— Волнуешься?
Чонгук улыбается натянуто и кивает. Старается выглядеть максимально убедительно. Не доверяет голосу. Чимин его знает превосходно: мысли прочитает, по малейшему движению неладное заметит, что уж о голосе говорить. Чимин хороший, просто замечательный. Чонгук ему очень благодарен. Хотя бы за то, что не кинул и не послал куда подальше.
Хочется ответить, что нет, не волнуюсь. Нет, потому что уже не важно. Не нужно. Чонгук перегорел, мысли заняты не исполняющейся, возможно, прямо в эту секунду мечтой. Нет, совсем нет. Он шёл к этому долго, с тринадцати лет делал всё, чтобы сегодняшний день наступил. И вот он здесь. Совсем скоро он вместе с друзьями, братьями выйдет на сцену. Свет софитов будет бить в глаза, из зала обязательно будут раздаваться аплодисменты и крик. Полгода назад он был бы невероятно счастлив.
— Волнуешься? — Юнги чуть усмехается по-доброму, смотрит на встрепенувшегося младшего лисьими глазами. Тот никак не может успокоиться, не зная, куда деть руки: то края рубашки теребит, то по волосам неаккуратно проведёт.
Это первая репетиция на сцене. Стафф что-то переносит, настраивает аппаратуру. На самом деле не так уж и необычно. Практика бывала совершенно разной, готовя к всевозможным случаям звёздной жизни.
— А ты нет, хён? — вопросом на вопрос отвечает Чонгук.
— Волнуюсь, конечно. Но не так сильно, как ты, — взглядом скептически следит за пальцами, вновь исчезающих в донельзя растрепанных прядях. — Знаешь почему?
— Почему?
— Потому что верю, что мы справимся. Все вместе. Ты, Чимин, Тэхён и я. Я знаю, что все мы готовы настолько, насколько можем вообще быть готовыми. Я видел все достижения и неудачи и знаю, на что мы способны.
Юнги подходит и уже сам ерошит чужие волосы. Чонгук наконец улыбается и более-менее расслабляется. Старший опирается на его плечо. Макнэ рассматривает кольца на пальцах Мина, переводит взгляд на лицо и понимает, что да, они все вместе. Он в порядке.
— Хён, я… Спасибо. За всё. Я не хочу идти дальше, если тебя или кого-то из вас не будет рядом.
Чонгук улыбается ещё раз при виде удивлённо развернувшегося к нему старшего и отходит. Он сказал правду. Он не хочет терять кого-то из них. А если это будет Юнги… Чонгук глубоко вдыхает, прикрывая веки. Сразу вырисовывается перед глазами лицо старшего с точностью до мельчайших деталей. Если это будет Юнги, тогда он не справится точно.
А теперь думает лишь о том, что близкого, просто жизненно необходимого человека нет рядом. Забавно, он больше всего хотел дебютировать с Юнги. И вот, пожалуйста. Получите, распишитесь. Их группа вышла на эту же сцену несколько дней назад. Он знает, он чуть ли не раньше всех подписался на их твиттер. А сегодня здесь они. Чонгук должен радоваться, но ощущает себя опустошённым, слабым и ни на что неспособным. И он бы бросил всё, ушёл, может уехал домой, но не может. Если он сделает это, то подведёт других важных для него людей. Тэхён и Чимин как никто заслужили стоять на этой сцене. Получать любовь и громкие аплодисменты. Поэтому Чонгук продолжает. Вместо того, чтобы сказать «нет», соглашается и берёт в руки микрофон.
Чимин на натянутую улыбку отвечает своей, из-за своего возбуждения читает Чонгука бегло, не вникая так, как делает это обычно. Отходит к Тэхёну. Голос ведущего объявляет их группу.
Их ждали, за ними следили, пытались вычислить. Потому что крупная компания, потому что деньги и пиар. Брэнд.
