Детский лепет

      Уже третий день Илюша был на себя не похож, приходил с гитарой к родителям, но не играл, только делал вид, что перебирает струны, а сам украдкой наблюдал за ними, тихонько вздыхал. И началось это еще в воскресенье, когда Андрей с Катей, забирали Илюшу домой после дня рождения Даши Минаевой. Причем, когда ехали к Кире на дачу, мальчик щебетал всю дорогу, радовался предстоящей встрече с друзьями:       — Мамочка, а ты подарок не забыла?       — Не забыла, Илюшенька. Подарок в багажнике.       — А ты уверена, что Даше понравится подарок?       — Ну, конечно понравится. Какой девочке не понравится такая кукла, правда Андрюш?       — Я же не девочка, — засмеялся отец, — но даже мне понравилась кукла, которую выбрала мама.       — Папа, а цветы в багажнике? Ты не забыл цветы?       — Илюш, я ничего не забыл, хотя, ничего не забыть должен был ты, а не мы с мамой.       — А я не забыл. Я даже этюд Каркасси* разучил, чтобы Даше сыграть. Очень трудный этюд, — мальчик вздохнул. — Надеюсь понравится, — и тут же снова заволновался: — А гитару мою взяли?       — Взяли, милый, все взяли, — улыбнулась сыну мать.       А уже на обратном пути Илья был молчалив, задумчив, пристально смотрел то на мать, то на отца, и о чем-то так напряженно думал, что даже не услышал, как папа спросил:       — Ну, что, Илюша, понравился Даше этюд Каркасси?       — Илюш, сына, о чем задумался? — спросила и мама.       — А? — переспросил мальчик.       — Даше этюд понравился?       — Не знаю, я не играл, — тяжело вздохнул ребенок.       — Почему?       — Так просто, — буркнул сын и быстренько сделал вид, что уснул.       Странно, но и говорить о том, что случилось на том дне рождения, Илья тоже отказывался, бурчал: «Ничего особенного», и сразу уходил от темы. Это было по меньшей мере удивительно, сын, как правило, делился матерью почти всеми своими переживаниями, а с отцом всегда совместно решал все этические проблемы, а тут… ни слова, ни полслова.       Так продолжалось почти до вечера среды, и только когда Илюша услышал, как Андрей с Катей обсуждают предстоящую папину командировку, сын решился, спросил:       — Пап, мы можем с тобой поговорить?       — Конечно. Хочешь здесь, или разговор мужским будет, пойдем к тебе?       — Пойдем ко мне, — мальчик взглянул на мать, словно извинялся, что он только отцу может доверить тайну, — мама это ничего?       — Ну, конечно же! Как у девочек, так и у мальчиков могут быть свои секреты, — улыбнулась Катя и погладила сына по голове.       Обычно он не очень любил, когда его гладят, как маленького, отстранялся, но сейчас ничего, стерпел. В свою комнату пошел первым, не оглядываясь, идет ли за ним папа, а потом еще долго сидел молча, рассматривая свои руки, пока не поднял голову и не спросил:       — Папа, а наша мама, она женщина?       — Что? — не понял отец.       — Ну, мама, она женщина? Настоящая?       — Конечно. А что у тебя появились сомнения в половой принадлежности мамы?       — Нет, но…       — Послушай, Илюша, давай-ка поговорим начистоту, как двое взрослых мужчин. Поверь, я постараюсь все понять, и уж точно осуждать тебя не стану, чтобы ты не натворил. Расскажи мне, сынок, что тебя мучает.       — Пап, я наверное, глупый, ничего в этой жизни не понимаю.       — Ты глупый? Кто же тогда умный? Ты помнишь какой у тебя IQ в твои девять лет? И на олимпиаде по математике у тебя первое место было, и на гитаре ты играешь, и…       — Пап, ну, при чем здесь гитара и математика, если я ничего в женщинах не понимаю?       — А-а-а-а! Вот в чем проблема! Ну, давай попробуем выяснить, что тебе непонятно.       — Ты говоришь, что мама женщина, а я никогда не слышал, чтобы она обсуждала свои наряды, или косметику, или чтобы мама говорила о гламуре, а Даша говорит, что настоящая женщина всегда должна выглядеть хорошо, говорить о нарядах…       — Постой, Илюш, ты считаешь, что мама плохо выглядит?       — Нет, мама очень красивая, но…       — Что но, сын? — голос Андрея посуровел.       — Смотри, тетя Кира все время ходит в какие-то салоны и с дядей Никитой обсуждает какие украшения ей купить и какие платья, а вы с мамой ни о чем таком не говорите, я специально слушал. Даже сегодня, когда вы говорили о твоей командировке, мама говорила о клиентах и процентах, а не о том, какой костюм тебе с собой положить. Это значит, что мама не настоящая женщина или, что ты не настоящий мужчина?       — Это значит, только одно! — сердито сказал отец.       — Что?       — Что твоя Даша — полная дура! Вся в… — папа прикусил язык. — Ильюшка, прости. Давай разберемся во всем спокойно. Тебе нравится Даша?       — Да, очень нравится, — покраснел мальчик.       — А что тебе в ней нравится?       — Она очень красивая.       — А тебе с ней интересно?       — Как это?       — Ладно, давай по другому. Ты бы хотел всю жизнь слушать о косметике и нарядах? И больше ни о чем?       — Не знаю, папа. Если бы Даша об этом говорила, то может и хотел бы… Хотя, тоже нет. Мне это не интересно.       — А с мамой интересно?       — С мамой? Очень! Она столько всего знает, так хорошо умеет пересказывать книжки, и музыка нам тоже нравится одинаковая. Да, с мамой мне интересно.       — Вот и мне с мамой интересно, у нас общие интересы, и в работе, и в музыке и во всем, с ней не соскучишься, и даже если мама перепутает костюмы, я злиться не буду, потому что между нами гораздо большее, чем какие-то тряпки. Мы любим друг друга и уважаем. Понимаешь? Любим, как могут любить только мужчина и женщина. А то, о чем говорит Даша — это несусветная глупость, это пустота. Куклы тоже бывают очень красивые и наряды у них замечательные, но с куклой неинтересно, скучно и пусто жить. Понимаешь? С ней можно поиграть и то недолго, а потом она надоедает. Даша говорила о женщине не как о человеке, а как о кукле. И это… Это… Куклу невозможно уважать, даже если будешь очень ее любить, понимаешь, сын?       — Папа, когда я Даше подарил куклу, надо мной все стали смеяться, — глаза Ильи наполнились слезами, — а ты говоришь — кукла.       — Почему над тобой смеялись? — губы у Андрея побелели.       — Даша сказала, что только дурачок может дарить леди куклу. Джентльмен подарил бы духи или украшение, или в крайнем случае…       — Подожди, Илюш, это Даша такое сказала?       — Да!       — Тогда она совершено не леди. Леди никогда не позволила бы себе обсуждать подарки и вообще… Сынок! Тебе очень повезло, что ты увидел настоящее лицо этой маленькой зарвавшейся засранки, разбалованной своими… Не хочу при тебе обсуждать взрослых, Илья, но о Даше не стоит не то что переживать, такая не стоит даже секундного сожаления.       — Папа, но я переживаю. Понимаешь?       — Понимаю, мой хороший. А почему ты не сыграл этюд? Может тогда бы ты сумел завоевать внимание девочки.       — Не сумел бы. Ей это не интересно, она слушает совсем другую музыку.       — А ты бы…       — Пап, я хотел, достал гитару, но Лешка Воропаев, дяди Сашин сын, сказал, что это нафталин, и опять все смеялись.       — Илюшка, хочешь, я открою тебе большой мужской секрет? — неожиданно даже для себя спросил отец.       — Конечно хочу.       — Когда-то, когда тебя еще не было, Кира была моей невестой, а потом я увидел твою маму и очень ее полюбил, и мы поженились…       — И ты бросил тетю Киру ради мамы? — глаза Ильи стали оживать.       — Да! Потому что твоя мама — настоящая женщина. Она не будет целыми днями говорить о шмотках, и гламуре, но зато она смогла дать такой щелбан по носу, дяде Саше Воропаеву, так его на место поставить, что он уходил из «Zimaletto» со слезами на глазах, утирая свои сопли.       — Честно?       — Честно-пречестно! Только маме не рассказывай, что я открыл тебе тайну. Просто знай, что наша мама самая настоящая женщина.       — Значит, настоящая женщина — это когда, как мама?       — Это когда тебе с ней тепло, сынок.       — Понимаю. Кажется, понимаю. Папа, а можно я вам сыграю этюд Каркасси. Прямо сейчас!..