Трудно быть старшим.

      Маркус был рассержен на своего лучшего друга, который тогда обещал, что Коннор будет словно живой. Может, в этом и проблема? «Словно» это же не «живой». В том малыше Конноре, которого видел тогда в палате у мамы в одном из боксов Манфред, больше нет живой крови, а лишь ненастоящая, голубая. Пусть при уколе или царапине выделяется окрашенный в красный тириум, но теперь сам мальчик ненастоящий. По ненастоящим венам-поводам течёт ненастоящая кровь, которую перекачивает ненастоящее сердце-мотор. И всё, что осталось от настоящего Коннора, который тогда умирал на его руках, хватаясь за ворот плаща, и шептал, что не хочет к маме, но она зовёт его, он слышит — лишь редкие фото и видео, загруженные в совершенный искусственный интеллект. Тогда Маркусу крупно повезло, что младшие были в шоковом состоянии и не обратили внимания на то, что Коннор тогда уже не дышал. А после было так легко соврать, что со старшим всё в порядке и он скоро приедет из больницы, нужно лишь подождать…       Но Коннор… Коннор теперь словно роботизированный щенок, которого можно включить, а когда надоест — выключить. Ему присвоили модель и серийный номер, а Элайджа старательно делал его как можно более похожим на прежнего мальчика. Мулат даже ночью, во сне, мог чётко назвать все данные. Камски со напряжённым смехом, чтобы разбавить гнетущую тишину, сравнивал его с Пиноккио, вот только этот мальчик никогда не станет настоящим.       А Коннор-андроид лишь виновато опускал взгляд в пол, пряча в резной деревянной шкатулке умершей мамы диод. Манфред, завидев белый кружок на виске, тут же его вырвал и отдал машине, чтобы спрятала. Но с возрастом различия у Кона и братьев становились всё больше и больше, поэтому Маркус с мрачной решительностью готовился к тому дню, когда придётся открыть все карты, и не факт, что родственники отреагируют на это также, как Саймон.

***

      Колин впервые за совместную жизнь с Маркусом и братьями не поздоровался, лишь буркнул в ответ на «привет» что-то неразборчивое. Родственники проводили его удивлённым взглядом, пока дверь на втором этаже не хлопнула.       Подросток лёг на кровать, не включая свет, и крепко задумался о своей жизни, невольно сравнивая её с жизнью своего нового друга. Среднему из Декартов впервые показали настоящую семью. Почти такую же, как у него, но лучше, крепче. В этой семье действительно был семейный очаг, который не потух после смерти родителей Алленов. Колин заглянул за шторку в личную жизнь настоящей семьи, такой странной, в которой есть только два брата и дочь старшего.       Пусть Дэвид и кривился, рассказывая о старшем брате, вот только тот самый старший брат оказался куда лучше, чем Маркус. Это был тот самый семейный вечер, которого у Кола не было никогда.       Уильям привёз с собой любимые печенья младшего Аллена, заслужив широкую довольную улыбку от брата, а Колин был уверен, что Маркус и не вспомнит сорт шоколада, который любит Колин. Уильям тщательно расспрашивал Дэвида о прошедшем дне, попросил показать рисунки… Младший явно привычно принёс папку, но от похвалы брата почти что расцвел.       Колин уткнулся в подушку и неслышно всхлипнул, накрывшись одеялом с головой. Он впервые заглянул в настоящую семью. В семью, где все рассказывают, как прошёл их день, выбираются в свободное время в парк или кино, играют все вместе в настольные игры и дарят подарок в виде полёта в тёплые края прямо во время учебного года.       Декарт заплакал, прикусив губу. Он в семье был средним, поэтому внимание почему-то не длилось на одну треть для каждого, как невольно считали непросвещенные, а лишь на два нервных куска, остатки от которых отдавали среднему. Колину имя даже второе не выбирали: дали то же, что и у Коннора, да забыли. Маркус никогда не спрашивал, как его день, а если Кол и начинал рассказывать, то слушал не очень внимательно, постоянно отвлекаясь на другие дела. Мулат даже не знал, что Колин ненавидит фортепиано, поэтому часто во время занятий заставляет тяжёлую деревянную крышку падать на пальцы, чтобы его быстрее отпустили с урока.       Манфред понятия не имеет, что у среднего Декарта есть мечта — играть на скрипке. И что Колин не хотел, чтобы его комнату покрасили в бежевый цвет, как у Коннора, и не в светло-голубой, как у Ричарда. Он хотел покрасить стены в мягкий мятный цвет, а в итоге… В итоге на него надевают трафарет Кона и делают также, как и ему. Даже комната его обставлена так, как у Коннора, ведь он — пример для подражания.       Колин отбросил одеяло и потёр глаза, утирая непрошенные слёзы. Когда парень был маленьким, он восхищался Патчем из второй части «Сто одного далматинца». Тот щенок смог доказать, что он — не один из что одного, а особенный. А Колин всего лишь средний Декарт. В прошлой школе его имя-то мало кто знал, путая с братьями.       Маркус никогда не узнает, что Колин — особенный, что он не любит хэви-металл, как старший, или джаз, как Ричард, что ему по душе классика с её переливами, которая затрагивает все струны юной души.       Декарт не заикнется о том, что он не хочет быть полицейским, потому что раз хотят братья, значит, и он тоже.       Маркус останется в неведении, что Колли в новой школе унижают за готовность помочь всякому, а братья в этот момент отворачиваются, чтобы не быть частью семьи «Сопливого щенка».       Колин никогда не расскажет, что в прошлом году плохо учился только потому, что хотел, чтобы Манфред пришёл в школу только ради него, а не ради кого-то другого. Чтобы на него было обращено внимание, пусть и такое.       Маркус не будет посвящён, что по тесту IQ Колин набрал больше баллов, чем пресловутые братья, ведь зачем ему это знать? Лишняя информация, которая через пару минут будет забыта.

Колин Декарт всегда будет одним из троих, надёжно укрытый в тени умных и талантливых братьев, которые могут покорить любые высоты и любимцы всех вокруг.

Колин Декарт навсегда останется тем самым, средним Декартом, у которого нет талантов. Если о нём и вспомнят, то только в интервью, когда кто-то задаст известным Ричарду или Коннору вопрос о их семье.

Колин = бездарность.

Он, Колин, — лишний Декарт.

Словно красная надпись, которая предостерегает от опасности, загорелась в юной голове мысль:

«Я хочу быть Алленом.»