Звучат первые ноты их песни. Они на сцене, о которой грёзили ночами. Много-много людей кричат и поддерживают их. Свет отражается от блёсток на пиджаке. Всё сливается в одно. Собственный голос расходится по всему залу. Тэхёна приводит в восторг. Чонгука оглушает и слепит.
Их встречают на «ура». Продажи первого альбома увеличиваются. Они постоянно где-то выступают. Им дают награду «Лучшие новички». Даже в новостях говорят об их успехах, пророчат большое будущее и невероятные награды. Снимаются для журналов и реклам, дают интервью. Они у всех на слуху.
А группа Юнги нет. Компания слишком маленькая, даже вялая помощь партнеров не даёт толку. Их упорно не замечают. Чонгук смотрит все немногочисленные выступления, все до единого. Выкраивает время и перечитывает, пересматривает и душит, душит, душит себя воспоминаниями. Холодок, уже появляющийся раньше, пробегает по позвоночнику всё чаще. Чонгук утопает в недрах памяти с Юнги, мороз ощущается всё чётче. Одиноко, даже в толпе, на сцене, где сотни тысячи глаз направлены на него, в комнате, с Чимином, с Тэхёном, в зале, во всём мире ужасно, бесконечно одиноко. И из-за этого холодно. Как будто он потерялся в зимнем лесу. И вокруг никого на неизвестное количество километров вперёд. Только и слышится вой ветра, да скрип веток. Чонгук уверен, у этого замкнутого круга есть только один выход — Мин Юнги.
Парень даже видит его пару раз. Замечает издалека за сценой знакомый силуэт. Пытается подойти, приблизится, но его каждый раз уводят, не подпуская. Вырваться и найти не удаётся. Он бессилен. Один раз, один единственный раз он оказывается достаточно близко. Он окликает Юнги, и тот оборачивается. Но проходит взглядом по толпе людей с безразличием, не видит и не замечает, полсекунды смотрит в глаза и его лицо не выражает ничего. Отворачиваясь, кривится. Чонгук смотрит, и у него, кажется, начались галлюцинации.
Он останавливается и обнимает себя руками. Больно. Больно, одиноко и вновь холодно. Хочется сдаться, как никогда. У Чонгука нет сил продолжать, ни физических, ни моральных. Он думает о том, что стоит опустить руки, отдаться и утонуть в этом чёрном холодном океане. Ощущать, как дрожит тело — ужасно. Понимать, что единственный человек, способный унять эту дрожь, уходит всё дальше, кривится, не желая иметь с ним дела — ещё ужасней.
Всё крутится и вертится в бешеном ритме. Не сомкнуть глаз — элементарно некогда. У них диета жёсткая, потому что должны соответствовать стандартам, выглядеть идеальными, как и подобает айдолам. Но даже эти небольшие порции, подающиеся реже положенного, Чонгук не может проглотить. Кусок не лезет в горло. На лице как будто неснимаемая маска из макияжа и ненастоящих улыбок. Дополняет образ ещё более фальшивый блеск радости и счастья в глазах. Чонгук профессионал, он выходит на сцену под прицел камеры, и никто не имеет и малейшего понятия о том, что всё это напускное, идеально отыгранная роль. Чонгук не просто профессионал, он — Великий Мастер своего дела.
Ещё раньше, до дебюта, по просьбе Чимина и Тэ он посещает психотерапевта. Чонгук не ощущает себя больным, но тогда ему настолько безразлично всё происходящее вокруг, кроме Юнги, разумеется, и нескончаемой боли, что он просто соглашается, не желая и не имея сил спорить. Врач милый человек, с выписанными препаратами становится как бы легче, но… Ощущение, будто его пытаются заставить забыть, вытащить из него всю любовь, заполняющую его. Да, она приносит ему только страдания, да, Чонгук зависим от человека, но его чувства — это ведь не только боль! Мин был, есть и останется для него самым важным человеком.
