убежище слепых

      Чонгук потихоньку открывает глаза, что даётся с трудом. Веки будто слеплены между собой стойким суперклеем. Где-то внутри сжимающее лёгкие чувство паники от неизвестности. Он толком не помнит, что произошло перед тем, как он отключился, и не осознаёт до конца, где находится и что вокруг него. Доносится тихое шуршание шагов и звон склянок и бутылок, а ещё какой-то странный противный писк сбоку, похожий на тот, который издаёт прибор измерения пульса. Наверное, это Лин снуёт из стороны в сторону, занимаясь своими делами и бурча себе под нос, как он это обычно делает.       Глаза открываются, и приглушенный свет лампы виден где-то в самом углу помещения. Он всё там же, на чердаке, что несомненно радует. Сколько времени он провёл в отключке? Один огромный вопрос.       — Лин? — с хрипотцой в голосе и попытками хоть как-то прокашляться, потому что в горле просто ком, будто только что проснулся.       — Доброе утро.       — Утро?       — Так говорят обычно, — Лин повернулся к нему, отставив какие-то баночки, и опёрся руками о столешницу. — Ты провалялся часа четыре. Я уж думал, что «коньки отбросил», даже к аппарату подключил на всякий случай.       — Не дождёшься, — Чон понемногу шевелится, опираясь на руку, чтобы совершить первую провальную попытку встать и завалиться обратно, прикрыв глаза руками. — Дашь зеркало?       Лин подошёл к комоду. На нём только один предмет — излюбленное зеркало Чонгука. Он постоянно его просил сразу же после процедуры, чтобы посмотреть на результат и убедиться, что всё прошло хорошо. Ему хотелось просто с облегчением вздохнуть и понять, что все планы хотя бы на ближайшие пару недель он ещё может воплотить в жизнь. У него ещё получится просто немного пожить, пускай и в таком испорченном и гнилом мире «нормальных людей».       — Лин… — секундная пауза. — Почему мои зрачки посветлели?       — Да, я тоже заметил. Возможно, эта вакцина получилась слишком ядрёной, и из-за этого у тебя высветлился пигмент, — он уткнулся лицом в кулак и опустил голову. Лин не дурак и понимал, чем это может обернуться для Чона. — Почти незаметн…       — Ты издеваешься?! — началась паника. — Лин, это пиздец как заметно! Ты же знаешь, что линзы запрещено носить. Как я объясню всем работникам и своей семье, что у меня изменился цвет глаз?       — Ты же почти не видишь свою семью, а сотрудникам должно быть плевать. Просто закройся в своём кабинете и всё.       — Это так не работает, знаешь ли. Как давно ты был на улице последний раз? Ты знаешь, что внесли вознаграждение за доносы на «слепых»? А за укрывательство — тюрьма! — он опустил глаза, задумавшись, а потом с тяжестью вздохнул. — День рождения…       — Что? — не расслышав, переспрашивает Лин.       — Завтра у моей матери День рождения. Вся семья собирается праздновать, и я в их числе, — ещё одна попытка встать. Злость и паника от сложившейся ситуации придают сил, а зеркало плавно вылетает из рук и падает на пол.       Первая трещина.       Он сидит на кушетке с опущенной головой, сжимая пальцами её края. В голове мыслей рой, но ни одной верной. Толку-то? Решения не найти, линзы запрещены повсюду, их даже достать будет нереально за оставшееся время, а это всего пара часов до рассвета. После рассвета скрывать будет просто невозможно, а это он даже не берёт в учёт, что ночью концентрация полицейских просто зашкаливает.       Что делать?       — Что мне, мать твою, делать? — тихо рычит, всё никак не отпуская состояние шока. — На кой хрен я тебе даю столько бабок на твои исследования?! Чтобы оказаться сейчас в такой жопе?       