***
Она уверенно шла между рядов старых книг, отбивая каждый шаг по мраморному полу библиотеки, чтобы уведомить других о своём присутствии. Андромеда была в компании однокурсников, и, видимо, не сильно наслаждалась их компанией, поскольку, едва завидев сестру, она громко выдохнула с облегчением и подорвалась к ней, сжимая её в крепких объятьях, которым у Беллатрикс почти не было сил противиться. Андромеда потащила её дальше от библиотеки и повела вдоль другого коридора. Проходя мимо закрытой двери кабинета профессора трансфигурации, старшая Блэк попыталась остановиться, чтоб хоть как-то услышать, что там происходит. Андромеда не позволила ей стоять у двери долго, ведя дальше, пока они не оказались на крыльце. Младшая сестра быстрым движением запрыгнула на перила, с интересом глядя на Беллатрикс, и та почувствовала, что должна быть где угодно, но не посреди сырости и грязи, которую принесла за собой весна. Талая вода ручейками стекала с колонн, по земле, с порога, делая всё насквозь промокшим и отвратительным на вид и, предположительно, наощупь. Казалось, что Андромеду это совсем не беспокоило: она раскачивалась в стороны, сидя на перилах, и настукивала пальцами какой-то простой ритм, пока её старшая сестра просто смотрела на неё. Девочка закусила губу, как делала, когда пыталась сосредоточиться, и взглянула на Беллатрикс, склонив голову набок. — Белла, помнишь, как мы однажды вышли в такую погоду? — начала она, прекратив раскачиваться, и её пальцы прекратили стучать по перилам. — И потом пытались применить очищающее заклинания на безнадёжно испорченных платьях. И то, как ты встала между мной и отцом, заставляя его прекратить кричать, и сказала, что это ты потащила меня из особняка на улицу. Беллатрикс слабо помнила об этом случае, и единственным, что осталось чётким в её памяти, был вид её плачущей сестры. Тогда она сделала всё только хуже: виноватой в глазах отца всё ещё оставалась Андромеда, только теперь уже за то, что якобы согласилась пойти с Беллатрикс, потакая капризам старшей сестры. — К чему это ты? — поток мыслей, полных осуждения к себе самой, никак не прекращался. С чего бы Андромеде вспоминать об этом случае? Только если это намёк на то, что старшая Блэк опять делает всё хуже. — Я просто… — тихо начала Андромеда, а после, вскинув голову, серьёзно глянула на сестру. — Я не хочу возвращаться домой. — Не неси чепухи, — она не могла поверить, что такое длинное предисловие было для того, чтоб сказать ей такую мелочь. — Почему ты считаешь это чепухой, Белла? — её голос едва не перешёл на крик. — Два дня назад я получила письмо от матери в ответ на то, которое отослал профессор Слагхорн из-за моей неуспеваемости по зельеварению. Она писала, что отец чрезмерно недоволен, и я не хочу узнавать, что подразумевает его чрезмерное недовольство для меня. — О, ну извини, что я не смогла словить ещё одну сову, Энди, — вскинула руки она, закатывая глаза. — У меня, знаешь ли, были свои заботы. — Да? И какие же? — интонация Андромеды значила, что за этими словами должны были последовать другие, но девочка резко осеклась. — Какие же что? — предложила Беллатрикс, понимая, что сестра хотела сказать что-то ещё. — Какие же заботы? — голос девочки едва не сорвался на крик, и старшая Блэк занесла руку, готовая в любой момент дать сестре звонкую пощёчину. — Похоже, тебе уже давно плевать на всех, кроме себя! Узкая ладонь рассекла воздух, с громким шлепком ударившись о чужую щёку, и Андромеда тут же схватилась за лицо, уязвлённый взгляд янтарных глаз пронзал старшую сестру насквозь. — Прости, Белла, — прошептала она, и её взгляд переменился на виноватый. — Я не хотела. Беллатрикс уставилась на свою руку, после — на сестру. Истерический смех сорвался с её губ, и она совсем не боялась, что её услышат. И её тошнило от себя сильнее, чем тошнило от всех вокруг.***
