Скайхолд: общий сбор!

На собрании в Вал Руайо Эрик выглядел как неваррийский дикарь, которым все хотели его считать. Косы, перья, амулеты, массивный коготь в навершии посоха. Вместо маски аристократа при нем была ритуальная. А вызолоченные нижние клыки блестели во рту, когда он кричал с кафедры что-то про «Положить рабству конец!» Не эпатаж. Политический жест. Посмотрите, маги, я не из них. Я не образованный и утонченный угнетатель, я одной с народом крови. Отлично он был образован, кстати, и дьявольски утончен. Он и Т’Чаллу смог обмануть, притворившись, что увлекся балами, охотами и Игрой. А на деле – готовил восстание. И выступил, рискнув не только другими, но и собой. Проиграл, конечно же. Проиграл еще тогда, на кафедре в Белом шпиле, в сиянии рассветного солнца, бьющего сквозь витражи. Но если б вы видели его там, вы не забыли бы его никогда. И, сами того не заметив, стали бы на шаг ближе к идее освобождения магов, просто потому, что Эрик Киллмонгер, Серый Страж, повстанец и Великий чародей, хотел этого больше всего на свете. Хотя магов и объявили военными преступниками, Эрика не заперли. Инквизитор оказался умнее, чем предполагал Т’Чалла: отлично понял, что в темнице тот быстро превратит себя в агитационный плакат и знамя революции. Эрик делал это легче, чем иной оборотень меняет шкурку. Так что бывшему Великому чародею дали комнатку при библиотеке и позволили навещать подопечных. Он мог при желании даже общаться со Старком или с отступником Таносом, коротающим время за росписью стен первого этажа апокалиптическими картинами. Эрик не желал. Он даже Т’Чаллу не пожелал увидеть. Особенно – Т’Чаллу. Но к его прискорбию Т’Чалле требовалась помощь. Из Араборской глуши люди командора Роджерса привезли странный и страшный груз: тело красного храмовника, сросшееся с магическим доспехом. Несчастный еще дышал. У него что-то невероятное было с кровью: обычный лириум мгновенно подчинял его своей воле, а красный не убивал. Рос сквозь него, тек по артериям и венам, пел свою дикую песню под веками, делал его чудовищно управляемым и чудовищно опасным… Но не в силах был уничтожить. Барнса поддерживал в состоянии магического сна магистр Антоний, его навещала тайный канцлер Натали, у его ног ночами сидел Роджерс, но все они могли справиться с главным: с лабильностью Барнса к лириуму. Лорд Т’Чалла, Старший чародей Монтсиммара, был уверен, что сможет. Если Эрик присоединится к нему. Ничего дикого теперь в Эрике не было. Кроме золотых, по неваррскому обычаю, зубов. Он срезал косы, а посох с когтем дикой кошки ему носить запретили. В мантию он так и не обрядился – снова политика! снова Игра! Раз не являешься лидером магов Тедаса или вождем восставших, нечего и одеваться, как они. Поэтому на нем были походные штаны, высокие сапоги и котта Серого Стража. А еще – очки на носу, потому что Эрик слегка посадил себе зрение. И ни за что бы не стал корректировать его магией, пока не добьется разрешения на нее для всех. Он отложил толстый том Отражений, когда заметил Т’Чаллу. Но ничего не сказал, лишь внимательно наблюдал, как тот подходит к окну и выглядывает в сад Скайхолда. В сад сносили раненых, которых не вместил внутренний двор, и сестры Церкви врачевали их. Инквизитор не был религиозен. Он хотел, чтобы вместо пения церковники занимались делом. – Мы не говорили после Рэдклифа. – Мы с тобой в принципе не говорили, кузен «Кузена» он подчеркнул голосом. До войны это был «брат». – А если бы поговорили, – добавил после долгой паузы, – то я, может быть, убедил бы тебя, что сохранять круги немыслимо и твоя позиция – затхлый консерватизм среди сраного ничего. – Сейчас у нас есть немного больше, чем сраное ничего. – Ты бы не пошел со мной, даже если бы храмовники начали резню прямо в Белом шпиле... – Война – никогда не выход, Эрик. Сколько наших братьев погибло из-за тебя? – Хочешь услышать, что я сожалею? – Помощи будет довольно. Эрик закашлялся в кулак. – Книжная пыль сушит мне горло, – сказал он, словно бы извиняясь, хотя в насмешливых глазах не было и намека на раскаяние. – А чокнутый отступник снизу уже достал своей возней. – Так рассказать тебе, в чем требуется помощь? – Т’Чалла развернулся, чтобы взять его за руку, и увидел, что она уже протянута, раскрыта. Карамельно-желтая со стороны ладони, больше и светлее, чем его собственная. Сильная рука. – Спасти того бедолагу, что кричал в подвале. – Барнса. – Да хоть мабари Андрасте! – Эрик рассмеялся, снял очки, а потом перехватил Т’Чаллу сперва за кисть, а потом за плечо выше локтя, потянул к себе и поцеловал в шею. – Дико хочется использовать наконец мои знания о лириуме. – Я все равно попытаюсь возродить круги. – Ну и дурак. То есть… м-м… Тогда заплати мне за помощь иначе, царственный брат, – Эрик изобразил лицом кривляющегося театрального актера. И Т’Чалла вовсе не был против ему заплатить. Эрику нравилась его бородка. Сперва он всегда скреб ногтями у Т’Чаллы под подбородком, почесывал, как кота: чтобы почувствовать, какая она мягкая, шелковая, умащенная благовониями. А потом, если Т’Чалла отсасывал ему, как сейчас, водил по ней членом. «Надо же сполна насладиться тем, как ты заботишься о себе, имперский модник». «Ты из той же королевской династии, что и я, – возражал ему Т’Чалла, если его рот не был занят. – И если бы мы оба не родились магами…» «Но мы родились магами!» – заводился Эрик. И они могли начать спор о необходимости кругов прямо во время секса, не переставая двигаться друг на друге. Не разжимая объятий. Еще Эрику нравились его губы. Настолько, что он готов был трогать, оттягивать и мять их постоянно – когда не целовал. И вид Т’Чаллы, по кругу языком обводящего сдвинутую крайнюю плоть, а потом обхватывающего член этими невозможными губами, заставлял его поплыть. А Т’Чалле больше всего нравилось в нем то, что только в постели и в бунте Эрик был настоящим. Только в пятнах от витражей Вал Руайо, орущий с кафедры о свободе. И здесь, с ним, стонущий и хватающийся за затылок Т’Чаллы, чтобы нагнуть того пониже. А очки, Игра, политика и утонченность были шкурками оборотня, которые Эрик играючи менял. И вот уж кому действительно стоило заплатить за то, что сейчас Эрик расстался с очередной личиной, так это несчастному Джеймсу Барнсу. Впрочем, он ведь и так получит свою плату. Жизнью и рассудком. В том, что вернуть ему и первое, и второе у них получится, Т’Чалла больше не сомневался.