Накал с каждой секундой возрастает, Лин отступает шаг за шагом назад, подальше от разъярённого Чона. Он правда не знает, что делать и как это можно исправить. Лин не хотел, чтобы так вышло, поэтому мысленно вторит: «Всё будет хорошо. Всё точно будет хорошо».       Чонгук молчит около минуты. Плечи дрожат от усталости и безысходности. А потом он поднимает голову. Глаза обречённые, злые, но с каплей надежды где-то глубоко внутри.       — Это пройдёт? — тихо, еле слышно. — Как ты думаешь, док?       Надеется, что сейчас Лин ему скажет, что это всего на час-второй и пройдёт, но он не знает, только догадывается, что нет. Не пройдёт. Слишком много процедур было сделано, глаза не выдерживают.       Возможно, сейчас лучше не говорить об этом, но правда ценнее:       — Навряд ли, — робко, аккуратно. — Я думал всё время, пока ты спал. Твои глаза уже устали от процедур, они не выдерживают. Ты же заметил, что с каждым разом действие вакцины всё короче? Я предполагаю, что может настать момент, что она перестанет действовать на тебя вообще. Боюсь, к тому моменту, если мы продолжим пробовать, то твои глаза полностью станут белыми и чуть ли светиться не будут.       Тишина… Слышно даже как трещит лампа, о которую ударяются маленькие мошки и сгорают заживо в долю секунды. Вроде бы стремились на свет, а в итоге сгорели. Фееричное завершение жизни. Чонгук чувствует себя это мошкой. Смысла больше нет.       Он с трудом поднимается и медленно перебирает ногами в сторону выхода. Как пройти к выходу, если ты так обессилен? Куда ему идти, если на любом шагу может подойти полицейский и поинтересоваться, что ты так поздно делаешь на улицах? Куда ему податься, чтобы спрятаться? Но главный вопрос остаётся неизменным…       Что ему делать дальше?       Впереди лишь дорога из неизвестности, которая чертовски пугает. Пожалуй, неизвестность пугает его больше всего. Более, чем цвет глаз, на который ему, в принципе, плевать, но не плевать обществу и властям. Они выдают его с потрохами. Итог один — он в полном дерьме.       На улице моросит дождь. Лин пытался его остановить, говорил, чтобы он переждал у него в лаборатории и не совался на улицу, ведь «а вдруг пройдёт». Инстинктов какой-либо самозащиты нет, он просто идёт по пустой дороге вперёд с целью добраться к машине. Он припарковал её в одном квартале от часовни, чтобы остаться незамеченным на всякий случай. Просто в целях безопасности.       Первой мыслью было набрать Суин и попросить её приехать за ним. Оценив своё состояние, Чонгук решил, что так было бы лучше, но когда он потянулся в карман за телефоном, то понял, что, скорее всего, он выпал ещё в лаборатории. Желания возвращаться туда не было от слова «совсем». Кое-как минут за десять у него получилось пройти половину квартала, периодически опираясь на столбы. Со стороны он мог бы показаться пьяным, но при малейшем шорохе он прятался за ближайший столб, чтоб не привлечь вопросы редко снующих прохожих и полиции. Пару раз зацепился за бордюры, пару раз вильнул из стороны в сторону. Пару раз в минуту хватала пульсирующая боль в глазах, перекатывающаяся на виски, закладывало уши. А потом крик…       — Стой!       Он быстро прячется за угол дома. Сердце бешено стучит, паника снова накатывает. Чёрт, этот вечер определённо один из худших в его жизни. Столько проблем…       По улице промчались двое парней, а за ними два полицейских. Мужчины в форме кричали предупреждения, грозились начать стрелять, но парней это не остановило. С ними определённо что-то было не так. Прошло пару секунд — раздался первый выстрел, а за ним последовала ещё череда. Чон услышал глухой крик и выглянул краем глаза. Один из парней упал на землю, хватаясь за свою ногу. Второй же пару раз обернулся назад и, заметив подстреленного товарища, вернулся к нему и упал на колени, хватая парня под руки в попытках поднять, но получалось с трудом. Полицейские уже подбегали. Раненный кричал о том, что его нужно оставить, бросить, но его друг упирался до последнего, а потом всё-таки робкими шагами стал отходить от него и бросился прочь. Чонгук не видел их лиц, полумрак скрыл всё, но отчетливо наблюдал за лужей крови, которая растекалась от ноги подстреленного парня.       