Ещё хуже непрекращающихся оскорблений Райдер и Бломе в адрес друг друга были смех и болтовня в общей комнате, где голоса всех студентов Слизерина сливались в неразборчивую какофонию, которую ни один человек не был способен слушать дольше нескольких секунд, если он, конечно, сам в этом не участвовал. Беллатрикс, раздражённо выдохнув, толкнула дверь, из-за которой доносились крики её однокурсниц, очевидно, нашедших ещё одну причину поссориться. Что-то молниеносно пролетело перед глазами, и всё внезапно стало белым, и впервые за долгое время она действительно испугалась. Это был не инфантильный страх перед отцом или тёткой, не та тревога, преследующая её после некоторых сновидений. Это был панический, не оставляющий места для трезвых мыслей страх потерять что-то, всегда принадлежащее ей. Через мгновение она услышала, как её собственный голос сливается с общим криком, заполнившим спальню. Её горло предательски захрипело, что не прекратило криков, а руки метнулись куда-то вверх, хотя она и не могла сказать, вскинула она их к потолку или прислонила к лицу. Блэк совсем ничего не чувствовала в эти несколько секунд, отчего любые её действия оставались неясными. Она продолжала кричать даже тогда, когда чьи-то руки резким движением потянули её в неизвестном направлении. Даже когда Беллатрикс почувствовала, как падает на мягкий ковёр, лежащий в общей комнате, она не прекращала истошно кричать, не обращая внимания на то, что из-за недостатка воздуха в лёгких её крик переходил в хрип, а после — в надрывный кашель. Теперь, когда она вновь могла ощущать своё тело, Беллатрикс чувствовала, как плотно её ладони прижались к лицу. Перед глазами всё еще была белая пелена, и Блэк набрала в лёгкие ещё больше воздуха для крика, который в этот раз был похожим на вой дикого животного, но никак не на человеческий вопль. Она совсем не слышала чужих криков, лишь знала, что остальные кричали с ней в унисон. Когда её измождённое горло стало неспособно производить какие-либо звуки, кроме болезненного хрипа, она скрутилась на полу, обхватив себя руками и спрятав лицо.***
Её разбудил громкий голос профессора Слагхорна, в котором слышалось искреннее участие и волнение. Очевидно, не только о ней. Беллатрикс попыталась сделать глубокий вдох через рот, но её саднившее горло запротестовало и отозвалось надрывным кашлем, который вызывал глухую боль в голове. Рука машинально потянулась к глазам и, нащупав мягкую повязку, почти забралась под неё пальцами, но чья-то рука остановила её, крепко, но в то же время аккуратно, держа за запястье. Рука определённо не принадлежала её декану: ладонь, несмотря на то, что была грубой, сохраняла женское изящество и тонкость. Она была грубее, чем у Минервы, и немного меньше. — Всё в полном порядке, — заверил её знакомый голос. Наверняка, она опять в больничном крыле. — Хочешь пить? Блэк кивнула и тут же села в твёрдой постели. Ей в руки передали длинный стакан с тёплой водой, которую она пила так жадно, что тёплые капли заструились к её подбородку, стекая дальше по шее, оставляя мокрое пятно на воротнике. Несмотря на то, что каждый глоток отдавался болью в горле, она никак не могла напиться и, когда у неё из рук забрали опустевший стакан, потянулась вслед за ним. — Потише-потише, — заботливо прошептала мадам Помфри. — Может, скажешь что-нибудь? — Что? — с мучительным усилием выдавила она и, не узнав собственный осипший голос, закрыла ладонями рот. Медсестра цокнула языком, и Беллатрикс почувствовала, как тонкий кончик палочки плотно прижимается к её горлу. Она дёрнулась, приготовившись в случае чего защитить себя, но мадам Помфри не убрала палочку. Через миг тепло стало распространяться по её воспалённому горлу, и Блэк удовлетворённо откинула голову, предоставляя медсестре возможность продолжать. Боль понемногу проходила, оставляя после себя приятное тепло. — Глаза, — вдруг выпалила она всё ещё сиплым голосом, вновь потянувшись к повязке. В этот раз её опять остановила чужая рука. — Что с моими глазами? — Мадам Помфри сказала, что