Чон не понимает, в какой-то момент начинает даже соглашаться с чем-то. Но лечение набирает обороты, парень потихоньку прибавляет в весе, возвращается сон и более здоровый оттенок кожи. Все неравнодушные вокруг не могут нарадоваться, улыбаются, и Чонгук слабо улыбается в ответ, но внутри не понимает. Никто не знает, о чём он говорит с психотерапевтом в светлом кабинете, но парню кажется, что Юнги из него просто пытаются вырвать. Сначала медленно, аккуратно, а потом всё сильнее и сильнее, увереннее и резче рвутся к замёрзшему сердцу, где место только для одного, и согреть которое может тоже только один. Но проблема в том, что если удалить так называемую «проблему», то от самого сердца ничего не останется, Чонгук в этом уверен больше, чем в чём-либо. Кажется, что из него делают идиота. Такую среднестатистическую единицу человека-дебила. Который не имеет своих мыслей и чувств, будет делать, что ему скажут, улыбаться, не сопротивляясь какому-либо воздействию извне. Тем, кем можно крутить как заблагорассудится, словно куклу. С каждым новым днём, проведённым в светлом кабинете с милым человеком, Чонгук всё больше ощущает отторжение, некое отвращение к этому специалисту, пытающемуся копаться в его мозгах, дабы подобраться ножом к его сердцу.
Хоть и общее состояние улучшается, внутри вроде бы ничего и не меняется. Кроме, наверное, того, что мысли несколько прояснились. Чонгук лишь сильнее убеждается в том, что ему всё это не нужно. Возвращается вновь к тому, что единственное необходимое для него — Юнги. Он размышляет об этом и тогда, когда натыкается дома на бутылку хорошего алкоголя. Ему уже надоели проблемы, график, мысли, раздирающие голову, и бутылка, поигрывающая бликами, кажется отличным решением.
Не то, чтобы он совсем не пил раньше. Пил, и достаточно. Но вот организм переносил подобное не очень хорошо. Происходящее тем вечером он помнит очень смутно, особенно после того, как взял ещё две бутылки. И хотя Чонгук пытался как раз-таки перестать думать, воспалённый мозг решил иначе и только усилил работу, сводя к одному выводу: «Юнги ему ужасно нужен. И без него Чонгуку даже жить не нужно. Но сам Чонгук Юнги не нужен совсем. Он не хочет его видеть и не хочет быть ему нужным. Тогда зачем Чонгуку быть?»
Дальше он помнит только то, что окно было привлекательно, но слишком высоко, и что красный крест на аптечке выглядел слишком ярким, а упаковки шуршали слишком громко. Открыл глаза он уже в больнице, с раскалывающейся головой и обеспокоенными лицами, смотрящими на него.
Сеансы прекратились. Выкроить время было невозможно. Они — самый успешный проект директора. Он сам так говорил пару раз с противной ухмылкой. На то, что Чонгук, по словам других, болен, ему наплевать. Его предупреждал Седжин. Ходили разбираться Чимин и Тэхён. Итог — чужое резкое «Меня не волнует! Вы поставили свои подписи, деньги вложены! Ничего отменено не будет!».
И вот сейчас в мыслях вновь только бесконечное «
Юнги, Юнги, Юнги». Чонгук страдает, ему постоянно кажется, что старший где-то рядом, слышится будто бы его голос. Каждый раз возвращаясь домой, всё, что он может — смотреть фотографии, и короткие видео, сделанные им когда-то в прошлой жизни.
Становится почему-то холоднее и холоднее. Чонгук пытается игнорировать навязчивое ощущение, но надолго его не хватает. Он надевает тёплые вещи, залезает под плед или одеяло, пьёт горячий кофе литрами, но ничего не помогает. Становится чуточку теплее, но это столь мало и незначительно, что можно и не считать.
Когда ему удаётся уснуть, он снова видит зимний лес. Он пробирается по сугробам сквозь ветви, ветер свистит в ушах и колет щёки.
