***
Потом они молчат. И это тоже вечность, но другая. Не такая пронзительная. Но, как и музыка, совершенно необходимая. Хотя бы для того, чтобы наскоро заделать трещину в ее душе. Косметический ремонт лишь утешительная иллюзия. Но ей все равно. Ее душа была разбита задолго до их тайных встреч и жестких игр. Не им, совсем другим, но все-таки разбита и развеяна по ветру… — Сегодня я не смог вовремя остановиться, — наконец говорит Блэквуд. — Ничего, — безмятежно отвечает Зельда. — Но в следующий раз бей плетью не так сильно, Фаустус. Шрамы будут долго заживать, а я не люблю закрытые платья. — Зато, ты будешь помнить меня долго, — ухмыльнулся он. — Всегда, — она чуть прикрывает веки в блаженной полуулыбке. — Я правда не знаю, какого черта я… — горько начинает говорить он, но, обрывает себя на полуслове. — В следующий раз бьешь ты. — Не факт, что тебе понравится, — она облизнула пересохшие губы. — Зато секс после, — ухмыльнулся первосвященник, — превосходный. Впрочем, как и всегда. Фаустус подходит к ней вплотную и легонько целует в оголенное плечо. Она еще не успела полностью надеть свое платье. Спина неистово саднила от свежих ран. — Прости, что сделал тебе нестерпимо больно. Но твоя боль так меня завела, — хищно прищурился он и крепко обхватил за талию. От прикосновения рук свежие раны сразу дают о себе знать. Зельда морщится и нервно закусывает нижнюю губу, чтобы не показать ему насколько становится ей нестерпимо больно. «Не один мужчина не должен видеть мою боль… — проносится в ее голове. — Больше никогда!» Его дыхание обжигает ей кожу, а руки скользят по ее телу, скидывая платье на грязный пол сырого, подвального помещения. — Моя храбрая Зельда, — шепчет он ей на ухо. — Моя… Фаустус целует ее в шею, потом спускается к плечу, его руки сильнее прижимают ее тело, не давая ранам сильно кровоточить. Она испускает тихий стон; воспользовавшись этим моментом, мужчина проникает языком и начинает уверенно изучать ее рот. Она блаженно прикрывает глаза, но тело не слушается ее. Ей хочется высвободиться из сильной хватки мужчины. Он резко разрывает поцелуй и внимательно смотрит ей в глаза. — Не трать попусту силы на чувство вины, Зельда. Все, что мы делаем за закрытыми дверями, наше личное дело. Освободи свой разум и слушай свое тело, сестра, — тихо шепчет он. — Восславим ночь кровавого Валентина! — Хвала Сатане! — так же тихо, выдыхает ведьма. Первосвященник ногтем правой руки разрезает левую ладонь. Зельда с изумлением наблюдает за ним. Тонкая струйка крови течет по его руке. И он тихим шепотом начинает читать заклинание поднося свою ладонь к губам Зельды. Одурманенная молитвой, Зельда целует его ладонь и капельки рубиновой крови попадают на ее губы. Она их с жадностью облизывает. И в ту же секунду в ее глазах вспыхивает огонь. Такой сильный и неистовый, что она уже не чувствует боли, не ведает опасений и перестает понимать происходящее — ее наполняет лишь неистовое желание… — Твоя кровь, — Блэквуд ухмыляется и проводит порезанной рукой по самой глубокой ране на ее спине. — Моя кровь… Мужчина крепко держит ведьму в своих объятиях, шепча ей в ухо непонятную молитву. Он входит в транс, белки его глаз становятся белыми. Зельда удивляется тому, что не может распознать язык, на котором он говорит. Она знала много языков, в том числе и мертвые, но этот слышала впервые. В то же мгновение она почувствовала резкое покалывание по всей спине. А следом за ним ее тело обожгло неистовым огнем. Она не могла пошевелиться, словно на мгновение потеряла контроль над своим телом. А все ее раны, синяки и ссадины — исчезли. Дочитав молитву до конца, Блэквуд стих и резко осел на пол, закрывая глаза руками. — Фаустус, — испуганно позвала она. — Что с тобой? — Зельда, — шепотом отозвался он. Ведьма присела на колени возле него и дотронулась ладонью до его щеки. Он положил свою руку поверх ее и улыбнулся. — Сегодня великая ночь, сестра Зельда. Нас посетил Темный Владыка! Он исцелил твои раны. — Великий Мефистофель! — воскликнула ведьма. В ее глазах читался восторг, а вместе с ним — дикий ужас. — Возрадуйся сестра! — Фаустус поднял руки кверху. — Сегодня нас посетил Властелин тьмы…***