вашему зрению ничего не угрожает, и всё будет в порядке, — отозвался профессор Слагхорн. — Мисс Блэк, вы помните, что случилось? — Когда всё будет в порядке? Что с моими глазами? — её голос опять срывался на хрип, а руки с яростью комкали простыни. — Почему я ничего не вижу? Зачем эта чёртова повязка? — К утру ваше зрение восстановится. Не волнуйся об этом, такое изредка случается, и ещё не было такого, чтоб я не могла исправить последствий чьих-то игр с магией. Здесь случались вещи пострашнее искр, полетевших в глаза, — тон женщины был мягким и успокаивающим. — За всё то время, что ты здесь, я сделала большую часть работы, так что осталось совсем немного. — Сколько времени я здесь? — сухо спросила она, по привычке поворачивая голову, чтоб осмотреться, но видя лишь темноту. —С позавчерашнего вечера, — она говорила так спокойно, будто проспать целый день из-за какой-то ссоры в их спальне было абсолютно нормальным явлением. Беллатрикс сейчас было не до того, чтоб считать дни недели, и она откинулась на жёсткую подушку, накрывшись одеялом и всем своим видом указывая на то, что она не хочет разговаривать ни с мадам Помфри, ни с Хорасом Слагхорном. Ужаснее и быть не могло, чем вновь лежать в больничном крыле, учитывая, что в этот раз у неё не было возможности видеть, и навряд ли где-то неподалеку лежала её палочка. Стоит ей выйти отсюда — она сделает всё, чтоб Бломе и потеряшка ответили за свои действия. Первые несколько часов это было ужасно: Беллатрикс тщетно пыталась воспринимать мир другими органами чувств, но зрение, как бы она не пыталась, было невозможно заменить ни слухом, ни осязанием. В сыром помещении чувствовалось чьё-то присутствие, и ей не удавалось избавиться от ощущения чужого взгляда на себе, как бы не обманывались в том, что никто не стал бы на неё смотреть. Скорее всего, это Бломе, Квиссель и потеряшка, а если с ними произошло то же, что и с ней, то смотреть девушки уж точно не могли. Нет-нет, должно быть, у неё просто началась паранойя из-за невозможности видеть, и теперь она чувствует опасность, исходящую отовсюду, хотя никакой опасности и нет. Единственная угроза для неё в этом месте — простуда из-за высокой влажности в холодном помещении. Больше её ничто и никто здесь не тронет. Блэк спустила босые ноги на холодный пол, тут же пожалев о своём поступке, но, несмотря на ледяную бетонную поверхность под её ногами, полностью встала с кровати и сделала первый осторожный шаг. Второй шаг был скорее неловким — Беллатрикс споткнулась о свою же ступню и чуть не упала, восстановив равновесие в последний момент. Она шла как никогда аккуратно, предварительно проводя ногой там, куда она собиралась шагнуть. Это лишь убедило её в том, что в комнате никого не было, иначе этот кто-то бы громко рассмеялся, увидев её. Должно быть, она выглядела до ужаса глупо, делая маленькие шажки, перед каждым из которых вытягивала ногу вперёд, прощупывая холодный бетон. Попытка представить себя со стороны вызвала лишь тихий смешок, сразу же подавленный из страха, что он перерастёт в громкий хохот, и тогда её найдут посреди комнаты с повязкой на глазах. Блэк лениво раздумывала, отправили ли в этот раз сову её родителям, прекрасно помня, как школа умолчала о её падении с Астрономической башни. Её мало интересовало, сколько ещё подобных случаев хранит Хогвартс в своих стенах, и какие из них стали забавными историями, а какие никогда не будут рассказаны; ей было почти всё равно, как много видели портреты, витражи и мозаики на стенах, и о чём из этого они умолчат. Всё, что имело для неё хоть какое-нибудь значение, было то, почему ей угрожали отправить сову родителям за малейший проступок, но упорно молчали, когда дело доходило до её безопасности. И ещё больше её интересовали последствия того, что она расскажет об этом отцу. Или, что лучше, тётке, всегда готовой ворваться в чужой кабинет со своими требованиями и претензиями. Скрип двери заставил