается, и вот он уже хрипит, отчаянно пытаясь мне что-то доказать. — Блять, лучше бы я вообще не приходил! Сдох бы по дороге! Машина бы, сука, сбила! Лишь бы не видеть твое ебало! Я и так знаю, что виноват! Пожалуйста, хватит! Я не выдерживаю. Резко подойдя к Риду, я хватаю его за предплечье и тяну на себя, с угрозой заглядывая в чужие глаза, которые метятся по моим и пытаются понять эмоции внутри. Я был зол. И готов был размазать лицо мальчишки по стене, не меря силы. И вот я уже сжимаю чужую руку до болезненного шипения Рида, как вдруг останавливаюсь. Да что же я делаю? — Андерсон, отпусти меня! — тот вырывается, но я не реагирую на его слова, из-за чего Гэвин, видимо, решает действовать решительно: вместо слов и уговоров он резко кулаком проходится по моему животу, заставляя ослабить хватку. Эффективно. Но глупо. Я резко сгибаюсь пополам, позволяя мальчишке улизнуть, болезненно простонав. Я резко поднимаю лицо на Рида, и тот, заметив мой разозленный взгляд, мигом срывается с места в сторону двери. Я вдруг отчетливо осознаю, что он не желает здесь находиться, но допустить этого нельзя. Я не хочу снова терять Гэвина из виду. Не хочу задаваться вопросами о том, с какими наркоманами и где он лазит. Я устал думать об этом. Ненавижу его. — Гэвин, стой! — поддаюсь вперед, чуть ли не падая, но успеваю схватить мальчишку за толстовку, правда ткань быстро улизнула из-под моих рук. — А-ну стой, блять! Вернись сюда, немедленно! Я не хочу! — последние слова вырываются откуда-то оттуда, где обычно скрывается все самое страшное, сокровенное, а я не успеваю за ними проследить. — Я не хочу снова думать о тебе! И он останавливается. Мальчишка скользит по мне недоумевающим взглядом, как вдруг я сам понимаю, что сболтнул лишнего. С другой стороны, это была правда: если бы Рид сейчас ушел восвояси, моя голова снова была бы забита лишь размышлениями о нем. Я выравниваю плечи и тяжело выдыхаю, не зная, что мне говорить и что делать. И парень словно видит меня насквозь, а потому не переспрашивает, не продолжает эту тему, не начинает снова возмущаться. Лишь тяжело выдыхает и садится на скамейку, хватаясь руками за голову.Гэвин Рид:
Мы шли по обочине. Наблюдали изредка проезжающие мимо машины; смотрели на то, как быстро темнеет вокруг и где-то начинают загораться фонари. Я доедал сухой гамбургер, а Ричард держал в своих руках два стаканчика — с кофе и чаем. Я не понимал, почему он таки решил купить мне это, но возражать не стал — для потехи своего вечно голодного желудка. Настроение поднялось, и я уже было подумал, что совсем не жалею о своем опоздании. А иначе бы все не сложилось так, как теперь. — Я позвоню тебе, — говорит парень и отпивает немного малинового чая; я выкидываю пустую обертку из-под гамбургера, и Ричард тут же передает мне стаканчик с кофе. — Тебе в какую сторону? Мы останавливаемся на переулке. Я смотрю по сторонам несколько задумчиво. Возможно, даже натянуто. Желание идти домой отсутствовало у меня напрочь. Если бы не лютый холод на улице, я бы остался да хотя бы здесь, на этом месте. Говорить Андерсону о своем нежелании не стоило, но с помощью него можно было хоть как-то убить время. По сути я пользовался этим человеком, но пользовался не со зла. Мне просто нужна была компания еще хотя бы на несколько минут. — А тебе куда? — как глупый ребенок задаю встречный вопрос, на что Рич удивленно вскидывает брови, и я чувствую себя еще более тупо. Словно девчонка, влюбившееся в парня, желает дольше проводить с ним времени. — Туда, — Ричард кивает в совершенно противоположную сторону от моего дома. — И мне туда. Опустив лицо вниз, я стремительно начинаю идти вперед, боясь показаться в чужих глазах дураком, и неожиданно в моей голове возникает вопрос: какого черта меня вообще волнует мнение этого человека о себе? «Ты стал зависим от мнения какого-то