— Чонгук, — зовёт его чей-то знакомый голос. Никак не получается разобрать, кто это.
Впереди он видит силуэт. Чёрные волосы, чуть сгорбленная фигура. Чонгук ускоряется, пытается бежать. Ветки бьют по лицу, снег попадает под одежду. Силуэт приобретает чёткость, повторяет своё «Чонгук» так тепло и знакомо.
Юнги. Парень улыбается ярко, тянет вперёд руку. Чонгук бежит изо всех сил, сердце неистово бьётся, из глаз текут слёзы. Ещё немного, ну же! Остаётся несколько жалких метров, как Юнги исчезает, растворяется в воздухе, рассыпается снегом.
Чонгук тянет к нему руку и резко открывает глаза уже в своей кровати. Его вновь трясёт. Дыхание не хочет восстанавливаться. Белый потолок кажется огромным сугробом. Перед глазами чужая улыбка. Всё ещё холодно, будто снег перенёсся вместе с Чонгуком из сна.
***
Фансайн длится ужасно долго. Ноги затекли, а люди начинают раздражать. Чонгук держит девочку за руки, на лице вновь идеальная маска. Расписывается на очередном протянутом альбоме. Парень ненавидит эту обложку. Это то, из-за чего всё случилось так, как случилось. Что было бы, сложись всё по-другому? В другой компании, с другой мечтой, в другой вселенной? Чонгук бы постарался, переиграл. Но он ощущает только холодный ветер зимнего леса. Сковывающий, подчиняющий.
Тэхён справа бросает на него обеспокоенный взгляд. Чонгук давит порыв поёжиться и улыбается фанатке, а после чуть кивает Тэ. Тянется, отбирает у него маркер. Смеётся, глазами передаёт «Всё в порядке». Ким читает, старается верить, хоть и понимает, что ни черта на самом деле не в порядке. Затевают шуточную драку за маркер. Подаренные ободки-ушки сбиваются, руки ещё больше пачкаются чёрным. Чимин начинает комментировать. Люди смеются, разыгранная сцена делает своё дело.
— Пока! Мы вас любим! — Тэхён улыбается намного искреннее Чонгука. Делает с Чимином сердечки и машет руками.
— Пока! До встречи, — Чонгук тоже машет и тоже улыбается, стараясь абстрагироваться от снежной пустыни внутри. Эти люди. Чонгук не уверен в том, что он к ним чувствует. С одной стороны, он рад их поддержке, но с другой — его всё тихо бесит. Он жутко устал от громкой и шумной толпы вокруг. Ему надоело врать, надоело притворяться. Быть идеальным красивым мальчиком. Никто и не предполагает, что айдолы связаны по рукам и ногам контрактом. Им не дают права голоса, продают.
***
— Чонгуку снова холодно, — начинает Тэхён и оглядывается через проход на макнэ. Тот вновь завернулся в плед и закопался в подушки. — Я не знаю, что делать.
Ким вспоминает, что не так давно Чимин говорил ему нечто подобное. Негромко грустно усмехается. Садится за стол. Часы тикают, отмеряя секунды. До чего?
— Это ведь не какая-то простуда, верно? — говорит стоящий у окна Чимин. — Я искал, нет ничего похожего. У нас нет возможности справиться самим. Нам надо снова обращаться к психотерапевту.
Чимин обреченно вздыхает, садясь напротив. Вновь толкает к парню кружку с кофе, перед собой ставя зелёный чай. У Тэхёна чувство дежавю. Он зачёсывает назад мешающую чёлку и смотрит на пенку напитка. Она оседает на светлых стенах, оставляет разводы.
— Как ты себе это представляешь? Или, лучше сказать, когда? Время, Чимин. У нас его нет. У Чонгука его нет. Что у него в голове? К чему это может привести? Я боюсь повторения. Да и что скажет сам Чонгук?