её подпрыгнуть на месте, и повернуть голову в сторону источника звука, прекрасно понимая, что она ничего не увидит. Чужие шаги становились всё ближе, заставляя Беллатрикс встать в оборонительную позу, как если бы она могла дать кому-то отпор в её нынешнем положении: без зрения и без палочки. — Прогуливаешься? — прошелестела тихим голосом мадам Помфри. — Это правильно. Я пришла посмотреть на твои глаза. — Уже вечер? — сипло спросила она, поворачиваясь всем телом к медсестре. Последовала затяжная тишина, которая изрядно нервировала, и Блэк развела руками, стараясь не выглядеть слишком раздражённой. — Мадам Помфри? — Ох, прошу прощения, я забыла о твоём состоянии, — поспешно ответила женщина. — Совсем вылетело из головы, что ты не воспринимаешь невербальные ответы. Сейчас вечер, и, если всё в порядке, то ты отправишься в кабинет к профессору Слагхорну. Беллатрикс послушно позволила медсестре снять повязку, не открывая глаз, пока ей не скажут, что можно. Она чувствовала, как палочка миссис Кинн рассекает воздух плавными взмахами в сантиметре от её лица, и сгорала от нетерпения, желая как можно скорее вернуть себе возможность видеть. Следуя инструкциям женщины, она не открывала глаза даже после того, как все действия со стороны медсестры прекратились, и она осталась стоять с закрытыми глазами, пусть уже и без повязки. Её веки слегка подрагивали от нестерпимого желания распахнуться, но Блэк сдерживалась, не открывая глаз. Наверное, так себя чувствуют те, кто не открывает подарки за неделю до самих праздников. — Можешь открывать глаза, — прошелестела миссис Кинн, и Беллатрикс нетерпеливо распахнула веки. За тот небольшой отрезок времени, что она не могла видеть, в больничном крыле ничего не изменилось: стены были такими же серыми, потолок таким же высоким, а углы такими же сырыми, как будто их специально поливали водой с утра. Взгляд вновь открывшихся глаз скользнул по рукам, ладони которых были по-прежнему узкими и белыми, после чего неторопливо изучил лежащих на других кроватях. Никого знакомого она не обнаружила, что только дало ей возможность свободно выдохнуть. От небольшой прогулки по коридору к кабинету декана не было такого трепета, как в тот день, когда она вышла из больничного крыла впервые, что, в принципе, было неудивительно: она даже не успела действительно заскучать в сыром помещении в этот раз. Кабинет Слагхорна встретил её вполне приветливой обстановкой, и грузный мужчина кротко улыбнулся, махнув на одно из двух кресел перед его столом. — Давайте подождём мисс Квиссель, — с какой-то притворной — или это так только казалось Беллатрикс? — доброжелательностью произнёс он. Она успела несколько раз спросить себя, что вообще произошло, прежде чем в дверь кабинета раздался осторожный стук. Йона выглядела в несколько раз испуганнее, чем обычно, что, несомненно, забавляло, вместе с тем настораживая. — Мисс Квиссель, вы можете рассказать мне о событиях того вечера? — спросил он, едва та успели сесть. Беллатрикс никак не могла понять, почему первой спрашивают Йону. Ей больше доверяют или думают, что она больше помнит? Впрочем, помнила-то она, очевидно, больше, если хотя бы присутствовала во время конфликта, а не случайно словила несколько искр в глаза. — Ну, Ив и Джина начали ссориться, а потом они, как бы, ну... Джина достала палочку, и потом была вспышка, а потом, — её однокурсница шумно вдохнула, нервно крутя пуговицу на манжете белой рубашки. — Потом все кричали, и другие девочки, ну не из нашей спальни пришли и вытащили меня в общую комнату. И-... — Достаточно, мисс Квиссель, — прервал её декан Слизерина, подняв ладонь. — Вы можете сказать, из-за чего произошла ссора? Йона испуганно взглянула в глаза Беллатрикс и, сразу же отведя взгляд, закусила губу. О, Мерлин, не хватало ещё, чтоб Слагхорн решил, что Блэк её запугивает. Девушка продолжала молчать и крутить пуговицу на рукаве, которая грозила оторваться. — Я не знаю, из-за чего они поругались, — наконец, смогла произнести Йона, густо покраснев. Круглое лицо преподавателя повернулось к Беллатрикс, и та, совсем не понимая, что ей нужно говорить, неуверенно пожала плечами. Жёлто-зелёные глаза профессора не выражали ни единой эмоции, что значительно затрудняло, нет, делало невозможным понимание того, что на уме у декана Слизерина. — А что помните вы, мисс Блэк? — спросил он. Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, но не для того, чтоб одурачить декана и убедить его в том, что ей сложно вспоминать об этом, а потому, что её голос был всё таким же сиплым, как и тогда, когда она пришла в себя в больничном крыле. — Помню, что открыла дверь, больше ничего не помню, — Слагхорн, видимо, удовлетворённый ответом, кивнул. Он сочувственно улыбнулся, и Беллатрикс невероятно сильно захотелось подорваться с кресла и сбежать подальше, где нет такого рода улыбок, подразумевающих её слабость и незащищённость, подразумевающих, что к ней следует испытывать жалость. — И не должна ничего помнить, между прочим! — Спасибо, мисс Квиссель, мисс Блэк, — мягко произнёс он, и Беллатрикс встала, улыбаясь как можно естественнее. Йона последовала её примеру. — Не смею вас больше задерживать. Они вышли из кабинета декана, быстрым шагом направляясь к подземельям, где была общая комната их факультета. В голове Беллатрикс всё ещё была полная неразбериха: все прекрасно знали, из-за чего обычно начинали ссориться Джина и Ив. У Йоны совсем не было причин скрывать повод конфликта, учитывая, что споры из-за чистоты крови никогда не были чем-то особенным даже в стенах школы, а в последнее время это стало чуть ли не главной темой обсуждения, и родители некоторых студентов высказывались в пользу того, чтоб их дети не учились вместе с магглорождёнными либо полукровками. Но, тем не менее, Квиссель умолчала, и это было ещё более непонятным и раздражающим, чем она сама. Беллатрикс рывком оттянула Йону к ближайшей стене под неодобрительные возгласы портретов. — Какого чёрта ты устроила в кабинете у Слагхорна? Знаешь же, из-за чего эти две поругались, — прошипела она, схватив однокурсницу за воротник, та что-то невнятно ответила, и Блэк, не разобрав ни звука, тряхнула девушку, отчего последняя глухо ударилась затылком о стену. — Что ты там мычишь, Квиссель? — Я… я не знаю, просто, ну, — слёзы проступили в серых глазах, и Беллатрикс с отвращением приподняла нижнюю губу. — Я не знала, что сказать. У вас эти ссоры из-за статуса, и, ну, я решила, что преподавателям лучше не знать об этом. — Идиотка, здесь каждый третий преподаватель поддерживает политику чистоты крови и не пресекает травлю грязнокровок, а то и поощряет, — Йона испуганно уставилась на неё. — Рассказывай, почему ты солгала Слагхорну! — Я не знаю, — пискнула девушка, как если бы у неё закончился воздух. — Пожалуйста, я не хотела. Беллатрикс отпустила чужой воротник и внимательным взглядом изучила лицо своей однокурсницы. Йона беззвучно плакала, даже не беспокоясь о том, чтоб закрыть лицо рукой. Ей, этой несчастной и глупой девчонке, нужны сочувственные улыбки и понимающие взгляды! Ей, а не Беллатрикс Блэк, которая бы никогда не опустилась до того, чтоб рыдать перед одногодкой, даже не будучи напрямую оскорблённой. — Иди в спальню, Квиссель, я догоню, — медленно произнесла она, не сводя глаз с плачущей девушки напротив. Её однокурсница быстро закивала, без конца говоря какую-то нелепую и неясную чушь, из которой Блэк разобрала лишь «извини» и «спасибо». Йона быстро, спотыкаясь, побежала к общей комнате, у двери которой стояла дольше обычного. «Бедолага забыла пароль от страха», — Блэк улыбнулась этой мысли, и направилась в другую сторону, не особо волнуясь о том, как же перепуганная девушка попадёт в общую комнату, а затем и в спальню, где ей, конечно же, нужно будет спать на самой дальней кровати. Кто-нибудь обязательно ей откроет, а если и нет, то Йона уж как-нибудь вспомнит пароль.