Надо поговорить.

      Девятнадцатое. Двадцатое. Двадцать четвертое. Теперь Куроко уверенна, он от нее бегает. По-другому не объяснишь то, что его шестой день «нет» ни в столовой, ни в личной комнате, ни в перевязочной, из которой раньше мужчина не вылезал. Вообще-то, Тецуи бы родителям позвонить, учебный план дописать и урок через полчаса начнется! А она тут, гоняется по всей военной базе, за мужиком, как за кисейной барышней. Бред.       А родителям, кстати, правда надо позвонить и как можно скорее. Последний раз она связывалась с ними неделю назад, но что поделаешь? Как бы Куроко не хотела, чаще звонить она не может: стационарный, гражданский телефон только один, желающих поговорить с родными много, а мобильный, в этом месте – бесполезная железяка.* Но разве объяснишь всё это беспокойным родителям? Конечно, нет, поэтому придётся девушке снова выслушивать упреки за то, что она – плохая дочь. Впрочем, Тецуя не обижается, она знает: родители ею гордятся, а такая их реакция полностью её вина. В конце концов, она готовилась к работе в горячей точке год, и могла бы сообщить родителям о своем отъезде раньше, чем за десять часов до вылета.       Они как раз закончили ужин, когда единственная дочурка выдала, что улетает в Урук по волонтерской программе на полгода, в шесть утра. Скандал разразился страшный, орал даже отец, который в отличие от крайне эмоциональной мамы, всегда был спокоен и сдержан. Спустя два часа, когда Тецуя сказала родителям, что Мидорима тоже едет, они более-менее успокоились (по крайней мере, отец перестал ругаться матом).       Саму Тецую наличие Шинтаро в составе волонтерского отряда тоже успокаивало. Всё-таки, хорошо, когда в чужой стране рядом с тобой находится знакомый человек. И просто прекрасно, если он – твой старый друг.       В общем, вот уже пять месяцев, Шинтаро помогал с перевязками, ассистировал* в операционных, лечил детей. Тецуя этих детей учила, помогала в организации утренников, составляла учебные планы. Вечерами, когда волонтеров-педагогов привозили обратно на базу, а медики заканчивали свою работу, Мидорима и Куроко ужинали вместе в столовой, долго пили «бурду», как отзывался о местном чае Шинтаро, и разговаривали обо всем. О том, как прошел день. О том, что они будут делать, когда вернуться в Токио. О том, как они соскучились по своим родным и друзьям, которые, кстати, звонили и говорили, что убьют и его и её, как только рейс Багдад – Нарита* коснется земли. Потихонечку время шло и, несмотря на периодические перестрелки, катаклизмы и эпидемии, шло хорошо.       До поры.       Пятнадцатого сентября в двенадцать часов по полудню, в классе, где Тецуя вела «мир вокруг нас», немного пошатнулись люстры. В больничной палате, где Шинтаро делал забор крови, слегка зазвенели колбы с анализами. Разумеется, мало кто придал этому большое значение, а через десять минут, когда в домах с полок посыпалась посуда, было уже поздно. Последовавшие один за другим, подземные толчки оказались намного сильнее, чем предыдущие…       В тот день Тецуя, выведя детей из здания ещё при первом толчке, срывая ногти на руках, помогала разбирать обрушившееся школьное крыльцо, под завалами которого оказались один из волонтёров и трое детей. Всех доставили в больницу в тяжелом состоянии.       Помимо школы, меньше чем за двадцать секунд, разрушилось еще несколько зданий и стройка завода. До основания. Такого количества тяжелораненых и погибших Мидорима еще не видел, и вряд ли когда-нибудь увидит вновь. Пострадавших было столько, что не хватало рук простых медсестёр, что уж говорить о хирургах? Поэтому Шинтаро, который ещё не закончил обучение и имел лишь практику ассистента, пришлось оперировать самостоятельно.       К сожалению, у него не вышло.       В ночь с пятнадцатого на шестнадцатое Мидорима впервые в жизни напился до беспамятства.       Через три дня Тецуя решила, что Шинтаро пора вытаскивать. Девушка натравила на экс-снайпера поколения чудес главврача, который сотворил чудо, вернув парня к жизни, при помощи самой унизительной тирады на свете. Кай ушел, а Куроко, прибывая в легком ахуе шоке, отправила Мидориму в душ, после чего навела порядок в его комнате. Когда Шинтаро вернулся, все и произошло… Тецуя перебинтовала другу сбитые, очевидно, о стену костяшки, случайно зацепилась взглядом за его глаза, и… Видимо в голову ударил пережитый стресс или хрен знает что, но так страстно Тецуя не целовалась даже с Рино.       На следующий день Мидорима начал «играть в прятки». А Куроко, вообще-то, ни на что не рассчитывает. У неё в жизни всё, по-прежнему, сложно, и на серьёзные отношения есть только намёки, в виде молоденького, душки-лейтенанта. У Шинтаро невеста в Токио, красавица стюардесса (спасибо Кисе, который их случайно свёл). Мидорима и Куроко – хорошие друзья, а их поцелуй не более, чем случайность. И она втемяшит эту истину в его бестолковую голову, даже если придётся залезть в мужской душ! — Куроко, ты совсем спятила? — Штаны надень, я с тобой, пока ты в одних трусах, разговаривать не буду.