— Не знаю. Я думал над этим, но я не вижу другого выхода. Промоушен заканчивается. У нас появится возможность. Но Чонгук… Может, стоит попробовать? Как-то убедить его.
— Как? Я понимаю тебя, но снова же. К доктору Чхве он точно не сунется, — Тэхён с напускным спокойствием моет кружки, вытирает их и ставит на место. Собирается, не подаёт виду, что сам готов чуть ли не в петлю лезть. Убеждает и себя, и Чимина. Всё как бы обыденно, будто они обсуждают, что приготовить на ужин, а не то, что Чонгук на их глазах затухает. Облокачивается на столешницу поясницей. — Но и оставлять как есть тоже нельзя.
— Я смотрел, куда можно обратиться. Подобрал несколько человек, с которыми можно договориться о графике, — Чимин теребит рукав домашней толстовки. Поднимает усталые глаза на Тэхёна. Тот задумчиво хмурит брови и чуть скребёт ногтями поверхность. Губы обкусаны, и Чимин с грустью вспоминает, как поддерживал друга в трудные минуты, заставлял дрожащие губы вновь растягиваться в забавной улыбке. Теперь же поддержка нужна им обоим. — Но не знаю, правильно ли всё это, — заканчивает совсем тихо.
— Мы не можем быть уверены во всём, — произносит Тэхён. — Но мы должны что-то сделать.
***
Музыка из колонок кажется слишком громкой, много людей пробегают мимо, что-то переносят, кого-то зовут. Чонгук чувствует, как все они своим дыханием, своими движениями создают потоки холодного сквозняка. Понижают и так низкую температуру воздуха вокруг. Это не первый их концерт, и уж точно не последний. И эта мысль не вызывает ничего, кроме глубокого вздоха.
Чонгук не видит группу на сцене, не обращает внимания на бьющий озноб и слезящиеся глаза. Он застыл на одном месте, а его взгляд прикован к знакомой тёмной макушке. Замер, на секунду задержав дыхание, почувствовал, как накатила ещё одна волна дрожи. Да почему так чертовски холодно.?
Юнги… Наконец-то совсем рядом. Несколько метров — ничтожное расстояние, и никого в поле зрения, кто заставил бы его сиюминутно отвлечься и отойти. Чонгук сам не понимает, как делает шаги в сторону старшего. Внутренняя вьюга чуть затихает в волнении и предвкушении. Юнги наверняка тёплый. Такой тёплый, что хватит и на Чонгука. Именно так, как давно хочется и мечтается. Лишь бы не оттолкнул…
— Х-хён? Хён, мне холодно, — собственный голос звучит хрипло и как сквозь толщу воды. От пальцев, вцепившихся в чужое плечо по чуть-чуть начинает разливаться спасительное тепло.
Но Юнги разворачивается, дёргается, вынуждая разжать пальцы. Взглядом обжигает, словно льдом и говорит полное яда:
— Надо же, кто спустился до простых смертных. Что, уже надоели деньги, известность и толпы фанаточек?
— Х-хён, мне холодно. Пожалуйста… Хён.
Как в бреду. Чонгук сошёл с ума. Определённо сошёл с ума. Всё происходящее сейчас наверняка плод его больного воображения, а сам он сидит где-нибудь и плачет из-за выбросов собственного мозга. Тёмные глаза напротив такие яркие, такие любимые, что Чонгук тонет, тонет, тонет в них. Но сказанные слова полны презрения, вновь бьют, дробя на мельчайшие кусочки и так потрёпанную душу и…
— Хён, н-нет. Без тебя…
Чонгук не смыслит, что именно говорит, слова вырываются сами. Юнги, тот, из-за кого так холодно, по кому ломает со страшной силой, всё ещё перед ним. Взгляд застилает пелена солёных слёз от нахлынувших эмоций. Чонгук ждал, так надеялся и верил, но вот снова натыкается на тот же презрительный взгляд, тёплые руки вновь отталкивают.
