Влюбленные. Карта перевернута
27 октября 2018 г. в 23:36
Примечания:
Вижн/Ванда
Корифей дает последний бой Инквизиции в Храме Священного праха. Лишившись своего генерала, он использует последний шанс ослабить противника: вновь заставляет Серых Стражей слышать Зов. Поэтому Ванду приходится запереть в безопасном месте. И с надежным охранником.
Предупреждение: элементы BDSM, внезапно!Танос
- Пожалуйста, воспринимай это не как настоящее заключение…
У самой двери в молельню усмиренный остановился и просительно, даже нежно придержал Ванду за рукав. Она взглянула ему в лицо: высокий, с резкими чертами, он больше походил на воина, чем на мага. А уж на отторгнутого от Тени не походил вовсе: лириумное клеймо на лбу не лишило его мимических морщин и умения улыбаться.
– Представь, что это постановка домашнего театра, и ты пленная принцесса.
– В доме магистра Антония ставили спектакли?
Он начал было формулировать ответ, но она не дала продолжить.
– Ты вообще помнишь, как был домашним усмиренным Старка? Помнишь хоть что-то из своей жизни до того, как Корифей тебя убил? И как с тобой сделали… это? – она стукнула его в грудь, потому что ничем, кроме «этого» не могла назвать случившиеся с Джарвисом.
Магистр Старк хотел сохранить друга любой ценой – и позволил доброму духу Тени, Предвидению, занять его тело.
– Что-то. Не все.
Прохладная крупная рука легла на ее кисть – лишь тогда она поняла, насколько сильно стиснула кулаки. Другой он отворил дверь и ввел Ванду в запыленную молельню.
– Прости, Инквизитора не назвать добрым андрастианином.
– Для спектакля о пленнице в самый раз.
Она стащила через голову полосатую котту, бросила на лавку, а потом легла ничком. Почувствовала как Вижн (новое существо просило звать его так, магистр Антоний не возражал) укрывает ее заботливо захваченным пледом.
– Если храмовники переживают подобное, когда у них отнимают лириум, – пробормотала она, стараясь перебороть дрожь, – я не могу винить их, что они принимают дозу хоть бы и от Корифея…
– Ты служила Корифею безо всяких подачек, – напомнил Вижн. Отвратительно памятливый и чудесно бестактный. Что духу Тени до ее чувств? Это прочие обитатели Скайхолда деликатно прощали ей прошлые грехи, оправдывая молодостью, выдавая индульгенцию в виде смерти брата. Но не он.
– Винишь меня? – она села, сбросив плед на колени, поймала и прижала к груди его ручищи. Зов придавал ей сил. Вижн не сумел бы вырваться, даже если бы захотел.
Он не хотел.
– Виню. Ты причинила слишком много боли человеку, который был для меня всем. После того, как меня усмирили… не в Тевинтере, конечно, в Ферелдене, имя, как ты могла заметить, у меня ферелденское... я лишился способности любить, но я мог привязываться к тем, кто обо мне заботился. Магистр Старк заботился. А тебе показалось веселым с ним позабавиться.
– Мне не было весело.
Она помолчала, а потом слегка надавила на кожу его рук ноготками.
– Ударишь?
Все прочие, когда она просила о наказании, обычно лишь отводили глаза. И могли разве что запереть, если она казалась опасной. Да не она даже, Зов Скверны в ее крови. Ее никто опасной не считал. Девочка, обманутая Корифеем. Девочка, лишившаяся брата-близнеца. Девочка, которая участвовала в убийстве Верховной жрицы. Пожалеем ее. Примем. Простим.
Вижн же не заставил себя уговаривать. Отвесил такую пощечину, что она отлетела к стене, к тускло сияющей в полутьме статуе Андрасте. Та воздевала к небу пылающий меч и была безучастна к происходящему. Как и всегда. Бронзовая дура.
А вот Вижн безучастным не был. Ванда инстинктивно отшатнулась, когда он бесшумно оказался рядом, подал руку. И спросил абсолютно аптекарским тоном («Сколько золотников эльфийского корня прикажете, сударыня?»):
– Тебе нужно еще?
– Да, – всхлипнула она. Прижалась пылающим лбом, а потом принялась покрывать его руки поцелуями. – Да, очень нужно.
И сама ударила себя по щеке его раскрытой, мокрой ладонью. Раз, другой. На третий Вижн понял и хлопнул сам, отлично соразмерив силу. Не больнее, чем нужно. И не слабее. Ванда счастливо засмеялась – и тут же прикусила язык от удара. Изо рта потекла вспененная кровь.
– Да, так, так… – она собрала волосы в горсть, сунула ему. Он понял, поднял ее на ноги, на высоту своего роста: ее носки едва касались пола. Она зашипела от боли сквозь истерический смех.
В его глазах она до странности отчетливо видела свое отражение: с наливающимися синяками, с испачканным кровью ртом, с залитым слюной воротом нижней рубашки.
Видела себя – и кое-что еще. Что-то, чего увидеть не ожидала.
– Не-е-ет… – удивленно выдавила она, отплевываясь. – Вы же не можете…
– Испытывать возбуждение? – поинтересовался он все с той же бестактностью бесполого существа. – Верно, духи не могут. И усмиренные маги. Но когда дух вселяется в такое тело, он возвращает человеку связь с Тенью… Этим пользуются Искатели…
– Мне нужно, – сказала Ванда. И поразилась, насколько у нее сел голос, почти до сипа.
– Я знаю.
– Только… продолжай. Продолжай делать мне больно.
– Сочетать наказание и секс – плохая идея, – веско уронил он.
И Ванда снова расплакалась.
– Вижн, – она повисла у него на шее, чувствуя, как слабнет хватка на волосах. – Вижн, прошу, спаси меня от меня самой.
И тогда он впервые сказал слово, которое она не забудет, даже если Корифей снова возьмет над ней власть. Даже если Зов сведет ее с ума. Даже если Скверна обратит ее в ходячее кровожадное умертвие. Он сказал:
– Милая…
И поцеловал ее в губы, не заботясь о том, что они в крови и слюне, и в трещинах от пощечин.
И разорвал на ней нижнюю рубашку (потому что ей так хотелось), и прикусил ее напряженный сосок (потому что она умирала от того, как сильно этого жаждет), а потом расцеловал ее грудь, как целуют Стражи руку, подносящую Чашу Посвящения. И помог ей устроиться на постаменте бронзовой дуры, удобно схватившись за пылающий меч.
И он был ее Андрасте.
Единственным существом, которое она молила, которому поклонялась, которое хотела. И он любил ее, как никто никогда ее не любил.
А потом, когда они отдыхали на полу, измученные, голые, в подсыхающей крови, которой она испачкала его, когда целовала каждый дюйм его тела, отодвинулся закрытый изнутри засов.
Танос, тот странный маг-отступник, которого Ванда всегда немного побаивалась, спокойно вошел в молельню, ничуть не изумившись увиденному.
И сказал (усмешка на его морщинистом лице была застывшей и печальной):
– Жаль нарушать твое уединение, дитя. Но тебе пора услышать Зов.
Последнее, что запомнила Ванда: как Вижн стоит перед ней на коленях. И как на лбу его плавится-плавится-плавится золотой андрастианский круг.