— Оставь надежду, всяк сюда входящий*, — Амброз открыл входную дверь и театрально поклонился. — Как прошел вечер «Кровавого Валентина», тетя Зи? Ведьма недовольно закатила глаза и вошла внутрь дома. — Почему ты еще не спишь? — строгим тоном, спросила она. — А почему ты пришла так поздно, тетушка? — лукаво ухмыльнулся племянник. — Ты отвечаешь вопросом на вопрос, — сощурилась она. — Что случилось? — Я могу сварить нам кофе, и мы поболтаем о сегодняшней ночи. — Не сейчас, племянник. Я устала, — сказала она и повесила свое черное пальто с мехом в прихожей. Зельда поднялась по ступенькам на второй этаж и направилась в свою комнату, племянник последовал за ней. — Поговори со мной, тетя Зи. Мне так скучно сегодня. Ну пожалуйста! — взмолился он. — А где Сабрина и Хильда? — Сабрина давно спит. Она поругалась с Харви и, даже не поужинав, ушла к себе. А тетя Хильда опять дежурит. Сегодня же «День святого Валентина» у смертных. — Снова этот несносный Церберус заставляет ее работать. — Нет. Это работа у нее такая, тетя Зи, — сощурился он. — И кстати, сегодня привезли труп, но ты не волнуйся, я уже все подготовил. — Молодец, Амброуз. — Может быть кофе с кексами? А? — он скорчил грустную гримасу. — Ну, пожалуйста, тетя Зи! — Надеюсь, их пек не ты. — Я же сказал, что больше кухню трогать не буду, — потупил он взор. — И уже достаточно извинился перед тетей Хильдой, что разгромил кухню. Зельда недовольно цокнула языком. — Нет, тетушка, не я. Забегала тетя Хильда. Принесла кексов, приготовила ужин и снова убежала на работу. Говорит, у них сегодня ночью очень много посетителей. Все столики забронированы. — Ха, — фыркнула ведьма. — Опять эти ее ночные отлучки. — Работа, тетя Зи. — Пусть так. А наша работа в морге ее уже не волнует? — Тебя тоже… — Что ты сказал? — возмутилась она. — Я сказал, не волнуйся, тетя Зи. Ты лучше расскажи, как ты сегодня. Тебя не было весь вечер. Хотя нет… — племянник посмотрел на настенные часы. Они пробили пять утра. — Всю ночь. И это интересно… — Амброуз прекрати! — Конечно-конечно, тетушка. Но… — он нарочно сделал театральную паузу и, взяв тетушку за руку, повел ее вниз по ступеням, на кухню. — Уже утро, я тебе сделаю завтрак. Зельда недовольно цокнула языком, но все-таки пошла вслед за племянником. На кухне она достала из сумочки свой мундштук, прикурила сигарету и села за стол. А племянник быстро замельтешил за ее спиной. — Только кофе, — повелительным тоном сказала она, делая затяжку и с шумом непринужденно выдыхая дым. — Хорошо, тетя Зи. Есть еще шоколадные конфеты. Будешь? — Кофе! — С ликером, тетя Зи. Ты же любишь шоколадные конфеты с вишневым ликером. Кстати, их кто-то прислал для тебя. — Мне? Что за чушь… — Да, на черной коробке было твое имя. — Ты что открывал и пробовал? — Ну-у, кхм, — закашлялся он. — только одну. Зельда от возмущения округлила глаза. — Но тетя Зи она такая вкусная, а коробка…. Я думал это мне, но когда прочитал на ней твое имя. В общем, прости. Племянник протянул Зельде черную коробку в виде сердца. — Ах да, тут еще и черная ленточка была. Но она, — Амброуз посмотрел по сторонам, но ее нигде не было, — ну где-то здесь. Аккуратно осмотрев коробку со всех сторон, Зельда заглянула внутрь. Вверху, на тыльной стороне была надпись: «Моя кровь — твоя кровь!» — Тут не хватает пяти конфет, — тетушка недовольно цокнула языком. — Ну одной или пяти… — он замялся, — я не считал. Зельда сделала затяжку и улыбнулась. Амброуз отвернулся к плите и стал варить кофе в старинной кофейной турке. Когда кофе был разлит по маленьким турецким чашкам, Амброуз поставил чашку рядом с тетей и, окончательно успокоившись, присел напротив нее. — Любовь их началась в монастыре, куда она на исповедь ходила, — спокойным тоном проговорил он и скрестил пальцы на столе. Зельда не успела пригубить кофе, как на долю секунды застыла в недоумении. — Что ты сказал? — Я так и подумал, — задумчиво продолжал он. — тетушка, ты никогда не рассказывала о своем прошлом. Может, сейчас? — Амброуз, — Зельда затушила сигарету в карманной пепельнице, она убрала ее в сумочку. Выдохнула она дым со смаком, попутно выдувая несколько правильных колечек дыма. — Я родилась более шестисот лет тому назад, то да, у меня есть прошлое, и оно тебя не касается. Амброуз смутился, он потупил взор и, положив ложку сахара в кофе, спросил: — Как тебе февраль, тетя Зи? — Февраль абсолютно бесцветен, — спокойно сказала она и, отпив глоток крепкого кофе, аккуратно поставила на стол чашку. — Ошибаешься, тетя Зи. Посмотри за окно, видишь, как снег покрывает бурую землю? — Племянник театрально встал со своего места и, подойдя к машине для взбивания пенки, залил в нее молоко. Машина зашипела, взбивая воздушную пенку, а он продолжал: — Как взбитая пенка в кофе. Самый кофейный месяц, тетя Зи. Он открыл крышку, налил себе в чашку немного молока, потом добавил взбитую пенку и отхлебнул глоток. — Самый кофейный. Зельда положила шоколадную конфету в рот, чуть надкусила ее и сладкий ликер тотчас же окутал небо. Сделала глоток черного кофе и, прикрыв глаза, наслаждалась вкусовыми изысками. Амброз, наблюдая за ней, искренне улыбнулся, взял из коробки пару конфет, чашку с кофе и тихо удалился в свою комнату, оставив тетю наедине со своими мыслями.(Конец этой истории.)
___________________ * Оставь надежду, всяк сюда входящий (Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate) — заключительная фраза текста над вратами ада в «Божественной комедии» Данте Алигьери (1855). https://a.radikal.ru/a12/1811/11/f1cda307be86.jpg https://m.youtube.com/watch?v=JQugxoXbAno