Полицейские подбежали к парню, и Гук услышал:       — Этому крышка. Нужно взять второго слепого живым!       Теперь всё стало ясно. Они просто попались. Гук знал, что в последнее время охота на слепых развернулась более ожесточённая. Как и говорилось ранее, правительство обещало вознаграждения за наводки, премии полицейским за количество отловленных. В полицейском участке чуть ли не устанавливали планы, чтобы бить рекорды. Участки вели соревнование между собой, а самые успешные «охотники» считались героями. Укрытие дефектных, по их мнению, людей каралось жестоко. Как минимум — лишение свободы, как максимум — привлечение всей семьи к ответственности. Несоизмеримые штрафы и концлагеря с пожизненной отработкой.       Правительство было беспощадным и не давало поблажки никому, кроме самых приближённых. Главой всего этого пиршества был нынешний диктатор Ким Инчхэ, который правил множество лет и придерживался строго монархического устоя, приняв бразды правления от своего отца Ким Ибджи. Он же рассчитывал передать звание своему сыну, представителю рода Ким, который с достоинством продолжит династию Ким.       Иметь хоть какое-то отношение к касте слепых, даже самое отдалённое, означало пятно на тебе и твоей семье в целом. Завидев слепца, все сразу звонили в полицию и отходили как можно дальше, сторонясь, чтобы не запятнать своё чистое звание «семейного гражданина» страны.       Гуку тоже было бы неплохо сбежать, скрыться подальше, потому что в любой момент полиция могла вернуться обратно к уже бездыханному телу парня, который потерял фатальное количество крови, а после обыскать территорию. Но он лишь осел наземь, потому что ноги подкосились сами по себе, как только донеслись последние возгласы полицейских и наступила тишина. Слишком много тревожностей за один вечер, слишком много фатальных ошибок. Где-то внутри было желание помочь лежавшему на холодной земле парню, возникло какое-то странное чувство долга. Возможно, он позвонил бы в скорую, он бы выжил и его отправили хотя бы в «Истоки». Ведь все знают, что слепых не убивают, а используют на благо Великого государства. Но…       Кто сейчас помог бы ему?       Прошло ещё пару минут, а может и больше. Счёта времени не было, глаза почти закрывались. Откуда-то сбоку послышались тихие шаги. Он повернул голову и увидел, как в узком проходе между двух домов с противоположной стороны дороги показался силуэт. Чон испугался, но не шевельнулся. Человек медленно подходил, и свет фонаря наконец-то попал на него. Это был тот, второй… Он скрылся от полиции? Зачем он вернулся сюда?       Его голова была в капюшоне, из которого выглядывало несколько прядей витых темных волос. Парень подходит всё ближе к телу погибшего, присаживается на корточки и снимает капюшон. Чонгук видит его лицо, оно красивое. До безбожного красивое в свете тусклого фонаря. Гук застывает и даже не замечает, как он тянется вперёд, перемещаясь на колени. Он затаил дыхание и с удивлением пытался разглядеть его. По щеке парня проскальзывает что-то яркое, а потом срывается с подбородка и падает вниз на умершего. Слезы текут по его лицу, оставляя блики в темных, как мгла, глазах. Чонгуку они кажутся красивее, чем у всех тех «нормальных» людей. Что-то внутри вспыхнуло. Непонятное