петуха. Поздравляю, Гэвин, лучше и быть не может» — говорю сам себе, недовольно кривя лицо. — Эй, не спеши так, — нагнав меня, чужая рука опускается на острое плечо, и по телу тут же пробегают мелкие мурашки. — Меня хотя бы подожди, сорванец. — Как ты меня назвал? — Извини, — Ричард мягко улыбается и отпускает меня; начинает идти рядом, беззаботно попивая чай из стаканчика. — Привычка. Кстати, где ты научился играть? — Я уже говорил, что у меня не было других развлечений, кроме баскетбола, — несколько горьковато жму плечами, вспоминая свое прошлое. — Летом и весной я готов был до ночи играть с пацанами на районе. Что, в принципе, и делал. Но это были уличные игры, где правила не соблюдали вообще. Но мне нравилось, — улыбка разразила лицо. — Если тебе это так нравилось, то почему тогда забросил? И... знаю, это глупый вопрос, учитывая то, что все мы забываем своих друзей детства, но все же, а что случилось с остальными? Я останавливаюсь, замерев. В сердце проскакивает какой-то негатив. Ричард встал напротив меня и непонимающе изогнул бровь, явно думая, что он что-то не то сказал. Может, потому, что не знает того, что знаю я? Винить его за это глупо. Казалось бы, самый простой вопрос. Но я бы посмотрел на то, как он реагирует. Учитывая, что большинство твоих друзей, с которыми в детстве вы играли во дворе, сейчас на волоске от смертоносной наркотической иглы. — А ты поспрашивай у своего отца, — я неожиданно поднимаю на него свое лицо, горько, как-то даже нездорово усмехнувшись. — Может быть, он видел кого-нибудь из них. Я продолжаю идти дальше. Ричард ничего не сказал мне в ответ. Быть может, просто не понял моих слов, либо же наоборот — понял именно так, как оно есть. Андерсон спокойно шагает рядом, и мы оба больше не продолжаем эту тему. Я допил кофе и выкинул стаканчик в сторону урны, но безутешно промазал. — Кстати, ты мог бы Коннору предложить сегодня поиграть, — возвращаясь к прошлось теме, говорю, желая отвлечься. — Почему не сделал этого? — А я звал. Но просто он не смог. Обычно я играю как раз-таки с Коннором, если окончание наших пар совпадает по времени, но просто сегодня он уже согласился пойти на какую-то выставку и не смог. — Вы с Коннором, наверное, очень дружны, — я мягко улыбаюсь и задумчиво смотрю на Ричарда. — Редко встретишь братьев, которые бы так много проводили времени вместе. — Мне нравится, когда он рядом, — Ричард улыбается вслед за мной и опускает лицо, словно погружаясь в воспоминания. — Я люблю его. Но порой у нас просто нет времени. — Ну, я думаю, это нормально. У многих людей не хватает времени на то, чтобы видеться со своими родственниками. Я думаю, если не у всех, то у большинства точно так же и происходит. Многие вообще ни разу в жизни не видели свою тетю или своего деда. — Он мне не просто родственник, Гэвин, — Рич выкидывает стаканчик и останавливается на еще одном перекрестке, задумчиво глядя на меня. — Коннор мой единственный друг. Скажи, у тебя есть друзья, Гэв? Я не осознаю своих действий. На дрожащих ногах я иду по двору, глазами выискивая знакомую фигуру, но я не вижу ее там. С каждой секундой становится труднее дышать, не говоря уже о том, чтобы мыслить здраво. Я только и могу, что нашептывать его имя, пока вдруг не срываюсь на истеричный крик. Снова. — Том! — замершие пальцы крепче сжимают плечи, и мой голос становится хриплым, едва различимым из-за плача, слова неразборчивые. — Том, я прошу тебя, вернись! Том! Меня охватывают смешанные чувства. Горечь, обида. Возможно, даже некая зависть. Я тяжело выдыхаю, вспоминая события вчерашнего вечера. После чего, посмотрев по сторонам, направляюсь, сам не зная куда. Ричард смотрит на меня, вновь не понимая, в чем он виноват, но я и не виню его. — Боюсь, я его потерял, — тихо говорю, развернувшись к нему в полуоборота. — Не потеряй своего, пожалуйста.