Скайхолд: общий сбор!

Он в жизни не чувствовал боли острее. Надменный оствикский дворянин, до магического дара которого никому не было особого дела, раз у семьи есть деньги, земли и власть, в юности он страшно искалечил себе руки. Упал с коня на острые камни и так никогда полностью и не восстановился. Он изучал лекарское дело, стал затворником, вел переписку с сотнями магов и церковников по всему свету, чтобы найти волшебный рецепт, вернуть здоровье. Но проще было исцелиться от заражения Скверной, чем от чудовищных болей, которые преследовали его по осени. Только позже он понял, что дело совсем не в переломах. Те давно срослись. Он хотел вернуть двадцатилетнего насмешливого себя, а это не под силу даже богу. Впрочем, стоящий перед ним ложный бог сумел вновь окунуть его в ту страшную боль. И усилить ее десятикратно. – Танос… – прохрипел Стивен Стрэндж, называемый также Инквизитором и Вестником Андрасте (хоть в Андрасте он верить и перестал). – Выходит, это ты Безумный Титан. Ты все это заварил. А я-то сны тебе рассказывал. Я чай с тобой пил. Он корчился на земле, пытался опереться на посох той рукой, которая у него еще была, встать, но колени дрожали и разъезжались. На левую руку взглянуть он боялся. Там плавилась и кипела зеленая метка, заливая чудесный весенний пейзаж своим ядовитым светом. Стрэндж не ощущал руку как продолжение тела. Она была вне его – отрезанный от материка полуостров боли. Она вся переродилась в боль. Свет заполнял ее. Разрывал сосуды и превращал в лохмотья вены, брызгал сияющим соком из трещин в кожных покровах. Кажется, истечь светом – смерть более страшная, чем истечь кровью, думал про себя Стрэндж. Но знаешь, чего я хочу, Танос, старая ты безумная тварь? Когда этот свет доберется по капиллярам, по артериям и венам до моего сердца, проложит путь через внутренности, пронижет меня гранеными остриями, я хочу суметь заплакать. Не по себе. Себя я и так оплакивал слишком часто. По тем, кого ты уже убил и еще убьешь. Я всех их знал. Я провел с ними три долгих года, я воевал за них, а они бились во имя меня. Так вот, ублюдок. Дай мне о них пожалеть! – Прости, друг мой… – Танос сел перед ним на корточки. Он все еще выглядел как человек, как безродный маг-оступник: густые брови, лицо в морщинах, повидавшее виды одеяние. Только доспех надел поверх линялой мантии, да накинул на плечо чью-то шкуру. И все-таки за ним, точно легкая дымка, колебалась тень могучего исполина, столпа земли. Одного из первородных титанов. Их кровь – это лириум, так некогда говорили гномы. Они поют камню и перерождают горы. До сих пор поют, но тише, потому что своевольные эльфийские боги нашли веселым охотиться на титанов и отнимать их кровь для усиления магического дара. А их сердца они вырвали и каждое поместили в особую сферу. Семь сфер, семь сердец. Одну из них заполучил Корифей. Одна из них наделила Стрэнджа меткой, которая теперь заставляла его скулить от невыносимой боли. Одной из них не позволила разбиться девчонка Максимофф… Возникла из ниоткуда в Храме Священного праха, который Корифей поднял на воздух, обезумевшая от Зова, и забрала сферу. А позже в Скайхолде нашли тело убитого ей усмиренного. Только сейчас Стрэндж понял, что убила его не она. – Друг? – переспросил он, стараясь, чтобы голос звучал не жалобно, а надменно. – Какой я тебе друг? Ты же собираешься уничтожить всех, кто хоть как-то касался лириума, чтобы титанам больше никогда не пришлось страдать. Это треть или даже половина Тедаса… Я маг. Я пью лириум. Когда ты соберешь все сферы, мне конец. – Метка убьет тебя раньше, – Танос коснулся его виска, словно удивленный увиденным. Может, Стрэндж поседел полностью тут, у его ног, пока боролся с болью? – Не поверишь, я заметил. Что ж, стоило отдать должное выучке у мастеров Игры: голос больше не дрожал, не прыгал, хотя зеленое пламя (он видел его цвет как будто кровью уже, а не глазами) доползло до плеча. – Позволь помочь тебе. Танос возложил свою руку ему на предплечье – и рука его истинной сущности, Безумного титана, легла на рукав Стрэнджа с секундной задержкой. – Нет! – закричал тот, срываясь на хрип. Но Танос уже потянул. Он словно бы отжал из раздираемой болью руки зеленый мертвенный свет, и тот закапал у него сквозь пальцы. Он сомкнул кулак и раздавил кости Стрэнджа в горсти, как собака сминает горло перепелки. Он чуть вывернул его руку, сам удивившись, кажется, с какой легкостью это вышло, и оборвал мышцы, сухожилия, лоскуты кожи и ткани поверх, будто обломал веточку с молодого деревца. Хочешь снова почувствовать себя двадцатилетним, Стивен Стрэндж? Попроси чудовище из-под земли искалечить тебя во второй раз. А потом лежи на камнях, слушай, как из тебя толчками выплескивается кровь. Смотри в такое красивое, такое ясное весеннее небо. И слушай, как поет дурная птица, которой плевать на конец света. Впрочем, до конца света было еще далеко. Потому что вечный затворник и одиночка Стивен Стрэндж (в этом они с Таносом были похожи) не учел вот чего: не все пили с Таносом чай и рассказывали ему сны. Некоторых эта подлая тварь не сумела обмануть. А еще не все послушались приказа Инквизитора и оставили его одного в горах, помолиться и поразмышлять о вечном. Как сказал потом Старк: «Да я в жизни не видел, чтобы ты молился, а твоя часовня в левом крыле… прости покорно, но она же пылью заросла». И Роджерс подтвердил это кивком. Тело Вижна в той часовне нашел именно он. А еще Стивен Стрэндж не учел вот чего. Даже повелевающий лириумом титан Танос не может повлиять на странного человека, привезенного из Араборской глуши. Это как с некоторыми хворями: переболев однажды, ты уже не заразишься вновь. И когда генерал Барнс, еще не полностью прощенный за то, что творил при Корифее, но полный желания оправдаться, наставил на Таноса меч, Безумный титан вынужден был отступить. Он еще вернется, думал Стрэндж, баюкая культю. О, конечно же, он соберет оставшиеся сферы и вернется, при нем ведь несчастная Ванда и прочие обманутые, соблазненные, запуганные… Но мы-то тоже не будем сидеть, сложив руки. Ну, то есть, руку в моем случае. И честное слово, Танос, бывший друг, к твоему следующему приходу мы будем готовы. И Скайхолд будет готов.