странное чувство, маленький огонёк, который еле-еле светит и греет. Это пугает…       Гук даже не осознал, как покинул своё укрытие, и свет попадал на него, поэтому, когда парень начал вытирать краем рукава своей толстовки слёзы, он заметил его. Смотрит. Не отводит взгляд. Слёзы перестают течь, в глазах нотка испуга. Чонгук хочет сказать, что ему не нужно бояться, что они похожи, но потом вспоминает, что он на протяжении года делал всё, чтобы скрыть этот факт. Он еле-еле дёргает уголками губ, чтобы что-то произнести, когда замечает, как по улице возвращаются те самые полицейские. Пара секунд на размышления, страх за свою жизнь, а потом:       — Беги! — что есть мочи, лишь бы услышал и понял.       Парень оглядывается в сторону, замечает полицейских, быстро переводит взгляд снова на Гука и срывается с места, забегая снова в переулок, периодически оглядываясь на Чонгука. Один из полицейских бежит вслед за ним, а второй остаётся стоять и смотрит на Чона. Его не должны догнать, он показался проворным. Чонгука же догонять даже не нужно.       Он не сможет бежать, даже не пытается…

***

      — Он точно умер? — Намджун ходит из стороны в сторону, нервно кусая ногти и периодически тарабаня пальцами по столешнице. Он на взводе, ведь они потеряли ещё одного человека, очень хорошего парня. — Таюн не мог попасться. Он бегает, пожалуй, быстрее всех из нас. Такого просто не может быть…       — Они стреляли, Нам. Много раз… Улица была пустой, увернуться или спрятаться было невозможно.       — Но ты же убежал! — он резко поворачивается и кричит буквально в лицо.       — Не вздумай винить меня! — резко отвечает Тэхён. — Меня самого могли легко грохнуть, когда я вернулся туда.       — Прости, я не хотел… — Намджун резко остановился. — Ты что…? Ты туда вернулся?       Тэхён пару секунд молчит, а потом подходит к единственному окну в этом доме и садится на него, свешивая ноги.       — Да, я был в состоянии шока, — Нам видит, с каким трудом ему даются слова. Тэхён даже не смотрит на него, будто возвращается во времени назад, переживает по новой и пытается осознать. — Хотел проститься… Чуть не попался. Мне удалось скрыться потом от полицейских, Таюн кричал, чтобы я уходил, но, когда у меня получилось отвязаться от полиции, я почему-то подумал, что они не вернутся туда. Смысл-то? Он умер, вызвали бы скорую и всё, но они вернулись. Если бы не тот незнакомец, я не…       — Стоп, какой незнакомец? Там был кто-то ещё?       — Какой-то парень сидел у соседнего дома и смотрел на меня.       — Он увидел твоё лицо?! — Намджун подлетает к нему и хватает за плечи, но Тэхён молчит. — Я спрашиваю, он увидел твоё лицо?       — Он… Я не знаю, я не уверен.       — Тэхён!       — Да, наверное, я снял капюшон, когда подошёл к Таюну, — а потом поднимает голову и хватает руку лидера. — Нам, я не думал, что там кто-то есть ещё!       — Теперь они смогут составить твой фоторобот, ты это понимаешь?! — он кричит. — А вдруг они проследили, куда ты пришёл?       — Я заметал следы как мог! До самого утра ходил кругами по кварталам, а в дом подобрался с чёрного входа, — он оправдывается, не ожидая услышать ярость лидера.       — Да какая к чёрту разница! Этот незнакомец сдаст тебя, и при любом ЧП ты даже не сможешь выйти днём, — Намджун был разозлён, он снова ходил из стороны в сторону, снова грыз ногти и тарабанил пальцами.       — Он спас меня! Это он заметил полицейских и крикнул мне, чтобы я бежал! Смысл ему после этого меня сдавать? Скорее всего, он уже в каком-то концлагере.       — Ты хочешь сказать, что он не слеп? — лидер был удивлен, его голос стал ниже и спокойнее.       — Нет, у него обычные глаза. Белые… Даже очень белые.