— Да иди ты, Чон Чонгук!
Голова ударяется об пол. Гул в ушах и каша в голове. Воспоминания дня полгода назад и сегодняшнего смешались воедино и вновь, и вновь предстают перед глазами. Рука ощупывает затылок. Крови нет, только тупая боль. Но это быстро пройдёт, Чонгуку привык испытывать боль намного сильнее.
Он кое-как поднимается, невидящим взором окидывает людей вокруг и на негнущихся ногах медленно продвигается к спасительному коридору. Ему необходимо побыть одному, спрятаться от всех. Множество лиц вокруг. Все они Юнги. Все они как Юнги. Кривятся, отворачиваются и смеются над Чонгуком. А он бьётся как в силке, что-то говорит и тянет руки. И снова внутренности разъедает ледяным пламенем. Перебивает образ в голове, смешивается с ним, удваивает, возводит в степень. Уже не видно серого пола коридора, только холодный искажённый взгляд Юнги в искрящемся синевой огне и наступающие со всех сторон снежные стены, сжимающиеся вокруг, отгораживающие от внешнего мира, грозные и неумолимые. Инеем колет ладони, морозными иглами впивается в кожу. И заправляет всем снова Мин Юнги.
Чонгук доползает до ближайшей гримёрки. В темноте залезает с ногами в какое-то кресло в углу. Его трясёт, он кусает пальцы холодной руки в попытках сдержать крик. Прорываются лишь редкие всхлипы и скулёж. Больно. Морально больно, но настолько сильно, что страдания облачаются в физическую форму. Больно ощущать эту дрожь, больно нескончаемо думать о Юнги. Разрывает голову, сердце. Давит изнутри и сковывает снаружи.
***
— Где Чонгук? Не могу его найти, — спрашивает взволнованный Тэхён.
— Видел мельком его недавно у выхода на сцену. Что опять случилось? — говорит, недоумевая, Чимин, когда его останавливает рука на плече.
Тэхён только выдыхает тяжело и тащит друга к сцене. Не доходя, замирают, услышав всхлипы за неплотно закрытой дверью.
Полоса света разбавляет темноту комнаты, открывая спрятавшегося в ней от мира Чонгука. Чимин напрягается, подбегая к сжавшемуся младшему, обнимает крепко. Замечает, как пальцы отчаянно цепляются за ткань пиджака на его спине. Пак что-то шепчет успокаивающе, укачивая, как маленького ребёнка. Чуть отстраняет чужое лицо, придерживая за подбородок. Видит влажные, наверняка красные глаза. Тихо шепчущие дрожащие губы.
— Юнги… Снова… Был… Ушёл, — срывающимся голосом произносит Чонгук, и Чимин чувствует вновь пробравшую чужое тело дрожь. Не успевает проследить, как сжимаются кулаки находящегося рядом Тэхёна, как он негромко рычит сквозь зубы и решительным шагом удаляется за дверь.
Чонгук от резкого звука дёргается, сильнее вжимаясь в старшего. Слёзы оставляют мокрое пятно на ткани. Ему сейчас очень нужно что-то тёплое и безопасное. От Чимина пахнет знакомо и уютно, что бьющий озноб чуть отступает, позволяя вдыхать больше необходимого кислорода.
— Пойдём.
Чимин помогает подняться Чонгуку, поддерживая его. Хорошо, что они уже выступили, можно попросить отвезти их домой. Аккуратно продвигаясь к выходу, Пак свободной рукой набирает менеджера, прося забрать их. Он уже собирается звонить Тэхёну, как тот сам находит их. У него царапинами на лице и сбитые костяшки, но у Чимина нет времени с этим разбираться.
В машине они едут молча. Чонгук всё ещё молчит, закрываясь ото всех челкой. Дома они укладывают его спать и сами собираются уже покончить с этим днём, как раздаётся звонок.
— Алло. Это Чон Хосок. — доносится из динамика.
